Имперский человек, человек, встроенный в большие, высокого порядка социальные и государственные структуры, всегда менее конкурентоспособен в делах частных перед лицом человека общинного, немного архаичного, сбитого в тесные людские стаи, не очень умеющего делегировать отправление важных функций большим над-структурам, не способного доверяться большим цивилизационным общностям. Этот общинный человек умеет хорошо и согласованно драться, знает, что его прикроют свои, сородичи, причем вопреки всяческим законам и прочим высшим категориям. Общинный человек способен пребывать в состоянии войны со всем миром. Он не несёт на своих плечах огромный короб долгой и очень сложной цивилизации. Он не привык к сложнейшему и тончайшему разделению труда, которое возникает в больших государствах. Общинный человек многое необходимое умеет делать сам. И очень часто этот общинный человек переигрывает людей имперских, встроенных в супер-структуры.
Очень большая ошибка считать нас, бледнолицых и непуганых горожан, слабаками. Просто мы делегировали применение силы и защиту безопасности целому сонму структур – полиции, армии и прочим. И если эти структуры работают хорошо, ничто нам, имперским людям, не грозит. И даже больше. Имперский каток способен раздавить любые человечьи стаи, если они посмеют угрожать и своим улюлюканием разбудят лихо. Но когда большие структуры прогнивают, перестают работать, когда их поражает ржавчина аномальной коррупции и предательства, все мы, бледнолицые горожане, с обычными или очень странными профессиями, с чтением книг и смотрением кино, с покупками крафтовой еды в хипстоватых лавках или очень простых продуктов в сетевых магазинах шаговой доступности – все мы люди оказываемся беззащитными. Нам поначалу нечего противопоставить бандам дикарей с холодным и огнестрельным оружием. Если беспорядок, сбой в работе государственного механизма длится долго, нам, имперским людям, приходится вооружаться, сбиваться в стаи, учиться выживать, осваивать навыки тактического существования. Только мы тогда перестаем быть звукооператорами и зоотехниками, ландшафтными дизайнерами и сыроделами, и прочими, и прочими, и прочими. Так большие общности деградируют. Часто это происходит очень быстро. Сегодня нечто подобное может произойти, или есть высокая вероятность того, что это может произойти в Америке. А шесть лет назад такое случилось на Украине.
Кажется, только в последние два года на Украине стали всё отчетливее звучать слова осознания того, что было социальной природой второго майдана. Второй украинский майдан был, по сути, нашествием галичанских общинных людей, самых настоящих варваров на высокоорганизованный, еще дышавший пост-имперской инерцией, городской мир советской Украины. Это было самое настоящее нашествие варваров. Галичанский вирус социального упрощения, социальной деградации, нашел себе союзников в лице диковатых общинок футбольных фанатов, всяческих маргиналов и сумасшедших. В ситуации абсолютной коррумпированности, дезорганизованности и откровенной беспомощности и предательства государственных структур имперский человек оказался наедине с варварскими общностями.
Ранее довольно вольно и даже фривольно самовыражавшийся имперский горожанин вдруг обнаружил, что его могут безнаказанно и очень больно побить. Это в до-майданные времена ему противостояли большие и предсказуемые в своих реакциях структуры, которые все равно управляются какими-то процедурами. Иногда даже такого рода бодание с всесильной «системой» могло заинтересовать журналистов и некоторое число специфических институтов, и можно было сколотить неплохой символический и даже социальный капитал, который на двух шагах мог вполне неплохо монетизироваться. А сейчас ты будешь просто и тупо избит. По причине массовости это не станет событием. Тебя просто изобьют. А могут и убить. И это очень эффективно работает. И многие, очень многие, сложные, умеющие и имеющие что сказать люди замолкают. Потомучто быть избитым – это очень больно и неприятно. И даже стыдно. Особенно для мужчин. Стыдно перед собственным отражением в зеркале, детьми, женой и друзьями.
Вот несколько даже не размышлений, а наблюдений, вербальных кодификаций подсмотренного мною на Украине:
Мне кажется, мы не вопим, не орём о главном в цепи оранжевых революций ХХI века – от Белграда до Миннеаполиса. Их цель – не утверждение какого-либо ценностного порядка, не торжество каких-то идей и даже не только реализация какой-то геополитической стратегии. Оранжевая волна – это работа по глобальной аналитике, развалу больших общностей, больших государственных структур. Это глобальное сафари на большие государства, на сложные, многосоставные государственные образования. Это мистерия распада. Это спектакль социального упрощения, уплощения и деградации. Общинные млекопитающие набрасываются на динозавров успешных государственных проектов. И тут размер имеет значение. Хотя не только размер. Важна скорее сложность. Сложное не бывает без швов. Уязвимое место любого сложного – его составность. В этой связи, такого рода процессы можно ожидать в самых неожиданных местах. Хотя происходящее в Америке уже отучивает нас от способности удивляться. Обязательно будут валить больших: нас и Евросоюз, Китай и Америку, Индию и Бразилию, Египет и Турцию, Индонезию и прочие еще оставшиеся большие структуры, которых с каждым годом становится вс` меньше. Но будут валить и составных: многонациональных, федеративных, поликультурных, - всех тех, кто не обезопасит, не охранит свои швы и суставы. В такой картине мира сегодняшней, по сути, имперской Украине места нет. Она обязательно распадется. Это вопрос времени. Скорее всего ближайшего. И главным виновником этого будет не Россия, которая хочет чего-нибудь откусить, а именно Запад, заставляющий Украину упроститься до состояния одноклеточной этнократии. Если вдруг украинские элитки решатся поиграть в суверенитет, именно Запад будет главным расчленителем Украины. Готовы ли к таким вызовам все те, кто ожидают пришествия суверенного тренда в следующем году? Работа по атомизации мира будет последовательно вестись десятилетиями. Неустанно, неутомимо, системно. Это нужно понимать, и к этому нужно готовиться.
Мы наблюдаем складывание новой культуры городской гражданской войны. Это наше грядущее. Более того, как-то не очень замечено складывание эстетики городской гражданской войны. То, что выращивалось в маргинальных галерейных и других артистических пространствах очень быстро оборачивается эдакой визуальной аранжировкой гражданской войны. Граффити, паблик-арт, инсталляции, - всё это вдруг начинает работать по своему назначению. И даже для последствий этой гражданской войны придумана эстетика руин, распада, расчленения и деконструкции. Все уже готово.
Человека вытаскивают из тёплой ванной контекстности, включённости в большие, уютные, обросшие конвенциями и правилами, контексты. Теперь пост-государственный человек, ещё не забывший о цивилизационной сложности, оказывается один на один с огромным и таящим множество опасностей миром.
Сегодняшняя Украина очень напоминает по институционному дизайну средних размеров латиноамериканскую страну, в которой уже просто не находится институционного, медийного, интеллектуального ресурса для противостояния откровенной оруэлловщине, называнию белого черным и наоборот. Глубинный смысл латиноамериканской судьбы в редакции приснопамятной доктрины Монро – какая-то непоправимость социального зла, непобедимость зла, ежечасного торжества какой-то тупой и бесстыдной несправедливости, какой-то особенной незаконченности исторической драмы, институционализированность невозможности хэппи-энда, невозможность чиха хэппи-энда. В латиноамериканской безнадёге не хватает какого-то своего, внутреннего ресурса для победы добра, зато в достатке обреченности и предопределенности. Латиноамериканская по своей природе пост-майданная Украина обладает всем набором вышеприведенных качеств. Латиноамериканский привкус пост-майданного существования Украины определяется наличием поблизости двух гигантов и участием еще одного заокеанского. Сегодняшняя Украина просто обречена на тактическое существование. Украине предстоит существовать в режиме примирения со своей вечной виктимностью, геополитической жертвенностью. Если смотреть на ситуацию сугубо стилистически и эстетически, то на Украине теперь всегда будут бить хороших. Необходимость имитации истории будет прикрываться событийной инфляцией. А это значит, что на Украине постоянно будет что-либо случаться.
Вторичность и предопределённость украинской исторической судьбы красноречиво иллюстрируется тем, что на Украине ещё не созрел человеческий материал даже для такой банальности, как военный переворот, или ментовской, т.к. Украина – это всё-таки ментовская страна. Сегодняшняя Украина не нагуляла пассионарности и энергетики даже для банальной и водевильной хунты. Так что Украина находится только в начале зловещей исторической игры, в которой она всегда будет проигрывать. И все грядущие шаги несмышлёной и тупой украинскости уже просчитаны, и все карты уже заранее биты. И это потому, что Украина не осмыслила, не отрефлексировала одно очень важное – глубинную вторичность всего происходящего. Оба украинских майдана были до пошлости, до невозможности вторичны. Украина не смогла выработать иммунитет к вторичности. С Украиной, как в первый раз, случится всё самое предсказуемое, всё самое банальное и очевидное. Уже случается. И будет случаться. И я не стал бы объяснять все сугубой продажностью украинских элит. Просто украинские элиты очень слабы интеллектуально и институционально. Просто они глубоко провинциальны и невежественны. Просто их переиграли как детей. Так тоже бывает.
Я уже наблюдаю, как не только галицийское рогулье, но и более или менее образованные (по украинским меркам) население центральной и юго-восточной Украины начинает продуцировать душеспасительные мифы. Про грядущий новый технологический уклад, назревающую вынужденную суверенность украинского олигархата и более или менее крупного украинского бизнеса. И это очень грустно. Сегодня немногочисленные думающие украинцы, пребывая в ужасе от происходящего, начинают замещать реальность вымыслами. Так, как это происходит с некоторыми изнасилованными женщинами. Кстати, на теорию о латиноамериканизации сегодняшней Украины работает и гораздо большая, чем в России, религиозность украинцев. И не только западенского рогулья, но и жителей восточных регионов. И это понятно. Сегодняшним украинцам приходится уповать только на чудо, на потустороннее. И старушечья украинская религиозность очень рифмуется с латиноамериканским католицизмом, тоже очень ритуальным, народным, синкретическим, почти языческим.
Не все даже на Украине понимают, что второй майдан и события на Донбассе породили особенную касту людей, связанных особенной солидарностью. И неверно сводить эту общность к вороватым волонтерам, ставшим уже притчей во языцех. Опаленные этой солидарностью есть и в армии, и в системе МВД, и в здравоохранении, и в бюрократическом аппарате, и в логистике, и в других областях жизнедеятельности. Эти люди одержали свою придуманную, нафантазированную победу. Воображённую победу, порождённую воображением победу. И именно это хорошо спаянное сообщество будет тормозом для любой попытки развития Украины.
Необходимо признать, что сегодня происходит, в некотором роде, противостояние воображений. Реальность стремится поскорее воплотить невообразимое. Мы стремительно исчерпываем свою способность воображать. Сегодня происходит гонка воображений. Просто необходимо учиться геополитическому и событийному воображению. А еще просто необходимо ранжировать противоборствующие стороны по их решимости в деле воображения. Пора уже вводить индекс решимости элит и целых стран. Откуда берётся энергетика элитарной решимости. И здесь не нужно нивелировать проблему, используя пресловутую пассионарность. Здесь что-то другое. Решимость вполне можно пробуждать и приглушать, подпитывать, конструировать и проектировать. Необходимо только понять, как выстроить гуманитарную энергетическую отрасль, отрасль по генерации, распределению и доставке элитарной решимости. Это очень важно сегодня.
Забавная ситуация! С одной стороны, кормовая база на сегодняшней Украине стремительно сокращается. Страна стремительно беднеет. Уже очень мало перепадает даже столичной сфере услуг. Падает достаток в ещё какой-никакой индустрии. Но вполне здравствует то, что можно назвать экзистенциальными рынками, экзистенциальной экономикой. Некоторые называют их ещё альтернативной экономикой. Эти экзистенциальные рынки, или даже рынки экзистенции, всегда балансируют на грани жизни и смерти. Там чуть более насыщенные мотивации и расплаты. Это очень многослойный коррупционный рынок Украины с его лихими и дерзкими скрутками НДС и прочим. Это рынки контрабанды, наркоторговли и прочего подобного. И это рынок уличной гражданской войны. Не самый, кстати, малый по оборотам. На этом рынке не такие уж большие ставки. Вся эта уличная шушера стоит даже по украинским меркам очень дёшево. Кстати, есть и еще один рынок – грантоедский. И это тоже экзистенциальный, лихой и заметный рынок. И есть ещё рынок электоральный. Он, кстати, весьма капиталоёмкий. Просто удивительно, как много на сегодняшней Украине всего разного левого! Сколь мало Украина занимается собственно делом. На Украине существует какая-то избыточная монетизация ненужного, того, что осуществляется обычно само собой. На Украине сформировался полноценный рынок самоуничтожения. Он очень здоров придуман и продуман. Его акторами являются старухи-десятницы на всевозможных выборах, вороватые олигархи, туповатые и легко манипулируемые журналисты и прочие. На этом рынке всё хорошо с ликвидностью.
По событийному дизайну, по тому, что заваривается на улицах украинских городов, или по тому, что может завариться, сегодняшняя Украина напоминает еще и Веймарскую республику. Не хватает только Великой депрессии и очередной волны гиперинфляции. Впрочем все эти игры в исторические аналогии – пустое. На Украине будет что-то другое, более вторичное и банальное, и менее героическое. Пора украинцам отучиваться примерять на селюковское убожество яркие одежды исторических аналогий.
Когда бьют по лицу, наши интеллигенты становятся какими-то другими. Интересное наблюдение – на Украине гораздо меньше, чем в России, этой вальяжной, на пафосе, не битой городской либеральной интеллигенции. Украинская либерда, и прежде всего столичная, какая-то другая, иная. Та, которая кормится на гранты и вписана в многочисленные институты, уже давно при деле и превратилась в грантоедскую челядь. Нет-нет, она такая же безмозглая и тупая, как наша, но она облечена полномочиями, она неутомимо валит страну, подтачивает её. Та, что варится в исчезающе малых пятнышках креативной экономики, уже вписана в жуткие и жестокие пан-холопские отношения, она просто глубинно, в геноме своем уже чудовищно архаична. Поэтому наша либерда ещё пока более наивна и даже невинна, на самом деле. Она ещё не бита. Она ещё испытывает иллюзии на предмет собственного места. Рудименты же советской интеллигенции в разных ее качествах уже биты, уже пороты. Понятливые подсажены на объедки с барского стола всеукраинского погрома, или загнаны в чудовищную нищету, или вытеснены в соседние страны. Украина – пример поротой, битой, за копейки проданной и перепроданной, русской интеллигенции, которая уже загнана под шконку или поближе к параше. Там уже не забалуешь так, как это возможно в сегодняшней и всё ещё имперской России. На Украине эта допотопная русская интеллигенция уже лишилась своей пустой и ни на чем не основанной спеси. Сам уклад украинской жизни очень быстро обломал все эти интеллигентские понты. И это очень жалкое зрелище. И даже немного жалко этих никчёмных, но способных плодить жуткие беды, людей. И ничему они не научатся, даже наблюдая жуткий и жутко пошлый украинский опыт.
То, что сейчас строится в глобальных масштабах, можно назвать пневмо-либерализмом. Огромный пресс небыстро, хотя в последнее время всё быстрее, неумолимо движется к цели, но этому процессу, этому пневмоустройству либерального фашизма, просто необходима герметика, герметичность. Движению и работе многотонного и неумолимого пневмо-пресса может помешать небольшая дырочка. Тому, что сейчас пытаются осуществить либеральные глобалисты, может помешать даже очень малое. Даже столь малое, как постсоветская Россия (улыбка). Мне кажется, что у нас не совсем понимают природу претензий западных элит к Russia Today и панического ужаса перед лицом кремлёвских ботов. Нам-то кажется, что ничего страшного в этих ресурсах нет, но в ситуации пневмо-либерализма на сегодняшнем Западе сегодня осуществляется нечто буквально геббельсовских масштабов и амбициозности. Задействованы огромные ресурсы. И нельзя допустить, чтобы что-либо могло разгерметизировать эту пневмо-конструкцию. А западная публика ведь уже очень простроена, очень управляема медийным мейнстримом. Они же там, на Западе, уже как управляемые зайчики. Меня хорошо поймут те, у кого есть в числе соцсетевых комментаторов настоящие иностранцы. Не наши цивилизационно травмированные эмигранты, а самые настоящие иностранцы. Они совершенно не такие как мы. Очень многие уже не способны к абстрагированию, к ёрничеству. У них какие-то почти детские констатирующие комментарии, которые как бы пересказывают увиденное, причем в них чувствуются отчётливо нотки эдакого вопрошания у высшей инстанции – «всё ли я правильно сделал?». Это соцсетевые русские и пост-советские – настоящие гавроши, живучие и битые, циничные и графоманствующие тараканы. Нас уже гораздо сложнее развести. Тоже можно, но всё-таки нужно уже постараться. Пневмолиберализм на Украине же действует неумолимо и очень эффективно. Причем этот механизм, как Нео из «Матрицы», оторвался от зависимости от законов физики и механики. Он менее уязвим для разгерметизирующих прорех. Герметичность украинскому либеральному прессу обеспечивает потрясающе круто выстроенная и хорошо управляемая инфраструктура молчания и безмолвия, медийного игнора, медийного безмолвия.
Вообще эта украинская декомпозиция наших имперских сложностей крайне интересное и захватывающее зрелище. В этом Украина – это чудовищно, жутко, невозможно и невероятно про нас. Про возможных нас. Про то возможное, что может случиться с нами.
А с Украиной уже всё. Не пронесёт. Не устаканится. Не перемелется. И жизнь не возьмёт свое. Не обойдётся. Не срастётся. Не сойдёт на нет. За украинцев взялись очень крепко и по-настоящему.
