Учитель и система

Так все это происходит потому, что министры, родители, учителя, ученики не знают, что в 1976 г.капитализм погиб, и не могут правильно ориентироваться в жизни. Они не понимают элементарное: когда, после отмены золотопаритетности денег, выпуск денег изменился, капиталисты перестали получать выпускаемые незолотопаритетные деньги, превращенную прибавочную стоимость, и исчезли.
В этих условиях вызывает удивление, что кто-то может осваивать программу начальной школы.
Как, скажите, можно нормально жить, если не знаешь, кто и как тебя эксплуатирует?
И чему Вы, Никонов, могли там научить детей? Математике? Зачем? Им это в жизни не нужно. Они не станут математиками. Они станут ворьем (фглонистами) или обворовываемыми фглонистами.

Тем не менее, позволю и себе вспомнить свою школу.
Детство мое прошло в маленьком белорусском городе Слуцке. В школе № 10 (город после войны обезлюдел, в нем осталось всего три школы, но сохранилась их довоенная нумерация), где я учился, уже к пятому классу уверились, что если я и не бандит еще, то уж законченный хулиган, оболтус и разгильдяй точно. Да я и сам был с этим абсолютно согласен.
Каждый год мать уговаривала учителей перевести меня в другой класс. А мне хоть трава не расти. Рыбалка, ягоды, грибы. По ночам – рейды по садам. Драка и прочее хулиганство – простое и привычное. Ботинки – только в мороз. Тройка – предел мечтаний. Последняя четверка – в первом классе.
В восьмом классе у нас полностью сменились учителя. Математику стал вести Александр Андреевич Жибуртович, мощный, серьезный такой дядька. И вот я с величайшим изумлением увидел у себя в тетради пятерку за первое же домашнее задание. В тетрадке грязь, масса исправлений – и моих и, красными чернилами, учителя. И пятерка?!
Неужто Жибуртовичу неизвестно, что я считаюсь хулиганом и неисправимым двоечником?
И я решил подыграть ему. Захотелось раз в жизни походить в отличниках. Был уверен – долго не продержусь, но попробовать-то стоило.
Для этого мне нужно было хоть что-то узнать о математике. Она казалась мне непостижимой из-за одной лишь тайны ее языка. Я достал все книги по математике, какие только можно было найти в провинциальном городке разоренной войной Белоруссии, и начал вбивать в себя представление об этой науке. Мне было все равно, что читать: учебники, от школьных до вузовских, исторические описания математических открытий, биографии великих математиков.
И вот большая масса книг и всесторонний охват проблемы позволили мне выработать начала той методики, которую я потом стал называть «объемным чтением», и которая позволила мне, самонадеянно считаю, интересно прожить свою жизнь.
Во-первых, я научился читать не просто быстро, но объемно. Переходя от одной книге к другой, видеть сразу всю страницу, узнавать уже прочитанное и понятое мной, замечать отличия в изложении знакомой темы и следить за ее развитием. Я приучил себя видеть страницу в объеме проблемы, отдельную тему – в объеме общей задачи. И понял причину своих прежних неудач. Раньше я, мучая отдельную задачку, не пытался увязать ее элементы ни друг с дружкой, ни со всей прочей математикой.
Во-вторых, вдруг выяснилось, что это работает не только с математикой. Я научился быстро ориентироваться в любом вопросе. Такой же подход начал применять к любой проблеме, к системам проблем.
Но, главное, я осознал, что сам могу создавать свою жизнь.
Четверок я больше по математике не получал, если только это не было мне зачем-нибудь нужно. За исключением одного случая.

***

Время было послевоенное, голодное. На всей нашей улице только у меня отец вернулся с войны – израненый, зато живой. Сиротство, бандитизм, нищета – но сегодняшней безысходности не было и в помине. Люди знали, что если дотянут до первой крапивы, то будут жить. Всё держалось на женщинах. Мать работала как вол, поэтому выживали. Наш сарай с домашней живностью выходил задней стенкой прямо на главную площадь города, из-за чего постоянно случались скандалы с властями и респектабельными соседями.
В общем, неудивительно, что необыкновенный мой математический успех кое-кто решил связать с заколотым матерью кабанчиком. Неудивительно, но нелепо! Осмелился бы кто дать взятку Жибуртовичу! Ударом кулака он и быка мог свалить. Но появились официальные возмущенные заявления, и начальство решило разобраться. Всю жизнь с двойки на тройку, а тут вдруг отличник.
В наш класс на урок математики внезапно пришли начальники ГОРОНО и почти все учителя математики города. Жибуртович уселся среди них. А к доске вышел директор школы Сергей Федорович Рубанов, тоже математик. Будущий Народный учитель и Герой Социалистического труда. Благодаря его усилиям уровень обучения в нашей провинциальной школе был настолько высок, что ежегодно 90-95 процентов выпускников поступали в высшие учебные заведения. Его имя носит сегодня школа № 10 в Слуцке.
Сергей Федорович считал себя ответственным за поступление своих учеников в ВУЗы. И он год за годом доказывал, что каждый ученик средней школы способен подготовиться к получению высшего образования. И это в глухой, разоренной войной провинции, где многие, в том числе и сам Рубанов с семьей и родителями, все еще жили в землянках, где все плохо питались и одевались, где не хватало самого необходимого.
Сергей Федорович создал в школе удивительный коллектив преподавателей, в котором каждый учитель был выдающейся личностью. Почти все они светились каким-то благодатным, преобразовывающим нас светом. Вот, к примеру, учитель физкультуры Макаревич Степан Иванович не только научил нас бегать, прыгать, играть в футбол, баскетбол и волейбол, но и растил нас здоровыми, приучая жить в движении и развитии. Он убрал нас с улицы в спортзалы и спортивные секции. Он построил нашими руками спортзал и мастерскую для трудового обучения. Он отслеживал каждого из нас, загружая всякими задачами и проблемами, приучая к самостоятельному их решению. Все мы постоянно что-то мастерили у Макаревича. Я, например, был у него штатным изобретателем велотренажеров.
Каждый учитель был свободен в своем творчестве обучения и воспитания, но и каждый ученик был обязан подходить творчески к своему обучению, оставаясь свободным в этом творчестве.
Сегодня, при нынешнем образовательно-воспитательном убожестве, может показаться, что мы были какими-то инопланетянами. И впору бы с этим согласился, не знай я доподлинно, что земляне не имели никаких контактов с пришельцами, а то бы те нас давно научили правильной жизни.
Главный секрет школы был прост и заключался в том, что Сергей Федорович относился к обучению, как к чуду, считал учителей и учеников чудотворцами, относился к ним с величайшим уважением и почтением.
Заставить Сергея Федоровича расстаться даже с очевидно профнепригодным учителем было почти невозможно. Мне известен только один такой случай.
В третьем классе у нас появилась новая учительница. Она всегда приходила на уроки пьяная, сразу же вызывала к доске Лину Хотенко и говорила ей одно слово: «Пой!» И худенькая Лина тоненьким голоском начинала петь: «Восемнадцать ранений хирург насчитал, две пули засели глубоко …»
А учительница принималась рыдать, уткнувшись лицом в свои руки. Иногда затихала. Но если Лина тогда переставала петь, думая, что учительница уснула, та тут же вскидывала голову и приказывала: «Пой!»
Все остальные ученики в классе занимались, чем хотели. Я вот был давним, еще с дошкольных времен, поклонником Лины, за что она, бедняжка, немало от меня натерпелась, и поэтому слушал ее пение с восхищением.
Конечно, всем нам было жалко учительницу. Но все мы привыкли видеть изломанные войной судьбы людей. Здесь для нас не было чего-то необыкновенного. Необыкновенным было бы, найдись в Белоруссии человек, которого не опалила война.
Через пару недель весь город заходил ходуном: «Дети ведь не обучаются?!» Но Сергей Федорович еще долго держался. А когда он все-таки уволил учительницу, мне казалось, что боль, которую он испытывает, можно потрогать руками.

***

При всем при этом, дисциплина в школе была жесточайшая.
Думаю, что наша дисциплинированность происходила из того, что Сергей Федорович, добрый внутри, никогда не нарушавший воли коллектива, старался выглядеть строгим и бескомпромиссным. Его побаивались. Но я, как законченный нахал, всегда был с ним запанибрата. О степени моего нахальства можно судить по тому факту, что однажды, поспорив с приятелями, я угнал у цыган лошадь. Покатался часа четыре по лесным дорогам и вернул. Правда, потом долго дрожал от пережитого страха. С конокрадами у нас не церемонились. Но и я меньше всего мечтал отвечать Рубанову.
А тут он неожиданно вызывает меня к доске и перед столь представительной аудиторией весь урок, от звонка до звонка, гоняет по теории математики и заставляет решать задачи и примеры. Выставляет четверку.
Не могу сказать, почему четверку, а не пять. Рубанов проводил тот урок-экзамен очень жестко. Только я разойдусь, как он обрывал мои ответы на середине, переходил из одного раздела математики в другой, из алгебры в геометрию и обратно. Глаза у него горели, он весь был в каком-то поиске, но когда я начинал проявлять недовольство (происходящее было сумбурно и непонятно), он становился необычайно мягок и успокаивал меня.
Значит, были шероховатости. Значит, где-то недоработал. Значит, еще не дотянул до пятерок, которые мне ставил Жибуртович. Но это Жибуртович мог экспериментировать, Рубанов такого себе не позволял. Он был принципиально точен во всем. Вся школа держалась на этом. И та оценка, которую у него имел ученик, всегда была заслуженной.
Наверное, бывало, что и Рубанов ошибался. Но мне об этом ничего не известно. Зато мне известно множество справедливых решений Рубанова, в том числе и по разрешению споров учеников с учителями. Вот скажет что-то Рубанов – и всем всё ясно. Рубанов не допускал недосказанностей, неясностей, никогда не «темнил». И я бы мог тогда выяснить, почему он поставил четверку, и надо было бы выяснить, но сил у меня уже не было. Попробуйте, поотвечайте в тринадцать лет директору школы сорок пять минут подряд, ни с того, ни с сего. Уверен, что мало кто из моих одноклассников-отличников, потянул бы там и на тройку.
После того урока все начали меня поздравлять и говорить, что я наконец-то взялся за ум. Я же только хмыкал. Я и раньше брался за ум по десять раз на дню. Но только теперь понял, что надо еще и знать, как браться. И, конечно, ничего не получилось бы без Жибуртовича, давшего мне шанс выбраться из хулиганов и конокрадов. Только спустя годы я узнал, что был одним из многих, пойманных Жибуртовичем на хитрый трюк с незаслуженной пятеркой.
Вскоре после того случая директор отвел меня на переменке в сторону и спросил, не хочу ли я исправить тройку по конституции, которую мне поставили в прошлом году и которая пошла в аттестат. Увидел, думаю, кандидата в медалисты.
Но я только отрицательно помотал головой, вспомнив, как и ему, и мне досталась эта тройка. Он вызывал меня в свой кабинет, одного и с родителями, даже исключал из школы на три дня приказом по школе. Кстати, очень действенное средство, хоть я и старался не подать виду, что переживаю. Все в школе, а ты, горемыка, болтаешься неприкаянным, обдумывая свое тяжкое житье.

Добрый день! Вы вспоминаете свою школу и УЧИТЕЛЯ, даже коллектив учителей, которые к Вам отнеслись внимательно, с соучастием. Это и был главный "секрет" русской школы! И никакие передовые методики и суперсовременное оборудование не заменит вот этого соучастия взрослого человека в жизни человека юного. Школа - возделывание человеческого в человеке в первую очередь.Без этого в школе исчезает душа и она превращается просто в здание, а чаще в ненавистное место из которого дети рвутся. Впервые в своей жизни я столкнулся в Химках, когда выпускники пришли и побили все стекла в своей школе после выпускного. До этого только в фильме Рязанова "Дорогая Елена Сергеевна" 1988 года. Но тогда мне казалось , что фильм абсолютно выдуман, не могут уже практически взрослые люди глумиться над своей школьной учительницей.

Думаю, описанное правомерно не только для школы... так же НАВСЕГДА утрачена преемственность традиций, замещены на лубочные картинки отчетности и разменяны на деньги, - здравоохранение, высшее образование. Да что там сферы обучения и охраны здоровья, когда нет и уже не восстановить основ русского отношения к СЕМЬЕ и ТРУДУ? Утрачена СУТЬ социального существования. У такого народа не может быть будущего. Похоже, мы здесь не одиноки: тренд общемировой.

Направим УЖЕ выпускаемые деньги в России в бюджет РФ и войдем в коммунизм, где все наладится.

К сожалению нынешняя политика направлена именно на разрушение всякого коллективизма во славу индивидуализма. Покушаются на все коллективы, даже на семью - смотри материал рядом. Так что коллективу учительскому трудно существовать

"Самым страшным было то, что за несколько лет до Колмогоровской реформы от средней школы не для всех с ежегодным экзаменационным контролем и оставлением на второй год перешли к облигатному среднему образованию, одновременно запретив двойки и второгодничество... Ведь ни царская гимназия, ни сталинская десятилетка не были школами для в_с_е_х."
https://nikola-borisov.livejournal.com/108268.html

"Второгодничество – зло. Но искать ему альтернативу в выставлении оценок по принципу «три ставим, два в уме» - зло ещё большее. Безнаказанность развращает, абсолютная безнаказанность развращает абсолютно. Тем не менее, к 1970 году с второгодничеством практически «было покончено». Особо упрямых учителей уже начали шантажировать фразой «нет плохих учеников, есть плохие учителя». А ученики всё больше привыкали к тому, что «3» всё равно поставят.

Первые звоночки такой политики прозвенели ещё в 1961 году. Так 16 марта и 13 апреля 1961 г. секция средней школы Московского математического общества посвятила этим «звоночкам» два заседания. «Некоторые из выступавших (проф. Гуревич Г. Б., проф. Ефремович В. А., Арцис А. И., Халамайзер А. Я.) были едины в мнении, что отмена переводных экзаменов в школе — неверный шаг. Экзамены — это повторение всего материала, дающее возможность учащимся представить себе дисциплину в целом».
«Тов. Семушин А. Д. поделился результатами проведенного Академией педагогических наук РСФСР изучения уровня знаний учащихся. Несмотря на облегчение текстов контрольных работ по сравнению с 1960 годом, число неверных решений увеличилось».
«Заместитель Министра Просвещения РСФСР А. И. Маркушевич признал важность затронутых в дискуссии вопросов и отметил, что Министерство озабочено ухудшением знаний учащихся по математике».

А в 1968 году журнал «Математика в школе» уже пишет:
«Повсеместно наблюдается рост удельного веса удовлетворительных оценок. Кроме того, текущие оценки успеваемости учащихся оказывались, как правило, более высокими, чем оценки, полученные этими же учениками при выполнении контрольных работ. Тревожным фактом является наметившееся снижение уровня навыков учащихся восьмилетней школы в производстве арифметических вычислений, в выполнении тождественных преобразований».

А ведь новую программу ещё не ввели! И среднее образование ещё не всеобщее, а всего 80%."
http://vis1952.diary.ru

Vladimir
Barakhnin
31 марта 2019 в 20:49 ....
Первые звоночки такой политики прозвенели ещё в 1961 году. Так 16 марта и 13 апреля 1961 г. секция средней школы Московского математического общества посвятила этим «звоночкам» два заседания. «Некоторые из выступавших (проф. Гуревич Г. Б., проф. Ефремович В. А., Арцис А. И., Халамайзер А. Я.) были едины в мнении, что отмена переводных экзаменов в школе — неверный шаг.
============================================
Еще один болтун. Причем, посмотрите на фамилии.
Вина во второгодничестве, лежала и лежит только на идиотах преподавателях.
Я был завекдующим учебным сектором в семиидесятые годы прошлого века в школе №20 г. Северодвинска. Собирался расширенный педсовет, когда представляли ученика к отсчислению: представители гороно, учителя, родители ученика, родительский комитет школы. И учитель (учительница) докладывала свои соображения, почему учиткль не может освоить предмет. После этого, я начинал опрашивать ученика с первых классов. И всем становилось видно, как ученик успевал хорошо в первых классах, когда все они были отличниками или почти отличниками. Потом, ему вдруг становилась непонятной какая-то мелочь. без понимания которой он (она) конечно не мог идти дальше в освоени предмета. Понятно, что вопрос теперь ставился к учителю (учительнице), который не увидел этуц погрешность и не устранил ее. Ни одного ученика, пока я был в той школе, не было отчислено или оставлено на второй год.
Болваны и негодяи, это учителя, а не дети. В том числе и сегодня, в основном, потому что не понимают гибель капитализма и необходимость входа в коммунизм.

А на старом фото у учителей тоже подавленное выражение лиц. Посмотрите на сегодняшних учителей, на их лица. Та же безысходность!

Это фото 1922 года .В центре мой прадед, Номофилов Сильвестр Васильевич. И это очень тяжелое время. Это не просто школа, это интернат для беспризорниковв Нижнем Тагиле, куда собирали сирот , скитающихся по железнодорожным вокзалам, попрошаек. Около прадеда сидит мальчик, Тимфей Щербаков. Так вот они его усыновили. Тогда безысходность была от тяжелейшего быта. Отчего сейчас у учителей безысходность? Идут на сделку с совестью постоянно - вот и весь ответ.