Сейчас, когда жизнь на воле все больше напоминает распорядок колонии строгого режима, уместно обратиться к опыту ее обитателей и попытаться понять - как получается у них, столь разных во всем, сохранять мирные взаимоотношения и избегать многих социальных болезней, которыми заражено наше общество. И результат ли это государственного контроля или государство тут не имеет совершенно никакого значения.
В тюрьме я встречал много таких людей, каких никогда не увидишь на воле. А если и увидишь, то не поймешь, поскольку террорист или профессиональный убийца только в дешевом кино отличается внешне от обывателя. Здесь очень полярное общество. И с точки зрения разницы в культуре, и в плане привычек, и в смысле разнообразия уголовных статей и, уж конечно, по вероисповеданию. Разумеется, есть и представители радикального ислама. Если выбирать между наркоманом и террористом, то мне, безусловно, понятнее второй тип, поскольку я уважаю людей идеи. Неважно, что эта идейность может быть совершенно противоположна моей. Встречаясь с подобными людьми, я частенько устраивал споры на тему религии. И с удивлением обнаружил, что многие верующие крайне поверхностно знают собственную религию. Однако попадались и исключительно интересные собеседники. С одним даже как-то договорились до того, что он стал называть меня Сейфулла - Меч Аллаха. В шутку, конечно. Поскольку я вывел ему из его же слов, что зло, совершённое мной, могло произойти лишь по воле Бога.
Тюрьма – это, конечно, более жестокий мир, нежели тот, что за забором. Однако он и справедливее во многом. Так, в частности, здесь практически нет столкновений между представителями различных конфессий или национальностей, которые сейчас стали очень острой проблемой так называемого свободного общества. Этому есть серьезная причина. Неписаные правила преступного мира или, как их ещё называют, воровской закон, жестко пресекают любые попытки установить неравенство по национальному или религиозному признаку.
При этом тюремный мир только внешне разделен высокими стенами и заборами. Информация передается тут очень быстро, и каждый знает, что допусти он какой-то беспредел сегодня - завтра вполне может пойти на этап, и спрос за проступок может быть очень жестоким. Сила тут не поможет и будь ты даже Брюс Ли, всегда обнаружится кто-то сильнее. Поэтому тюрьма - место скорее для дипломатии, а не для драк и кровавых разборок. Хотя и они, безусловно, случаются. В тюрьме побеждает скорее умный и твердый духом, нежели обладатель тяжелых кулаков и крепких бицепсов. В отличие от свободы, атмосфера в тюрьме в целом демократичнее. Связано ли это с общей для
всех арестантов бедой или просто является необходимым условием консолидации в противостоянии обстоятельствам и системе? Скорее всего, и то и другое.
И правила преступного мира в тюрьме справедливее государственных, хотя бы потому, что родились они в естестве беды, а не высосаны из пальца в тиши кабинета. Кстати, в них существует положение, по которому спрашивают только за поступки и
никогда за образ жизни! То есть ты можешь быть красным или вообще кем угодно, но если от тебя нет вреда, никто не может тебя наказать за это. А государство уже докатилось до наказуемости мыслепреступлений! Если тюрьма находится под влиянием зеков, то, как я уже говорил, воровские законы не допускают никаких распрей между арестантами на религиозной или национальной основе. Это совершенно исключено и за провокацию таких стычек или унижение по подобным признакам будет очень жесткий спрос.
Если тюрьма или лагерь находятся под контролем администрации, то тут все зависит от того, на кого она делает ставку среди заключенных. Поскольку кавказцы гораздо дружнее русских, то даже малым числом они представляют определенную силу. И если власти смотрят на все их поступки снисходительно, действительно, может возникнуть некоторое угнетение по национальному или религиозному признаку. Но и то, как правило, неявно. Скажем, «пиковые», то есть кавказцы, имеют в такой ситуации больше реальных возможностей и их двигают на должности и положение - на посты различных смотрящих.
Что касается психологии межнациональных отношений, кавказцы в абсолютном своем большинстве действуют инстинктивно и четко чувствуют – с кем и что можно и до какого предела. Если им попадается действительно серьёзный человек в этих местах, то после некоторых косвенных проверок они стараются привлечь его на свою сторону.
Что будет в случае столкновения с ними русского с сильным характером, чем закончится конфликт? Трудно сказать. Там тоже сильных хватает. Но русский почти на сто процентов останется один, а они станут действовать сообща…
В последнее время очень большое значение стал иметь достаток, зеки, имеющие деньги и связи на свободе, стали тут больше значить. В конце девяностых такого ещё не было.
Очень многое попросту продаётся, и порой старые понятия пытаются игнорировать. Опять же, до известной меры.
Кстати, я вспоминаю тут такие детали из прошлой жизни. В Питере, где в девяностые правили бал бандиты, «пиковые» вели себя не в пример скромнее, нежели в той же Москве, где за спиной у группировок гораздо очевиднее стояли коррумпированные чиновники. На мой взгляд, тут есть какая-то закономерность. Кавказцы гораздо проще идут на сделки. Давать взятки, например, часть их менталитета. У русских таких привычек поменьше. Естественно, что власти удобнее первые. Здесь кроется и причина того, что за решеткой частенько верховодят выходцы с Кавказа.
Радикальный ислам – слишком серьезная проблема для России, чтобы ее можно было решить каким-то одним способом. Эта религия появилась лет на 600 позже христианства, точнее - на 620 - именно тогда, как мне помнится, были написаны первые хадисы. Таким образом, мусульмане сейчас на той стадии понимания мира и своего места в нем, на каком христианские страны находились в XIII-XIVвеке. Религия также имеет свои периоды развития. Раннее Средневековье - невеселое время, согласитесь! Даже самые умные из мусульман все равно связаны этим менталитетом. Между нами и сторонниками ислама не просто есть трения на почве религии. Это столкновение двух совершенно разных миров, один из которых размяк в своей толерантности, а другой ведет себя с напором индейца.
Нужно качественное изменение общества в целом. Изменение его политической системы. Если мы даже потеряем Кавказ, это всё равно ничего не решит, поскольку масса его уроженцев уже живут среди нас и адаптируются к российским реалиям гораздо лучше титульной нации. В минимуме нужно хотя бы запретить массовые религиозные сборища в общественных местах, любую религиозную пропаганду и резко ограничить приезд мигрантов-мусульман в Россию. И, конечно, необходима консолидация русского народа на национальной идее. Христианство в современной трактовке тут не поможет - слишком толерантное и не агрессивное. Национализм - вот, что действительно страшно для сторонников преобразования России в Халифат.
Иногда я читаю, как проблему предлагают решить с помощью казачества - создания казачьих патрулей, вооружения казаков, проживающих на Юге России. Прежде всего, следует определиться, что казаков, в частности терских, за XX век практически всех уничтожили. Настоящих осталось настолько мало, что говорить о каких-то там патрулях, войсках и прочем, попросту не приходится. Казаки действительно знали, как решать проблемы с Кавказом, так как жили на линиях и на Тереке не одно столетие. Мне хорошо известна эта история, поскольку я сам по крови являюсь донским казаком. Сейчас же, по большей части, в реестр берут кого попало. Именно государство создало эти потешные полки, не желая признавать геноцид нашего народа, и не предоставляя ему возможности возродиться в старых традициях.
Что касается запомнившихся людей из исламской среды. Один из моих сокамерников до ареста был очень известным имамом, судьей шариата - кади и даже исламским ученым.
Умнейший человек, получивший образование за рубежом и эрудированный не только в вопросах веры. Очень воспитан, никогда голоса не повысит, грубого слова не скажет.
Меня тогда перевезли из одной тюрьмы в другую и там, с целью так называемой оперативной разработки, под меня собрали камеру. Ну то есть всех оттуда убрали и по новой набрали. Камера маленькая, на 12 человек. Сидят только три «мыши» оперские, этот мусульманин и я. Только зашел, сразу все понял. Мест в тюрьме не хватает, битком набита, а тут полупустая камера! Его я не сразу и заметил, как раз было время намаза, и он молился в углу на кровати. Потом только. Стали общаться, и было интересно! Всегда интересно, когда человек глубоко что-то знает. Именно от него я узнал,
что джихад совершенно не обязательно война. Это и духовное самосовершенствование на пути Аллаха, борьба с собственными недостатками в исламском смысле. Там, в тюрьме, по крайней мере, я не увидел ни малейших следов агрессии. Хотя готовность умереть за веру у него, безусловно, была. Надо сказать, что вопрос с Чечней и Северным Кавказом очень сложен. В отличие от русских, горцы очень хорошо помнят историю кавказских войн XIX века. У них есть старики, которые устно передают законы адата и историю рода, где Россия изначально предстаёт агрессором. Корни наших сегодняшних проблем в XIX веке и последующих временах. Прочитайте хотя бы «Хаджи-Мурат», и все станет ясно...
Уверены ли исламисты в победе? Конечно, на все сто. Ведь в основании их уверенности лежит вера, не допускающая сомнений. Создать Халифат от моря до моря - вот их мечта. И самое страшное то, что многие из них не понимают даже самого Корана, смешав его с языческими предрассудками. Из таких и появляются неадекватные типы на улицах наших городов. Но есть очень большая разница между традиционным исламом и его ветками типа ваххабизма. У меня здесь есть приятель, который был в плену у традиционных приверженцев Ислама и он о них ничего плохого не говорил. Однако к ним приезжали и другие чеченцы, которые хотели купить пленных для каких-то своих целей. Показательно то, что их даже не пустили в лагерь. Причем только потому, что они курили. И пленных пальцем трогать запрещали, поскольку их пророк написал в правилах ведения войны, что над пленными нельзя издеваться. Но такое отношение было только к срочникам, не по своей воле попавшим на войну. С контрактниками поступали иначе.
Кстати, я сидел также ещё и с одним из обвиняемых по громкому убийству российских контрактников, которое освещали по ТВ. Возможно, вы помните дело Тракториста Темирбулатова, который под видеозапись расстрелял троих пленных русских солдат по приговору суда шариата? Так вот, на самом деле солдат этих было четверо. Я читал материалы дела и знаю все точно. Четверо солдат, служивших по контракту, были захвачены в плен вместе с автомашиной «Урал», на которой они ехали. В кузове были обнаружены неотправленные письма солдат, почтовый мешок, который чеченцы внимательно изучили. Среди писем оказались такие, в которых недальновидно были описаны жестокие поступки их авторов на территории Чечни. Пленных отдали суду шариата и письма сыграли негативную роль – солдат приговорили к смерти. Троих забрал Темирбулатов, который как раз проходил со своим отрядом через село, и расстрелял. При этом казнь снимал на видео оператор чеченской хроники Белоев, кассеты которого, попав впоследствии в ФСБ, и дали ход тому делу.
Четвертый солдат стал просить сохранить ему жизнь и обещал отремонтировать поврежденный при захвате «Урал». Через несколько дней и этого казнили. Охранял перед расстрелом пленного и потом стрелял в уже умирающего, в том числе, некто Хасанов, с которым я потом и сидел. Вел он себя, как настоящий дикий и хищный зверёк. Почти неграмотный, верящий во всякие предрассудки. На всех вокруг смотрел, как на врагов. До того, как попасть в плен, он вёл совершенно животный образ жизни и прятался от зачисток среди трупов в уничтоженном армией селе. Надо сказать, что охранники в тюрьме били его едва ли не каждый день и причины озлобленности были вполне понятны. Но однажды избиение было особенно жестоким. И я за него вступился. Тогда меня увели в кабинет и показали дело чеченца: «Ты офицер, а он резал наших солдат, его нужно тут раздавить». Я им ответил, что убить могу лишь в бою, а офицер - не значит палач. Если уж взяли человека в плен и оставили жизнь, да ещё и 15 лет дали, то бить не имеете права, дважды за одно не наказывают! Но вот я что скажу, Хасанов этот был настоящий фанатик и очень крепкой воли человек. Он даже не проронил ни звука, когда его били. Упал только, когда потерял сознание. В камере вряд ли кто мог справиться с ним один на один. Хотя он был маленького ростом и внешне ничего из себя не представлял. И он оценил мой поступок, когда я вступился за него. Мне показалось, что это его чрезвычайно удивило. Надеюсь, он стал немного иначе воспринимать русских. Знаете, я говорил с ним не раз потом и меня поразила его невероятная какая-то дикость. Ощущение, что общаешься с человеком из раннего Средневековья. Такие легко пойдут на смерть, ожидая проснуться шахидом у ног Аллаха.
Тот конфликт охранники просили замять, а я в обмен предложил дать обещание, что чеченца не будут больше трогать. Мои собеседники дали согласие, я вернулся в камеру и при всех рассказал о договоре, предложив чеченцу самому решить - или скандал или компромисс. Ответ мне запомнился дословно:
- Я мужчина и меня уже избили, зачем теперь скандалить? Если они обещают больше не бить, я согласен забыть.
Передали охране, что договор вступил в силу. Его действительно больше не трогали. Я же говорил, что в тюрьме важнее всего дипломатия. Силой там ничего не решить.
