С глубоким удовлетворением читал в «Дне» работу молодого политолога, вернее будет сказать — представителя современной историософии Александра Дугина «Великая война континентов». Воскрешение и дальнейшее развитие «евразийского» мышления — это, по моему убеждению, необходимейшая задача нашего самосознания.
Мне лучше многих известно, что ещё недавно «легальное» изложение евразийских идей было в сущности невозможным. В 1981 году я опубликовал в «Нашем современнике» (№ 11) статью «И назовёт меня всяк сущий в ней язык...», где, помимо прочего, попытался в какой-то мере выразить «евразийское» понимание основных судеб России (противопоставив его гораздо более «привычному» — «славянофильскому»), Но в результате журнал подвергся всяческим репрессиям — вплоть до обличительного постановления ЦК КПСС. Естественно, я испытываю потребность вступить в диалог с исследователем нового поколения, возрождающим плодотворнейший путь познания России и мира в целом. Присутствует в этой потребности и уже чисто личный подтекст.
Говоря о послереволюционном времени, А. Дугин утверждает, что «триумфом «евразийцев» было создание в Красной Армии в 1918 году ГРУ (Главного разведывательного управления) под руководством Семёна Ивановича Аралова, бывшего царского офицера, до 1917 года связанного с военной разведкой». А. Дугин, между прочим, здесь не вполне точен, ибо С.И. Аралов стоял во главе более крупной «единицы» армии — Оперода (Оперативного отдела) Всероглавштаб, куда разведка входила как одно из отделений. А непосредственно руководил ею приглашенный Араловым бывший капитан генерального штаба Борис Иннокентьевич Кузнецов (1889—1957).
С.И. Аралов — мой родственник, точнее по традиционному определению — свойственник: его жена — родная сестра моей бабушки, и я, естественно, знал Семёна Ивановича с детских лет (1930-е годы) до его кончины в 1969 году. Насколько мне известно, не без его рекомендации пришел в разведку и брат моей матери — С.В. Пузицкий, дослужившийся до комкора, то есть генерал- лейтенанта; он играл важную роль в преемнике ГРУ — Разведупре РККА и, как и большинство его коллег, погиб в 1937 году.
Разумеется, вопрос о «евразийстве» в разведке и вообще в политике после 1917 года нуждается в тщательнейшем изучении и глубоком осмыслении, но уже и сама постановка этого вопроса чрезвычайно важна и наводит на серьёзные размышления.
Я взялся писать эту статью не столько ради вышеизложенной информации, сколько для своего рода «дополнения» к высказанному А.Дугиным. Он говорит о «гармонии», объединявшей атлантистски настроенных коммунистов и англосаксонских капиталистов», — гармонии, «которая часто ставит в тупик историков, недоумевающих по поводу полного взаимопонимания «классовых врагов» — «мессианских» большевиков с их диктатурой пролетариата и банкиров Уолл-стрита...».
Да, дело обстояло и обстоит — хотя это совершенно непривычно для подавляющего большинства даже специально изучающих «идеологию» людей — именно так: и классовые, и — шире — социальные различия и противоречия являются в действительности менее фундаментальными, нежели та геополитическая близость, о которой размышляет А. Дугин. И я хочу в связи с этим обратить сугубое внимание читателей на книгу Маркуса Вольфа «Трое из 30-х» (немецкое издание — «Die Troika», 1989), изданную в 1990 году издательством «Прогресс».
В сущности, в книге Вольфа не три, а намного больше героев; один из них, и очень важный, — он сам. Но начнём по порядку. В 1933—1936 годах в Москву приехали и обосновались в районе Арбата (они и называют теперь себя «детьми Арбата») семьи трёх очень видных «коминтерновцев» — влиятельнейшего прокоммунистического журналиста из США Луи Фишера, знаменитого тогда писателя-коммуниста из Германии Фридриха Вольфа и его земляка — крупного партийного функционера, «курьера Коминтерна» Вильгельма Блоха. Их в то время еще совсем юные, родившиеся в 1923—1925 годах сыновья — Джордж-Юра и Виктор Фишеры, Маркус-Миша и Конрад Вольфы и Лотар Влох — стали ближайшими друзьями на всю жизнь, хоть и разлучались очень надолго.
Фишеры в 1939 году уезжают в США, а в конце войны Джордж служит «офицером связи» на аэродроме американских «челночных» бомбардировщиков под Полтавой; позднее же он стал профессором, специалистом по России, и, как сообщается в книге М. Вольфа, «его коллегами и друзьями становятся Генри Киссинджер и Збигнев Бжезинский».
Маркус и Конрад Вольфы, напротив, остаются в СССР, участвуют в войне в рядах Советской Армии (занимаясь в основном пропагандой среди германских войск и допросами пленных). После войны Конрад стал известнейшим кинорежиссёром и президентом Академии искусств ГДР, а автор книги Маркус — ни много, ни мало руководителем контрразведки ГДР...
Ещё один герой — Лотар Влох — в 1940 году неожиданно возвращается в Германию (он, единственный из всех многочисленных героев книги, был «чистокровным немцем») и становится военным лётчиком на Восточном фронте! Это особенно впечатляет, если учесть, что до войны Лотар был, как пишет М. Вольф, лидером, «коренником» той самой «тройки» и друзья поэтому звали его... Чкаловым! После войны он поселяется в Западном Берлине, занимается крупным строительным бизнесом и отчасти политической деятельностью. М. Вольф пишет о нём:
«С коммунизмом он порвал. В беседах мы не касаемся этой темы. Ему известна наша прочная приверженность коммунистическому мировоззрению... И всё же Конм (Конрад Вольф. — В. К.) по-прежнему его друг».
Эта беззаветная дружба сохраняется несмотря на то, что в 70-х годах Лотар Влох, например, проклинает США за вывод войск из Индокитая и «призывает сбросить на Вьетнам... атомную бомбу!». Он, так сказать, в большей степени враг «евразийцев», нежели руководящие политики США, не говоря уже о Джордже Фишере, который как раз в это самое время «полевел» и примкнул к новому движению в США, которое представляло собой смесь марксизма с анархистскими веяниями, культурой хиппи и антиавторитарным отношением к любым официальным идеям, приправленная роком, наркотиками, сексуальной свободой, культурным радикализмом и многим другим».
Но невзирая на все возможные разногласия «тройка» оставалась единой. Это самым наглядным образом подтверждено помещёнными в книге фотографиями, на которых трое столь, казалось бы, разных людей нежно обнимаются (Маркуса, главы шпионского ведомства ГДР, на этих снимках нет, ибо это было бы уж слишком...) — обнимаются и в 37-м, и сразу после войны — в 46-м, и в 1975 году...
В книге масса многозначительных, а подчас и прямо-таки трогательных деталей. Так, например, в то самое время, когда Лотар Влох воевал в русском небе, его московская возлюбленная — Циля Сельвинская (дочь стихотворца), находясь в эвакуационном писательском Чистополе, выступала в местном театре под артистическим псевдонимом Ц, Влох, «пытаясь тем самым сберечь свою девичью мечту».
Или такие подробности: Конрад Вольф в Москве «учился в одном классе с Андреем Синявским... одним из первых оппозиционных литераторов», а другой будущий «диссидент» — «Лев Копелев в войну служил политработником и был одним из начальников Коми». Что же касается Джорджа Фишера, то он учился вместе с детьми Микояна и знал посещавшую соседнюю школу Светлану Сталину, чей «жизненный путь десятилетия спустя пересёкся в США с жизнью Фишеров»...
Одно из ярких мест книги — текст посланного в 1979 году письма Конрада Вольфа к Рут Вернер — давнему агенту Коминтерна: «Я, как бывший старший лейтенант, собственно говоря, должен стоять перед тобой навытяжку... Я и стою навытяжку, но не из субординации!» Чтобы было ясно, кто такая Рут Вернер, сошлюсь на два очень выразительных места из её изданной ещё в 1980 году издательством «Прогресс» книги «Соня рапортует. Подвиг разведчицы». В 1926 году она смотрит в Берлине спектакль «Разбойники», поставленный «германским Мейерхольдом» — Эрвином Пискатором, и пишет своему брату: «От Шиллера осталось не так уж много. Гениальная режиссура».
Сей «принцип»: добиться, чтобы от исторической действительности оставалось как можно меньше (это и есть гениальность!), — один из главных в деятельности людей этого круга. Отправленная в 1934 году в очередной раз в далёкий Китай Рут Вернер и её напарник и сожитель Эрнст «обходили, —- как она гордо рассказывает — в Мукдене аптеки и магазины и покупали различные химические вещества, каждое из которых само по себе не представляло опасности, а в соединении образовывали взрывчатое вещество... Одного килограмма аммониумнитрата с добавлением 20 процентов сахара, алюминиевого порошка или перманганата достаточно, чтобы заложить его под рельсы...», то есть «евразийский» поезд в этом случае взлетит на воздух. И перед организаторшей столь простой но результативной деятельности кое-кому хотелось «стоять навытяжку»! А ведь это, если угодно, начало «культурной революции», которой потом будут до пароксизма восторгаться Сартры всех стран...
В сущности, основные герои книги занимались и тем, что можно назвать «политработой» и разведкой в широком смысле этого слова. Действовали они вроде бы в совершенно разных направлениях. Ну в caмом деле, что, казалось бы, общего между офицером связи US Army, а затем советологом, соратником Бжезинского, и политработником Красной Армии, а позднее — шефом контрразведки ГДР? Однако есть некое фундаментальное единство, которое всех их нераздельно связывает. Младший брат Джорджа-Юры Фишера — Виктор, ныне сенатор штата Аляска, начавший свой путь вместе с другими у Арбата (точнее — улицы Коминтерна), писал из США в ГДР Конраду Вольфу в 1976 году обо всех друзьях данного круга (он прямо включил в него и шефа контрразведки ГДР Маркуса Вольфа):
«Какими бы разными мы ни были в том или ином отношении, всё же нас связывала глубокая и всеобъемлющая общность... Кон, друг мой, мне кажется, что пишу -тебе, не столько чтобы поделиться своими чувствами, сколько чтобы уяснить их самому. Меня снова поражает глубина связующего, пережившая все те годы и расстояния (выделение моё. — В. К.)».
Александр Дугин превосходно определил одну из геополитических основ этой семой «глубокой и всеобъемлющей общности», подчеркнув, что все «атлантисты», в том числе и «коммунисты в их «мессианском», «марксистском» измерении, всегда вели себя по отношению к евразийскому населению... как колонизаторы, как пришельцы, сохраняя идеологическую дистанцию от нужд, потребностей и интересов коренного населения...».
Чтобы со всей остротой показать это, приведу слова Маркуса Вольфа о московской школе, где учились Фишеры и Вольфы:
«110-я школа... в прошлом гимназия... располагалась в Мерзляковском переулке, в одном из старинных кварталов Москвы, между Арбатом и улицей Герцена. В этом здании, где совсем не осталось отпрысков «бывших» — дворянства и старой интеллигенции — царила особая атмосфера (выделение моё. — В. К.)».
Поразителен тот факт, что более чем через полстолетия, в 1989 году, М. Вольф говорит о русских «бывших» с так и неизжитой злобой и ненавистью и со столь же очевидной радостью, вызванной тем, что в его школе их детей «совсем не осталось», что их так или иначе «ликвиднули»...
До 37-го или вернее — до 1939 года эти «атлантисты» всецело благословляли всё, что происходило в России. Так, отец Джорджа, влиятельнейший журналист Луи Фишер, посещавший Россию еще в начале 20-х годов, а в 30-х живший в Москве постоянно, писал в 1936 году:
«Вряд ли возможно переоценить значение и благотворные последствия революции в умах, вызванной коллективизацией... 100 миллионов... превратились в полноценных, зрелых людей».
Замечательно, что И. Эренбург через 30 лет писал в своих мемуарах о результатах коллективизации то же самое: «...эмбрионы людей постепенно становились настоящими людьми».
Луи Фишер (как и Эренбург), живя в Москве, не мог не знать хоть что-нибудь о сотнях тысяч «раскулаченных» и миллионах умерших голодной смертью в 1932—1933 годах. Но это его нисколько не волновало — речь ведь шла не о «полноценных» » людях...
И ещё один факт: в книге приведен отрывок из воспоминаний жены президента Рузвельта — Элеоноры о том, как Луи Фишер в 1939 году обратился с просьбой потребовать возвращения его семьи из Москвы в США. Тут же в Белый дом был вызван посол СССР К. Уманский (друг Эренбурга), и вопрос был решён. Важнее здесь не конкретность дела, а неограниченные возможности прокоммунистического журналиста Фишера. Элеонора Рузвельт рассказывает ещё и о том, как позднее, в 1949 году, в её апартаменты одновременно приехали и остались ночевать два дорогих гостя — «г-н Черчилль... и молодой Джордж Фишер», то есть один из «тройки»; но в книге есть и фотография, на которой отец последнего — Луи Фишер запечатлен в тесном кругу зместе с Лениным, Каменевым, Зиновьевым, Томским, Енукидзе, Демьяном Бедным и т. п.
В заключение уместно высказать предположение, что популярные ныне фигуры товарищей А. Яковлева или О. Калугина, Е. Примакова или Г. Арбатова могли бы стать героями книги, аналогичной той, которую написал бывший шеф разведки ГДР М. Вольф...
На фото: советские пионеры Конрад и Маркус Вольфы с отцом Фридрихом, 1934 год.