ВАСИЛИЙ Ш А Х О В
ЛЕВ ТОЛСТОЙ И КРЕСТЬЯНИН - СОЧИНИТЕЛЬ С. Т. СЕМЁНОВ
Москва, Ясная Поляна – Андреевка…Андреевский знакомец и адресат Льва Николаевича Толстого
«Не надо унывать, дорогой Сергей Терентьевич. Уж как крепок лёд и как скрыта земля снегом, а придёт весна, и всё рушится. Так и тот, застывший, как будто и не движущийся строй жизни, который сковал нас. Но это только кажется. Я вижу уже, как он стал внутренно слаб, и лучам солнца, и всем нам, по мере ясности отражающим эти лучи, надо не уставать отражать их и не унывать. Я так больше радуюсь, чем унываю. Делайте то же и вы…»
( Л.Н. Толстой – С.Т. Семёнову (Москва – деревня Андреевская, 22 марта 1897 года).
Толстоведы датируют знакомство классика с восемнадцатилетним выходцем из
деревни Андреевки (ныне Шаховского района Московской области) концом ноября-началом декабря 1886 года. К тому времени Сергей Семёнов уже прошёл свои довольно суровые жизненные «университеты». Отпрыск бедного малоземельного крестьянина лет с десяти был отдан «в люди», перепробовал немало профессий:
в Москве зарабатывал пропитание приёмщиком в литографии, в северной же столице тёр краски у художника; затем подался в Полтаву, где устроился чтецом у слепого купца; в Екатеринославе же прислуживал в чайной.
Страсть к сочинительству пробудилась рано. Один из его знакомых дал ему совет:
попросить Льва Николаевича Толстого ознакомиться с рукописью самодеятельного
автора. Сергей решил представить на суд высокочтимого классика свой рассказ «Два брата». Не застав Льва Николаевича дома, оставил рукопись. Вскоре он получил открытку с приглашением в хамовнический дом… С тех пор между маститым писателем и молодым «автором» установились дружеские отношения.
Лев Николаевич Толстой и становление творческой индивидуальности выходца из подмосковной «глубинки»… Чрезвычайно поучительна и познавательна та реальная помощь, которую оказывал Толстой даровитому «сочинителю». Вот, например, его (январь1888 года, Москва) письмо деревенскому адресату. Лев Николаевич характеризует две семеновские «статьи» («Чужое добро впрок не идет» и «Солдатка»). «Первое мне понравилось – хорошо составлено. Это лучшее, что вы писали», - замечает Толстой. Второе сочинение породило критические замечания:
«Задумано хорошо, но это только начало, а конца нет». Он не ограничивается критическим тезисом, а выступает в качестве педагога-наставника, даёт конкретные советы и пожелания («Чтобы описать несчастие и гибель солдатки, надо описать длинный ход падения ее во внутренней жизни. И это очень интересная и важная тема, но вы только взялись за не, но ничего не сделали. Все это случается очень скоро и неправдоподобно, и самого главного – нет, - того, как супружество заменяется для нее похотью. А я бы хотел, чтобы это было описано верно и страшно и потому поучительно».
Деревня Андреевская Бухоловской волости, Волоколамского уезда…
Отсюда шли письма в Ясную Поляну и Москву; из Ясной Поляны и Москвы в Андреевскую, вызывая жгучее любопытство местных жителей, приходили «графские» послания и бандероли из Ясной Поляны и Москвы.
Письма Льва Николаевича Толстого… Эпистолярный «диалог» яснополянского провидца и просветителя с подмосковным крестьянином-беллетристом…
«…Очень желаю вам устроить свою судьбу сообразно со своими взглядами на жизнь. Не думаю, чтобы отсутствие денег могло бы мешать этому. Ищите царствия божия и правды его, а остальное приложится вам…»( 15 сентября 1887 г.)
«…Я убежден и разумом и опытом, что деньги никогда не могут быть нужны человеку на доброе. Зла может быть много от них, а добра никогда…
…о молитве, в которой человек из области мелочей жизни переносится в сознание истинного смысла своей жизни и смерти и своего долга на земле перед тем отцом небесным, который произвел меня. Такая молитва есть Отче наш. И если ее понимаешь, то это кааб повторение всего Евангелия. А когда восстановишь в себе евангельский дух, то все легко и все хорошо…» ( сентябрь 1887 г.).
«…Претерпевший до конца спасен будет. Это великое слово. И я на опыте сколько раз видел и вижу, что человек, делая доброе и разумное, но не получая похвалы и награды, бросает это доброе дело в то самое время, когда дело должно бы начать приносить плоды. То же с земледелием: стоит отнестись к нему, как к тяжести, и оно будет мука; стоит понять, что это радость, и оно будет радость и будет давать высшую награду, которую может получать человек. Не знаю, как вы, но я ни в каком другом деле не испытываю такого удовлетворения, как в земледельческой работе (особенно люблю косьбы, а ещё больше пахоту), и, главное, потому, что во всяком другом деле нужно, хочется одобрения людей, а в этом нет. В писании, в мастерстве всяком, в охоте даже, нужно и приятно одобрение людей, а в земледельческом труде ничего не нужно, кроме произведения труда и сознания хорошо, с пользой и нравственно, по закону божьему, проведенного времени. Если бы только люди, - большинство, поняли так, как это понимаете вы и я, совсем разных привычек люди, что радость и счастие не в пользовании чужими трудами, а в произведении труда, как бы много уничтожилось несчастий. А дело к этому идет, и надо помогать своей жизнью тому, к чему идет дело…» (2 июня 1888г., Ясная Поляна).
«…Верьте мне, милый друг, что нужда в деньгах есть признак неправильности жизни, и потому, чувствуя нужду в деньгах, разумный человек должен стараться не о том, чтобы добыть их, а о том, чтобы уставить свою жизнь, чтобы не нуждаться в них. Все равно, как чесотка: если чешется, то не чесать надо, а делать так, чтобы не чесалось. Подумайте получше, с богом, о том, как бы устроить так, чтобы не нуждаться в деньгах. Отстраивайте, сколько можете, разумную жизнь и не поддавайтесь пересудам, не заботьтесь о том, что люди скажут. Только бы знать, что, живя, как живешь, исполняешь волю божью, и исполняешь ее, соблюдая чистоту телесную и душевную, в смирении, то есть готовым на всякое перед людьми, и в любви к тем, с которыми сводит судьба, тогда все легко и радостно. Помогай вам бог… … все, узнавшие вас, вас полюбили…» (22 февраля 1889 г., Москва).
«…Радуюсь тому, что у вас в семье хотя не тот мир, который бы вы желали, но хотя не раздор. Помните, друг мой, что установление этого мира, поддержание его, избежание всего того, что может нарушить его, что это есть главное дело вашей жизни, что всегда надо быть готовым всем пожертвовать, только бы был мир. Главное же препятствие для мира всегда наша гордость. Только смирение: готовность перенести унижение, быть оклеветанным, ложно понятым, только при такой готовности человек может вносить мир в отношения свои с другими людьми и людей между собою. Помогай вам бог узнавать его волю и исполнять ее. Любящий Вас Л. Толстой» (12 марта 1889 г., Москва).
«… Напрасно вы меня, друг мой, спрашиваете о том, ответ на что для вас столь же доступен, сколько и для меня; ответ находится в учении Христа. Ведь, кажется, не может быть для вас сомнения в том, что деньги есть средство пользования трудами других людей, есть безличное рабство, и потому для христианина, желающего жить и трудиться для других, не может не быть тяжелым и мучительным (противоречие с его основой жизни) пользование деньгами. И потому христианин старается уменьшить свои потребности, сделать себя нужным для других, так чтобы его малые потребности удовлетворялись бы без денег или при наименьшем посредстве денег…
…Ищите царствия божия и правды его, а остальное приложится… …мне всегда помогала мысль о том, как бы я разрешил это затруднение, если бы я знал наверное, что ныне умру…» ( 10 апреля 1889 г., Москва).
«…Получил ваше письмо и рукописи, Сергей Терентьич. Помогай вам бог жить так, как вы намереваетесь. Помощь от общения с людьми и чтения книг, разумеется. Есть, но все ничто, если нет в душе источника воды живой. То наборная вода а то ключевая. И потому я всегда того мнения, что если можно иметь общение и книги, то это очень хорошо и надо пользоваться этим, но важности в этом нет. Важно одно – это внутренняя работа над собой, состоящая, главное, в соблюдении чистоты своей жизни, в избавлении себя от всякого рода пьянства – вина, женщин, тщеславия, и всякой суеты, в соблюдении себя чистым сосудом. Если только душа человека чиста, то бог поселяется в ней. Бог наполняет все, и если вынесешь из души то, что не божье, то бог наполнит ее, и наполнит ее в той мере, в которой вынуто не божье…»
(Май-июнь 1889 г., Ясная Поляна).
«…Спасибо, что пишете и сообщаете о своей жизни и своих мыслях. Ваши наблюдения над народом и их воззрениями очень грустны; но я знаю, что это правда и что истинная христианская проповедь между нашими крестьянами теперь труднее, чем если бы они никогда не слыхали про Христа… …Чем больше живу, тем больше убеждаюсь, что голод матерьяльный ничто в сравнении с голодом духовным, и потому не столько грех не подать хлеба телесного, чем хлеба духовного, тем более что последнего люди не просят, полагая, что они сыты… Радуюсь, очень радуюсь тому, что вы так держитесь за земледельческий труд…» ( Октябрь 1889 г., Ясная Поляна).
«…Хорошее письмо ваше получил, дорогой Сергей Терентьевич. Всегда с радостью получаю известия о вас. Помогай вам бог продолжать с женою те же отношения. Страшная сила – любовь, только часто бывает, что мы не видим силы ее действия. От этого мы и редко пользуемся этим орудием, а употребляем обратное ей, полследствия которого всегда сейчас видны. Любовью нельзя заставить человека сейчас, завтра, через месяц, через год даже, заставить человека делать то, что я хочу, но можно, и наверное. Изменить человека так, что он будет делать лучше, чем то, чего я хочу, он будет делать то, чего бог хочет…» (20 марта 1890 г., Ясная Поляна).
«…Очень рад был получить ваше письмо, дорогой Сергей Терентьевич, - рад был особенно потому, что вижу, что вы не перестаете стремиться к тому совершенству, которое указано нам Христом, и страдаете, когда отступаете от него, и не теряете надежду приближаться к нему… Как ни дурен поступок Петра, отрекшегося от своего учителя, мы все, вероятно, испытали одно и то же чувство увеличения любви к Петру тогда, когда он оплакивал это свое отречение… Семейные дрязги, как вы пишете. Самый сильный соблазн. Трудней всего среди них удержать верность своим намерениям добра; и потому, я думаю, все силы души надо напрягать на то, чтобы не понижать своей жизни именно в этой домашней среде. Я говорю вам то, что сам испытываю и чем сам страдаю…
Еще помогает мне в этих соблазнах молитва. Молитесь беспрестанно, чтобы не впасть в искушение. Это трудно, но если достигнешь этого, то очень много придет нравственной силы. Молиться беспрестанно в середине разговора, который начинает становиться раздражительным, в суете работы, можно только какой-нибудь очень короткой молитвой, такой, которая напоминала бы двумя, тремя словами то, что нужно помнить. У каждого такая своя должна быть молитва. Я чаще всего в эти минуты, когда вижу, что я сбиваюсь и начинаю говорить или делать не то, что надо, молюсь так: живи для бога, или перед богом, и это образумевает меня. Мне жаль, что у вас нет близких по духу людей, - это большая радость; но не скажу, чтоб это была необходимость. Духовный рост иногда лучше совершается в одиночестве…»
(17 декабря 1890 г., Ясная Поляна).
Предисловие к "Крестьянским рассказам" С.Т. Семёнова, написанное в 1894 году, Лев Николаевич начинает общеэстетическим наблюдением-обобщением. Он заявляет, что «давно уже составил себе правило судить о всяком художественном произведении с трёх сторон». Во-первых, со стороны содержания – «насколько важно и нужно для людей то, что с новой стороны открывается художником, потому что всякое произведение тогда только произведение искусства, когда оно открывает новую сторону жизни». Во-вторых, - «насколько хороша, красива, соответственна содержанию форма произведения». В-третьих же, - «насколько искренно отношение художника к своему предмету, то есть насколько он верит в то, что изображает». Лев Николаевич делает особый акцент на третьей идейно-эстетической позиции: «Это последнее достоинство мне кажется всегда самым важным в художественном произведении. Оно даёт художественному произведению его силу, делает художественное произведение заразительным, то есть вызывает в зрителе, слушателе и читателе те чувства, которые испытывает художник». «И этим-то достоинством, - полагает Л. Толстой, - в высшей степени обладает Семёнов».
Лев Николаевич считает необходимым сделать пояснение высказанным мыслям, ссылаясь на «известный рассказ Флобера, переведённый Тургеневым». Речь идёт о
флоберовском «Юлиане Милостивом». В финальной психологической кульминации
новеллы Юлиан «ложится на одну постель с прокаженным и согревает его своим телом». «Прокаженный этот – Христос, который уносит с собой Юлиана на небо. Всё это описано с большим мастерством…» - продолжает Толстой анализировать
текст французского автора. И далее следует довольно неожиданное, на первый взгляд, уверение яснополянского «чтеца» («…но я всегда остаюсь совершенно холоден при чтении этого рассказа»). Толстовское пояснение: « Я чувствую, что автор сам не сделал бы и даже не желал бы сделать того, что сделал его герой, и потому и мне не хочется этого сделать, и я не испытывал никакого волнения при чтении этого удивительного подвига»).
Толстой обращается к сюжетике и поэтике семёновских «крестьянских рассказов» («Но вот Семёнов описывает самую простую историю, и она всегда умиляет меня»). Сюжетно-фабульное развитие и движение одного из рассказов:
В Москву приходит деревенский парень «искать места». По «протекции» земляка-кучера парень этот нанят богатым купцом помощником дворника. Данное место
принадлежало ранее человеку преклонного возраста. По просьбе своего кучера
купец уволил старика, заменив его на молодого. Деревенский парень, услышав
жалобы обреченного на безработицу старика, жалеет его. Ему совестно стать
причиной человеческой беды. После колебаний он решается отказаться от места
в пользу несправедливо обиженного. Лев Николаевич замечает: «Всё это рассказано так, что всякий раз, читая этот рассказ, я чувствую, что автор не только желал бы, но и наверное поступил бы так же в таком же случае, и чувство его заражает меня, и мне приятно, и кажется, что я сделал или готов был сделать что-то доброе».
Толстовская оценка творческой индивидуальности автора «Крестьянских рассказов»: «Искренность – главное достоинство Семенова. Но, кроме неё, у него и содержание всегда значительно: значительно и потому, что оно касается самого значительного сословия России – крестьянства, которое Семенов знает, как может знать его только крестьянин, живущий сам деревенскою тягловой жизнью». Важное
философско-эстетическое наблюдение Толстого: «Значительно еще содержание его рассказов потому, что во всех главный интерес их не во внешних событиях, не в особенностях быта, а в приближении или в отдалении людей от идеала христианской истины, который твердо и ясно стоит в душе автора и служит ему верным мерилом и оценкой достоинства и значительности людских поступков». Единство формы и содержания, по мысли Толстого, характеризует жанрово-стилевые особенности
сочинений мужицкого литератора: «Форма рассказов совершенно соответствует содержанию: она серьезна, проста, подробности всегда верны: нет фальшивых нот»,
Симпатичны взыскательному оппоненту искания Семёнова как лексикатора и фразеолога, ревнителя русского языка («В особенности же хорош, часто совершенно новый по выражениям, но всегда безыскусственный и поразительно сильный и образный язык, которым говорят лица рассказов»).
Письма Толстого к Семенову и Семенова к Толстому – приметная страница эпистолярной Толстовианы. Их психолого-этический подтекст приближает нас к постижению натур, индивидуальностей сложных и противоречивых «участников жизни». Лев Николаевич заинтересованно следил за бытием и бытом, «живой жизнью» своего младшего современника. Известно 26 писем Толстого и 47 писем Семенова. «Как вы поживаете, женившись? Желаю вам любви и согласия: в этом все счастье супружеской жизни. Напишите мне о себе…» - строки из январского письма 1888 года. Сергей Терентьевич делился со своим яснополянским и московским адресатом своими переживаниями, наблюдениями, бытовыми коллизиями, мыслями, замыслами. В некоторых его письмах сквозят охлаждение и разочарование в деревенской жизни. Лев Николаевич поддерживает его, сочувствует, помогает, наставляет («…жизнь ваша в деревне приносила и приносит пользу. Главное же то, что для вас самих эта жизнь была и будет все более и более полезна: большой долей той свежести и разумности ваших писаний вы обязаны той среде, в которой вы жили…»).
На сборнике «Дедушка Илья и другие рассказы» дарственная надпись : «Бесконечно дорогому Льву Николаевичу от глубоко любящего его С. Семенова. 28 августа 1903 г.». Вторую часть повести «Дедушка Илья» опубликовало «Образование» (1902, №№ 11, 12). Лев Николаевич – Андреевскому адресату: «…прочел вторую часть. Прекрасно по форме и по содержанию. Язык же выше всякой похвалы. Это не наш, искусственный народный язык, а сплошной живой язык с вновь образовывающимися словами и формами речи. Продолжайте писать в этой форме, это Ваше призвание… …не меняйте своего склада жизни…». Здесь же – доверительно-ироничная информация о себе: «Здоровье моё все плохо. Мне кажется, что посланный по мою душу ангел отвлекся другими делами, но скоро придет. Жду его без нетерпения и без сопротивления…».
(29 декабря 1902 г., Ясная Поляна).
Толстовские пометы на рукописях, печатных изданиях крестьянина-литератора… Его замечания, пожелания, советы… Практически ни одно из крупных сочинений Семёнова не прошло мимо «чтеца» Толстого… «Цыгане», «Родные души», «Новые птицы – новые песни», «Пересол». «Раздор», «Порченая», «Братья Бутузовы», «Престольный праздник», «Немилая жена», «Назар Ходаков и его сын», «Злой сосед», «Марфуша-сиротка»…
В марте 1908 года Семёнов присылает из Женевы рукопись своего рассказа «Из жизни Макарки» с просьбой посодействовать его публикации. Толстой передал рукопись М.М. Стасюлевичу с рекомендательной припиской: «Рассказ этот очень хорош, так же хорош, как первые рассказы Семенова». В пятом номере «Вестника Европы» это произведение увидело свет.
… В начале 900-х Лев Николаевич «охладел» к Семёнову, перестал отвечать на его письма. 15 апреля 1907 года в письме Черткову он выражает пожелание относительно Семёнова: «…чтобы он не выражал мне своих рассуждений о моих взглядах, что это и не нужно, и неприятно, тяжело мне… теперь же мне совершенно чужд и всякие отношения с ним мне тяжелы».
В письме от 17 июля 1908 года из Женевы Семёнов глубоко сожалеет о размолвке: «…мне так мучительно хотелось, чтобы Вы написали… …Очень счастлив, что в Вас снова заговорил тот дух, который продиктовал Вам дивную книгу «Царство божие», особенно 12 главу ее, и я дожил до этого. Большое Вам спасибо за это. Крепко целую Вас. Любящий Вас С. Семенов».
…Шеститомное собрание «Крестьянских рассказов» Семенова ( Москва, 1909-1911) было удостоено премии Академии наук. Привлекли внимание читателей его
«Воспоминания о Льве Николаевиче Толстом» (Москва, 1912).
