1
Была ли метафизическая усмешка в поэтическом заявлении Я. Смелякова: Тихо прожил я жизнь человечью…
Или – всеприятие оной, почитаемой столь щедрым даром, что оправдывает все лишения, все - с лихвою?
Поскольку на тихую жизнь Смелякова не тянула: напротив: судьба тёрла его в шероховатых ладонях, будто стремясь превратить в пыль.
Но он – выжил.
…в начале стихи идут густо, обильно: написанные… практически юношей: потом – обрыв: два стихотворения, созданные в 1935 году…
Он был в заключение: подвергнут репрессиям до 1938 года: первое нарушение всякой тишины человеческой жизни.
Затем будет финский плен, после освобождения из которого последует очередное заключение…
Такая вот своеобразная тишина…
Тихо прожил я жизнь человечью:
ни бурана, ни шторма не знал,
по волнам океана не плавал,
в облаках и во сне не летал.
Но зато, словно юность вторую,
полюбил я в просторном краю
эту черную землю сырую,
эту милую землю мою.
Для нее ничего не жалея,
я лишался покоя и сна,
стали руки большие темнее,
но зато посветлела она.
В общем, в спокойной гармонии мудрого стихотворения есть намёк на бессчётность злоключений: лишился покоя и сна… стали руки темнее…
Но – сам лад стиха говорит о такой силе духа, что и земные мытарства, выпавшие на опыт доли Я. Смелякова, будто естественное продолжение счастья бытования на земле.
…как рвётся, трепещет огненными сгустками на онтологическом ветру бытия его «Жидовка»:
Прокламация и забастовка,
Пересылки огромной страны.
В девятнадцатом стала жидовка
Комиссаркой гражданской войны.
Ни стирать, ни рожать не умела,
Никакая не мать, не жена –
Лишь одной революции дело
Понимала и знала она.
Брызжет кляксы чекистская ручка,
Светит месяц в морозном окне,
И молчит огнестрельная штучка
На оттянутом сбоку ремне.
Тут – не только своеродный (и своенравный) образ – тут сама история проходит лентами по строкам, сияющим страшно, компактно сделанным, с деталью – столь же красноречивой, сколь и тяжёлой.
И какое золотое сияние лучится от «Манон Леско» - в исполнение Смелякова:
Много лет и много дней назад
жил в зелёной Франции аббат.
Он великим сердцеведом был.
Слушая, как пели соловьи,
он, смеясь и плача, сочинил
золотую книгу о любви.
Словно и в такой – страстно-изломанной, тяжестью любви придавленной книге – есть своя гармония, которую чувствуя, поэт передаёт – века спустя, в стихотворение, перекипающим зелёно-золотистыми тонами.
Необыкновенная цветовая гамма мира влекла Смелякова, словно стремился разгадать код оной, восприняв суммой, квинтэссенцией гамму, предлагаемую Крымом:
Красочна крымская красота.
В мире палитры богаче нету.
Такие встречаются здесь цвета,
что и названья не знаешь цвету.
Звук играет: словно представляя собой определённые варианты яркости и контрастности.
Драгоценный звук.
Была в поэзии Смелякова и особая простота, используя которую живописал людей, показывая, как жизнь проходит сквозь них, оставляя сложные следы…
Он прекрасно делал портреты: с мускульным нажимом, жёстко и точно; и лёгкая, акварельная наивность хорошей девочки Лиды согревала души поколений…
Да, поколения, многие их представители когда-то могли согреваться поэтическим словом: что не представить сейчас.
Как не представить Смелякова в мире, задушенном соблазнами, закрученным вокруг стержней эгоизма и чёрной прагматики, в мире, лишённом уважения к поэтическому художественному слову.
Но поэзия его живёт, продолжая работать, исподволь облучая мир: такой, каким стал…
2
Монументальный Маяковский, проходящий стихотворением Смелякова, выписан, как персонаж, точно ради упоминания мастерской. Поэтовой мастерской, какая, в сущности, совмещает лабораторию, камеру пыток, роскошь дворца… – слишком многое, чтобы подлежать однозначному определению.
И, упомянутая в начале стихотворения «Маяковский», у самого Я. Смелякова его мастерская была огромна и великолепно оснащена. В мастерской Смелякова рождались чеканные, жёсткие словесные формулы; формулировки, которые не отменить времени: можно только их принять, как документ:
Прокламация и забастовка,
Пересылки огромной страны.
В девятнадцатом стала жидовка
Комиссаркой гражданской войны.
Ни стирать, ни рожать не умела,
Никакая не мать, не жена –
Лишь одной революции дело
Понимала и знала она.
Реалистичность типажа чрезмерна. Кажется, иглой прорезан портрет – по твёрдой породе дерева: только дерево именуется реальностью…
Иное дело – «Хорошая девочка Лида»: данная акварелью; в ней всё просто… или примитивно?
Нет, именно просто: ясно, весомо; именно так должно чувствовать, чтобы было верно, без соскольза в пустую путаницу банальных отношений; именно приподнятость мальчишеского чувства освящает реальность, поднимая её от примитива животной начинки.
Признание поэта: «Если я заболею, я к врачам обращаться не стану…» – из того же регистра жизненного звучания, от той же высоты, не позволяющей вязнуть в бытовой, косной, замшелой рутине. И друзья должны услышать, постелить степь, в изголовье поставить звезду…
Думается, Я. Смеляков вполне мог общаться со звёздами: тонко роняющими золотые пылинки вечности в нежное устройство стихов; звёздами, призванными сообщить чуткому сердцу нечто важнейшее, насущнейшее, что так щедро раздаривал людям поэт через свои стихи…
