О сущности кода цивилизации
Что такое код?
Система «Свой и чужой» «Код» — вторичное понятие, привнесённое в политическую идеологию из криптографии. Для понятия кода в науке главным является противопоставление свой — чужой. Код — технология сокрытия доступа к тайне, исключающий из коммуникации нежелательных лиц [1] . Как правило, в современной науке термин «код» не употребляется для обозначения объектов, именуемых «естественными» кодами, прозрачными для носителей этих кодов как языка родной для них системы.
Цивилизация — это конкретная самоорганизующаяся система, в основе которой лежит определённый исторический тип личности и общества, существующий в конкретных единичных людях и социальных организмах. У каждой цивилизации свой естественный код, который должен быть декодирован в знаковой и символической системе другой цивилизации, чтобы быть там воспринятым. То же касается и перевода естественных кодов на чужой язык. Однако перевод носит искусственный, отчасти механический характер. Декодирование, расшифровка кода — и это особенно важно подчеркнуть — есть не что иное, как перекодирование, т.е. перевод «чуждого» кода в «естественный», например, с языка западной цивилизации на язык русской цивилизации. Этим и занимается огромная армия «декодеров» — переводчиков норм и понятий западной цивилизации для русских. В эпохи засилья вестернизаторов, которые Россия переживала несколько раз, не предусматривается никакой другой функции для интеллектуалов, кроме как функции «декодера», то есть переводчика с языка одной цивилизации на язык другой, иногда с небольшим гуманитарным и творческим компонентом, необходимым для адекватности самого перевода. С этим связано бесконечное количество справочников, монографий, учебников, переводов, изданий, международных конференции, посвящённых западной традиции и её представителям.
Очень часто собственные коды русской цивилизации в обыденной жизни «дремлют» и даже на подсознательном уровне с трудом распознаются, в то время как человек занят расшифровкой и освоением чуждых кодов, чтобы приспособиться к меняющемуся миру. Свои коды просыпаются в критических ситуациях разломов исторических и личных судеб, когда нужно определиться, кто свой, а кто чужой.
Нейродинамические процессы в мозгу человека являются его кодом, носителем которого является человек. При этом информация не существует вне своего конкретного носителя и даётся индивиду непосредственно в виде явлений его субъективной реальности (образов, мыслей, символов). По мысли уже цитированного выше Д. Дубровского, нам дана информация как бы в «чистом» виде, т. е. мы не чувствуем процессов, совершающихся при этом в нашем мозгу, не отображаем их на психическом уровне. Наука пока не нашла способа научить человека «самоперекодированию» — некоторые учёные возлагают в этом вопросе большие надежды на Искусственный интеллект.
В мозговых кодах присутствуют структуры бесконечного характера или стремящиеся к бесконечности, которые обычная техника анализа мозга и здравый смысл не ухватывают, и поэтому дают негативный результат при попытке их воспроизвести и сопоставить с содержанием сознания подопытных людей. Это поняли те, кто пытался «взломать код», искусственно овладеть мозгом и сознанием. Согласно трансгуманистам, Искусственный интеллект, оперирующий кодами, требует техники, стремящейся к бесконечности, то есть технического уровня так называемой «сингулярности». Если это не удаётся, тогда пытаются дополнить его другим, искусственным кодом. Двоичная система, лежащая в основе цифровой техники и картины мира на основе цифровизации, — плоды такого рода попыток, результат описания живой системы мёртвым языком.
Философ-экзистенциалист К. Т. Ясперс рассматривал человека и мир в целом как систему шифров — тайнопись [2] . Цивилизационные коды — это тайнопись устройства человека, его личности и психики. Шифр понимается как посредник между экзистенцией и трансценденцией, между бытием человека и потусторонним миром. Это не цифровой код. В основе кодов бытия, понимаемого только как бытие персональное, лежит не цифра, а несводимое качественное различение. Благодаря этому и становится возможной система различения «Cвой — чужой», которая, как говорилось выше, лежит в основе вообще любого кода. В этом смысле глубинному коду цивилизации присущи и связь с «бесконечностью», и в то же время негативная изнанка.
Коды цивилизации — коды аналоговые, коды уподобления прообразу, но с сохранением индивидуальности. Коды даются соответствующим мистическим видением, непосредственной интуицией, которая есть видение полностью «аналоговое», то есть совпадающее со своим предметом на уровне образа. Мы не можем вскрыть свой код. Это не языковая и не культурная реальность, как думают западные люди и «западники», пытаясь подобрать к коду ключик, но фактически, таким образом, не «взламывая», а попросту ломая его. Коды не передаются обычным культурным или техническим путём.
Код как изнанка сознания, сопряжённая с бессознательным Чтение тайнописи не есть просто отвлечённое занятие. Читая шифр, человек пишет новый шифр: «читает изначальную тайнопись, благодаря тому, что при этом пишет новую:… само это мыслимое есть лишь символ, как язык, который теперь стал сообщим другому» [3] . Человек создаёт ткань бытия своей жизнью, которая есть действие кодов. «Бытие же символом, как шифром трансценденции, существует не в отношении, а только в оригинале для того, кто замечает этот символ. Оно находится словно бы поперёк действительности, в глубинном её измерении, в которое мы можем погружаться, но из которого невозможно выйти, не утрачивая его при этом сразу и совершенно» [4] . Иными словами, шифры слиты с «Я». Каждый человек владеет шифром своей цивилизации по отдельности. Причина закрытости кодов личности ещё и в том, что они индивидуальны, то есть реализуются неповторимым «Я».
По мысли Ясперса, система шифров невозможна, поскольку в эту систему шифры вошли бы только в своей конечности, но не как носители трансценденции… В этом смысле тайнопись не поддаётся толкованию — шифры невозможно изложить так, чтобы они были открытыми, их невозможно украсть.
Если бы коды цивилизации были понятны чужим, они просто не выполнили бы свою задачу создания и поддержания самости личности и его социально-цивилизационного окружения в борьбе и конкуренции с другими типами людей и обществ. Коды изначально существуют в негативной изнанке, которая «онтологически» защищает их от чужих, размещая их в особой недоступной плоскости бытия. Поэтому и сама тема кодов сознания (мозговые импульсы, язык) представляет собой некую научную загадку, которую мы пытаемся здесь осветить, привлекая средства философии персонализма[5].
«Я» — код?
Коды, по‑видимому, занимают в структуре психики человека то место вокруг волевого ядра «Я», которое отвечает за синтез внешней социальной оболочки личности. Человек создаёт ткань, мозаику своего бытия, рисует свою жизнь, используя коды как лекала-контуры, в которых есть пустые места для творческого действия воли. Тем самым «Я» отделяется от других и чужих.
Чтобы понять суть кодов, нужно сделать ещё один шаг, а именно, отождествить их с «Я». Коды не просто обусловлены «Я» или его формируют, а они и есть «Я», его органическая сторона, которая связана с носителем в виде человеческого организма, имеющего родовую и этническую социобиологическую природу. Поэтому человек не может видеть своё «Я», ведь это тайна, тайнопись, шифр, — при этом человек знает, что такая глубинная тайна в нём есть. Если бы коды не были слиты с «Я» и были понятны, то человек смотрел бы на себя как на чужой предмет и был бы лишён свойства цельного субъекта (что бывает в психопатологии с шизофрениками), его личность стала бы иллюзией.
Культурный духовно-идеальный код личности напрямую связан с мозгом. Мозг — органический механизм кодов как духовной реальности, но не коды — механизм мозга, как это чаще всего трактуют. Волевой и личностно-уникальный характер кодов позволяет человеку быть субъектом своего мозга, да и мира вообще. По формуле Ясперса, «я пребываю в шифре. Я не познаю его, но я углубляюсь в него. Вся истина шифра существует в конкретном, каждый раз исторично исполняющем меня созерцании». Эти слова можно интерпретировать следующим образом. Коды — это целостный образ действия личности, порождаемого волей, то есть центром «Я», который запускает мотор органических кодов. Коды представляют собой некий прообраз человека на биологическом уровне, который реализуется в действии воли. Личность — это сами коды, которые позволяют оперировать информацией и идентичностью. Воля, а вместе с ней и личность, встроена в идеально духовный аппарат кодов в качестве их «мотора», если позволительно выражаться чуждым языком техники о духовном мире, о котором идёт речь в теме цивилизационных кодов.
Код личности предполагает личное бессмертие именно как кодовой системы, её инвариантность по отношению к носителю в виде конкретного мозга, что означает жертвенность, непривязанность к телесному бытию. Код — это то, что переводит смертную социо-биологическую личность в состояние бессмертия-вечности, в идеальный духовный мир. Коды представляют собой работающие «машины» бессмертия, если уместно такое слово. Россия, русская цивилизация — одна из таких «машин». Ясно, что попытка заменить цивилизационный «Я» — код искусственным цифровым кодом не увенчается успехом, однако цифра может «усыпить» «Я» — код или раздробить его.
Коды как коллективное бессознательное — прообразы сверхличностей
Каждый код — живая сверхличность, осуществляющая сборку, «собор» людей. Как только воля и дух отдельного человека просыпаются, в нём начинают действовать и коды, которые подсказывают ему, что нужно делать. За цивилизационными кодами стоят коллективные идеальные самоорганизующиеся системы, субъекты, которые обычно связываются со сверхъестественными существами в религиозных традициях либо с коллективными «душами», названными Л. П. Карсавиным «симфоническими личностями». Код — отдельная сверхличность, отдельный экземпляр, субъект, «прообраз», прапредок, «бог». (Сравните «русские боги — русские коды», как говорит герой в романе А. А. Проханова «Таблица Агеева». То же самое можно сказать и о любых других народах.)
Русский философ-персоналист священник Павел Флоренский, говоря о происхождении термина платоновской идеи, считал, что первоначально идея Платона — это языческое божество дионисийских мистерий[6] . Если ты сличаешь свою личность с этой сверхличностью, то ты получаешь код, который делает тебя своим для этого божества и круга посвящённых. Во времена Платона это делалось, например, в тех же дионисийских мистериях, которые для русской цивилизации оказались бы не кодом, а скорее антикодом.
Подобная теория «цивилизационных кодов» покажется современному читателю несколько странной, преимущественно в силу того, что он утратил способность их интуитивного видения в качестве сверхличностей. Однако «коды» не умерли, они продолжили жить в современных практиках. К примеру, на таком миропонимании построена весьма влиятельная теория архетипов К. Г. Юнга.
«Архетипы походят на ложа рек, высохших, потому что их покинула вода, которая может вернуться в любое время… Дольше она текла — глубже протока и больше вероятность того, что раньше или позже вода вернётся. Индивиды в обществе, и в большей мере в государстве, могут управлять этой водой и регулировать её наподобие канала. Но когда вода достигает жизни наций, она становится великой хлынувшей рекой, вне контроля человека, но во власти того, что было всегда сильнее, чем человек» [7] , — писал Юнг в статье об архетипе Вотана. Юнг, будучи участником движения нью-эйдж с примесью гностицизма, а также немецкого неоязыческого возрождения, имел в виду прообразы, относящиеся к языческим сверхъестественным существам. Лично себя Юнг считал результатом индивидуации одного из таких существ или даже «Арийским Христом»[8] .
Языческие коды, связанные с этническим и родовым началом (язычество, шаманизм, культ предков, матриархальные культы), выражают сверхличности нижнего или отклоняющегося от мировой оси порядка, которые осознаются сегодня в превращённом виде как «природа», «материя», «экономика», «наука», «разум». Пробуждение языческих кодов, противостоящих христианскому коду либо другим конкурирующим языческим кодам, может быть ужасным. Это показал опыт Третьего рейха, нацизма и вообще фашизма в XX веке, которые опирались на коллективное бессознательное, причём верхушка делала это вполне осознанно и целенаправленно.
К. Г. Юнг считал, что германские нацисты использовали для создания Третьего рейха и «немецкой мечты» сильнейший «код Вотана», имеющий «некоторое сходство» с Дионисом, Кроносом и Меркурием-Гермесом. Код Вотана связан с верой в личную судьбу. Вера в судьбу как предопределение, как основа причинности — общее убеждение западных народов, в отличие от славян, для которых характерен код преодоления, изменения судьбы. Код Вотана или Гермеса связан с подчинением тому демону, кто навязывает человеку определённую судьбу. Для русских характерны, наоборот, отказ от одержимости свыше, переворачивание своей судьбы волевым усилием, пробуждение воли (таков код Ильи Муромца: 30 лет лежать на печи, затем — совершать подвиги богатырём, а затем уйти в монастырь). Код Вотана не мог стать универсальным кодом и победить в глобальном масштабе. Впрочем, Юнг считал, что национал-социализм — «не последнее слово» Вотана и он себя еще проявит.
Сегодня враги рода человеческого ведут экспериментальный поиск какого‑то нового универсального языческого кода, который бы отменил или переключил на себя все остальные коды и объединил их с внешним техническим цифровым кодом, придав ему эффективность и силу, без которой он не сможет завладеть душами. Что это: религия денег, «богиня-Разум», сверхмашина, «эгоистичный ген», «Мать-природа»? Сложно сказать, во всяком случае, пока ни один из них не подходит на эту роль настолько хорошо, чтобы выполнить глобальную миссию конца истории и человечества, заставив людей добровольно и упоённо действовать в этом коде, слив с ним свои личности. Шифр антисистемы состоит в том, что она отделяет и возводит в абсолют негативную изнанку любого личностного и цивилизационного кода, заявляя, что это и есть сущность кода как такового. Пока мы не видим этого универсального Кода Конца, но мы знаем, что он в идеале является кодом уничтожения всех остальных цивилизационных кодов.
В то же время мы угадываем другую, не менее важную истину: русский код — это код сохранения множественности кодов других цивилизаций в их иерархии.
Код творящего Духа
Ситуация с цивилизационными кодами русского народа парадоксально троякая: с одной стороны, коды являются общечеловеческими, с другой, их всеобщность выражена в чёткой и специфической цивилизационной форме христианства, пришедшего с Ближнего Востока(которое большинство людей в мире не принимает), с третьей — коды имеют яркую этническую основу в истории народа, не только культурную, но и родовую, социобиологическую, связанную с работой мозга и уходящую своими корнями в очень древние времена.
Русские коды вообще не являются кодами какой‑то экзотической цивилизационной «обочины». Наоборот, это коды осевые, общечеловеческие, но проявляющиеся ярко, резко и по‑особому, с высокой концентрацией общечеловеческого начала, ибо общечеловеческого не бывает вне национального и этнического. Своим скачкам и разломам в личной и российской жизни мы обязаны высокой концентрации общечеловеческого, бьющего фонтанами из этих разломов именно как энергия негативных по своей форме кодов, создавая новые продукты исторического творчества. Враги не знают, как «заткнуть», наконец, этот фонтан-вулкан русского волюнтаризма. (Волюнтаризм, волевая природа, тяга к воле вольной — это тоже русский код, ресурс воли, источник воли.)
По меткому, хотя не вполне корректному образу Ю.В. Мамлеева, «Россия Вечная», то есть рассматриваемая с точки зрения вечности, образует границу между Абсолютом и Бездной, то есть движение между крайностями. Этот операциональный код русских, которые постоянно внутри своей души находятся на границе сверхбытия и небытия, представлен в цивилизационном коде России как страны, как народа, так и отдельных его представителей.
У многих русских это сокровище никогда не забывалось и бодрствовало всегда. Всё это предопределило сложность, противоречивость, опасность русской личности, которая тем не менее успешно преодолевается путём «шоковой» сборки и «самосборки», когда христианские или совместимые с ними дохристианские архетипы-прообразы быстро пробуждаются и становятся «машинами воли», перемалывающими зло в добро.
В этом причина того, что человек, не будучи обрядовым православным христианином, а скорее — отступником, а то и просто советским «коммунальным», по А. Зиновьеву, человеком, агностиком и фактически атеистом, вдруг оказывался христианином внутри — в нём жили кодыпрообразы, которые вдруг превращались в операциональный код — код действия определённым образом. При одном условии: если они смогли снять с себя и отбросить всю эту шелуху наваждения чуждых кодов.
Цивилизационные коды существуют в Царстве Духа, в то время как люди в основном — в душевноматериальном царстве — царстве Вражды, связанном с абсолютизацией самости, «Я» как воплощённого личного духа. Поэтому закодированное русское Царство Духа требует «нищеты духа», то есть слабости внешнего «Я» как построенной вокруг идентичности вторичной психической реальности, и «юродства» как отказа от идентичности, отрицающей привязанность к «Я» и готовой легко пожертвовать богатствами социально-культурного капитала.
Такой цивилизационный код сверхрационален, и он может представляться как открытие абсурдности бытия (как известно, глубоко христианская характеристика веры). Чтение кодов возможно в изменённом, остранённом состоянии сознания, выводящем «в изнанку», и доступно в «культовом» режиме. Язык цивилизационных кодов — это заумный язык, который выше ума, сверхрационален, то есть позволяет выйти в корневую систему русского языка. К кодам надо обращаться, как В. Хлебников, искавший славянскую душу в заумном языке. Это позволяет уйти от затёртых, обесценившихся слов повседневного языка и заимствований в пласт архаики, который находится и за обыденным, и за литературным вариантами языка. Это не порча языка. При этом проблема сверхрациональности касается и высших образцов русской литературы. Когда читают эталонную поэзию Пушкина, то за набором филигранно отточенных отдельных фраз слышат не только и не столько текущие смыслы, а именно коды языка как некую надчеловеческую музыку слов.
Код Пересвета — смертельная ось жизни
Код жертвы и Код Конца
Русский код — быстрый код, быстро побеждающий и превращающий. Русские долго запрягают, но быстро едут, как гоголевская птица-тройка. Быстрый переход к своим, «естественным» кодам и в царство Духа осуществляется через жертву. Код жертвенности, код Пересвета, убившего Челубея, подставив себя одномоментно под его копьё, — один из самых ярких моментов в романе «Таблица Агеева» А.А. Проханова. Когда Челубей был убит направленным копьём, инок Пересвет был уже мёртв для внешнего мира.
Главным цивилизационным кодом является то, что несёт в себе код жертвы и подлежит жертве ради кода. Визуально он обозначается как Крест. Философ тайнописи Карл Ясперс увидел главное свойство человеческого кода, которое называется в религиях жертвой, в категории «краха». Шифр краха — это «шифр шифров», который придаёт резонанс, умноженную силу остальным шифрам. Окончательно код выражается именно в жертве, которая является завершённой инициацией и совершается в конце жизни или всю жизнь. Крах эсхатологически понимается Ясперсом как конец истории человечества или истории народов.
Сегодня жертвовать никто ничем не хочет. Все привыкли только улучшать своё положение или терять под давлением внешних сил, но минимум и временно. Так устроены современные люди в большинстве своём, в том числе россияне. Но жертва — цивилизационный код жизни, жертвоприношение себя — обряд жизни, который позволяет ей состояться в духовном смысле. Жертвования себя, в конечном счёте, не избегает ни один человек. Отсутствие жертвы — это иллюзия современного потребителя, которая мешает ему стать личностью, обретя подлинный цивилизационный код.
В чём жизнь? Жизнь на кончике копья, которое воткнул в тебя твой смертельный враг в тот момент, когда твоё копьё вошло в него, лишив его жизни и победы. А вместе с ним и лишив надежды на победу всё его войско. Жизнь воина — момент копья, ради него всё происходит, образуя в духе момент одновременности, вечности.
Код Пересвета как героического самопожертвовования воина ради любви к своему народу блестяще сформулирован Александром Прохановым в романе «Таблица Агеева». Попытаюсь развить это важное открытие. Для русских код Пересвета — один из главных кодов жизни, если не самый главный. Благодаря ему русские сохранились как народ и государство в жестокой борьбе с иноцивилизационными врагами, борясь с которыми кто‑то должен был жертвовать и побеждать одновременно. Имя Пересвета широко вошло в русскую культуру: в летописи, устные сказания, поздние былины, в предание Русской православной церкви, в фамилию известного аристократического рода Пересветовых, его именем называли боевые корабли после распада СССР и даже банки, рассматривая его как оберег.
Главный смысл кода Пересвета в том, что в нём как бы сливаются в один код, в одну жизнь, в один поступок, в одно последнее свободное в жизни движение, направленное на острие копья, два образа: самопожертвователя и разящего воина и образуют одну непобедимую судьбу русского народа-Пересвета, несущего свет и копьё миру, но и подставляющего себя под встречное копьё за мир, «за други своя». Невозможно прожить, не умерев. Но смерть Пересвета — особая, она создаёт новое рождение, рождение страны, народа, его будущее. Два копья: своё и вражеское — создают как бы одну обоюдоострую направленную ось мира, проходящую через личности и тела, через эпохи. Это высочайшее проявление личной воли как выбора воина-победителя и покорности Божьей воле как пожертвовавшего собой монаха-схимника, проявленной через игумена Сергия Радонежского, отправившего Пересвета и Ослябю в войско Дмитрия Донского и возложившего на них схиму, оружие духовное, оружие победы.
Поединок или начало общей битвы?
В «Сказании о Мамаевом побоище» о поединке Пересвета и Челубея говорится следующее: «Уже близко друг к другу подходят сильные полки, и тогда выехал злой печенег из большого войска татарского, перед всеми доблестью похваляясь, видом подобен древнему Голиафу: пяти сажен высота его и трёх сажен ширина его (7,5 и 4,5 м. — С. Б.). И увидел его Александр Пересвет, монах, который был в полку Владимира Всеволодовича, и, выступив из рядов, сказал: «Этот человек ищет подобного себе, я хочу с ним переведаться!» И был на голове его шлем, как у архангела, вооружен же он схимою по велению игумена Сергия. И сказал: «Отцы и братья, простите меня, грешного! Брат мой, Андрей Ослябя, моли бога за меня! Чаду моему Якову — мир и благословение!» — бросился на печенега и добавил: «Игумен Сергий, помоги мне молитвою!» Печенег же устремился навстречу ему, и христиане все воскликнули: «Боже, помоги рабу своему!» И ударились крепко копьями, едва земля не проломилась под ними, и свалились оба с коней на землю и скончались».
Речь идет о «подобном» воине, то есть не простом воине, как в духовном смысле, так и смысле ратной силы, но только с противоположным знаком, воине добра против воина зла. Физический исход поединка был вторичен, поскольку, встретившись с Пересветом, Челубей был обречён, его силы были «связаны» духовным оружием, и он всё равно погиб бы, столкнувшись с волей Пересвета.
Эта версия отражена на проникновенной картине Павла Рыженко «Победа Пересвета», которая, однако, с лицом внутренне торжествующего тяжело раненного Пересвета не показывает всей жестокости схватки, когда Пересвет был пробит копьём Челубея, которое буквально торчало из него.
В современном предании Русской православной церкви Пересвет военной хитростью надевает себя на копьё Челубея, чтобы приблизиться к нему на удар, поскольку в обычном бою он его просто не достанет из‑за длины его копья и величины соперника. Удары копей всадников происходят практически одновременно, сливаясь в один момент. В этом проявление русского кода Пересвета как жертвы ради смерти противника, то есть кода, который выходит за рамки жизни ещё при живом носителе. Однако смог ли Пересвет это сделать физически, ведь, по мнению специалистов в конных поединках, после того, как один из бьющихся воинов получил сильнейший проникающий удар длинным копьём, он не удержался бы в седле и не смог бы попасть во врага. Мог ли он быть уверен, что Бог поможет ему, сотворив чудо вопреки законам войны?
Многие «передельщики истории», как Михаил Веллер, считают поединок Пересвета и Челубея с обоюдной гибелью вымыслом, созданным по лекалам средневековой рыцарской литературы (или русского богатырского эпоса), где оба соперника погибают.
Участие Пересвета и Осляби в Куликовской битве доказано и неоспоримо так же, как и гибель Пересвета (гибель Осляби под вопросом, поскольку одни историки свидетельствуют об этом, а другие сообщают о его позднейших поездках в Царьград с финансовой помощью Второму Риму от Третьего и службе у митрополита Киприана, в частности в 1398 году).
Но если даже и верно, что схватка Пересвета с врагом проходила по‑другому, похожие сюжеты присутствуют в эпосе — значит, они недалеки от правды — и содержат некий архетип сражения воинов света и тьмы, который повторил русский воин-монах в исторический момент Куликовской битвы.
Но была ли на самом деле схватка поединком в рыцарских традициях, или она позднее придумана летописцами? Такой традиции поединков не отмечено ни на Руси, ни у монголотатар, это плод западной культуры, попавший в летописи через западнорусских авторов. Ситуация на Куликовом поле перед началом битвы также вряд ли располагала к ней, когда два конных войска уже сходились друг с другом в решающей жестокой битве — не до испытаний поединками, смысл которых был в том, чтобы исключить всеобщее сражение. Предстояло именно сражение всех русских со всеми татарами насмерть, и поединок мог быть только частью всеобщего смертельного сражения.
Однако само сражение Пересвета и Челубея вполне реально, так же, как и его судьбоносное влияние на исход битвы. Если мы отойдём от красивой эпической версии поединка в пользу реального боя, мы как раз и увидим, что здесь Пересвет имел больше шансов победить и реализовать свой замысел и миссию, возложенную на него Дмитрием Донским, ради чего он испрашивал поддержки у преподобного Сергия Радонежского. Битва это троякое: и личное, и соборное, и массовое действо.
Вполне возможно, что заговорённый воинской магией и одержимый духом-«кодом» огромный азиатский богатырь Челубей использовался татарами в качестве пробивной силы для сминания боевого порядка противника, в качестве вождя этой силы, а Пересвет взял его на себя, тем самым нейтрализовав его угрозу в решающий момент сражения Передового полка, который не дрогнул и не был «смят» татарской конницей.
Челубей шёл не на рыцарский поединок: он рвался за короткие минуты устелить телами лучших русских воинов дорогу к победе главной татарской коннице, затем пропустив её за собой, тем самым сохранив свою жизнь. Это духовная машина смерти, которая создаёт психическое заражение одержимостью смерти — основу успеха мамаева войска, сливающегося воедино в коллективного Челубея. Кто остановит её? Сломать её может только смерть равного и даже превосходящего по силе воина, подражающая главному пасхальному коду Бога — «смертию смерть поправ». Завидев его, вызвался Пересвет, узнавший в нём свою судьбу.
По последним предположениям историков и археологов, Куликовская битва длилась сравнительно недолго, и опрокидывание строя противника татарами решало её исход уже в начале, когда был один из её критических моментов, пожалуй, самый важный момент. (Второй момент был перед атакой Засадного полка.) Многое решала динамика боя на одном участке, в который были мгновенно втянуты десятки и затем сотни всадников.
В тесноте и сумятице боя, который начался в поединке с Пересветом, но моментально перерос в общую битву, Челубей, окружённый конными русскими и татарскими воинами, не смог воспользоваться свой силой и гигантскими размерами, и его длинное копьё оказалось менее действенным, чем копьё Пересвета; хотя оба орудия были смертоносными. Может быть, Челубей был повержен не Пересветом, а добит оружием других русских воинов, но он был остановлен. У него уже не было шансов спастись за «победными лавами» татарских воинов, все они смялись в одну жесточайшую сечу, в которой татарская злая удаль ослабла, смешавшись с русской святой ненавистью. Так Пересвет выполнил миссию, к которой его промыслительно предназначил Дмитрий Донской. Духовный антикод павшего Челубея-победителя померк в мистических глубинах Азии, а русские, когда вышел засадный полк, познали вкус победы над её властителями; но не для того, чтобы поработить их, а чтобы открыть, просветить, разоружить против своего света.
Положение тел Пересвета и Челубея после битвы, указанное в летописи, намекает на то, что поединок был более сложным и проходил в ближнем бою в массе воинов, а не в чистом поле: «правую руку на тулово… татарина накинул», «права пола на поганого татарина накинулась». Так лежали тысячи других павших воинов. Русская обоюдная смерть уравняла их в битве, как уравняла Русь и Орду, и в будущем заставила покориться Руси её осколки, положив начало России-Евразии.
Но эта Евразия держится на острие жертвенного русского копья праведного воина-монаха.
Жизненный путь Пересвета
Как понять судьбу Пересвета земным умом с точки зрения истории? Судьба Пересвета многое говорит и о смысле русской истории как истории человека, личности. Кто такие братья Пересвет и Ослябя? Это иноки преподобного Сергия, которых он послал на предстоящую Куликовскую битву в помощь Великому князю, передавая тем самым свою помощь духовную. Ответ не так прост, поскольку монашеский и тем более схимнический чин Пересвета и Осляби на момент Куликовской битвы многими подвергается сомнению, и не без определённых оснований, так как монахи не могли стать участниками битвы, как бы вернувшись в свой прежний, мирской чин воинов. Но только ли духовную помощь ожидал от их участия великий князь? Отличные полководцы, стратеги и тактики у Дмитрия были, те же Дмитрий Боброк Волынский и Андрей Серпуховской.
Вместе с тем Дмитрий Донской, собравший большое разнородное войско из разных русских земель, нуждался в сильных и надёжных военачальниках среднего звена, способных в решающий момент возглавить и повести за собой воинов непосредственно в гуще битвы фактически на татарские копья, опираясь на личную силу духовную и воинскую. Бояре не просто воины, но и начальники над воинскими отрядами, выполнявшие роль офицеров. Но в данном случае нужны были особые бояре — духовные воины, способные повести соратников в последнюю священную битву. Таких людей, кстати, в армии всегда не хватает, на них спрос. Найти таких воинов — большая удача полководца. Вот какая миссия ожидала братьев.
Логика жизненного пути, нить судьбы вела их по пути совмещения путей воинского и духовного, монашеского. Воин — военачальник — монах — праведный православный божий угодник — это архетип праведного русского воина, за которыми угадываются образы Ильи Муромца, Ушакова и Суворова, Минина и князя Пожарского — воина, прошедшего духовное очищение, утончение своей души, чтобы выполнить воинскую миссию до конца.
Пересвет и Ослябя известны сначала как «бояре любутские» и бояре брянские, то есть члены верхнего свободного воинского сословия у славян, находящиеся на службе в Любутске либо с рождения жившие здесь в вотчине (а Любутск был сторожевым пограничным городом Великого княжества Литовского, использованным против Москвы), а также связанные с брянским князем. Любутск и Брянское княжество, как и «верховские» княжества бассейна Верхней Оки, ранее относились к распавшемуся Черниговскому княжеству, вошедшему в Великое княжество Литовское. Эта часть русских земель и их верхушка тяготела к объединению с остальными русскими землями. Вместе со своим сюзереном Дмитрием Ольгердовичем Брянским Пересвет и Ослябя перешли на службу к Дмитрию Московскому. Перейдя на службу к московскому князю и порвав с Литвой, Дмитрий Брянский получил в кормление от него Переславль-Залесский, который, кстати, не так далеко и от обители Сергия Радонежского. Тем самым они сделали выбор в пользу Москвы, возможно, передав свои прежние земли в ВКЛ московскому князю.
Возможно, ту самую «Пересветову куплю», то есть землю, которую купил Пересвет для себя на северном, московском берегу Оки. Если Пересвет действительно покупал это обширное феодальное владение размером с треть удельного княжества, то на чьи деньги? Может быть, на деньги великого князя, выполняя тем самым его поручение по собиранию русских земель, в данном случае, черниговской княжеской династии, вокруг Москвы. Схожим образом митрополит Алексий I приобрёл неподалёку от «Пересветовой купли» и Любутска земли для Москвы, получившие позднее название города Алексин. Личности Пересвета и Осляби открываются с другой стороны: это не только воины и офицеры, но и государственные деятели, выполнявшие очень ответственные и необычные поручения. Последним из них для Пересвета стал бой на Куликовом поле.
В конце XIV века Великое княжество Московское и Великое княжество Литовское, две набирающие силу молодые империи, соперничали за гегемонию в Северо-Восточной Европе. Выбор Пересвета и Осляби — в пользу Москвы, выбор в пользу набирающей вокруг неё силу Великой России. Этот выбор привёл их к преподобному Сергию и на Куликово поле, к концу своего земного пути. Те, кто остался в Великом княжестве Литовском, разделили судьбу русских народов, призванных покориться внешней силе завоевателей Речи Посполитой. В конце концов ВКЛ кануло в Лету истории, не оставив прямых потомков.
Городище Любутск парит над каньоном реки Оки, напоминая пейзаж «над вечным покоем». Здесь проходила граница Москвы и Литвы. Кроме валов от средневекового города ничего не осталось, но в нём чувствуется быстрое, но плавное течение истории как вод переливающейся на солнце реки. Так при внимательном духовном зрении переливаются души людей и их духовные коды. Но лишь кресты и ржавые советские памятники сельского кладбища напоминают о том, что здесь когда‑то были люди. При Иване III на рубеже XV—XVI веков верховские княжества перешли из Великого княжества Литовского в состав Московского Царства, и Любутск стал не нужен Москве в качестве крепости против самой Москвы. Вследствие чего как воинское поселение быстро пришёл в упадок. Любопытно, что в период расцвета в этом городе одновременно были две крепости на расстоянии трёх сотен метров друг от друга — взять их одновременно было бы сложно, один гарнизон мог помочь другому. Но Любутск пал не из‑за штурма укреплений, а потому, что русские земли не хотели быть в Литве, всё больше сближавшейся с Польшей, западным католическим миром, миром поработителей.
Герои-воины остаются в памяти народа, в коллективном духе, слитом с историей как чередой событий, последующих за Мамаевым побоищем, вплоть до Великой Отечественной войны и конфликтов последних десятилетий, героической войны на Донбассе. Их олицетворением, покровителем и вождём является Пересвет.
Код Софии
Вопрос о Софии является чрезвычайно сложным вопросом мировой истории религии и истории русской мысли, в частности. Со споров о Софии и начался Серебряный век русской мысли, и им же, спором о Софии, он и закончился. В русской философии сложилось специфическое учение о Софии — софиология, в конце концов осуждённое Русской православной церковью в СССР и Зарубежной церковью как еретическое. Учение о Софии было главной идеей и главным заблуждением мистического русского философа Владимира Соловьёва, приведшее его к учению о мнимом всеединстве людей, объединённом в одной сверхличности, в которой снимаются все противоречия разделённых людей. Однако это учение, едва намеченное намёком, в стихах и диалоге, очаровало таких мыслителей и поэтов, как братья С. и Е. Трубецкие, С. Булгаков, А. Блок и А. Белый. Многие философы также писали о Софии, но вовремя ограничили её влияние на свои построения. Это одна из опасных тайн, которая затронула одну из глубин русской души, точнее, часть её кода-прообраза, поэтому и нашла живой отклик у «взыскующих духовного Града»
Кто такая София? Почему ей посвящались и для неё строились самые лучшие грандиозные соборы в Византии и на Руси? София Константинопольская — центр мировой столицы западного и восточного мира, и София в Киеве, Новгороде, Вологде и далёком Тобольске, столице Сибири? Только ли одна из святых великомучениц, София? София официально называется преданием Церкви Премудростью Божией (а София и есть Мудрость), в соответствии с которой устроен мир, космос, мир природы и мир человеческий. Премудрость — это часть личности триединой Бога, в её ипостасях Бога-отца, Бога-сына и Святого Духа. За что тогда была осуждена софиология, развитая из видений и стихов Соловьёва в разностороннюю философско-религиозную доктрину о. Сергием Булгаковым? Булгаков, в части, видел экономику как хозяйство, построенное в соответствии с гармонией с миром и Премудростью, а не хищнически противостоящее ей.
В софиологии София постулируется как особая, четвёртая ипостась Бога, следующая за тремя основными, как их продолжение в тварном мире и тем самым управляющая и объединяющая космос («природу») и людей, как бы присутствующая в людях как «вечная женственность». Когда Соловьёв писал в «Трёх свиданиях» о мистическом свидании с Софией, он имел в виду «свидание» с этим прообразом, кодом. Конечно же, это воззрение, не совместимое с христианством, но имеющее свои аналоги и предшественников во многих религиях и мифологиях, ближайшим из которых считался гностицизм и его производные в новоевропейской мысли.
София как Премудрость понимается как божественный Логос, Разум, который, конечно же, не может быть отдельной личностью, а лишь функция личности Бога. Люди способны жить в соответствии с этой премудростью, уловить её как любовь и жить в соответствии с ней, но полностью она людям недоступна, она сверхразумна. В тех мощных пластах языческих религий, откуда вышло представление о Софии как особом божестве, разум, как мудрость, — существо женского рода или смешанного женско-мужского рода, объединяюшего в себе Род как таковой. Это Великая Богиня, культы которой повсеместно предшествовали индоевропейской мужской, солнечной религии Аполлона, а также монотеистической религии Ближнего Востока. Великая Богиня отождествлялась с Землёй и Природой в целом (Мать Сыра Земля), и сегодня, когда говорят о природе или материи как основе и творящей силе, имеют в виду именно её, но в закамуфлированном виде. Опираясь на взгляды этой традиции, психолог К. Г. Юнг указывал, что Ум или Разум часто в мировой традиции имеет женскую, приспособительную природу в противоположность мужской волевой. Это младенческое внешнее состояние души человека и мира, находящегося в «ветхом» и отчуждённом, погружённом в материю состоянии, не знающем истинного Бога.
Эти религии были очень распространены и устойчивы в ранней Византии, особенно в Малой Азии, и составляли конкуренцию христианству, поэтому строительство главного храма империи, Святой Софии в VI веке, преследовало цель «передать» поклонение их функции литургии истинному Богу, который и является источником любой Премудрости. Это удалось византийским клирикам и послужило примером для других, в частности, для балканских славян и для Руси, хотя ереси поклонения женским и двуполым божествам продолжали существовать. Были эти религии и в славянском мире, унаследованные, вероятно, от ассимилированных народов, по женской линии, как женская магия или женские божества. Это не значит, что русские или славяне имеют «женственную душу», просто они имеют доступ к этой тайне и чувство гармонии природы и космоса, божественного единства мира. Для русских очень характерно чувство гармонии личности и мира, макрокосма и микрокосма, которое выражается в чувстве правды и справедливости, внимания ко всем живым существам, любви к земле. Как отвлечь от них славян и показать истинную религию Христа? Это было важной задачей просветителей — христианских проповедников в условиях двоеверия в X—XIV вв. София и софийность мира как ощущение божественности мира и поклонение ей и есть тот ответ, который дала русская христианская культура в своих светлых иконописных образах Андрея Рублёва и Дионисия, особенно «Троицы» Андрея Рублёва, Ферапонтова и Мирожского монастырей, в Софии Киевской и Софии Новгородской. Вера в то, что мир светел и устроен разумно, что мир мирен, что есть мир в душе, присуща русским и сегодня.
Поле и дорога
Русское поле и русская дорога. Код большого пространства
Русский мир, мир вечной России во времени и вне его, в пространстве открывается как мир большого пространства, мир Евразии, с её поясами степей (евразийский степной коридор, по которому двигались предки всех индоевропейских народов, а затем тюрок), лесов, тундр, пустынь, бесконечной сети рек и озёр. Россия — страна, контролирующая осевую зону Евразии, по геополитику Макиндеру, и сердцевину большой суши; и происходящая из этой осевой зоны в глубокой древности; и вернувшаяся в неё из более западного праславянского ареала в результате массовой миграционной тяги многих поколений на восток; и исторических странствий и перипетий XV—XX веков, сделавших Россию синонимом Северной Евразии, что звучит сегодня несколько преувеличенно; но, по крайней мере, оставивших Россию её стражем. В России находится львиная доля обрабатываемых полей человечества, и вся Россия — это поле, или сад, «Вишнёвый сад», или лес, «Русский лес». Русский мир ограничен этим бесконечным пространством, за его пределами русские уже в гостях, или как точка на карте, как анклав, остров на Земле; но если остров, то особый, разрастающийся в материк и далее, в земную твердь.
Код русского поля воплощён в искусстве в теме дороги, гоголевской птицы-тройки («Вот мчится тройка удалая по Волге-матушке зимой»), русского поля («Поле, русское поле»), в музыке Рахманинова, наполненной пространством. Именно в дороге и в поле сбываются судьбы героев и происходит победа воли над судьбой, достижение сверхчеловеческого, сверхбытового состояния обычным человеком, его свидание с кодамиархетипами.
Русский — это не простой бродяга, а «зачарованный странник» Лескова, странник, находящийся в особом, изменённом состоянии путешествия, под влиянием чар кода-архетипа, «психо-трип» в современном западном жаргоне. Его путешествие не простое, а сказочное, метафизическое, путешествие в плоскость иного. Путешествие может быть не только в пространстве Земли, но и в пространстве жизни, связей с людьми, дел, изобретений, власти, искусства, походах «за тридевять земель» и «за Три моря», но с какой целью? Только ли любопытство к новому, незнакомому? К поиску Царства Божьего на Земле, Нового Иерусалима.
Но странничество не только образ Старой России. Образ странствия в новую эпоху, эпоху строительства социализма как светского Тысячелетнего Царства представлен в романе «Чевенгур» Платонова. Любопытно, что главный герой совершает странствие в животноводческие степи, к истокам, к прародине индоевропейцев и русских. Код странничества и в романе «Два капитана» Каверина. Странничество русских нередко направлено на север, на поиски пределов земли, за которыми лежит Гиперборея, «Земля Санникова» Обручева (но сам Санников — реальный исторический персонаж).
Для русских характерен миграционизм — неистребимая «тяга к перемене мест»: русские любят оправляться в дорогу, странствовать, скитаться, иногда без видимых на то причин, которые лежат в плоскости духовной, в области изнанки мира. Часто русские шли от неволи, в поисках лучшей доли-судьбы, от крепостников и конфликтов, испорченной жизни — в поисках новых хозяйственных ресурсов, земли, на заработки. Русское хозяйство экстенсивно, оно нацелено на вовлечение в оборот всё новых и новых ресурсов, затрат энергии и финансовых средств, которые сложно оправдать в рамках обычной западной логики рационализации. Русские идут вперёд, а земли всё открываются и открываются. Не хватает земли, леса, нефти, газа? Вот уже и открыта дорога в космос.
Многие люди в мире меняют своё местоположение, регионы, страны, континенты. Появился код нового человека — «извращённого кочевника», живущего по принципу «где хорошо, там и Отечество». Но русские ищут не чужого блага, а отечества своего, «взыскуют Града», ищут свой собор, собор Мудрости Софии, который кочует за ними из Царьграда в Киев, из Киева в Полоцк, из Полоцка — в Новгород, из Новгорода в Вологду, из Вологды — в Тобольск, центр Евразии. Идут ходоки, идут паломники, идёт Крестный ход по Руси. Сами русские — это потомки славян, расселившихся по Восточно-Европейской равнине различными потоками в ходе странствий.
На Руси были целые группы, сословия людей странствующих: калики перехожие, купцы-«гости», коробейники, промысловые артели, скоморохи, ходоки-паломники по святым местам, которых десятки, даже сотни на Святой Руси. Да и просто бродяги, обитатели ночлежек и «Дна», пьеса о которых «На дне», наряду с рассказами о странниках, сделала знаменитым М. Горького, которому странствия заменили «мои университеты». Образ странника чем‑то соответствовал образу нищего, неимущего телом и духом человека в чистом виде, как он есть, лишённого социальных и статусных одеяний; даже культурных одежд, «нищего духом», с которым радикалы как левого, так и революционного правого толка пытались соотносить образ пролетария.
Со странствующим дорожным образом жизни связано и сословие степных конных воинов — стражей порубежья — казаков, казалось бы полностью противоположное пролетаризированным бродягам и богомольцам. Хотя, впрочем, казаки первоначально формировались именно из выпавших из традиционной социальной структуры индивидов, вынужденных пуститься в бега от крепостного состояния на Дон или в Сечь. Казаки и предшествующие им, похожие на казаков русские этносоциальные группы XI—XVI вв. сохранили черты образа жизни древних индоевропейцев на той же территории их прародины и их страсть к военным и промысловым миграциям. Именно казаки стали той первопроходческой силой, которая завоевала в XVI—XVII веках для России полосу южных степей, Сибирь и Дальний Восток и затем защищала эти невероятно огромные пространства.
Львиная доля промышленности Российской империи до 1917 года поддерживалась трудом отходников — внутренних мигрантов, сезонно странствующих из своих сёл и деревень в растущие промышленные центры. Отходничество не исчезло в первые десятилетия СССР, многие нанимались временными работниками на стройки социалистической индустриализации. А некоторые пускались в бега от преследований, коллективизации и голода, затерявшись в странствующем людском море. СССР — это цивилизация-странник с очень высокой мобильностью граждан. Ехали как в столицы, так и в национальные окраины; и даже в страны третьего мира, которым СССР оказывала помощь. После падения СССР в 1990‑е вновь появилось отходничество в мегаполисы из обескровленной провинции, лишённой денежных потоков; и сохраняется до сих пор, несмотря на некоторый подъём экономики и появление новых рабочих мест в регионах. За новейшим отходничеством стоит не просто экономический интерес, а та же тяга к перемене мест ради новой жизни. Парадоксально, но при всё при том русские — люди, привязанные к своему дому, почве, малой родине и в чём‑то менее мобильны, чем китайцы или западные люди.
Конечный смысл русского путешествия, паломничества, хождения — найти Царство Божие здесь, на Земле, может быть, в себе, внутри души, или внутри коллектива, артели, новой семьи найти устроение душевное. Путешествие носит характер инициатический, это своеобразная инициация кодом дороги, большого пространства. Но часто она давала и более скромные, при этом важные для личности результаты.
Поэт Максимилиан Волошин перед тем, как осесть в своей «Киммерии», исходил со своими друзьями всю Европу пешком. Ныне почти забытый, но когда‑то широко известный под псевдонимом «Скиталец» писатель С. Г. Петров так описывал своё путешествие, ставшее инициацией в литературной профессии: «С 1893 по 1897 год путешествовал по югу России в поисках жизненного пути: работал в земстве, вращался в студенческих революционных кружках, был певцом в бродячей группе, с которой исколесил Украину, Крым, Бессарабию, Западный край… В годы этих путешествий случайно впервые начал печататься в провинциальных газетах». Там, в одной из газет, ему и придумали новое имя. Так код дороги перешёл в код литературного творчества и его писательского образа.
Код дороги — древний индоевропейский код истории, связанный с изобретением приспособлений для дороги, повозок, колеса и его оси и одомашниваем лошади. Праиндоевропейцы, согласно данным науки, были кочевниками, поэтому они воспринимали мир как ось планет и светил. Осевое восприятие жизни — это восприятие мира как круга и шара, вращающегося вдоль мировой оси подобно оси повозки и движущегося (а не стоящего вечно и вращающегося на одном месте — вечного возвращения); как направленного движения к лучшему миру, но не улетающего в дурную бесконечность прогресса или падения (что может быть одно и то же), так как ось всё же есть и крутится. Индоевропейские цивилизации: западная, славянская, иранская и арийско-индийская — первоначально сложились как цивилизации дороги, лошади, колеса и войны, развёртывающиеся в походах в места своей будущей постоянной жизни через промежуточные опорные пункты, связывающие Евразию в III тысячелетии до новой эры в единое целое. Но и там они сохранили склонность к походам и экспансии
Такая же, подобная, или «та же», ось есть в душе каждого человека, каждого русского, принадлежащего к наиболее верной древнему образу жизни ветви индоевропейских цивилизаций, русской восточноевропейской евразийской цивилизации. Если, конечно, эту ось не сломать. Эту ось любят называть личностным стержнем. Однако особенно стержень жизненно важен для того, кто движется, кто находится в динамике, а не просто для вкопанного камня. Волевой акт — это и есть ось личности, вокруг которой собирается вся психика в своём многообразии, и группы других важных для них личностей, значимых, других. Поле и дорога с отодвигающимся горизонтом как раз являются жизненным миром для осевой личности.
Путешествие не всегда заканчивается удачно, но оно запускает механизм обретения своего «Я» как конкретной личности русской цивилизации. Причём это механизм в определённой степени и коллективный, вовлекающий в него и в его последствия других. Молодым людям нужно на какое‑то время покинуть свой отчий дом и пожить отдельно от родителей, своей малой родины, и испытать трудности, чтобы понять жизнь, заглянув в её пределы.
Русский код странствий в образах культуры всё же отличается от демонических неприкаянных странников Запада, Агасферов и Фаустов, байронических изгнанников, олицетворяющих зло; и от героев романов-путешествий, и от жестоких колонизаторов и негоциантов. Русские путешественники — люди, в конечном счёте, бескорыстные.
В ком воплотился этот код? В искателях и открывателях: купце — путешественнике в Индию Никитине, покорителе Сибири Ермаке, первопроходцах Хабарове и Дежнёве, монахе — путешественнике за священными книгами Суханове, создателе русской Аляски Баранове, исследователях глубин Азии Пржевальском и Козлове, лётчике Чкалове, нашем современнике Ф. Конюхове; в бесчисленном множестве других менее известных или совсем неизвестных странников.
Код дороги не просто личный или групповой код — это коллективный код всего народа, всей цивилизации, код движения и развития, смены состояний и цивилизационных форм цивилизации в истории, от капитализма к социализму и обратно, который и есть сама суть русской цивилизации.
Русская Вселенная динамична — это Вселенная пути, в которой человеческая жизнь — это бескрайнее поле. Поле — это и есть весь мир, в котором история народа и история человека; самое дорогое для нас — дорога. Сегодня русские снова в дороге, в странствии, в поисках оси.
С этим связан и архетип русского космизма, который также дает нам даргоценные коды. Один из таких кодов, проросший в советской жизни, — код Циолковского[9].
Политическая литургия России
Цель наших врагов — не дать нам вернуться к русским кодам, не дать им проявляться, заменить их шелухой. Наша цель — сделать так, чтобы коды жили и действовали вечно. Для этого необходима социальная и политическая «машина кодов», действующая из поколения в поколение. Как ввести коды русской цивилизации в строительство будущей России?
Сам характер цивилизационных кодов таков, что они требуют своеобразного чудодейственного служения прообразам. Коды — это священное, священнодействие. Операции с цивилизационными кодами возможны лишь как литургия, как обрядовая реализация мифа.
После 30 лет существования разделённой постсоветской России решить проблему русского политического проекта, а шире — евразийского проекта можно только культовым, а не политтехнологическим путём. Российская Политика с большой буквы может быть эффективна лишь как политика литургическая и вероучительная.
Для работы с цивилизационными кодами есть необходимость в своего рода светских культах-носителях социального чуда, которые бы толковали и одновременно писали эти коды на «третьем языке» — философии и идеологии, чтобы сделать их понятными современному человеку, уже в массе утратившему способность понимать коды своего «Я» на языке религии. Профанное состояние общества требует такой подпорки.
Один обряд, который может быть признан истинным, — обряд Православной церкви, с главным обрядом Причастия Святых Даров, в котором как раз и происходит реализация главного кода бессмертия цивилизации, кода Воскресения Бога-человека. Конечно же, никакой другой религиозный обряд мы предлагать не можем. Но в данном случае речь идёт об обрядах, которые присутствуют в социальной жизни и в политике сплошь и рядом. Люди и так фактически живут в культах, не только религиозных, но и, по большей части, светских, которые часто бывают извращёнными. Россия Вечная существует как литургия, но в ней вместо культа денег, разнообразных потребительских и идолопоклоннических карго-культов, культа разума, культа принадлежности к «избранным» меньшинствам и т.п. — ставится культ Царства Небесного как пути личного и коллективного бессмертия, воплощённого в соответствующей ему социальной структуре.
Никакой подмены здесь быть не может. Если мы не противоречим главному обряду христианства и не пытаемся его вытеснять, участвуем в жизни Православной церкви и не признаем других кумиров, значит, ничего плохого в этих политических обрядах нет. С другой стороны, православие не должно становиться политической религией, политическим и государственным институтом, активно вмешиваться в политику, подменяя собой политических субъектов и государство. Прямой контроль государства над церковью, попытка создать из неё прикладную политическую и бытовую религию также ни к чему хорошему не ведёт, что показал синодальный период истории. Сказанное не исключает поддержку церковью власти или вмешательство в политику в критические моменты и, главное, создание настоящей религиозной опоры для светского культа.
Далее, в России есть разные народы, традиции и религии, и не все из них можно встроить в православие или совместить с ним. Однако все они должны быть совместимы с политической литургией и вероучением России будущего, — а не с атеизмом, религиозным безразличием, агностицизмом, религией техники, религией денег, с которыми они и не совместимы. Тем более перечисленные псевдокульты не должны и не могут выступать общим «светским» знаменателем общественного сознания. А между тем сегодня в России именно они и служат таким общим знаменателем сознания граждан под стыдливым прикрытием конституционного отделения религии от государства.
Политическая литургия как средство осуществления мечты о бессмертии народа
Русская политическая литургия — это религия личности человека, поднявшегося до сверхчеловеческого, понятого в христианском православном смысле как человека «обоженного», жертвенного, бессмертного, а не как зверочеловека или человекобога в языческом смысле, или технического гиганта-киборга в трансгуманизме. Она опирается на русскую философию, видевшую народное самосознание в личностях, мир как собор личностей и субстанциальных деятелей, а не отвлечённых идей. Русские должны иметь свой вариант современного сверхчеловека-христианина, ибо только великие цели позволяют создать культ и миф. Русская политическая литургия не может быть только литургией «идолов» российского государства, патриотизма, общества, рода, экономики и личности отдельного индивида. Хотя эти понятия также освящены ею как ценности, но главное — то, что является вечным в человеке и обществе.
Сверхчеловек любого народа — прежде всего, человек соборной, индивидуально-коллективной свободной воли, которая позволяет ему выйти за пределы социобиологической обусловленности, религия скачка в «царство свободы», скачка здесь и сейчас. Это культ, преодолевающий и интегрирующий опыт социализма как попытки создания сверхчеловеческого общества неадекватными внешними и недочеловеческими средствами, но с соответствующими поправками. Это культ «мировой оси» как основы мира, культ предков, оборачивающийся культом потомков.
Мечта общенародная и малые мечты обычных людей сбудутся, если они соответствуют цивилизационным кодам и воплощены в коллективном культе. Культ означает энергию сбывания, воплощения, однако то, что не соответствует Царству Духа, не может сбыться в культе Русской мечты. Человек «не знает жизни», своей жизни, если он живёт не по своим цивилизационным кодам. Необходим коллективный миф и обряд, в который будет вписан, будет считываться и реализуется код русской цивилизации.
От «Бессмертного полка» — к «Бессмертному народу»
Наш главный на сегодня пример политической литургии — «Бессмертный полк». Почему во всём мире так ополчились против празднования Дня Победы 9 мая, против памятников советским воинам-победителям, против «Бессмертного полка»? Это война против русских кодов, которые выходят уже из России-осколка на мировую арену, превращаясь в мировые коды. «Бессмертный полк», включивший память о героях-ветеранах, стал новым культом предков, культом их живых образов, культом «кодов», то есть личностей, действовавших определённым образом и принесших себя в жертву. Бессмертный полк — это «небесное воинство», перешедшее в другой мир, но продолжающее общаться и воевать в одном строю со своими потомками и помогать им в текущей третьей мировой войне.
Фактически это самый настоящий Собор предков, культ «отцов» и «матерей». Здесь же и вопрос о братьях и сестрах (то, что имел в виду Н. Фёдоров в своей работе о братском и небратском состоянии человечества). Фёдоров видел необходимость такой земной веры в исторических условиях глобального общества, но при этом не мыслил ее вместо и вне христианства.
Нужны другие обряды и мифы о близком и дальнем будущем России, которые, конечно же, не исчерпываются темой Отечественной войны и «Бессмертного полка», хотя тема Победы в великой войне является той лазейкой, в которую удалось «протащить» этот обряд русского кода. Их нужно изобрести, но в той или иной мере, скрыто или явно, они уже присутствуют в бессознательном. И их надо открыть, выпустить, как и произошло с «Бессмертным полком».
Важно понять, как наш новый миф реализуется в обычном обществе. В какой формуле жизни, достойной подражания, в каком обряде? Мне представляется, это может быть культ будущего, культ мечты потомков русских, которых пока еще нет на Земле. Это «бессмертный народ», народ, достойный бессмертия, мечтающий о нём, «народ Божий», народ вселенский.
Сегодня для России нужен также и формирующий культ потомков, которых мы понимаем как будущих соотечественников, идущих по пути сверхлюдей, в христианском смысле которые будут лучше нас. Культ потомков является обратной стороной медали культа предков, «Бессмертного полка». В культе будущего воплощается операционный код жертвенности собой в пользу будущих поколений, таких, какими мы их хотим видеть. Здесь и решение проблемы рождаемости, и проблемы дефицита универсальных специалистов. Культ потомков отличается от культа избалованных «маменькиных сынков», мажоров, эгоистов. Это культ спартанский, инициатический, призванный провести испытания как инициацию поколений. Рождение детей должно стать частью культа, поскольку предки и потомки через личности живущих людей связываются одной родовой сверхличностью, которая наблюдает за ними. Это культ для людей, которые чувствуют тяжесть происходящего и грядущего. То, что происходило в тяжёлые 1930‑е годы, было инициацией поколений победителей в Великой Отечественной (то есть «Бессмертного полка»), которые предчувствовали своё назначение. Победа в гибридной войне должна стать инициацией «Бессмертного народа» будущего — Вечной России.
Сборка русского народа
Как будет выглядеть политическая литургия? Формой политической литургии должны стать регулярные собрания русского (российского) народа, которые служат для организации более крупных соборов в знаковых местах Русского мира. В ходе «соборов» — «сборов» — «собраний» происходит коллективное моление о будущем народа и оглашаются мечты, русские ценности справедливости и правды, происходит посвящение молодёжи и клятва верности русскому народу, государству, Православной церкви на Кресте, зачитываются и оглашаются исторические повествования — «были». Главная функция — каноническая или произвольная молитва о России, о будущих согражданах, о мечтах и планах, которые должны сбыться. Собрания и соборы созываются по инициативам снизу и проходят повсеместно. Они могут проходить где угодно и как угодно, хоть в интернете, — это вторично, как и сценарий их проведения. Главное, чтобы они актуализировали русские цивилизационные коды.
Соборяне — носители нового типа человека, хотя бы в своих мечтах. Те, кто действует для себя в истинном понимании личности как индивидуального и коллективного, как Мечты о сверхчеловеке, несущем в себе «образ Божий». Они объединены из разных сообществ по принципу матрёшки в «Собор соборов».
Собрания носят исключительно мирный характер и не направлены на решение текущих политических вопросов, участие в выборах, поддержку политиков и чиновников, принятие административных решений, протесты, выдвижение каких‑либо требований. Собрания могут заканчиваться коллективным концертом и хороводом, вечеринкой или чем‑то ещё — главное, чтобы они состоялись и вели к объединению, и исключали какие‑либо раздоры, которые, как бы это ни казалось существенным лично или объективно организаторам и участникам, не имеют никакого значения перед лицом оживающих цивилизационных кодов.
Собор соборов
Многие мыслители уловили, что для русских было важно наличие или создание Царства Божия на Земле, а не просто в будущей жизни, пусть это царство и было бы лишь началом этой будущей жизни в земном Тысячелетнем царстве. Николай Бердяев видел в этом предпосылки русского коммунизма как реальной социалистической цивилизации.
Но утопию лучшего мира пытались реализовать не только революционеры и путешественники — искатели Беловодья, Китежа. Место для пришествия Христа для создания Царства Божия на земле строили иерархи церкви на троне, такие, как патриарх Никон — строитель Новоиерусалимского монастыря, воспроизводящего топографию Иерусалима времён явления Христа.
Для русских характерно оптимистичное положительное видение как будущей загробной, так и земной жизни, несмотря на все недостатки текущего существования и как бы вопреки им.
Код Собора — «код кодов»
На мой взгляд, важнейший код Русского мира — код Собора, ведь это место, где сбываются все коды. Соборы строили из камня тогда, когда все строения в средневековом русского городе были деревянными. Собор — место литургии и коллективного общения с Богом и небесными членами церкви.
Соборность, о которой писали русские философы начиная с А. С. Хомякова, это синтез, сбор, собрание вселенского, кафолического, олицетворяющего христианский собор всей церкви и своего, личного, группового, родового, семейного, общинного. Собор существует в душе человека, но реализуется в полной мере лишь на литургии в настоящем соборе. Если в душе есть собор с его вертикальной осью, значит, человек по своему типу принадлежит к русской цивилизации. При этом он способен слышать, чувствовать другие цивилизационные коды в их соборе, чувствовать другие личности, чувствовать святых и предков, ангелахранителя. Считается, что на месте даже разрушенного храма стоит его ангел-хранитель.
О. Н. Трубачёв считал слова с корнем «соб-», — «свой» важнейшим и древнейшим семантическим гнездом славянских языков, ядром славянской лексики родства и социального устройства[10]. Православный собор стал воплощением его в русской православной цивилизации. Отсюда идут слова «свобода», «соборяне», «свояки», «сябры» и позже «собственность», «собрание», «советы», «совещание», «совесть». Славянская уникальность этого корня по сравнению с другими индоевропейскими языками — в неразрывном единстве личного, индивидуального и общего. Моё и наше = своё. Это даже не гнездо, а настоящее семантическое ядро русского языка, в котором скрыт его цивилизационный код, «естественный» код, понятный «своим».
Собор — это и большой христианский храм, и совещательный орган, и орган власти, и Собор русских святых, и общественная организация. Это то, что происходит сообща. Код западного человека выражает понятие «здравый» («общий») смысл, которое привёл Н. О. Трубачёв как чаще всех употребляемое словосочетание в английском языке, заменяет общество «своих» для западной цивилизации и западного человека. Западный человек подчиняется вторичному искусственному коду рациональности и нормативности, который стал его естественным кодом, образом социального и личного устройства.
России нужна модель общества, в которой русские цивилизационные коды реализовались бы. Русская политическая ментальность сводится к двум основным кластерам: 1) патриотов-державников, коллективистов, готовых подчиняться и служить стране, ждущих от государства социальной опеки; 2) социал-анархистов, индивидуалистов, желающих самостоятельности от власти, жизни в соответствии со справедливостью и равенством. Эти два системных политических типа дополняют друг друга как две стороны одной медали, имея некий общий знаменатель в цивилизационном коде, который выражается словом «соборность».
Русский человек и, если смотреть шире, славянин, человек Евразии, — это человек соборной личности, самой своей структурой связанный с коллективом или с добровольной малой группой общения, в которой воспроизводятся границы его личности, но при этом личность не растворяется в коллективе и неведомом «всеединстве», а укрепляется, растёт, собирается, претворяется в свой цивилизационный код[11]. Как бы мы ни оценивали разные периоды истории России, везде мы имеем стремление именно к соборному укладу, в котором есть место личности и дружественному коллективу. Именно таким должно быть и будущее России и Евразии, таким мы предлагаем его и другим цивилизациям. Нарушение этого уклада как выражения цивилизационного кода вызывает тяжёлые кризисы, которые преодолеваются возвращением к нему, то есть проведением реальных Соборов, строительстве соборной жизни в конце Смутного времени.
Соборное корпоративное государство — будущее России
Собор соборов Россия — то место, где в полной мере осуществляется политическая литургия, подобно тому, как храм, человек и мир являются собором для божественной литургии. Он является политической и социальной частью мировой небесной архитектуры, «кирпичиком», но не заменой её, как было бы, если бы речь шла о каком‑либо новом храме новой религии, например, «третьем храме», — а приобщением к этой оси.
Соборное государство — это не государство раздела, наподобие гибридных постсоветских государств, в которых делилось ранее созданное при социализме, а государство сборки, создания нового качества и нового количества. Впервые в истории все граждане будут объединены в единое государство-корпорацию с правом на участие в управлении его собственностью и получение доходов и выгод по определённым правилам солидаризма. Государствособор создаст совершенно новые мобилизационные возможности, вместе с тем позволит реализовать принципы справедливости и соборности, всеобщего участия и развития личностей всех. Граждане сохранят свободу выбора своей судьбы и свободу поведения, в том числе свободу выйти из собора.
Данное государство является по своей форме и сущности государством-Собором, соборным государством, главным Собором, состоящим из соборов более низкого уровня. Напрашивается наследственная связь с Советами, но Советы, как и поместные и земские Соборы Русского Царства, — всё же несколько другое историческое явление, хотя и образует одну русскую традицию с новым Собором.
Речь идёт об обществе людей, в какой‑то мере превосходящих человека, но при этом остающихся обычными людьми. Их отличие в том, что они прошли через волюнтаристскую личностную духовную революцию. В таком обществе возникает особый космос как система отношений с природой и материей, с особой техникой, выражающей эти отношения.
Собор отличается от обычной корпорации с вертикальной иерархией и внешним управляющим (владельцем), а также от известного по опыту прошлого века корпоративизма работодателей и профсоюзов тем, что он наряду с внешней иерархией видит каждого участника и вырабатывает солидарное мнение.
Общество-собор строится на двух культах-кодах: справедливости и правде. Справедливость носит не механический характер материального и социального равенства, часто лицемерного, а духовный характер, то есть зависит от вклада в общее дело. Правда основана на коллективном личностном признании истинного состояния дел высшей ценностью, а не создании коллективных иллюзий и манипулирования. Вечная и непрерывная очистительная сила правды связана с преобладанием волевого духовного начала в структуре личности и подчиненности собора таких личностей Богу. Правда даёт основу для научной и технической истины, признания того или иного положения вещей в духовном взоре, который «вмонтирован» в код русского человека, в код его языка.
«Собор» возможен как результат личностной революции, которая не предполагает экспроприации, хотя она и в какой‑то мере решает вопрос о власти и судьбе России и о дальнейшем функционировании общества и его богатств. Личностная революция — также не есть революция культурная в том смысле, который ей приписывался социализмом в качестве революции Просвещения, хотя в ней тоже был волевой и сверхчеловеческий компонент. Наоборот, это революция традиции, извлечения из её недр сверхчеловеческого содержания. Это революция языка цивилизационных шифров, добывающего глубинные коды из его архаики. Это не революция площади и толпы, это сборка личности и её связей. Личностная (персоналистская революция[12]) является коллективной революцией, делающей личности творцами своей и общей государственной судьбы.
Новое мироустройство? Когда сложится Большая Евразия
В цивилизации Собора восточноевропейская цивилизация впервые в истории ориентируется на себя, на свой цивилизационный код, а не на внешние императивы и заимствования (Византии, Рима, Запада и западных коммунистических идей). Это итог долгих исканий и странствий в инобытии. Она перестраивает мир для себя. Она изживает себя, жертвует собой, чтобы победить других в более универсальной форме, обратившись в новое прекрасное обличье. Это именно новая и наиболее совершенная форма цивилизации Восточной Европы и её части Евразии, как она видится с позиций русской цивилизации. Форма цивилизации, которая сложится в России и в союзных с ней странах, не является одинаково подходящей для всего мира, но она может, подобно социализму, воспроизводиться в каком‑то модифицированном виде в других странах и цивилизациях.
Поскольку Россия и её цивилизационные партнёры сегодня зависят от однополярного глобального капитализма, который, собственно, и вынуждает её к гибридной социально-экономической, информационной и политической системе, то создание совершенной формы цивилизации потребует и разрушения мирового порядка, ликвидацию старых и создание новых мировых институтов. Создание многополярного мироустройства предполагает именно ликвидацию существующего порядка, в котором есть доминирующий центр, и переход к устройству консультативного консенсусного типа без доминирующего центра. Это должно быть новое консенсусное мироустройство — Собор соборов, но в мировом масштабе.
Кардинальное изменение миропорядка вынуждает Россию идти по пути поиска и актуализации других геополитических сил за пределами ведущей сегодня альтернативы Запад — Китай. Изменение мира возможно путём введения в центр мировых процессов государств срединного типа: Ирана, Индии, их соседей, образуя связку север-юг (Россия — Средняя Азия — Иран — Афганистан — Индия и, вероятно, Индокитай). Этот проект может быть назван «Новый Аркаим», поскольку нас связывает общее происхождение от восточной ветви индоевропейцев, отправившихся из области Аркаима на Южном Урале в Индию и Иран, и там мы можем отыскать общие индоевропейские цивилизационные коды, восходящие к вышеупомянутому семантическому ядру «Собора» — «Свободы» и соответствующей этому ядру оси мировой истории. Смысл этой связки в том, чтобы модель западного глобализма изменилась полностью, иными словами, исчезла навсегда. Новый мир должен соответствовать персоналистско-многополярной философии русских кодов — и это будет благом для всего мира.
Происходящая и усиливающаяся турбулентность — это плата за переход к соборному типу мироустройства. Россия должна быть готова к рискованным переменам, ведь нам и так их готовят. Россия Будущего не может быть произведена в рамках существующей системы мира, преображение в будущую Россию требует внесистемности, разрыва, непредсказуемости. Сама же непредсказуемость — это шанс, но шанс, который встраивается в общий «снежный ком» шансов, в которых, по своему обыкновению, как раз и просыпается Русский Код.
Примечания:
1 - «Существует два типа кодов. Первый сразу «понятен» системе (подсистеме), которой он адресован, не требует специальной операции декодирования; я называю его «естественным» кодом. Второй для того, чтобы стать «понятным» системе, требует декодирования; я называю его «чуждым» кодом» (Дубровский Д. И. Расшифровка кодов (Методологические аспекты проблемы) // Вопросы философии, 1979, №12). Работы Д. И. Дубровского цитируются здесь в качестве достаточно квалифицированного введения в тему кодов в социальных науках.
2 - См.: Ясперс К.Т. Философия. Книга третья. Метафизика. М., 2017. Цит.: file:///C:/Users/D899~1/AppData/Local/Temp/Rar$DIa11932.36141/YAspers_Karl_Filosofiya._Kniga_tretya._Metafizika_Litmir.net_592951_original_1771c.fb2. Тайнопись (Chiffreschrift) — ключевое понятиеметафизики Ясперса, которой он посвятил 4-ю главу «Метафизики».
3 - Ясперс К.Т. Там же.
4 - Там же.
5 - Согласно персонализму, который в наибольшей мере соответствует позиции русской цивилизационной философии, мир состоит из «Я» как первичных духовных единиц, которые, в свою очередь, объединяются в народы и цивилизации как коллективные духовные единицы.
7 - Юнг К. Г. Очерки о современных событиях. ( (2. Вотан) / Одайник В. Психология политики. М.: «Ювента», 1996. С. 284—285.
8 - См.: Нолл Р. Тайная жизнь Карла Юнга. М.: Рефл-бук, Ваклер, 1998. В первоначальном издании книга Нолла о Юнге называлась «Арийский Христос», что выражало собственную жизненную миссию Юнга как мыслителя, как он её сформулировал или увидел в пророческих сновидениях.
9 - Работа Сергей Баранова о коде Циолковского будет опубликована в другом выпуске нашего журнала, посвящённом «Космосу Русской мечты».
10 - См.: Трубачёв О. Н. Этногенез и культура древнейших славян. Лингвистические исследования. М.: Наука, 2003. С. 178—181. «Слав. *svojb представляется нам ключевым словом славянской и праславянской культуры в целом, принимая во внимание его уникальное сочетание, синкретизм прономинальных функций и различимых родоплеменных терминологических истоков (с развитием также в терминологию родства, жизненного статуса, самосознания и праведной смерти, подробности в силу их значительности для исследуемого предмета будут обсуждены ниже), т.е. фундаментальную архаичность, в соединении со столь же редкостной неугасающей активностью и по‑прежнему живыми связями с категориями самосознания и мировоззрения славян как древнего, так и нового времени. Неугасающая активность слав. *svojb вплоть до современных славянских языков — это тоже не пустые слова. Замечательно, что и в современном русском словарном составе слово свой входит в первые три десятка наиболее частотных слов (А. Ф. Журавлёв в Институте русского языка АН СССР проделал по моей просьбе соответствующую проверку по частотным словарям Э. А. Штейнфельдта и JI.H. Засориной; результат: 27/28 позиций слова
свой в общем частотном списке)». Также см. с. 230: «…Достаточно взять этносоциальную этимологическую природу славянского названия свободы — *svoboda — как принадлежности к кругу своих, к своему роду, уводящего нас в идеологию древнего рода».
11 - Эта особенность структуры и типа русской личности, которые мы можем назвать осевой, то есть центральной, системообразующей для всей человеческой истории, истории многих других этносов, открыта В. Чесноковой (по псевдониму К. Касьяновой). См.: Касьянова К. О русском национальном характере. М, 1994.
12 - Термин «личностная революция» придуман философом-персоналистом левокатолического направления, издателем журнала «Эспри» («Дух) Э. Мунье. Сторонником личностной революции выступал, в частности, Н. Бердяев. Нас связывает с авторами этой идеи общее личностностное (персоналистское) видение мира.
