Товарищи! Оглянитесь вокруг и вспомните, как в 2011-2012 годах нам предрекали, что через шесть месяцев нас не будет. А сегодня мы — практически единственная организация, которая по-настоящему празднует 7 Ноября. Мы не радуемся по этому поводу. Нам бы хотелось, чтобы таких организаций было 50 или 100, но что есть, то есть. Мы собрались в этом зале с твёрдой решимостью достойно отпраздновать великое событие мировой истории — Великую Октябрьскую социалистическую революцию и её 100-летнюю годовщину. Это не просто событие, после которого прошло столько-то дней и часов. Это огромная петля времени, внутри которой революция возвращается. Я лично хочу верить, что где-то тут рядом с нами находятся те, кто делал революцию в октябре 1917 года, те, кто строил страну, те, кто её защищал и погиб за неё. Они хотя бы понимают, что не забыты, что нет какого-то такого ощущения, что всё прошло — и ладно…
Здесь присутствуют люди разных поколений, и это прекрасно. Тут есть кому передать традицию и есть кому её принять, здесь очень много молодёжи. Когда начиналось то, что потом породило и Великую Октябрьскую революцию, и Победу в Великой Отечественной войне, и выход в космос — людей, которые это начинали, было гораздо меньше, чем нас сейчас. Но они изначально ставили перед собой очень амбициозные цели. И верили в то, что этих целей достигнут. В конечном итоге, они своего добились, потому что всю жизнь горели этим огнём и верили в свою правоту. Это были сильные люди. И, занимаясь своим делом, они становились ещё сильнее!
От собравшихся здесь зависит, чем обернётся наше начинание: созданием еще одного из очагов гражданской активности, которые способны чуть-чуть подогреть нынешнюю ситуацию, или чем-то более масштабным и значимым. Тут нельзя ничего заранее предполагать. Мечтать хочется о многом, но на что способны люди — зависит от самих людей.
От нас и от того, что привело нас всех сюда! И от того, что собрало нас вместе шесть лет назад. Что-то дало нам силы вместе пройти эти шесть лет. Нам стоит посмотреть и на этот путь, и на его смысл. Ибо смысл любого юбилея: оглядываться назад с целью разглядеть, что возможно впереди.
К тому моменту, когда коммунистическое движение, в виде движения уже научного, опирающегося на определённый тип знания, который привнёс Маркс, начало набирать силу, а это была середина XIX века, в мире — я имею в виду западный мир, который тогда двигал вперёд весь исторический процесс, — воцарилось некое отчаяние. Это отчаяние было порождено тем, что великие лозунги Французской революции: "Свобода. Равенство. Братство", — обернулись торжеством настолько хищных и беспощадных сил, что ни о каком равенстве, ни о каком братстве и даже свободе для обездоленных людей даже речи не шло. Началась чудовищная, беспощадная эксплуатация человека человеком. Оказалось, что разрушение сословных перегородок Великой Французской революцией и все её свершения не привели ни к счастью, ни к справедливости. Более того, буржуазия, как говорится в "Манифесте Коммунистической партии", "в холодной воде эгоистического расчёта утопила всё то, что ещё как-то согревало человечество".
Возникла ситуация, когда люди перестали верить в лучшее. Перестали верить в то, что их жизнь и вся история, несмотря ни на что, движутся к какому-то осмысленному и благому результату. Более того, появившееся тогда на мировоззренческой арене гегельянство — а именно Гегель взял эстафету у классической религиозности в смысле определения целей для человечества — было преисполнено глубокого внутреннего пессимизма, ибо оно говорило о конце истории. По Гегелю, мировой дух, должен был, проведя какую-то работу, используя человечество как свой инструмент, вернуться к себе и затем свернуться сам в себя. Когда сегодня звучат слова о конце истории, конце искусства, конце человека и так далее, то эти слова порождены Гегелем и его последователями: Кожевым, Фукуямой и другими. Это важная школа в мировой философии, которая, казалось бы, восславляя историческое движение, на самом деле преисполнена полного пессимизма относительно человека и человечества.
Романтики, которые в этот момент как бы заполнили собой или, говоря современным языком, приватизировали отчаяние от того, что Французская революция ничем не завершилась в смысле счастья для человечества, — они частью просто проклинали буржуазию, а частью грезили о прошлом "золотом веке", мечтая развернуть историю вспять. И ими было сказано, что феодализм — лучше, чем капитализм, давайте мы как-нибудь вернёмся назад к рыцарству, и так далее. Маркс появился в этом историческом контексте, в момент глубочайшего интеллектуального и духовного отчаяния, порождённого тем убеждением, что история не имеет благого содержания, а если она его не имеет, то зачем жить? Маркс стал великим историческим оптимистом и главным оппонентом Гегеля. Выйдя из рядов младогегельянцев, взяв многое от своего учителя в смысле диалектики и всего остального, Маркс противопоставил гегелевскому финализму, а значит — и историческому пессимизму неограниченные, бесконечные возможности человеческой истории, с которой будут сняты преграды в виде того, что он называл отчуждением. Отчуждение людей от продуктов их труда, отчуждение людей друг от друга и отчуждение людей от высшего творческого смысла — вот что, по Марксу, должно быть "снято", преодолено в лице капитализма, который поставил всего ишь последнюю преграду на пути развития человечества — преграду капитала.
Маркс грезил этими высшими целями. И те, кто пошли за ним, — тоже. Никогда и ни одно великое историческое движение не бывает мелкотравчатым. Оно не бывает замкнутым на мелочи. Даже если этими "мелочами" является право человека на кусок хлеба или право на знания. Никогда на этом великие делатели великого нового мира не останавливаются, они всегда идут дальше. Они провозглашают большее. Марксисты провозгласили бесконечность возможностей освобождённого человека, освобождённого труда. Бесконечность истории. Окончательную победительность человека во Вселенной, в мире, который насквозь историчен.
Теперь мы знаем о мире гораздо больше, чем при Марксе. Ибо исторично всё: исторична материя, исторично её развитие, исторично всё живое и, тем более, — всё человеческое, историчен разум. Поэтому было сказано: "Мы зажжём новые солнца, мы преодолеем второй закон термодинамики, Вселенная не погибнет от энтропии "тепловой смерти", человек решит все задачи, которые были возложены на Бога; этот освобождённый человек, создавший братство в человечестве, — он способен на всё; ради этого мы идём на борьбу.
Так говорили те, кто всё это основывал. Они верили в беспредельность возможностей человечества, которые надо раскрепостить. Это одна сторона произошедшего. Но есть и вторая сторона.
В Гори, где родился и жил Сталин, и не он один, однажды были скачки. Один из князей, который хотел на них победить, сказал молодому парню, который только-только должен был обзавестись семьёй: «Слушай, я знаю, что ты своего жеребца выращивал, ты его выкармливал молоком, ты его холил и лелеял, он у тебя мощный, но ты не вздумай прийти первым на скачки. Не вздумай! Первым приду я. Если ты этому не подчинишься — плохо будет». Парень ему ответил: «Слушай, тогда вообще запрети мне скакать рядом с тобой. Мы — мужчины, мы на Кавказе так не можем». Князь повторил: «Вот только не вздумай прийти первым». Но молодой парень пришёл первым. Тогда князь вместе со своей дворней, со своей дружиной — скажем так, со своей бандой, а что такое в Грузии князья, — изнасиловал невесту этого парня. Безвестного, простого кавказского парня. Тогда парень и его побратим убили князя из дробовиков. И весь город Гори считал, что они поступили правильно, и что в худшем случае им дадут каторгу. Но их приговорили к смертной казни, этих ребят. Апелляция пошла к государю-императору, и тот не только подтвердил справедливость приговора, но и сказал, что казнь должна быть публичной, в назидание всем. На площадь, где казнили двух этих грузинских ребят, вышел весь город. Ребята пели песню, оттолкнули палачей, сами надели петли и перед тем, как выбить табуретки, сказали, что если Гори за них не отомстит, то будет проклято. В толпе на площади стояли: Симон Тер-Петросян, будущий Камо, Степан Шаумян и ещё десятки таких же подростков, включая молодого Горького. Там же, убежав из семинарии, стоял и молодой Сталин.
И они, мальчики, увидевшие всё это, мальчики, на глазах которых совершилась вопиющая несправедливость, поняли, что произошло. Им было сказано: вы — не люди, вы — рабы. И у них был выбор: либо принять правоту этих слов, подкрепленную силой власти, либо — не принять и любой ценой отстоять свое человеческое достоинство, восстав против такой власти и отомстив ей, одно из двух. Уже через несколько лет все эти мальчики — а Симона Тер-Петросяна, будущего Камо, русскому языку учил Сталин, они были соседями, — вывели на улицы Баку и других кавказских городов многотысячные демонстрации. Ничего лучшего, более умного, чем эти демонстрации расстрелять, власти опять не придумали. Как только они это сделали, всё замкнулось, было сказано: "Мы не рабы, рабы не мы!" У них было твёрдое понимание того, что если ты не будешь бороться, то будешь раздавлен до конца, до такого рабства, что у тебя не будет прав ни на невесту, ни на дом, ни на жизнь — ни на что никаких прав вообще. Вот внутри этого и родилась волна русской революции. С одной стороны — великая надежда на абсолютное благо, а с другой стороны — ощущение ада на земле. С этим пошли в бой девочки и мальчики, Симон Тер-Петросян привёл в революцию своих сестёр, которые даже по сегодняшним меркам не являлись совершеннолетними. По тогдашним — тем более.
Эти люди вдохновлялись великой яростью и великой мечтой. Это была та ярость, про которую потом было сказано: "Пусть ярость благородная вскипает, как волна!" Её вызывает особое свойство господствующего класса — отказывать всем, по отношению к кому он осуществляет своё господство, в праве быть людьми в самом элементарном смысле этого слова. Вот это и есть ад, который уничтожала революция, а делали её люди, чья великая мечта — уничтожить этот ад на земле. Это были очень сильные люди. Люди, которые стремительно учились. Люди, создавшие настоящее братство между собой. Люди, готовые на любые лишения и жертвы.
Давайте из этого прошлого посмотрим в наше сегодня — на то, что случилось после уничтожения "красного проекта". Совершенно ясно, что у тех, кто был обуреваем этим абсолютным историческим оптимизмом, абсолютной верой в возможности освобождённого от капитала человека и кто называл себя поэтому марксистами, — у них было ещё нечто важное, помимо теории. У них была своя теология или телеология, неважно. Телеология — это целеполагание; а теология, понятно, надежда на Бога. У них была вера, та вера, которая двигает горами, та вера, без которой ничего вообще не может быть. Маркс твёрдо верил в одно: в то, что капитализм — это последняя стадия сгущения абсолютной тьмы. Вот тьма сгущается до предела, а потом — согласно такому религиозному коду, религиозной основе, которая плотно сидела в этих мальчиках, сколько бы они ни говорили об атеизме, — после предельного сгущения тьмы должна ударить молния, должно взойти солнце — и всё очистится, и все увидят свет, новую землю и новое небо. Для Маркса последней стадией этого сгущения тьмы был капитализм. Маркс твёрдо верил, что когда молния пролетарской революции ударит, то она ударит во всём мире, и весь мир: пусть с кровью и со всем прочим, — очистится, и засияет солнце настоящей истории человечества.
Что видим мы? Стал ли капитализм последней стадией развития этого сгущения тьмы? Мы видим, что не стал. Мы ясно видим, что перед нами — некое устройство мира, западного мира, в котором, безусловно, нет уже никаких черт классического капитализма, как бы широко мы это устройство ни понимали. Мы видим: капитализм сумел создать нечто, что можно назвать "посткапитализмом". Он сумел спасти себя путём ликвидации, отказа от тех констант, которые Маркс считал фундаментальными.
Энгельс называл основами классового общества семью, частную собственность и государство. А что происходит на современном Западе? Там идёт беспощадная, ничем не ограниченная атака на семью, которая уже разрушена как таковая. Какова основа наследования и частной собственности в условиях разрушенной семьи? Её нет. Нет никакого смысла в этой категории. Государство? Мы слышим постоянные крики о кризисе, крахе системы национальных государств, прошедших от Вестфальского мира до ООН. Национальные государства рушатся повсеместно. Не только на периферии современного мира, не только Советский Союз был разрушен, но даже США, самое мощное государство современности, находится под угрозой разрушения. Что идёт на смену национальному государству? На смену ему идут, приводятся к власти самые тёмные средневековые силы.
Что мы видим, например, на Украине? Мы видим приход к власти сил, которые вообще не имели права оказаться на современной западной сцене. Польша не могла позволить построить на Украине государственную власть с идеологией Бандеры, память о зверствах которого по отношению к полякам будет храниться ещё тысячу лет — столько, сколько будет существовать польский народ. Но они же позволили это сделать! Они обнялись с самыми кровавыми палачами своего народа. Не коммунизма, не русских — а своего народа. Кому же и насколько было нужно, чтобы не просто антирусские силы, а именно бандеровская сволочь возглавила процесс и повела его в определённом направлении?! Значит, вся та Европа, которую мы сейчас видим, весь тот Запад, который мы сейчас видим, — все они идут от псевдодемократии, уничтожающей все традиционные человеческие ценности, просто к фашизму нового типа, еще более беспощадному, чем его гитлеровский прототип.
Пройдут годы, десятилетия — и плоды научно-технического прогресса, который идёт, несмотря ни на что и ничем не отменяем, окажутся в руках у этих зловещих сил. Тогда 300-400 миллионов людей окажутся способны завалить товарами и услугами весь мир в неограниченном количестве. А что будет делать остальное население планеты, девять или десять, или боле того миллиардов человек? Люди всегда были нужны для того, чтобы другие люди могли выжимать из них прибавочную стоимость, а теперь они не нужны будут вообще — только потребляют ценные ресурсы, и всё.
Значит, встанет вопрос "войны против всех" и уничтожения этих миллиардов "лишних" людей, не приносящих никакой пользы. Если вся цель — в производстве, тогда эти люди не нужны.
А обосновать их уничтожение можно, только отказавшись от мысли о единстве рода человеческого, только провозгласив разделённость человечества на непересекающиеся касты. Ближайшая к нам традиция в этом роде — гностическая, делящая людей на духовных "пневматиков", душевных "психиков" и телесных "хиликов", которые не могут перейти из одной категории в другую.
Возможно деление пойдёт по иным принципам, но суть расчеловечивания человечества не изменится: меньшинство должно любым путем уничтожить большинство как своих конкурентов. А чем окажется это меньшинство, ликвидировавшее большинство, после своей победы? Оно останется коммунистическим? Оно останется демократическим? Оно останется хоть сколько-нибудь человеческим? Оно уйдёт во тьму, в абсолютную, полную тьму, причём очень быстро.
Недавно прошёл XIX съезд КПК. На нем глава китайского государства и руководитель партии Си Цзиньпин аккуратно, осторожно и деликатно говорил очень правильные, сдержанные и вежливые вещи. Он говорил, что Китай не претендует ни на какую гегемонию, что Китай будет одной из стран мира. Что Китай просто медленно-медленно, за 30-40 лет, обеспечит полное благосостояние своего населения. Представляете, как это слушали в Вашингтоне и других местах? Вы вообще представляете себе Китай, который получит с помощью честного труда в условиях уклонения от любой войны — а китайцы не очень любят воевать — всё то, что получает сегодня европейский или американский гражданин? Что он получит, каждый китаец? Коттедж, две машины, энергию к этому коттеджу и всё остальное. Может ли это позволить сегодняшнее мироустройство? Тем более что индийцы, глядящие на братский Китай, пойдут тем же путём. Когда я спрашиваю об этом серьёзных американских экспертов, значащих гораздо больше, чем господа Трамп, Клинтон и так далее, они отвечают на это совершенно однозначно: этого не будет никогда, мы этому совершиться не позволим!
Могут ли американцы позволить Китаю стать державой №1? Американцы не могут позволять никому занять хотя бы второе место и бросить вызов господству США, потому что в этом случае Америка теряет всё, включая само государство. Они раскормили свой народ таким образом, что как только они уходят с первого места, им кормить свой народ будет нечем. Мы увидим такие бунты в США, по отношению к которым любая Индия и любая Африка покажутся раем.
Мы с вами находимся буквально в той же ситуации, в которой находилась Европа перед Первой мировой войной, потому что Вторая мировая война была идеологической, а Первая была типичной войной неравномерности развития, при которой Германии не было позволено обогнать Великобританию. Теперь Китаю не будет позволено обогнать США. Каким способом это будет сделано — другой вопрос, но это будет сделано.
Сегодня в Америке "врагом номер один" объявлена Россия. Оправданий с российской стороны уже никто не слышит и слышать не хочет — потому что у нас есть ядерное оружие, которое мешает Америке свободно и безопасно вбомбить всех своих противников в каменный век. Поэтому Россия — "враг номер один". Объявить врагом Россию после двадцати лет, когда все говорили: вот русские, перестройка, новые русские — часть европейского мира, рыночные реформы, боже мой, как мы вас любим! — никто такие развороты просто так не осуществляет. Элита в США еще не настолько выродилась, чтобы устраивать подобные фокусы "просто так", для собственного развлечения. За такими словами обязаны последовать соответствующие действия, и они последуют. В этом году или в следующем — вопрос другой, но без них мы не обойдёмся.
Надо отдать должное российской государственной власти — там на уровне интуиции поняли, о чем идёт речь, к чему идёт дело — и начали сопротивляться. Сначала было сказано американским "партнерам": нет, что-то вы не то делаете, не выполняете правила, вы нам не братья, а вы — главная сила зла. Потом от слов пришлось перейти к делу. И постепенно: после Крыма, Донбасса и всего остального, — у западной элиты, победившей Советский Союз и, следовательно, Октябрьскую революцию 1917 года в "холодной войне", возникло ощущение, что у неё отнимают главный приз — победу в этой войне. Победу, которая стоила, по сегодняшним ценам, многие триллионы долларов. На неё работали целые поколения. Она ощущалась как самое вожделенное, что может быть. Победить и поставить ногу на голову побеждённому. Теперь им каждый день показывают и доказывают, что никакой победы у них нет. Они не просто сдержанно рычат по этому поводу. Они преисполнены беспредельной ненависти, которая обязательно оформится в те или иные действия, включая военные…
Теперь о том, что в этом конфликте должны делать мы и вообще левые силы, какую позицию занять. В эпоху празднования 100-летия Великой Октябрьской социалистической революции мы не имеем права ограничиться только тем, чтобы сказать, как мы любим революцию, Советский Союз и "красный проект", спеть песни и на этом разойтись. Мы должны продолжать дело революции сегодня.
А сегодня для этого не нужно брать Зимний или Кремль. Мы должны понимать крайне рискованную и гениальную игру Ленина, которая была связана с тем, что шла мировая война, и силы капитализма были парализованы. И то, что если сейчас на 20 минут парализовать государство, то через полчаса здесь будут американцы, и уже навсегда. Мы не являемся безоговорочными сторонниками нынешней власти и нынешнего государства. Мы заявляем, в качестве первого и главного своего приоритета, о том, что будем бороться за осуществление принципиально другого государственного проекта, но мы не будем бороться за это 1) путём обрушения действующего государства и 2) путём союза с очевидно прозападными силами. Этого не будет…
Противоречие №1 в современном мире — это противоречие между оставшимися силами классического капитализма и посткапиталистической глобалистической тьмой. И если Ленин в социалистической революции сумел опереться на крестьянство, которое его "ортодоксальные" оппоненты от марксизма считали реакционным отсталым классом, врагом революции и социализма, то мы сегодня должны суметь опереться на силы классического, традиционного капитализма, "отставшие" от мирового глоблизма на всей планете, и в первую очередь — в нашей стране, в России.
В конце концов, на нас лежит ответственность за то, что коммунистический проект рухнул в Советском Союзе и во многих странах мира. Это наша страна и это наш мир. Они для нас важнее идеологии. Мы должны их отстоять. Этим вызвано наше стремление к созданию — я подчеркну ещё раз здесь в этом зале, может быть впервые столь определенно — лево-консервативного альянса, альянса левых и консерваторов, включая традиционные религии, прежде всего — православную Церковь. Мы считаем, что именно за этим альянсом — будущее.
Это не значит, что мы должны принимать консервативную идеологию в целом — наоборот. У вас в руках первый том или первый выпуск журнала, который называется "Исторические тетради". Четыре года мы будем выпускать каждый месяц такие исторические тетради на основе ваших наработок, на основе наработок 200 людей, которые пошли в эти гуманитарные знания и добились там результатов. Этих людей будет больше. Мы будем развивать это в массмедийную сторону и в другие. Мы не оставим камня на камне от их лжи по поводу советской истории. Она будет разоблачена объективно и окончательно. Наши дети и внуки не будут обучаться по лжи Солженицына, ещё и заявившего вдобавок "ни капли лжи" и налгавшего всё, что угодно по поводу советской истории. Этого не будет.
Мы не хотим быть мракобесами. Солженицын — выдающийся русский писатель. "Один день Ивана Денисовича", "Матрёнин двор", "Случай на станции Кречетовка", опубликованные у нас, — очень хорошо, читайте, как и всё остальное. Но как политическая фигура Солженицын — наш враг, он сам выбрал себе такой путь. Поэтому раз и навсегда надо сказать, что каждая цифра Солженицына, каждое его слово про политику и про историю — это махровая ложь, с исторического и политического подиума эта фигура должна быть убрана, на лжи ничего не построишь, а наша цель — созидание, а не разрушение, разрушать нужно лишь то, что мешает созидать.
Но мы ведь видим, например, как внутри Церкви, во многих епархиях и приходах, зреют вполне просоветские настроения. Нам совершенно непонятно, почему мы не можем использовать опыт Фиделя Кастро, который совершенно не случайно создавал и "теологию освобождения", и институт Леопольда Сеа, и многое другое. Будучи воспитанником иезуитов, он понимал, что и зачем делает. Почему необходимо на этом новом этапе такое отчуждение Церкви от коммунистических сил? Почему мы не можем протянуть руку всем силам исторического христианства, исторического ислама, исторического буддизма, — всего, что грезит, как и мы, об истории? Внутри всех этих движений всегда были левые, революционные по сути своей ветви. Почему мы не можем объединиться с ними?
Почему мы должны отказываться от тех возможностей, которые предоставляет нам общество и государство? Ленин бы от этого отказался? Да никогда бы он от этого не отказался. Никогда. Мы существуем в новой ситуации, с новыми возможностями гражданского общества. Мы должны использовать эти возможности не на 100%, а на 1000% и защитить их от постоянно нависающей над страной диктатуры, потому что все эти хулиганства Стрелковых и прочих на Донбассе фактически были очередной попыткой навязать стране белую по форме и неофашистскую по сути диктатуру, а перед этим были аналогичные попытки генерала Лебедя, и эти попытки будут продолжаться.
Интересы наши и власти совпадают понятно в чём: власть хочет избираться и быть избранной, получив легитимность и поддержку от большинства населения страны, а её конкуренты хотят белой диктатуры, которая приведёт к уничтожению страны и народа. Как это будет происходить, нам наглядно показывает пример Украины. И всякие разговоры о том, что эту диктатуру надо приветствовать совершенно очевидным образом не отвечают ни интересам красного движения, ни интересам страны, они отвечают интересам небольшой олигархической верхушки, внутри которой, поверьте мне, рано или поздно крайние монархисты и крайние либералы сомкнутся в едином братском порыве. Их ничто не отделяет друг от друга, а самое страшное в этих наших монархистах, прославляющих всё, что угодно, заключается не в том, что они монархисты, и не в том, что они антикоммунисты, а в том, что они так давно обвалялись в ЦРУ и той глобалистской тьме, о которой я говорю, что там уже пробы ставить негде.
Из выступления на торжественном заседании движения «Суть времени», посвящённом 100-летию Великой Октябрьской Социалистической революции.
