Сыны Бородина, о кульмские герои
Я видел как на брань летели ваши строи;
Душой восторженной за братьями спешил.
Почто ж на бранный дол я крови не пролил?
Почто, сжимая меч младенческой рукою,
Покрытый ранами, не пал я пред тобою
И славы под крылом наутре не почил?
Почто великих дел свидетелем не был, -
писал юный Пушкин "На возвращение Государя Императора из Парижа в 1815 году". К тем же мыслям, к тем же чувствам поэт обращается и в 1829 году в "Воспоминаниях в Царском Селе":
На юных ратников завистливо взирали,
Ловили с жадностью мы брани дальний звук,
И, негодуя, мы и детство проклинали,
И узы строгие наук.
И многих не пришло. При звуке песней новых
Почили славные в полях Бородина,
На Кульмских высотах, в лесах Литвы суровой,
Вблизи Монмартра...
Тема Отечественной войны 1812 года тесно связана с темой Москвы, с её трагедией и её возрождением. События этого грозного времени навсегда запечатлелись в пылком воображении лицейских воспитанников, пробуждая в них дух гражданства и патриотизма.
В Некрополе Донского монастыря похоронены многие герои Отечественной войны и участники европейского похода русских войск. Это ген.-л. В.Д. Иловайский (1788-1860), убитый в Бородинском сражении ген.-м. И.К. Краснов (I752-I8I2), герои Бородинской битвы А.И. Базилевич (1782-1843) и Д.М. Львов (1793-1842), партизан отряда Д.В. Давыдова - П.И. Макаров (1797-1847), художник-баталист, участник Бородинского сражения А.И. Дмитриев-Мамонов (1788-1838) и другие. Здесь же похоронен и видный государственный деятель, граф Павел Дмитриевич Киселёв (1788-1872). Он участвовал во многих кампаниях Отечественной войны, имел Анну за Бородино, а с 1814 года стал флигель-адьютантом Александра I и вскоре - генерал-адьютантом.
В 1819 году Киселёв был назначен начальником штаба расквартированной на Украине 2-ой Армии. Он участвовал в русско-турецкой войне 1828-29 годов, а после её окончания стал Управляющим Молдавии и Валахии, где осуществил ряд необходимых реформ.
В 1837 году Павел Дмитриевич становится министром государственного имущества. В 1856-62 годах возглавляет русскую миссию в Париже. В возрасте 74 лет он подаёт в отставку.
Таковы внушительные вехи киселёвской карьеры. Однако не всё и не всегда в биографии графа складывалось так легко и просто, как может показаться на первый взгляд. Трудные взаимоотношения, сформировавшиеся у молодого военачальника с прославленным героем Отечественной войны 1812 года М.А. Милорадовичем, чуть было не стоили ему карьеры. Но изысканные манеры и широкая образованность снискали ему спасительное благорасположение Александра I. Граф Киселёв умел отвечать уместно и с достоинством, даже Императорам. Когда Александр I предложил ему выгодную аренду, Павел Дмитриевич несколько церемонно возразил: "Вы, Государь, охотно раздаёте аренды, но не уважаете тех, кто их берёт". Для Александра Павловича подобная строптивость была слаще мёда... Что ж, Киселёв умел очаровывать особ царской крови. Прусская королева Луиза, к которой он был прикомандирован, была от него в восторге. И ему высочайше доверили сопровождать жениха дочери королевы Луизы - принцессы Шарлотты. Во время пути у жениха и его компаньона завязались самые дружеские отношения. Остаётся добавить, что звали жениха - Николай, а фамилия его была - Романов...
И всё же - из обеих столиц Киселёв был удалён. После назначения, он в начале 1820 года прибывает в Тульчин, где и находится штаб 2-ой Армии. Под началом 32-летнего генерал-майора оказались люди и годами, и чинами старше его. Не легко удалось ему завоевать признание командующего Армией, славного генерала П.Х. Витгенштейна, суворовского воспитанника, командира корпуса генерал-лейтенента И.В. Сабанеева и других военачальников, увенчанных лаврами и сединами. Но выдержка и такт самого Киселёва, а также активная поддержка из Петербурга дежурного генерала Главного штаба Закревского и фаворита Александра I генерала А.Ф. Орлова, делали своё дело. Павел Дмитриевич завоевал авторитет среди сослуживцев и, можно сказать, снискал любовь подчинённых.
Освоившись и утвердившись, он приступил к давно задуманным реформам и через несколько месяцев после прибытия в Тульчин подаёт командующему Армией служебную записку со своими предложениями по реорганизации воинской службы, где в частности говорилось: "Коренные военные учреждения наши должны быть пересмотрены людьми опытными и приспособленными к нынешнему положению вещей - просвещению XIX столетия".
Подобные мысли возникали не только у Киселёва. Во 2-ой Армии, вдали от обеих столиц, высоко ценились понятия офицерской чести и офицерского долга. В докладе начальника штаба командующему Армией с завидной откровенностью и смелостью говорилось: "Каждый без разбора, от фельдмаршала до капрала, может бить и убить человека, то есть, как весьма справедливо говорит генерал Сабанеев, - у нас убийца тот, кто убил в один раз, - но кто забьёт в два-три года, тот не в ответе... Начало вредных экономических способов (которые кражею называться должны) происходит от самого правительства... Несколько лет назад кавалерийский гусарский полк давался как ныне аренда для поправления расстроенных дел".
И Киселёв начинает свои реформы. Он оказывает активное покровительство командиру 16 дивизии генерал-майору М.Ф. Орлову, запретившему в своей дивизии телесные наказания, способствует назначению командующим Вятского полка Павла Пестеля, организует во всем 6-ом корпусе ланкастерские школы для солдат и унтер-офицеров, в основе которых лежал принцип передачи знаний по эстафете, от первого обученного к последующим, с увеличивающимся охватом учащихся.
Но не успел Павел Дмитриевич пожать плоды своих нововведений, как разразился скандал, едва не закончившийся для него самым печальным образом.
В недрах 2-ой Армии вызревало Южное тайное общество, руководители которого - генерал М.Ф. Орлов, полковники Пестель и Никитин пользовались явной поддержкой начальника штаба. Рядом с тайным обществом действовала масонская ложа генерала П. Пущина "Овидий", носившая, правда, не столько заговорщицкий, сколько гуманитарный характер, отвечавший киселёвским идеям просвещения. Так вот, все они, включая личного адъютанта начальника штаба - Бурцева, оказались в списке военного канцеляриста Грибовского, попавшего в руки Александра I. Царь, однако, памятуя, видимо, о своих собственных, некогда весьма далеко идущих планах переустройства государства, ознакомившись с доносом Грибовского, произнёс знаменательную фразу "Не мне их судить" и хода делу не дал. (Не было предела изумлению вступившего на престол Николая I, когда в ходе следствия над декабристами он узнал, что списки заговорщиков были в руках у старшего брата за три года до восстания!). Тем не менее, либерализм и служебные промахи Киселёва, включая нашумевшее дело В.Ф.Раевского, майора, члена тайного общества, руководителя ланкастерской школы, были известны Императору от генерала фон Витте, начальника Южных военных поселений, выполнявшего роль царского осведомителя. Положение Киселёва становилось шатким и ему пришлось смириться с мерами, предпринятыми правительством.
В.Ф. Раевский был взят под стражу, М.Ф. Орлов оказался фактически под домашним арестом в своём поместье, генерал Пущин уволен в отставку, а масонская ложа запрещена и разогнана. Иной бы на месте Киселёва подал бы в отставку или, по крайней мере, постарался бы отстраниться от имевших место событий. Киселёв же предпринимает попытку затянуть дело Раевского, отстоять невиновность своего друга М.Ф. Орлова, представить случившееся как частный случай, недоразумение, ни в коем случае не допустить, чтобы мысль о заговоре утвердилась в головах петербургских чиновников. Поэтому он пытается упредить их, сам проводит следствие, чтобы в ходе него уничтожить возможные улики. Полгода спустя после ареста, Раевский писал Киселёву: "Вы не могли сделать для меня более, но Вы сделали всё, что предписывал Вам возвышенный образ мыслей, всё, на чём я основываю надежды мои на оправдание".
Запутанное дело Раевского продвигалось медленно, часть бумаг, прошедших через руки Киселёва, исчезли... В Петербурге, однако, не забывали ни о Раевском, ни об Орлове. Император, желая воочию убедиться в благонамеренности солдат и офицеров, назначил на осень 1823 года высочайший смотр 2-ой Армии. Маневрами и парадами царь остался доволен, и особенно Вятским полком полковника П. Пестеля... Офицеры и командиры получили повышения и награды, а Киселёв отправился в отпуск. На этот раз он устоял, уцелел, и, что самое главное, оправдался в глазах царя. А под шум знамён Витгенштейн с подачи Киселёва не утвердил приговор Следственной комиссии по делу Раевского, но оправдательного документа не утвердил Император...
После декабрьского восстания положение Киселёва вновь осложнилось. Пересмотр дела Раевского, всплывшие документы масонской ложи, раскрытие Южного тайного общества, метаморфоза Пестеля привели к тому, что имя Павла Дмитриевича опять замелькало в "дурной" компании. Однако достопамятное свадебное путешествие нового Императора и хлопоты фаворита государя А.Ф. Орлова и здесь сыграли свою роль. Киселёв и на этот раз остался вне подозрений, и скоро его карьера принимает головокружительный характер...
Что ж, добрая улыбка Фортуны всегда бывает приятным дополнением к собственным высоким качествам. О том, насколько судьба Киселёва висела на волоске можно судить хотя бы по одной записи Александра I, сделанной в конце 1824 года: "Есть слухи, что пагубный дух вольномыслия или либерализма разлит, или, по крайней мере, сильно уже разливается и между войсками; что в обеих армиях, равно как и в отдельных корпусах, есть по разным местам тайные общества или клубы, которые имеют при том секретных миссионеров для распространения своей партии. Ермолов, Раевский (Ник. Ник. - Г.П.), Киселёв, Михаил Орлов, Дмитрий Столыпин и многие другие из генералов, полковников, полковых командиров; сверх сего, большая часть разных штаб- и обер-офицеров". Только собственными мучительными переживаниями, тягостными воспоминаниями об умерщвлённом отце, можно объяснить колебания Императора, его нежелание дать делу "законный" ход...
Политический портрет Киселёва наиболее полно вырисовывается из его послания к М.Ф. Орлову, написанному в канун императорского смотра войск. Что же пытался внушить Павел Дмитриевич горячей голове и торопливому рассудку своего друга?
"Все твои суждения в теории прекраснейшие, в практике неисполнительные. Многие говорили и говорят в твоём смысле, но какая произошла от того кому польза? Во Франции распри заключились тиранством Наполеона... Везде идеологи, вводители нового в цели своей не успели, а лишь дали предлог к большему и новому самовластию правительства... Я полагаю, что гражданин, любящий истинно отечество своё и желающий прямо быть полезным, должен устремиться к пользе дела, ему доверенного. Пусть каждый так поступает и будет больше счастливых... В суждениях моих могу ошибаться, но цель есть благонамеренная - и потому одинаковая с твоею. Разница в том, что ты даёшь волю воображению твоему, а я ускромляю своё; ты ищешь средства к улучшению участи всех и не успеешь, а я - нескольких, и успеть могу; ты полагаешь, что исторгнуть должно корень зла, а я хоть срезать дурные ветви; ты определяешь себя к великому, а я к положительному... добрый исправник по мне полезнее всякого крикуна-писателя, мистиков, членов библейских и всех благотворительных обществ... Относительно к добру я предпочитаю действие, сколь ни малое, но точное..."
Из выше приведённого отрывка, по существу - личного манифеста, ясно, почему главное внимание в своей деятельности Павел Дмитриевич Киселёв уделял крестьянскому вопросу. Он был одним из первых царских чиновников, до конца осознавшим необходимость отмены крепостного права. И стремился это сделать "сверху", чтобы не допустить рокового возмущения "снизу".
Ещё в 1816 году он представил Александру I служебную записку, в которой отразил основные стадии предлагаемого им постепенного освобождения крестьян. Свою работу в этом направлении Киселёв продолжал и при Императоре Николае Павловиче. С 1835 года он выбирается постоянным членом всех секретных комитетов по крестьянскому вопросу. В том же году под его руководством был разработан план поэтапной ликвидации крепостного права, в основу которого было положено личное освобождение крестьян и государственное регулирование их земельных наделов и повинностей. Этот план вызвал решительное сопротивление помещиков-крепостников, и от его осуществления пришлось временно отказаться.
В 1837-41 годах Киселёвым была проведена реформа управления государственными крестьянами, приведшая к укреплению крестьянского хозяйства. По инициативе Павла Дмитриевича в сёлах государственных крестьян учредили "киселёвские школы", призванные распространять начальное образование в крестьянской среде.
Конечно, отношение к киселёвским реформам, было неоднозначным. В высшем свете критика была не меньшей, чем в помещичьих усадьбах. Особенно доставалось графу от известного острослова того времени, управляющего морским министерством А.С. Меншикова. В сборнике "Исторические рассказы и анекдоты из жизни русских государей и замечательных людей XVIII и XIX столетий", изданном в Санкт-Петербурге в 1885 году, приводятся две следующие истории...
"В 1848 году государь, разговаривая о том, что на Кавказе остаются семь разбойничьих аулов, которые для безопасности нашей было бы необходимо разорить, спрашивал:
- Кого бы для этого послать на Кавказ?
- Если нужно разорить, - сказал Меншиков, - то лучше всего послать графа Киселёва, после государственных крестьян семь аулов разорить - ему ничего не стоит!"
Говорят, в каждой шутке есть доля правды... Тогда послушаем другой анекдот...
"Перед домом, в котором жил министр государственных имуществ Киселёв, была открыта панорама Парижа. Кто-то спросил Меншикова, что это за строение?
- Это панорама, - отвечал он, - в которой Киселёв показывает будущее благоденствие крестьян государственных имуществ".
Вопрос о крестьянской реформе требует отдельного исследования, хочется указать лишь на то, что, благодаря политике Киселёва, в 1861 году только 40% крестьян освобождались непосредственно из-под помещичьей зависимости, и это значительно снизило социальную напряженность. Остальные же крестьяне числились в государственных, находились в отходах, в армейских поселениях и т.д. А итог реформ можно смело охарактеризовать одной единственной цифрой – с 1861 г по 1917 население страны увеличилось почти вдвое!
Такова, вкратце, биография графа Павла Дмитриевича Киселёва, видного государственного деятеля первой половины прошлого века. Каковы же были отношения между ним и А.С. Пушкиным?
П.Д. Киселёв и А.С. Пушкин хорошо знали друг друга, но знакомство их постоянно прерывалось. И при каждой новой встрече трудно было предположить, какой она приобретёт характер - дружеский, деловой, холодный... В Петербурге молодого поэта часто видели в театральной ложе Киселёва, а в Кишинёве, по воспоминаниям И.П. Липранди, поэт не переносил "оскорбительной любезности временщика, для которого нет ничего священного".
Столь резкий отзыв может быть объяснён отношением Пушкина к нашумевшей дуэли между П.Д. Киселёвым и генералом И.Н. Мордвиновым, отстранённым Киселёвым от командования Одесским полком. Поединок состоялся в июне 1823 года, и Мордвинов был убит. Киселёв же выплачивал его семье большую пенсию. По свидетельству того же И.П. Липранди, Пушкин "предпочитал поступок Мордвинова как бригадного генерала, вызвавшего начальника главного штаба, фаворита государя". Однако среди большей части офицерства это мнение не разделялось - служилые люди понимали, что если реакцией на любое распоряжение начальства будет вызов на дуэль, то армии не станет как таковой...
Нелестную оценку П.Д. Киселёву даёт и пушкинский знакомый П.И. Долгоруков, человек обидчивый и злопамятный, снедаемый досадою на неудачи в служебной карьере. Вот как описан им приезд Киселёва в Кишинёв: "Начальник главного штаба 2-ой Армии генерал-майор Киселёв, приехавший сюда из Тульчина по делам службы, обедал у наместника. Сверх обыкновенных лиц приглашены были губернатор и правитель канцелярии наместничьей Криницкий; лишняя сволочь за теснотою ретировалась в свои норы. Нас избранных осталось пятнадцать человек, и мы удостоились лицезрения г. Киселева, который, как редкий метеор, блистал в сонмище кишинёвских тусклых планет. Сей напыщенный своим званием, достоинством и богатством (юноша, можно сказать, между именитыми витязями) с видом покровительства и снисхождения обращал речь свою к маленькому губернатору, который стоял перед ним как приказный и токмо хлопал глазами. Мне удалось поймать несколько слов, кинутых мимоходом, и той же чести удостоился Пушкин".
И всё же между поэтом и П.Д. Киселёвым существовали более глубокие, хоть и менее афишируемые, отношения! Именно через него Пушкин собирался, ещё будучи в Петербурге, получить назначение в гусарский полк, чем привёл в крайнее расстройство своих родных и знакомых. Много лет спустя Киселёва ожидали и к смертельно раненному Пушкину. Не случайно, наверное, А.О. и К.О. Россеты сделали следующее замечание Бартеневу: "Из наших ни Орлов, ни Киселёв не показались. Знать стала навещать умиравшего поэта, только прослышав об участливом внимании царя. Стену в квартире Пушкина выломали для посетителей".
Сам Павел Дмитриевич Киселёв умер в Париже, но был перевезён и похоронен в Москве.
В дневниковой записи от 3 июня 1834 года поэт назвал П.Д. Киселёва "самым замечательным из наших государственных людей". Не менее интересна для нас и оценка, данная Киселёву А.И. Герценым. Относясь, в целом, очень критически к киселёвским реформам, он на страницах "Былого и дум" назвал Павла Дмитриевича "очень порядочным человеком и известным министром". Однако в конце 1843 года Герцен ещё иронизировал по поводу Киселёва, что тот хочет быть человеком, "который произведёт переворот". Герцен писал: "Такие господа, разумеется, могут быть стимулусами, теми толчками в лицо спящего, от которых тот вскочит, - но быть великими деятелями - для этого надобна любовь к идее, любовь к народу". И далее Герцен кстати вспоминает строчки А.С. Пушкина из послания "К Орлову" (1819 г.):
На генерала Киселёва
Не положу своих надежд,
Он очень мил, о том ни слова...
- на этом месте Герцен прервал цитату, так что мы продолжим, полагаясь уже на свою память:
Он враг коварства и невежд;
За шумным, медленным обедом
Я рад сидеть его соседом,
До ночи слушать рад его;
Но он придворный: обещанья
Ему не стоят ничего.
Мы не вправе не доверять Пушкину и Герцену, хотя указание Киселёва на то, что "идеологи" способствуют лишь "большему и новому самовластию правительства" не могут не останавливать нашего внимания. Герценовский упрёк о необходимости любви к идее нам понятен - Киселёв, человек православный, любовь к «идеям» отрицал сознательно, любовь же к народу понимал по своему... И в конце рассказа о графе П.Д. Киселёве очень уместно процитировать важнейшие слова Манифеста Императора Александра II Освободителя от 19 февраля 1861 года: «Самый благотворный закон не может людей сделать благополучными, если они не потрудятся сами устроить своё благополучие под покровительством закона. Довольство приобретается и увеличивается не иначе как неослабным трудом, благоразумным употреблением сил и средств, строгою бережливостию и вообще честною в страхе Божием жизнью».
Хорошо знал Пушкин и брата Павла Дмитриевича - Николая Дмитриевича Киселёва (1802-1869), видного дипломата, чиновника русской миссии в Париже. О нём мы уже говорили в очерке об А.О. Смирновой-Россет.
Как и герой первого из наших очерков - В.А. Соллогуб, Н.Д. Киселёв учился в Дерптском Университете. В его стенах он сдружился со многими интересными людьми, будущими светлыми умами России - в том числе и с Н.М. Языковым - кумиром дерптской молодёжи. Поэт посвятил Николаю Дмитриевичу несколько посланий. В них - размышления о счастливой поре студенчества, о судьбах Родины, в них - вольнолюбивый порыв молодости:
У нас свободный ум, у нас другие нравы:
Поэзия не льстит правительству без славы;
Для нас закон царя - не есть закон судьбы,
Прошли те времена - и мы уж не рабы! -
это строки из известного стихотворения "В стране, где я забыл мирские увлеченья..." Продолжение этой темы в стихотворении "Скажи, как жить мне без тебя...":
В стране, где юность странным жаром
Невольной вольности кипит,
Где жизнь идёт, а не летит,
Где любят в долг, дарят не даром,
Где редки русские умы,
Где редки искры вдохновенья, -
Где царь и глупость - две чумы -
Ещё не портят просвещенья, -
Любили вместе мы делить
Весёлой младости досуги...
Время наибольшей близости Н.Д. Киселёва и А.С. Пушкина - 1828-29 годы, когда оба входили в дружеский кружок Вяземского, Грибоедова, Мицкевича. Тогда же оба они были влюблены в А.А. Оленину. "Пушкин и Киселёв - два героя моего настоящего романа", - писала она в своих мемуарах. При этом, по словам И.А. Крылова, сам Н.Д. Киселёв считал, что шансов жениться на Олениной у него нет, "когда Пушкин того же желает".
К этому времени относится и шуточное послание поэта «Н.Д. Киселёву» - Николай Дмитриевич уезжал за границу, и его последующая жизнь так и прошла вдали от России.
Ищи в чужом краю здоровья и свободы,
Но север забывать грешно,
Так слушай: поспешай карлсбадские пить воды,
Чтоб с нами снова пить вино!
Воспоминания Николая Дмитриевича о поэте вошли составной частью в записки А.О. Смирновой-Россет.
Приятельские отношения связывали поэта и с третьим братом Киселёвым - Сергеем Дмитриевичем. В его доме - ныне в этом здании находится Центральный Дом журналиста (Суворовский бульвар, д.8 А) Пушкин впервые читал поэму "Полтава".
Массивный монументальный памятник, символизирующий церковную постройку, установленный над братьями - Павлом и Николаем, их отцом - Дмитрием Ивановичем Киселёвым (1761-1820) и их матерью - Прасковьей Петровной Киселёвой (1761-1841) - одна из достопримечательностей Некрополя.
В усыпальнице Голицыных похоронен князь Алексей Григорьевич Щербатов (1777-1848). Участник Отечественной войны, генерал от инфантерии. Впоследствии - Московский военный губернатор, член Государственного совета. В первом браке Алексей Григорьевич был женат на Екатерине Андреевне Вяземской, сестре князя Вяземского. Е.А. Вяземская умерла в 1809 году, и Щербатов женился вторично на Софье Степановне Апраксиной (1797–1883). Он сохранил приятельские отношения с Вяземским, знал Карамзина и его круг. А.С. Пушкин встречался с ним у своего друга - Петра Андреевича Вяземского.
Недалеко от голицынской Усыпальницы могила брата Алексея Григорьевича - Николая Григорьевича Щербатова (1777-1848), генерал-майора, также участника Отечественной войны. Не исключено, что А.С. Пушкин был знаком и с ним.
К северу от Малого собора за круглой оградой находится могила известного писателя и поэта Ивана Михайловича Долгорукова (1764-1823). А.С. Пушкин хорошо знал его творчество. Многое связывало Александра Сергеевича с многочисленными потомками Ивана Михайловича, похороненными рядом с отцом и дедом.
Поэт был в приятельских отношениях с писателем и путешественником Александром Ивановичем Долгоруковым (1793 1863), участником Отечественной войны, знакомого Вяземского и Василия Львовича Пушкина. Товарищеские отношения связывали поэта и с Дмитрием Ивановичем Долгоруковым (1797-1867), так же поэтом, членом знаменитого литературного общества "Зелёная лампа". Они активно общались с 1819 по 1820 год на заседаниях кружковцев. С 1819 года Дмитрий Иванович являлся членом Коллегии иностранных дел, а с 1820 года - сотрудником русского посольства в Константинополе. Сенатор.
Чуть выше мы цитировали записки Павла Ивановича Долгорукова, с которым поэт встречался в 1821-22 годах у И.Н. Инзова в Кишинёве. П.И. Долгоруков оставил дневник с записями разговоров Пушкина - ценное свидетельство характера политических взглядов А.С. Пушкина в тот период.
Сам И.М. Долгоруков был заметной фигурой в литературе конца XVIII - начала XIX веков. Его биография составлена М.А. Дмитриевым, который близко знал Ивана Михайловича и его семью. Нередко образ старого поэта появлялся в "Московских элегиях" Дмитриева:
Помните ль вы вечера и пикники доброго князя?
Старый младенец, поэт, испытавший фортуны превратность,
Духа весёлостью был нам ровесник, лишь опытом старец! –
писал Дмитриев в элегии "Пикники" (1846 г.). М.А. Дмитриеву принадлежит и стихотворение "В память к. И.М.Д." (1846 г.).
Здесь он, бывало, сидел перед домом на ветхой террасе,
Глядя с унынием вдаль, на кладбище Фили за Москвою.
Мы, молодёжь, вкруг него хохотали, шумели, играли;
Он не мешал, но с улыбкой и шуткой вступал в разговоры!
Думал о смерти, а жизни был рад, как осеннему солнцу!
…
Нет! Он не там положен средь зелёных берёз под Филями!
Он положен меж своих, меж потомков князей знаменитых!
А не он ли, поэт, завещал, чтобы вместе со всеми
Бренный состав и его - истлевал на народном кладбище,
Нас поучая, что смерть - возвратит прав природных равенство!
В книге "Князь Иван Михайлович Долгорукой и его сочинения" Дмитриев писал: "Это желание быть погребённым на Филях было в нём, кажется, не одною стихотворческою мыслию. (В стихотворении "Завещание" Долгоруков высказал желание быть погребённым на филёвском кладбище - Г.П.) Как часто заставал я его в летний вечер, сидящего уныло на своей террасе, обращенной к саду, из-за которого видны были окрестности Москвы, и смотрящего на Фили, на кладбище. Это так осталось у меня в памяти, что я выразил эту картину в одной из моих "Московских элегий".
Небольшой, но классически строгий памятник над могилою И.М. Долгорукова - символическая колонна, увенчанная белой вазой - образец монументальной скульптуры Донского монастыря.
Справа от Малого собора похоронен генерал-лейтенант Иван Захарович Ершов (1781-1852). А.С. Пушкин мог встречаться с ним у своих друзей - Николая Михайловича и Александры Осиповны Смирновых и братьев последней. И.О. Россет был женат на побочной дочери Ершова - Софии. Жену Ивана Захаровича - выпускницу Смольного института - Евдокию Семёновну (урожд. Жегулину) - поэт упомянул в стихотворении "Пускай, не знаясь с Аполлоном..."
В этом очерке мы рассказали лишь о непосредственных, скажем так - фронтовых участниках Отечественной войны и Заграничных походов, так или иначе связанных с Александром Сергеевичем Пушкиным. Но в Некрополе похоронены и воины 27-тысячного московского ополчения, и те, кто организовывал эвакуацию из Москвы государственных ценностей и имущества, и те, кто оставался в старой столице для сбора информации о наполеоновской армии… Со многим из них мог быть знаком наш поэт. Но это – тема другого исследования и других очерков…
