двойной клик - редактировать изображение
О ХУДОЖНИКЕ ВИКТОРЕ ПОПКОВЕ
Виктор Попков как-то странно вошел в мою жизнь своим более чем своеобразным и на особицу творчеством.
Запомнилось — его предостерегающе много и восхищенно хвалили.
И не случайно. Он был художником оттепели.
И не побоюсь этого слова — его знаменем.
Когда его творчество подавалась широкой общественности заангажированной прежде всего этим хороводом многочисленных позвал в его адрес, которое преподносилось как последнее и как бы окончательное слово советской живописи.
Когда в живопись, а он, прежде всего, был живописцем, под прикрытием как бы раскрепощенности от всяких оков идеологии и вериг социалистического также реализма, густо вползали сумерки личных пристрастий и переживаний, а на место романтики, подвига, целеустремленности, и даже за героикой буден продвигался не знавший границ и берегов кондовый индивидуализм.
Ему и Госпремию СССР полагаю именно за этот надлом и дали.
Что говорит о многом.
Хоть так посмотри на это. Хоть этак.
Уже тот факт, что его работы охотно публиковали на вкладках в «Юности»!
И — неспроста.
Уже тогда в полотне о строителях Братской ГЭС, с более чем станичными фигурами, меня не слишком и впечатляло и восхищало, почему-то как бы предвосхищая все последующие клочковатые Глазуновские мистерии запредельного ужаса, черное во всю его ширь горизонта небо.
Своей более чем, как мне показалось уже тогда для данного-то сюжета неуместностью.
Это к тому, если уж что говорить о его советскости, как таковой.
Отталкиваясь хотя бы от той же государственной премии, которую он получил.
Как теперь очевидно, многонько было у советской власти корифеев и певцов, да еще каких, Братской ГЭС и ее строителей, песни о которых были, как теперь понимается входным билетом на творческий Олимп, а когда пришел час испытаний, то первыми и повернувших в ее сторону Большие Берты своего привычно пафосного воодушевления и парад своих язвительных, нанизанных на шампур новых веяний, метафор.
И подчас бывает теперь уже и сомнение, причем более чем выпуклое и такое резонное-резонное — относительно искренности всего того что они пели, и на разлив и на вынос, и хором, и разом каждый тут как бы сам по себе.
…
А кроме того, я хорошо знал историю его гибели.
Которую мне в купе поезда, когда я возвращался из командировки в Москву в южный город Чимкент, где начиналась не сказать что уж сильно легкокрыло, но броско, тогда моя биография, рассказал ехавший со мной плотно сложенный, на разговор — общительный мужчина, участник непосредственных этих событий, который был начальником смены инкассаторов, и на глазах которого вся эта история и случилось.
— У нас тут такой казус вышел, — делился он, человек открытый и доброжелательный, со мной этой неординарной историей — Приехали к ресторану (называет название его). Кассу снимать. И парень из нашей смены, представь себе, застрелил какого-то академика.
Описывает, как тот выглядел.
Рукой показывает на лице того бороду.
В уклончивом виде сегодня эта история о нем в Интернете рассказывается так — известный художник погиб 12 ноября 1974 года в результате несчастного случая: он был убит выстрелом инкассатора в упор, когда подошёл к инкассаторской машине и попросил водителя подвезти его. Впоследствии инкассатор утверждал, что действовал по инструкции.
Со слов же ехавшего со мной мужчины она выглядел чуть иначе. Бригада инкассаторов подъехала вечером к этому злополучному ресторану. И именно в эту пору из дверей его вываливается хорошо подгулявшая знаменитость, и широко и пафосно раскинув руки, бросается на капот инкассаторской машины с непреклонным требованием срочно отвезти его домой.
Инкассаторы попробовали отшвырнуть это неожиданное для их более чем опасной работы препятствие в сторону, поначалу не прибегая к крайнему в таких случаях средству.
Но у них из этого ничего не вышло.
Тот снова, поднявшись, бросился с прежним требованием к машине.
И тогда один их инкассаторов, действуя в рамках предписанных инструкцией, выстрелил в него.
Запальчиво и эмоционально рассказывая мне эту историю, тот при этом искренне досадовал на то, что так это все случилось и что в результате этого погиб, как он говорил один «очень известный академик».
Что же до меня, то на меня тогда эта история особого впечатления какого-то не произвела. Да мало ли там, в Москве какие академики живут-здравствуют и куда и в какие рестораны они ходят. И чем это хождение порой для них заканчивается. У меня тогда своих жизненных впечатлений хватало на текущий день с избытком. А запомнилось она мне, наверное, тем, что это была тогда первая моя поездка в столицу. Это была довольно канительная и суматошная командировка на ВДНХ, закончившаяся к моему счастью в целом удачно, и завершившаяся в поезде вот этой более чем занимательной историей.
Что до трагизма случившегося, то все это мне было не в новость.
В нашем институте, где я учился, убили, была такая история, студента, подрабатывавшего инкассатором.
Которого я немного знал.
Которого налетчики уложили при снятии кассы в каком-то, теперь уж каком не упомню учреждении, наповал.
У нас многие ребята в институте подрабатывали кто сторожами, кто вахтерами, пожарниками, инкассаторами. И где тоже случалось всякое.
Могу тут сослаться на свой опыт, так как тоже, учась в институте, параллельно подрабатывал, дежуря в общежитии рабочем на вахте. А там тоже было — всякое.
…
Буду непредвзятым к рано ушедшему из жизни и бесспорно талантливому и неординарному (последнее слова я тут даже подчеркну) художнику. Или точнее сказать, постараюсь быть непредвзятым.
И я, где-то осмысливая его творчество, даже даю задний ход своим оценкам его и своим пристрастиям.
Творческим людям надо как бы, как это внушается всюду, в отличие от людей простых и заурядных, коих на планете подавляющее большинство, делать послабления.
Но на глаза попала мне вот эта его работа. «Чекист», называется. Написанная с полным блеском устава оттепели. Может быть, и не самая главная его работа.
Но — и не случайная.
И более чем — знаковая.
Хоть с точки зрения цветового решения.
Хоть с точки зрения решения композиционного.
И раскрывающая весь вектор его эстетических, да и мировоззренческих устремлений.
И слава Богу, что она мне на глаза попалась.
А то бы в оценке его творчества я еще себе позволил роскошь блудить в сомнениях.
Лично я ее понял так,
И окончательно тотчас же поставив все точки над «i» в оценке его творчества.
1. Виктор Попков.
«Чекист»
Виктор Попков.
«Строители Братска»
