Изборский клуб провёл круглый стол "Преподобный Иосиф Волоцкий и современность", посвящённый 500-летию преставления преподобного. Значение для наших дней, актуальность для современной России и её будущего наследия преподобного Иосифа отмечали историки, философы, художники. Предлагаем вниманию наших читателей мнение, высказанное протоиереем Всеволодом ЧАПЛИНЫМ.
Преподобного Иосифа Волоцкого особо почитали в конце 80-х годов мыслящие православные интеллигенты. И это происходило благодаря деятельности митрополита Волоколамского Питирима. Он прилагал усилия к возвращению церкви, а потом — к восстановлению Иосифо-Волоколамского монастыря. Но ещё до всего этого в Издательском отделе Московского патриархата в 1981 году был освящён храм преподобного Иосифа Волоцкого, и в этом храме совершал богослужения и сам митрополит Питирим, и сотрудники Издательского отдела в священном сане. Каждую среду там совершалась литургия, в которой участвовал коллектив Издательского отдела, и это придавало особое значение тем духовным смыслам, что формировались в узком кругу православной интеллигенции Москвы, в значительной степени группировавшейся вокруг нескольких духовных лидеров. Одним из них был владыка митрополит Питирим. Но с тех пор, к сожалению, имела место некая пауза в актуализации наследия преподобного Иосифа, которую нужно восполнить.
Преподобный Иосиф — очень значимая для будущего России личность. Это милостивый игумен и бесстрашный воин Христов, человек, который очень бережно относился и к своей братии, и к страдающим мирянам, и к Церкви, и к России, и, в то же время, был твёрд и решителен в отношении всех, кто представлял для страны и для Церкви внешнюю или внутреннюю опасность.
Времена, в которые жил преподобный Иосиф, и нынешние времена во многом похожи. Хотя любые периоды в российской истории во многом похожи: есть какие-то константы в той духовной брани, а также политической, военной, информационной, культурной брани, которая происходила в разные периоды нашей истории.
Во время Иосифа существовало и геополитическое противостояние, и цивилизационное, и то противостояние во многом похоже на сегодняшнее. И тогда, и сейчас находились внешние для России силы, которые хотели бы Россию поработить. И тогда, и сейчас не получалось победить Россию военными средствами или экономическими, Россия была сильнее и в военном отношении, и в экономическом. И тогда, и сейчас возникала попытка взорвать Россию изнутри, поменяв веру, отняв способность жить по Христу, а не по предлагаемым искусным, вроде бы таким логичным, убедительным и полезным схемам, но которые лишили бы наш народ главного — лишили бы его души.
И образ преподобного Иосифа как человека, который сумел разглядеть эту лукавую, самую страшную угрозу — угрозу взрыва изнутри, очень важен для того, чтобы мы сегодня отвергали и распознавали предпринимаемые попытки нас духовно разоружить и поработить.
Ересь страшнее любой атомной бомбы. Раздор в народной душе и в Церкви страшнее любого экономического давления, любых санкций. Попытка лишить православие огненной силы, низвести его на уровень теплохладного христианства страшнее любых сект и псевдомиссионерских нашествий, любого так называемого "Исламского государства" и иных образований. И это надо многажды повторить на всех уровнях и церковного организма, и государственного, и общенародного.
Нам пытаются сегодня сказать, что христианство нужно переустроить на основании неких моделей, придуманных обезбоженным миром, обезбоженным обществом, светским гуманизмом. Нам пытаются сказать, что нужно ослабевать нашу приверженность Богом данным священным канонам и нормам церковной жизни, а вслед за этим — и нормам учения Христова, богооткровенным догматам, то есть тому, что Бог открыл Сам о Себе.
Мы прекрасно видим — с тех самых времён, когда происходило противостояние преподобного Иосифа и ереси, — что любая попытка приспособиться к безбожному влиянию оканчивалась очень быстрым, стремительным отходом христианских общин от той самой богооткровенной истины, без которой христианская община теряет внутренний стержень, — Христа, на котором она и зиждется.
Как только принимается сама идея приспособления, как только мы начинаем верить ложным разговорам о том, что нам нужно немножко стать посовременнее, чтобы понравиться обезбоженному "миру сему", мы встаём на путь прямо антихристианский.
Более того, если мы нравимся силам, которые преемственно в течение веков противостоят Церкви, значит, что-то у нас не в порядке. Если нас хвалят люди, открыто говорящие, что христианство не должно быть центральной силой в мире, значит с нами что-то не то происходит. Если эти люди нас критикуют, если они нами недовольны, значит — всё хорошо. Значит, эти силы правильно распознают нас как христиан.
Очень важен в контексте разговоров о преподобном Иосифе Волоцком и такой момент. Христиане имеют право защищать свою веру силой, силой физической, силой военной, в рамках закона, в рамках механизмов, которые предполагают принятие законной властью соответствующих решений. Мы не за "вольницу", не за нарушение законности, не за хаос, не за разделение, но нам твёрдо нужно понимать, что мысль о якобы невозможности для христианина отстаивать веру силой — это мысль абсолютно антихристианская. Мы должны отстаивать наше право на то, чтобы именно силой — законной силой защищать свою веру от поругания, от попыток лишить людей права жить по вере и от размывания веры со стороны её исторических недругов.
Преподобный Иосиф оправдывал применение силы для защиты веры. И делал правильно. И нам нужно сегодня не только не стыдиться этого, а утверждать наше право поступать так же. Это очень актуально сегодня. В некоторых странах людей явно принуждают к тому, чтобы совершать грех. Люди имеют право на неповиновение тем, кто принуждает их к совершению явного греха. И если говорить о попытках силой навязать эту практику, то есть грех, целым государствам и народам, эти государства и народы должны также отвечать силой. Если кто-то пытается заставить ту или иную страну через военное вмешательство или через так называемую революцию ввести у себя порядок, который будет принуждать человека к совершению греха, например, к признанию однополых браков, православная цивилизация вполне имеет не только право, но и долг в этом случае защищаться, в том числе защищаться, применяя силу. Это аксиома, и нам не нужно пытаться идти на поводу у тех, кто хотел бы лишить нас такой возможности и самого стремления так поступать.
Более того, нужно в ответ на попытки приблизить нас к антихристианскому, обезбоженному стандарту жизни и общественных процессов устрожать нашу верность тем нравственным принципам, тем принципам организации социума, которые у нас есть. Некоторые сегодня могут сказать: нельзя вернуться в Средние века, нельзя вернуться к той строгости жизни, которая имела место во времена преподобного Иосифа. Да, нельзя вернуться к тем техническим и организационным формам жизни, но вернуться к той степени строгости нравов вполне можно. Это показывают исламское общество, значительная часть иудейского общества, некоторые островки строгости нравов сохранились в католическом мире. Это показывают исторические перемены, которые произошли в целом ряде народов во второй половине ХХ века (возьмём советский народ, иранский народ, некоторые народы Восточной Азии). Абсолютно возможно вернуться к той строгости нравов, которая была нормативной для христиан прошлых веков. Более того, очень даже возможно утвердить эту строгость нравов в рамках общества. А в современной России это может быть сделано двумя-тремя государственными решениями и сильным гражданским действием.
Нам сегодня не нужно бояться прямо сказать в ответ на попытки сделать из христианства очередной теплохладный элемент общества потребления, нам нужно не ослаблять, а, наоборот, устрожать верность тем нравственным, духовным, общественно значимым принципам, которые укоренены в нашей вере и которые доказали свою жизнь в прошлые века. Это касается разных областей жизни, например, культуры и экономики.
Надо как можно более активно развивать дискуссию о приемлемости с нравственной точки зрения ростовщичества и всего того, что с ним связано. Можно поставить вопрос о границах деструктивных действий в общественном пространстве, в том числе культурном. Нам нужно возвращаться к строгости нравов как минимум того образца, который имел место в 50—60-е годы, а, может быть, и образца более строгого, связанного с прежними веками.
