Глава 9. Строительство. Троичность. Делание троицы.
Рассмотрев более низкое в троическом смысле и близкое земному бытию явление «партийности», обратимся теперь к явлению высшему – к «строительству». Насколько понятие и даже сам звуконабор «партия» пришёл к нам с Запада, – неестественно, насильственно, неорганично, не имея в себе ничего исконно русского, - настолько и слово «строительство» является понятием чисто русским, сохраняя при этом и в других языках свою божественную тайну. В настоящее время под «строительством» понимают возведение зданий, мостов, заводов и, в высшем поэтическом понимании, - создание общественных организаций, в данном случае – политических партий. Как видим, даже в наши последние времена, хоть и на низшем, внешнем уровне, эти понятия, «партийность» и «строительство», оказываются прямо противоположными друг другу, поскольку «партийность» означает отделение и противопоставление части целому, а «строительство», напротив, означает объединение различных частей в единое целое. Искусство нападения имеет два крыла. Одно из них – знание врага, знание природы сатанинской «партийности»; другое – знание себя, знание тайны божественного строительства. Увидим же себя в духе и букве – слове и символе, того более, увидим себя в троице, рассмотрев, по мере сил, понятие «строительство» словесно, символически и исторически.
1. С точки зрения этимологии, науки об изначальном смысле слов, мы видим, что слово «строительство» является сложносоставным, объединяющим в одно целое пять в разной степени в ходе истории редуцированных слов, обозначающих единое сложное явление. Слово это делится на смысловые основы следующим образом с – трои – тель – ст – во. Наполняя редуцированные основы изначальным звучанием, используя неопределённую форму слов, мы получаем следующее сочетание: соединять – трое – тело – суть – вот. Последние два слова можно без ущерба смыслу передать, как «существование» или «становление». Чтобы расставить акценты и привести это словосочетание в строгую иерархическую систему, следует прибегнуть к простым правилам синтаксиса. Корень слова «трои» несёт в себе основное значение и, соответственно, является ударным. Следует здесь обязательно отметить, что созвучие «трои», в отличие от созвучия «три» указывает на мужскую сущность этого корня, поэтому корень «трои» в данном случае раскрывает себя здесь, как «троица» – единственно реальная, абсолютная, триединая мужская сущность. Далее акценты смещаются по убывающей от приставки – к суффиксу и окончанию. Нисколько не посягая на правила синтаксиса русского языка, отдавая себе отчёт в видимом здесь противоречии с его современными правилами, всё же следует отметить, что в отношении данной темы любая из известных нам наук, включая лингвистику или филологию, носит поверхностный характер и имеет лишь вспомогательное, второстепенное значение. Окончательно переводя всю вышеописанную этимологическую структуру на слова современного русского языка, мы получаем истинное значение слова «строительство» – «воплощение троицы наяву». Говоря более пространно – «соединение разрушенной божественной троической сущности в единое целое в ходе человеческой истории». Высшими реальными синонимами этого явления следует считать понятия «боговоплощение» и «воцерковление».
Слова сами по себе прекрасны, поскольку происходят из одного божественного источника, нашего Бога-Слова. Значения их, будучи божественными, в принципе неизменны, меняются лишь люди, непотребно использующие эти слова в ходе своей деградационной линейной истории. В глубине слов их собственные значения таятся в целости и сохранности, следует лишь приложить чистую силу, чтобы их понять. Как это ни покажется невероятным на первый поверхностный взгляд, но «строительство» означает не кирпич, цемент и стёкла, но исцеление себя и всего окружающего от разложения – «делание счастья». Таким образом, насколько «партийность» в сущности своей означает сатанизм, несчастье, разложение, настолько «строительство» прямо противоположно и в принципе означает обожествление, счастье, исцеление.
2. Догмат о Боге-Троице, о троичности божества, почитается основным догматом всех религий, живых и мёртвых. В России ли, в античном мире, в Индии, в Египте, в Китае – везде мы встречаем одно и то же: высшая божественная сущность, создавшая этот мир и управляющая им, является (буквально – «является», показывает себя избранным людям, способным узреть богоявление) троической, и в то же время единой. Можно сказать, что догмат о Троице составляет границу между человеческим рассудком и верой, между естественным и сверхъестественным миром, будучи неподвластным ни анализу, ни логике, ни «объективной» научной критике. Если представить, что любая религия состоит из внешней, явной, экзотерической, открытой для всех званных, сущности и внутренней, тайной, эзотерической, доступной только избранным, то можно добавить здесь, применительно к христианству, что, поскольку Крест является внешним, общим символом для всех верующих христиан, не потому, что он прост или поверхностен – нет, в нём заключены все тайны мира, - но потому, что он понятен даже самым простым и поверхностным людям, настолько и Троица является внутренним, тайным символом всех избранных христиан – с допотопных первовремён до наших последних дней. Крест представляется нам символом войны, Троица –символом победы. Насколько много хулы было возведено врагом нашим и рабами нашего врага на Святой Крест, на Христа, на Богородицу, на святых и царей, несших свой крест, настолько вокруг Троицы всё чисто и ясно, ни один злой язык, ни отзвук брани не достиг Троицы, поскольку священная тайна хранит сама себя, – невозможно напасть на то, что недоступно нападению. Тайна последних времён, – учат нас наши святые отцы, – тайна последней войны и последней победы связана с тайной Троицы. Всё тайное станет в последние времена явным, вот только не все слепые прозреют. Познавшие святую тайну последних времён, прозревшие Троицу – суть избранные. Избранность заключается в возложении на себя части божественных забот о мире, что становится возможным после приобретения части божественных свойств. Избранность заключается не в том, чтобы ожидать, когда явится в мир Бог-Троица и прекратит весь современный непотребный хаос, устроив своё божественное царство в нашем мире, но, будучи христианами, а значит, и в своей мере, будучи божественными по причастию, следует нам самим, не ожидая грозного явления нашего Отца, воплотить принцип Троицы в подвластном нам мире, произвести необходимое строительство сословий и организаций, – устроить пути Господу, чтобы явился Он нам светло и славно, а не в апокалиптическом огне: ведь только за апокалиптическим огнём может явиться Бог в этом беспутном и не-троическом мире.
Доступная нам библейская история учит в своих символах, что всё, видимое нами сейчас – уже было; что всё это уже однажды было уничтожено божественным вмешательством, и принципиальная троица была воплощена в человеке и в обществе вновь. Известный библейский изначальный хаос и тьма – это даже не молекулярные, а некие лептонные остатки величайших партийных систем и организаций объединённых наций, евросоюзов, транснациональных корпораций, не говоря уже о миллиардных людях, морях и континентах. Божественный акт создания космоса и был первым днём строительства, - абсолютного, идеального и принципиального строительства. Создание человека стало венцом творения, телесным завершением божественной космической иерархии. При этом Господь Бог наш символизирует духовный уровень Троицы, ангелы – душевный уровень, и человек – телесный уровень Троицы. Каждый из нас есть воплощённая Троица, в этом мы выше ангелов, но беда наша в том, что троица наша партийна: в основном мы телесны, временами душевны и лишь изредка – духовны. Так же и общество наше в основном трудится, что-то делая, временами служит государству и лишь изредка молится в церкви, - а ведь всё это единый, троический процесс. Дух наш хранится в глубинах души нашей, сокрытой в теле нашем. Телу ещё нужно втолковать, что в нем хранится душа, а душе – разъяснить, что в ней хранится дух. И если душу мы можем ощутить в себе по прямому воздействию её на тело наше, то дух наш, будучи отделён от тел наших душевным миром (а точнее сказать – душевной войной), спит в нас, его ещё нужно пробудить, - инициировать мерными троическими толчками.
Делание этого инициатического пробуждения, собственно, и есть процесс сверхъестественного строительства современного рас-строенного человека, в котором тело сейчас живёт само по себе, по своим законам, душа – живёт сама по себе в просонье, а дух спит. Так, тот, кто листает эту страницу, есть тело, кто читает – есть душа, а кто вспоминает написанное – есть дух. В великом искусстве сновидений главная задача заключается в том, чтобы проснуться. Сделать это возможно только единственным способом – вспомнить, что ты спишь. Память – та же религия: поиск и восстановление утраченной троической связи. Только после миллионов здесь, в теле, на Земле напоминаний и приказов, сиречь молитв о себе – «проснуться!» – можно совершить подвиг строительства и однажды вспомнить всё во вспышке нетварного божественного света и пробудиться уже там – дома, на Небе, в полноте божественной Троицы.
3.Истинное, символическое строительство – это строительство душевного моста, сверхъестественного пути между нашим телом, спящим в земном сне, и нашим духом, сущим в небесной яви. Все остальные мосты, через воду или горные пропасти, – уместно сказать здесь, наделив их человеческими свойствами, – всего лишь иконы троического моста с Земли на Небо.
С обществом дело обстоит иначе: народная сословная троица, наш Путь, разрушена посредине: есть священники, есть труженики, но нет воинов. Есть русская церковь, есть русский народ, но нет русского государства, объединяющего и возглавляющего посредине народную троицу.
В историческом смысле мы не можем привести ни одного примера истинного народного строительства. История человечества есть история его расстройств. Мы видим тысячи различных примеров партийности, и ни одного обратного примера строительства. История народа в физическом её понимании начинается после первой иерархической катастрофы, после захвата троической власти воинским сословием. До этого исторический процесс отсутствует, ничего не происходит, из года в год повторяется одно и то же: Путь на Небо открыт, и народ постепенно, циклично, градационно восходит – а лучше сказать, возвращается – с Земли на Небо. Нельзя верить ни одному слову гуманистических и материалистических историков о событиях, происходивших до первой иерархической катастрофы. Единственно верная форма восприятия тех времён – это сказка, ибо то были действительно сказочные, чудесные, сверхъестественные времена, и сами люди тех царских, до-имперских времён, были сверхъестественными, в отличие от нас, увы, по большей части противоестественных и не подозревающих об этом.
Насколько партийность народа воплощается наяву в некоторой политической партии только после совершения первой иерархической катастрофы, накануне второй, настолько и строительство народа становится возможным только накануне последней иерархической катастрофы, после захвата власти в народе четвёртым сословием изгоев и дегенератов.
Единственным историческим примером, отдалённо напоминающим нам священное народное строительство, является пример последнего царского казака барона Унгерна, восстановившего священную троическую власть в монгольском народе. Однако следует отметить, что строительство это оказалось несовершенным, поскольку власть была восстановлена в форме теократии, то есть заведомо не являлась царской. Изначально и сам монгольский народ, и сама форма его власти находились в более глубокой форме дегенерации, чем народ воина-восстановителя и принцип его власти. Говоря языком символов, языком великой ангелической войны человека и дьявола, пример Унгерна – это бегство воина от ужасов заданной ему войны, которую он не смог вынести, на более привычное и лёгкое поле боя: из России в Монголию, сохраняя при этом в себе изначальное желание и приказание победить. Он победил – но не так и не там. Унгерн не является великим примером строителя, однако по праву является великим примером нападения. Унгерн не был царем, а значит, и не был народным строителем, нельзя слишком обвинять его в том, что он творил с чистым сердцем, не ведая, воистину, что творил. Однако, он был терпелив, он был инаков, он был одинок; как воин, он превзошёл себя, а значит, был и есть непосредственным архетипичным примером воина – выдающимся примером нападения, которое достойно того, чтобы стать учебным примером для многих, проснувшихся до зари.
