Страшный русский златоуст

Главное слово – война…

Любой переломный момент истории рождает своих героев. Герои эти могут быть истинными или ложными, они вещают с высоких трибун или с запылённых броневиков, указывая народу его дальнейший путь. Так было и во время последней смуты на Руси: пока страна захлёбывалась в эйфории предвкушения светлого демократического будущего, вдруг зазвучал тихий голос неведомого доселе Пастыря. «Демократия замешена на лжи», — говорил он. И эта тихая речь перекрыла все громкие лозунги новоявленных вождей. Ибо слово его было с властью. Властью не от человеков, а от Бога.

Митрополит Иоанн (Снычёв) никогда не считал себя политиком. «Я не политик, я пастырь», — говорил он. Но все политики и идеологи страны вынуждены были обратить свои взоры в сторону Невских берегов, откуда раздавался этот голос. Для некоторых слово Петербургского митрополита звучало откровением, а иные слушали его со злобой и ненавистью. Ибо он звал совсем не туда, куда стремились попасть новоявленные российские нувориши. Он звал ко Христу, утверждая, что только в Нём и только с Ним Россия обретёт свою истинную судьбу. И в условиях тяжелейшего кризиса российской государственности, в пору духовной деградации русского общества митрополит Иоанн стал тем духовным звеном, которое соединило современную Россию с её многовековой исторической и религиозной традицией. Перед лицом оголтелой либеральной русофобии и богоборческой, антихристовой глобализации он доказал жизнеспособность «русской идеи» — идеи служения Христу.

«Россия моя, Россия, что с тобой стало теперь! Ужель и впрямь канули в лету герои и вожди твоего славного прошлого, глашатаи твоей великой судьбы, служители святой правды Божией? Ужели крадущаяся походка твоих новых хозяев да тихий шорох их проворных лапок, воровато шмыгающих повсюду в поисках наживы, – последнее, что суждено тебе услышать, прежде чем они предадут поруганию и забвению самое имя твоё, самую память о тебе, Россия?» («Битва за Россию», 1993г.)

Будучи духовным чадом и ближайшим учеником митрополита Мануила (Лемешевского), знаменитого исповедника, митрополит Иоанн явил собой зримый символ преемственности и жизнеспособности русского православного самосознания. Именно он смог дать авторитетные, объективные и взвешенные ответы на многие вопросы, терзавшие не одно поколение русских людей. Его пламенные статьи-проповеди воплотили в себе всю горечь русского сердца, всю боль народного раскаяния за прошлые грехи вероотступничества, всю праведную ярость, весь гнев на растлителей Отечества, всю душевную муку за поруганные святыни Руси.

«Болезнует сердце и скорбит душа, Господи, – глядя, как калечат и мучают Святую Русь – избранницу Твою, подножие Престола Твоего, земное небо, кладезь веры, верности и чистой любви... Томится дух и плачет безутешно, облекая горький плач свой в слова древней молитвы: «Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится Имя Твое в России! Да приидет царствие Твое в России! Да будет воля Твоя в России!» («Битва за Россию», 1993г.)

Именно он соединил в себе административный авторитет высшего церковного иерарха с благодатным даром неформального духовного лидера. Соединил — и многократно преумножил его неподкупной прямотой и обнажённой искренностью своих статей-проповедей, статей-воззваний, статей-прозрений. После долгих лет немоты и глухоты Россия вдруг услышала — как можно говорить о своей любви к Богу, Отечеству и родному народу, как плакать и скорбеть о постигшем его унижении и позоре, как — верить в возрождение Святой Руси... Этот крик верующего русского сердца — крик надежды и боли — разнёсся надо всей страной, и никто после этого уже не может сказать в своё оправдание: «Я не слышал, не знал, не понимал»...

Именно он, митрополит Иоанн, опроверг многочисленные измышления о «неспособности Церкви ответить на вызовы современности», о «духовном бессилии Московской Патриархии», о «поголовной продажности иерархов» и «полной зависимости Русской Церкви от государства». Опроверг самим фактом своего существования, всем своим поведением, своими публичными выступлениями — бесстрашными до неправдоподобия, до самозабвения, до евангельского самопожертвования.

Именно он открыл для публичного, гласного и конструктивного обсуждения многие запретные темы, развенчав создававшиеся десятилетиями мифы и заговорив во весь голос о том, о чём привыкли шептаться среди своих, вдали от посторонних ушей...

«Оглянемся вокруг: какие ещё доказательства нужны нам, чтобы понять, что против России, против русского народа ведётся подлая, грязная война, хорошо оплачиваемая, тщательно спланированная, непрерывная и беспощадная. Борьба эта — не на жизнь, а на смерть, ибо по замыслу её дьявольских вдохновителей уничтожению подлежит страна целиком, народ как таковой — за верность своему историческому призванию и религиозному служению, за то, что через века, исполненные смут, мятежей и войн, он пронёс и сохранил святыни религиозной нравственности, сокровенное во Христе понимание Божественного смысла мироздания, твёрдую веру в конечное торжество добра.» («Одоление смуты», 1994)

Но самое важное заключается в том, что митрополит Иоанн сумел сформулировать целостную, подробную и исторически обоснованную идеологию русского национально-религиозного возрождения, соответствующую современным запросам общества, нынешнему положению российского государства и русского народа.

«Устами Владыки прозвучало главное слово, которого заждалась православная Россия, — писала газета «Россиянин» в декабре 1995 года, после кончины митрополита. — После опубликования его фундаментальных трудов у нас нет оснований сокрушаться, будто мы не знаем ответов на поставленные нынешним погромом вопросы... За пять петербургских лет своего просветительства пастырь успел сказать всё... Всё, что нам необходимо»...

В сущности, «доктрина митрополита Иоанна» предельно проста. Она сводится к нескольким важнейшим истинам, рождённым русской историей во глубине веков и особенно ясно подтвердившим себя в ходе великой русской драмы ХХ века. Вкратце они таковы:

— «Русская идея» — это неутолимое стремление к святости, праведности и чистоте;

— «Русская демократия» — это соборность;

— «Русская идеология» — это Православие;

— «Русский порядок» — это державность;

— «Русское государство» — это Россия во всём многообразии исторических форм её существования;

— «Святая Русь» – наш государственный и нравственный идеал;

— Патриотизм — религиозный долг каждого благочестивого христианина;

— Русская Православная Церковь — соборная совесть народа, его святая душа.

Митрополит сказал об этом спокойно и весомо. Так, что вскоре многим стало странно: как это они могли раньше не замечать столь очевидных вещей?

Но главное заключалось даже не в том, что именно было сказано владыкой Иоанном. Для православного сознания его проповедь не несла ничего нового или неожиданного: в своих трудах митрополит уверенно шёл в русле русской христианско-патриотической традиции, представленной такими широко известными именами, как святитель Игнатий (Брянчанинов), святитель Феофан Затворник, святитель Филарет (Дроздов), святой праведный отец Иоанн Кронштадтский и другие русские угодники Божии.

Главное было — кем это сказано, когда сказано и как сказано.

Кем — постоянным членом Священного Синода, архиереем второй по значению кафедры Русской Церкви, доктором церковной истории, человеком безупречной репутации, бессребреником, не запятнавшим себя даже в самые тяжкие времена ни соглашательством с богоборцами, ни подверженностью политической конъюнктуре.

Когда — в 1992–95 годах, в разгар страшного либерально-демократического погрома России; перед лицом распада её великой государственности и тяжелейшего духовного кризиса; во время глубочайшего уныния, охватившего многих русских патриотов, потерявших надежду на возрождение страны и народа.

Как — властно и нелицеприятно, без недомолвок и умолчаний, бесстрашно и гневно, во весь голос...

Богоборцы и русоненавистники, конечно, не могли оставить это безнаказанным. Поэтому общественное служение владыки Иоанна непрерывно сопровождалось бешеной кампанией публичной клеветы и травли.

«В посланиях петербургского митрополита полыхают отблески средневековых костров», — всполошился либеральный «Вечерний Петербург» (8.09.1992) после первой же публикации митрополита. «Еретики не дают покоя Иоанну Петербургскому и Ладожскому, — подхватил тему «супердемократический» журнал «Новое время» (март 1993). — Нетерпимость и национализм связаны в его статьях и выступлениях неразрывными узами... Утверждая, что “мы больше не можем позволить себе делиться на “белых” и “красных”, Иоанн ясно даёт понять, под какими знамёнами и “белые”, и “красные” могут сегодня объединиться. Зовёт вернуться к хоругви с изображением Георгия Победоносца…»

Можно считать, что две эти публикации обозначили главные направления травли владыки Иоанна. С момента их появления обвинения в «мракобесии» и «национализме» уже не утихали ни на миг, сопровождая старца до самой кончины. Комментировать этот бред не имеет никакого смысла. Достаточно ознакомиться с любой статьёй митрополита Иоанна, чтобы понять, насколько нелепы подобные обвинения. Однако ненависть всегда слепа: кое-кому идея подверстать Петербургского старца под ярлык «русского православного фашизма» показалась весьма перспективной.

Но было поздно. Усилия самых разномастных ненавистников Владыки оказались тщетными. Бесстрашный митрополит на глазах превращался в зримый символ русского общенационального, соборного единства. Уже к началу 1994 года «феномен митрополита Иоанна» состоялся, и все нападки с той поры лишь увеличивали популярность Святителя. К этому времени он уже вошёл в русскую историю, а его идеи завоёвывали всё больше сторонников как среди рядовых мирян, так и в среде российского духовенства.

«Тысяча благодарностей Вам за пробуждение многострадального русского народа, — писал митрополиту из Старой Руссы архимандрит Агафангел. — Вы, подобно пророку Илии, с неутолимой ревностью обличаете силы сатанинского коварства, которые по-прежнему улавливают души “малых сих”. Многая и благая Вам лета!» (письмо от 1.05.1994, архив пресс-службы митрополита Иоанна).

Подобные обращения шли потоком со всех концов нашей необъятной страны. Глубокой болью за поруганную Русь и искренней благодарностью Владыке звучат строки этих незамысловатых посланий.

«Сегодня по благословению нашей матушки игумении мне судил Бог завершать во время монастырской трапезы трёхдневное чтение Ваших посланий “Мы род избран”, “Тайна беззакония” и “Будь верен до смерти”, — писала митрополиту монахиня Иоанна из Красногорского монастыря на Украине (г. Золотоноша). — Почитаю себя счастливой, что Господь сподобил читать сестрам вслух Ваше исповедническое слово... Спаси и сохрани Вас Господи на многая лета! Дай Вам Бог мужества противостоять и обличать силы зла, мудрость апостольскую, ей же не возмогут противиться силы мира сего... Кланяюсь Вам и лобызаю Вашу благословляющую десницу» (письмо от 19.01.1993, архив пресс-службы).

Иногда получал Владыка и коллективные послания. «Мы давно слышали о Вашем особо твёрдом стоянии в вере, о том, что Вы по-настоящему “право правите” слово Христовой Истины, — писал митрополиту «по поручению группы духовенства» иерей Алексий Остаев из Тверской области. — Сейчас мы окончательно убедились, что Вам можно довериться и поделиться именно с Вами нашими чаяниями... В наше время оскудения благочестия и веры даже среди многих архиереев мы не можем, мы боимся молчать, ибо молчанием предаётся Бог. Просим принять нас под Ваше духовное окормление и по-отечески вразумить...» (письмо от 12.11.1992, архив пресс-службы).

«Благодарю за доверие духовенства, — отвечал митрополит на бесчисленные обращения батюшек. — Мой совет вам — держите твёрдо учение Православной Церкви и живите благочестиво... И верьте — Бог не оставит без помощи. Всех жаждущих спасения принимаю под свой молитвенный покров...»

Целуешь иконы – враг!

Родился владыка Иоанн 9 октября 1927 года в селе Ново­Маячка Николаевской (ныне Херсонской) области, в простой и многодетной русской крестьянской семье. Уже в следующем году, спасаясь от голода, семья Снычёвых вынуждена была покинуть родные места и перебраться за тысячи километров, на южный Урал, в Оренбургскую (в то время Чкаловскую) область. Там, в городе Сорочинске, он окончил семилетку и поступил в Орский индустриальный техникум, однако окончить его не успел. Началась война, отца и старших братьев Ивана мобилизовали – кого на фронт, кого на тыловые работы, и будущий архипастырь вынужден был вернуться домой, чтобы помогать матери, которая осталась одна с младшим сыном на руках.

Именно в то время юный Иоанн близко познакомился с монашками-подвижницами, которые после разорения большевиками православных монастырей искали себе покоя и прибежища в уральской глуши. Часть из них проживала вблизи Сорочинска. Среди таких вот сокровенных от мира исповедниц и обрёл он свою первую духовную наставницу — инокиню Февронию, с которой стал посещать тайные богослужения, свершавшиеся по домам ссыльным священником Леонидом Смирновым.

Но скоро война коснулась и Ивана. В 1944 году он был призван в ряды Красной Армии. Служил в 36­м стрелковом полку, но воевать ему пришлось недолго. Летом 1944-го, Филипповым постом, он заболел и слёг в санчасть. Там бдительные врачи заметили, что их пациент молится и постится. Нормальный советский человек, по их мнению, так вести себя не мог, и они вызвали к Ивану… психиатра. Тот оказался специалистом политически грамотным и сообразительным, а потому сразу стал расспрашивать, не отказывается ли молодой красноармеец, как верующий, воевать? Да и вообще: кто, по его мнению, виноват в войне – Гитлер или Сталин?

На это юноша ответил, что воевать он не отказывается, так как Православная Церковь всегда благословляет воинов на защиту Отечества. А в развязывании войны винить надо грехи человеческие, но, по милости Божией, и они нам идут на пользу, так как через терпение внешних скорбей люди могут облегчить свою будущую участь. А если бы люди не испытывали очистительных скорбей на земле, то и вечное блаженство Царствия Небесного стало бы для них недоступным.

Ответ верующего юноши настолько разозлил психиатра-богоборца, что он тут же отправил Ивана Снычёва в дом для умалишённых. Но Бог не без милости: там к новому пациенту врачи отнеслись с сочувствием, раздувать вопрос о его политической неблагонадёжности не стали и незадолго до Пасхи выписали парня из лечебницы, освободив от воинской повинности.

Демобилизовавшись, Иван вернулся в родные края, и в 1945 году архиепископ Чкаловский и Бузулукский Мануил (Лемешевский) взял его себе в келейники и стал его духовным наставником. Вскоре юноша принял монашеский постриг и в 1946 году был рукоположен во иеродиакона, а двумя годами позже — во иеромонаха. И тут новые скорби обрушились на молодого священника: меньше чем через год после рукоположения его духовного отца, владыку Мануила, арестовали «за антисоветскую пропаганду и религиозную агитацию» и осудили на десять лет лагерей.

Но разлука лишь закалила характер иеромонаха Иоанна. К моменту освобождения владыки Мануила он успел закончить Саратовскую духовную семинарию и Ленинградскую духовную академию, где получил степень кандидата богословия и был оставлен профессорским стипендиатом по кафедре сектоведения. Однако душа его рвалась к своему наставнику, и осенью 1957 года он покинул Ленинград и уехал в Чебоксары, куда владыку Мануила назначили правящим архиереем после его освобождения.

Ещё три года неодолимые обстоятельства то соединяли их в общем пастырском служении, то вновь разделяли. Но Бог-сердцеведец внял горячим молитвам отца Иоанна, и в 1960 году он окончательно соединился со своим духовным наставником, митрополитом Мануилом, в Самарской (тогда Куйбышевской) епархии, и уже не разлучался со святителем-исповедником до самой его блаженной кончины. Сперва отец Иоанн служил в Самаре священником и ключарём Покровского кафедрального собора, а в конце 1965 года был хиротонисан во епископа Сызранского, викария Куйбышевской епархии.

Похоронив в 1968 году своего духовного отца, владыка Иоанн принял на себя все тяготы святительского служения почившего старца. Когда во время эпидемии холеры в 1970 году власти попытались заставить его прекратить совершать Таинство святого Причастия, издевательски объясняя это «нормами санитарно-эпидемиологической безопасности», он категорически отказался сделать это.

Запрещать верующим прикладываться к иконам он тоже не стал: «Во время всенощной вручили мне извещение о наложении на меня штрафа за нарушение санитарно­эпидемиологических норм — целование икон. Вот до чего дожили! Теперь уж и прикладывание к святыне — нарушение и штраф, а потом и под суд. Зато какая свобода пьянчужкам и работникам пивных киосков! Там можно продавать и пить из одной кружки пиво без всякого страха за нарушение...»

Четырьмя годами позже, в 1974 году Владыка столь же твёрдо противостал попыткам местных властей запретить верующим приводить в храм детей: «Был сегодня у куйбышевского уполномоченного. Всё делает упор на детей. Вроде бы детям не надо и в церковь ходить. Привёл мне выдержку из обращения одного священника Минской епархии к родителям. В ней говорилось, что детей воспитывает государство и вам, родителям, не надо их водить в храм. Вот ведь какой негодяй! На желания уполномоченного ограничить приход детей в храм я решительно ответил: “Государство предоставило право родителям воспитывать своих детей, и запрещать им водить их в церковь мы не можем”».

За свои труды по укреплению веры и Церкви владыка Иоанн быстро попал в список «неблагонадёжных архиереев». С тех пор он находился под постоянным присмотром «компетентных органов», а проще сказать — тех подразделений КГБ СССР, которые отвечали в Советском Союзе за борьбу с Русской Православной Церковью.

Одновременно с пастырскими трудами не оставлял владыка свою научную и педагогическую деятельность. В 1966 году он был удостоен учёной степени магистра богословия, а в 1988 году, за цикл лекций по истории Русской Православной Церкви, прочитанных в Ленинградской духовной академии, получил звание доктора церковной истории…

Наконец, летом 1990 года он был назначен митрополитом в Ленинград, а с 25 сентября 1991 года, в связи с переименованием города, стал именоваться митрополитом Санкт-Петербургским и Ладожским. Здесь-то и раскрылся в полной мере его талант публициста и проповедника, отсюда, с берегов Невы, и зазвучали его пламенные проповеди, обратившие к вере отцов великое множество заблудших русских душ…

«В последнее время стало модным представлять христианство в виде этакого расплывчатого и бесформенного мировоззрения, безвольно смиряющегося со всем происходящим вокруг. Сказано-де: “любите врагов своих”, “не противьтесь злому”, — а посему христианин должен вроде бы безмолвно мириться с любым беззаконием и святотатством… Мнимо­христианская “любовь” и ложно понимаемое “всепрощение” — мир со всеми подряд, без разбора — нужны только тем, кто сегодня с бешеной энергией и напористостью готовит всемирное “объединение” и “примирение” под сенью “нового мирового порядка” — политической ширмы, за которой скрывается дьявольский оскал жесточайшей антихристианской диктатуры...» («Державное строительство», 1994 г.)

Помимо публицистической деятельности, сделавшей смиренного архипастыря знаменитым на всю страну, митрополит Иоанн — к тому времени уже тяжело, смертельно больной — продолжал нести множество других важных церковных послушаний. С февраля 1992 года он назначен председателем Синодальной богослужебной комиссии, где под его руководством были подготовлены тропари и кондаки Собору новомучеников и исповедников Российских, преподобным Кириллу и Марии Радонежским, святителю Филарету (Дроздову), священномученикам Иоанну Кочурову и Александру Хотовицкому, преподобному Варнаве Гефсиманскому и многим другим угодникам Божиим…

В личной жизни митрополит был абсолютным бессребреником. Даже простенькая мебель, стоявшая в его келье, была сделана им собственными руками. Для неимущих пенсионеров архипастырь открыл пекарню, где они бесплатно получали хлеб. При архиерейском доме была создана пошивочная мастерская, где специально обученные мастерицы шили церковные облачения, которые затем раздавали батюшкам в бедные приходы.

Особо стоит упомянуть и о той области деятельности митрополита Иоанна, которая все эти годы оставалась как-то в тени, — о его трудах на ниве церковного строительства. Громкая слава «Русского златоуста» отодвинула на второй план его постоянную и кропотливую деятельность по возрождению церковной жизни Санкт-Петербургской епархии.

За те пять лет, что Владыка возглавлял Петербургскую кафедру, были возрождены к жизни многие десятки храмов и построены новые. А сколько труда вложил он в дело возвращения Церкви её знаменитых святынь! Одна лишь битва за Казанский собор, в котором располагался музей атеизма (категорически отказывавшийся переезжать), чего стоит...

Отдельного упоминания заслуживает Александро-Невская Лавра. Именно митрополита Иоанна надлежит нам благодарить за то, что эта святыня возвращена православным. Возвращена вопреки всему: неприязни городских властей, козням недоброжелателей, организационным препятствиям и денежным сложностям. К сожалению, сам Владыка не дожил до этого светлого момента...

В последний год жизни митрополит Иоанн всё чаще и чаще стал задумываться о приближающейся смерти. «Ночь прошла беспокойно, — записывал он в дневнике 23 января 1995 года — Появились сердечные хрипы, и я просыпался, принимал лекарства и снова засыпал. Да, немощи мои всё усиливаются. Это вестники неба, которые говорят: “Странствие земное завершается, готовься к исходу”». И 30 мая 1995 года: «Я как-то заметно слабею. Сердечко устало. Появляются приступы даже днём. Зовёт Господь к исправлению и к исходу, а я всё нерадиво живу. Доколе же, Господи, я буду противиться Твоему зову? Настави и укрепи…».

Кончина митрополита Иоанна 2 ноября 1995 года стала потрясением для многих и многих, в первую очередь для тех, кто, следуя его отеческому зову, вернулся в лоно святой нашей матери — Русской Православной Церкви — из тьмы невежества и атеизма, язычества и богоборчества. Ибо слово его было с властью. Через молитвы святителя Господь и просвещал, и исцелял, и даже откладывал время смерти. После кончины архипастыря люди не перестают свидетельствовать о благодатной помощи Божией через молитвы владыки Иоанна.

Впрочем, первые свидетельства о связанных с ним чудесах начали поступать ещё при жизни петербургского старца. Летом 1971 года Валентина Сергеевна Дюнина, бессменный врач митрополита Иоанна и одновременно его духовная дочь, записывает в своём дневнике: «12 июня. После обеда мы копались в саду. Он заметил засохшую яблоньку­саженец. “Почему засохла? Посадили не в том месте?” — спросил Владыка. Я призналась, что купила не столько яблонь, сколько он благословил, а на одну больше. Принялись вроде бы все хорошо, а “лишняя” — вот, засохла... Выслушав меня, Владыка сказал: “Вот тебе вещественное доказательство, что значит не слушать отца!” Я спросила разрешения выдернуть засохшее деревце, но он не благословил. Сам перекрестил яблоньку и строго велел поливать её утром и вечером...»

Следующая запись в дневнике – через неделю, 20 июня: «Удивительно! Сегодня пошли поливать огурцы, и что же? Яблонька, которая за мой грех засохла, распускает почки! Я глазам своим не поверила: после Владыкиного благословения она проросла! Вечером сообщила ему об этом, он ответил: “Ну, пусть её растет во славу Божию”. Мы между собой назвали деревце “яблоней непослушания”».

В 1990 году у тридцатилетнего самарца Виктора Алексеевича Соколова врачи определили газовую гангрену горла и сочли его положение безнадёжным. Мать Виктора пребывала в отчаянии. Узнав через знакомых номер телефона петербургской резиденции митрополита, она бросилась ему звонить. В тот момент Владыка собирался на всенощную, но, как мог, успокоил скорбящую мать и пообещал молиться за умирающего, чтобы трое его малолетних детей не остались сиротами.

И вот во время операции у Виктора наступила клиническая смерть: «Я уже шёл тёмным коридором, в конце которого сиял неописуемый свет. И был ко мне голос: “Вставай, у тебя дети”. Я и впрямь попытался встать, но оказалось, что я привязан к столу... После этого чудесного исцеления врачи собрали консилиум. Профессор сказал, что это первый случай в его практике. Каждый из хирургов осматривал мои швы на горле и только головой качал. Это воистину было чудо!».

А вот свидетельство двух петербуржцев, мужа и жены, Павла и Ирины. 3 апреля 1993 года Павел счёл необходимым сообщить его митрополиту в личном письме:

«В этом году со мной произошло настоящее чудо. В день памяти отца Иоанна Кронштадтского мы с женой были на всенощной в храме Иоанновского монастыря на Карповке. Там и Вы, Владыка, служили и производили елеопомазание молящихся. Было удивительно благостно и духоподъёмно.

Год назад, после болезни, у меня отнялась левая нога, и я ходил, сильно хромая. В тот вечер, после службы, находясь на духовном подъёме (не знаю, как выразить словами это блаженное состояние), я решил немного пройтись пешком вместе с женой. Был тихий зимний вечер, шёл легкий снежок, и по дороге мы с женой делились впечатлениями о службе.

Вдруг жена остановилась, как вкопанная. Я даже испугался: “Что с тобой?!” “Не со мною, — ответила она, — а с тобой. Ты же не хромаешь!” Только тут я понял, что действительно исцелился, что произошло чудо. С тех пор мы ходим в храм на Карповке и ещё стараемся быть там, где служите Вы, Владыка. И молимся о Вас, как и Вы молитесь о всех нас и о России...»

Много лет за могилкой митрополита Иоанна на Никольском кладбище Александро-Невской Лавры ухаживает Анна Селитренникова, или Аннушка, как все её называют. Она повидала здесь много чудес. Видела, как однажды в пять часов вечера, когда на колокольне ударил колокол, созывая людей на вечернюю службу, вдруг сами собой загорелись свечи на могиле Владыки. Была свидетельницей того, как паломница из Белоруссии, опустив скрюченные пальцы в кустики цинерарий, украшавших могилку, вынула их совершенно выпрямившимися…

Идёт время, и свидетельств о благодатной помощи митрополита Иоанна становится всё больше и больше. Рассказывает Татьяна Александрова: «Я сама врач. С тяжёлым заболеванием лёгких я находилась в больнице. Шёл 21­й день моего пребывания в стационаре, состояние было тяжёлое, неоднократно возникало кровохаркание. У меня начался озноб, поднялась температура, стало трудно дышать. Я стала молиться, просить о помощи. И вдруг передо мною возник образ владыки Иоанна в облачении. Владыка заговорил со мной, перекрестил меня, я закашлялась и почувствовала, что изо рта у меня выскочил какой-то большой ком. Назавтра температура нормализовалась, а на следующий день я проснулась здоровой и молодой: лёгкость во всём теле, как будто и не было болезни!..»

«Он обладал замечательным духовным бесстрашием, — заявил после кончины митрополита Иоанна епископ (ныне тоже митрополит) Владивостокский и Приморский Вениамин. — Владыка Иоанн жил без оглядки на так называемое “общественное мнение”, он не шёл на компромисс с совестью, служа Истине, следуя заповедям Христовым и заветам святых отцов. Царствие Небесное митрополиту Иоанну! Упокой, Господи, его душу в селениях праведных!».

Скажем и мы вместе с владивостокским архиереем: «Владыке Иоанну, мужественному исповеднику и молитвенному заступнику, бесстрашному обличителю, неутомимому проповеднику и любвеобильному пастырю, пророку русского духовного возрождения — вечная память, вечная память, вечная память!.. Аминь»

Битва памятников

Кончина митрополита Иоанна в 1995 году стала тяжкой утратой для каждого русского любящего сердца. Два дня и две ночи нескончаемым потоком шли его осиротевшие чада в Свято-Троицкий собор Александро-Невской Лавры, чтобы поклониться всероссийскому Пастырю, чтобы сказать последнее «прости» духовному Старцу, стяжавшему искренностью и проникновенностью своих проповедей, воззваний и статей заслуженную славу Русского Златоуста ХХ века.

Официальная церемония прощания была простой и скромной. Казалось, высокое московское начальство, недолюбливавшее митрополита при жизни за его прямоту и самостоятельность, после смерти святителя старается поскорее забыть о его существовании. Поскорее перевернуть эту страницу церковной политики, исполненную бюрократической досады на непрошенного возмутителя спокойствия, и вновь вернуться к привычной комфортной жизни.

Но беспокойство власть предержащих было столь велико, что первый же приказ, прилетевший из столицы, как только её достигла весть о кончине смиренного Старца, строго-настрого повелевал: немедленно изъять и опечатать весь его архив, все личные бумаги и документы митрополита Иоанна, и отправить их в Москву. Особую тревогу, судя по всему, у недоброжелателей Владыки вызывал его личный дневник, который он вёл на протяжении более 30 лет, доверяя немым страницам то, что считал невозможным или неблаговременным предать гласности, несмотря на всю свою искренность и прямоту.

Впрочем, выполнить этот строгий приказ оказалось невозможно: ни личные бумаги Владыки, ни архив его духовного отца, митрополита Мануила, не были обнаружены в официальной митрополичьей резиденции на Каменном острове… Посвящёнными в эту последнюю тайну Святителя оказались лишь несколько его ближайших доверенных лиц, и даже сегодня мы можем лишь приоткрыть самый краешек скрывающей её завесы, сказав только, что по милости Божией весь архив митрополита Иоанна уцелел. Вот уже более 20 лет он ждёт своего, Богом ему назначенного часа, для публикации. Подождём и мы, не дерзая самостоятельно назначать её времена и сроки…

Верующий православный народ, народ Божий, благоговейно чтил и любил владыку Иоанна. Ещё при жизни многие считали его истинным угодником Божиим, благодатным молитвенником, заступником и печальником за Россию, тяжко страждущую под безбожным игом христоненавистников и русофобов. А после кончины Святителя эта искренняя, сердечная народная любовь и почитание возросли многократно.

Показательна судьба крестов на могиле митрополита, созданных и поставленных на народные средства. Два первых деревянных креста как-то быстро стали сдавать в питерском климате. Тогда, через четыре года после кончины владыки Иоанна, в 1999-м году, по совету и благословению знаменитого старца, отца Николая Гурьянова, третий крест был отлит из бронзы. А два прежних могильных креста после усердных просьб иногородних почитателей Святителя, были перевезены и установлены в Покровских соборах Самары и Оренбурга, где и доныне являются предметом благоговейного почитания прихожан.

Более того, по воле Божией, слава смиренного архипастыря, при жизни чуравшегося всяких мирских почестей и привилегий, после его кончины шагнула далеко за границы церковных стен. Не прошло и нескольких лет, как знаменитые писатели и публицисты стали вовсю рассуждать о значении его духовного и творческого наследия, известные художники – писать его парадные портреты, маститые скульпторы – лепить ему памятники и отливать монументы.

Но одновременно с этой волной широкого общественного признания заслуг знаменитого петербургского архипастыря, с другой, противной стороны поднялась и зашипела лютая сатанинская злоба, кипящая в чёрных сердцах ненавистников Святой Руси, врагов Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа. Зримым символом столкновения двух этих сил в современной России стал памятник митрополиту Иоанну работы выдающегося скульптора-патриота Вячеслава Клыкова, автора знаменитого монумента маршалу Георгию Жукову на Красной площади, а также памятников св. Серафиму Саровскому в Сарове, свт. Николаю Чудотворцу в Италии, св. блгв. князю Дмитрию Донскому в Москве и многих других известных изваяний.

Торжественное и монументальное изображение митрополита Иоанна, стоящего в полный рост, в богослужебном архиерейском облачении, с пастырским посохом в руках, стало последней работой Клыкова, его творческим завещанием. Памятник этот должен был быть поставлен на главной площади Самары – города, в котором владыка Иоанн 25 лет служил правящим архиереем и где его очень любили.

Но против такого акта публичного, государственного признания заслуг почившего Святителя яростно восстала вся та антирусская либеральная чернь, та антицерковная демократическая тусовка, которая и при жизни митрополита без устали клеветала на него, пытаясь замарать имя петербургского архиерея облыжным обвинениями в «национализме», «мракобесии» и «антисемитизме». Вновь, как и в былые времена, в высокие политические и административные инстанции полетели коллективные письма-доносы самозваной «демократической общественности» с требованиями «не допустить», «прекратить», «предотвратить»…

И «высокие инстанции» не подкачали. По старой либеральной привычке они сочли за лучшее не связываться со скандальной и крикливой «демократической общественностью», имевшей к тому же прочную опору среди западной политической элиты и европейских средств массовой информации. Принятое в 2007 году постановление об установке в центре Самары созданного на народные пожертвования и уже отлитого памятника митрополиту Иоанну работы Вячеслава Клыкова в 2013 году было без лишнего шума отменено.

Однако удержать все эти бюрократические игры в тайне не удалось. По милости Божией – и в значительной мере благодаря трудам митрополита Иоанна – к этому моменту в России уже успел сформироваться довольно обширный слой патриотически настроенных русских общественных деятелей, весьма влиятельных и популярных. Именно они сумели дать достойный ответ клеветникам почившего Святителя. В их обращении, опубликованном в начале 2014 года, говорилось:

«Мы убеждены, что памятник митрополиту Иоанну (Снычёву) в Самаре является важным знамением возрождения России. На протяжении всей истории нашего Отечества, в эпохи духовной смуты и разорения, Господь посылал русскому народу великих молитвенников, заступников и печальников. Они возвещали нашим предкам правду Божию, выводили их на путь спасения и единства, бесстрашно обличали грехи и пороки, звали мужественно встать на защиту веры.

На исходе XX века наш многострадальный народ, измученный новой смутой, нашёл своего заступника в смиренном митрополите Санкт-Петербургском и Ладожском Иоанне. Он воистину стал молитвенником и печальником Земли Русской. Его проповеди, беседы, статьи, книги и выступления всегда пронизывала искренняя, из глубины души идущая боль и тревога о дорогой, родной его сердцу России. Митрополит Иоанн был не только опытным архиереем, не только крупным богословом и учёным, и даже не только русским патриотом, но и дивным старцем, стяжавшим от Господа множество Его чудесных дарований: милосердия, прозорливости, ревностной, богоугодной молитвы…

Наша позиция по отношению к волне грязи и клеветы, поднявшейся против такого выдающегося общественного деятеля и богослова, против увековечивания его памяти, не может быть нейтральной. Попытки очернить Владыку и его наследие являются наглым вызовом всей православной России…»

Под этим письмом поставили свои подписи самые разные люди: писатель Александр Проханов и художник Илья Глазунов, политик-коммунист Геннадий Зюганов и генерал-полковник Леонид Ивашов, поэт Станислав Куняев и кинорежиссёр Николай Бурляев, актриса Татьяна Доронина и литературный критик Владимир Бондаренко. Всех их объединила общая любовь к Святителю, общая забота о его духовном наследии, общая готовность дать отпор клеветникам и ненавистникам Святой Руси…

А «высокие инстанции», оказавшиеся в результате между двух огней, заколебались, задумались и в конце концов приняли компромиссное решение: памятник митрополиту Иоанну будет, но не тот, клыковский, монументальный, а более скромный, так сказать, камерный, на котором митрополит Иоанн изображён вдвоем со своим духовным отцом, знаменитым исповедником, святителем Мануилом. И поставят его не на центральной площади Самары, а на окраине города, подальше от людских глаз…

Но даже такое половинчатое решение стало настоящим прорывом в деле грядущего общероссийского прославления угодника Божия, митрополита Иоанна (Снычёва). Вдохновлённая самарским примером, православная общественность Питера начала свою борьбу за установку клыковского памятника в Санкт-Петербурге – в городе, откуда 25 лет тому назад на всю Россию разнеслись слова вдохновенной проповеди Святителя.

Письмо на эту тему уже отправлено губернатору Георгию Полтавченко, установку памятника владыке Иоанну благословил нынешний петербургский архиерей митрополит Варсонофий. Но главное, конечно, не памятники. Дело вовсе не в них, хотя и они очень важны. Гранит и бронза монументов, являя потомкам зримую память об их великих и славных предках, сами по себе всё же не способны согреть человеческую душу теплом веры, зажечь в нашем сердце огонь священной любви к Богу и Отечеству.

Главное для нас сегодня – понять и почувствовать, что небесная благодать Божия, веками защищавшая Россию от всех её врагов, спасавшая Русь из глубины самых страшных исторических катастроф, даровавшая нашему народу сонм великих святых – молитвенников, прозорливцев и чудотворцев, – ныне по-прежнему с нами. И приснопамятный петербургский Святитель, митрополит Иоанн (Снычёв) – есть зримый, современный символ этого векового единения русского народа с Господом Богом и Спасителем своим, Иисусом Христом.

Митрополит Иоанн всей жизнью своей, всем служением своим показал нам, маловерным и немощным, что Святая Русь жива, что великие её деятели и вожди не канули во мглу веков, не остались в прошлом, но живут и действуют здесь и сейчас, в современной России. Что Русская Церковь сохранила в чистоте и неприкосновенности своё священное первородство и спасительную апостольскую благодать. Что Бог всегда с нами, и только мы сами – своей трусостью и ленью, маловерием и себялюбием, ропотом и нетерпением – мешаем Ему воскресить Москву как Третий Рим, во всём державном величии и православном благочестии.

Об этом, именно об этом говорил нам современный Русский Златоуст, дивный угодник Божий святитель Иоанн Снычёв в своих пламенных проповедях и статьях. Упокой, Господи, душу усопшего раба Твоего, митрополита Иоанна, и святыми его молитвами прости, Блаже, согрешения и грехопадения наши…

Об авторах: Константин Душенов – пресс-секретарь митрополита Иоанна в 1992-95 гг. Елена Душенова – главный редактор издательства «Царское Дело» в 1994-95 гг., личный редактор митрополита Иоанна в 1993-95 гг. 9 октября 2017 года исполняется 90 лет со дня рождения Владыки. Агентство аналитической информации «Русь Православная» совместно с телеканалом «День ТВ» снимают фильм, посвящённый этой дате. Просим молитв об успехе нашего дела у всех, кто помнит и любит митрополита!