ПАМЯТИ МАЙОРА ФИЛИППОВА
В неделю о блудном сыне
Торится путь домой.
Белые исполины:
Деревья над белой рекой,
В них затеплилось семя
Что прорастало в май,
И снеговое затменье
Словно уносит в Рай
Этот мир-полустанок.
...Падает самолёт,
Будто грачонок-подранок
Над тягучестью сот
Сей безвидной пустыни,
Где задувает в свирель
Зюйд, овевая куртины
Невидимые отсель.
И в небесах безместна,
Где парила допрежь
“Сушка” замахом перстным
Крестит полоски меж.
Дым её – тут, в метели,
Где оснежённый люд.
Тысячегласны свирели
Ныне домой зовут
Небо, мир-полустанок,
И неслиян, един
Летит грачёнок-подранок,
Торит дорогу сын.
ЦУСИМА
Сущен в разбитой рубке
Труп капитана Егорьева,
Перебывает сутки,
Где плывет, объегорена,
Вся надежа империи:
Броненосные силы.
Бабка бредет в безверии
До бугорка могилы.
Что же вы вьетесь, вороны,
Кружите, чайки-галки?..
На расчетыре стороны
Бесы играют в салки.
Прикоснутся к железу,
Глянь – а оно бумажно.
Мачты уходят в бездну,
Трубы, черные сажей.
Суша уже не суща,
Не узревшие порты,
Броненосные души
(Калики и сироты)
Встали свечами, огнями,
Светом, грядущим вскоре,
И сияет звездами
Море, а дальше – за морем
Бабка идет сквозь поле
Кается Чудотворцу,
За ней – капитан Егорьев,
И солнце,
заходит солнце.
ЛИСТОПАД
Кружится листопад,
Сё образ посмертья:
Одни залетают в ад,
Другие, в Нетварном Свете,
Прирастают опять
К древу своей Отчизны,
И блестят вкругорядь
Звезды, полные жизни.
А в провалах земли,
Над серо-бурым адом
Черные ковыли
Встали копейным рядом.
Там жало-мороз
Жжет забуревшие души.
Сё, слетает Христос
В облетевщие кущи.
Им запечатан ад.
Над треугольником крыши
Вверх летит листопад
Вверх от Руси, все выше.
ПАВЕЛ
«Пав-ел...»
«Well» – говорит англичанин,
Голос его скрежещущий странен –
Будто ножом по ржавой железке.
Офицеры нахраписты, дерзки;
«Кто был малым – станет большим», –
Шепчет им Пален,
Погибели сын.
Павел по лестнице тихо идет,
Зрит серый вечер и солнца заход.
Свет Нетварный нисходит на Павла:
«Государь, где твой Крест и Держава,
Шпага и в море твои корабли?»
«Господи, зрю я юдоли земли:
Слезная осень, кругом синева,
Папа коровку ведет со двора.
И разрыдались русы-девчонки:
«Папа, куда уводишь коровку?..»
Я та коровка.
Я её боль.
Я хлеб земли. Я её соль.
Я – Государь, красноглина сих мест,
Я её жниво, я её Крест.
Я в объятия взял всех ничтожных
И донесу их до мест невозможных:
Райских Твоих.
Вот мои корабли,
Вот моя шпага».
Идут не свои
В замок Архангела Михаила.
Вороны каркают густо, уныло.
Беннигсен тараканом бежит.
Павел сияет,
Яро горит.
РЯДОВОЙ
В бою погиб рядовой,
Выпрыгнув из окопа,
Который вернуться домой
Хотел, а окрест Европа.
Хотел вернуться к земле,
Печке, где рядом дети.
Но умер, а в том огне,
Никто не заметил смерти.
И зрит: петух во дворе
Бродит, взыскует зерна.
Ярый свет в декабре
Стелется нерукотворно.
И постиг рядовой
Все Небесные Силы.
И стоял, препростой,
Вышедший из могилы.
Он промолвил: «Сё есть.
Мы – заревое пламя.
И возжигаем донесь
Знамя.
Победы знамя».
