Индивидуализм нашей интеллигенции - оборотная сторона ее стадности. Там где личность, там обычно стада не бывает, а бывает человеческое общество, коллектив. Коллектив от стада тем и отличается, что в нем всякий не теряет в общем мнении своего Я, а общее разделяет свободно, открыто, не во всем и не в полной мере. Отличается тем, что мотивом для его действий является вовсе не потребность мычать вместе со всеми, испытывая восторг от совокупного действия, а цель и смысл действия.
Индивид - категория природная.
Стоит ли удивляться тому, что интеллигенция наша редко говорит от себя, но все более и более стадом и от его имени. Все эти «мне стыдно за Россию», кстати, тоже от стадности. Кающиеся и извиняющие и помыслить не могут, что принципы интеллигентной стадности, на Россию и народ могут и не распространяться. Стоит ли удивляться устойчивой популярности жанра коллективных писем и сложившемуся постоянному пулу их участников? Стоит ли удивляться тому, что неофициальным гимном стада является что-нибудь вроде "возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке"? Ведь в нем вся суть стадного чувства и стадной психологии, которые из чувства жалости к себе называются высоким словом дружба. Весь смысл окуджавской «дружбы» в том и заключен, что в стаде теплее, сытнее и безопаснее. Когда вместе со стадом бьешь других, тебя не трогают и свои, и чужие.
Конечно, всяк взятый отдельно из стада, поодиночке слаб и ничего собой не представляет. Но сбившись в кучу, парнокопытные представляют собой (ого-го!) силищу и способны с легкостью затоптать как любого матерого волка, так и отбившегося одиночку, Бог весть, что о себе возомнившего.
Все это тривиально, все это хорошо известно. О затхлом, истеричном и пронизанном подлостью, интригами, коллективной порукой мирке гаражного кооператива при НИИ и университете столько снято и столько понаписано, что удивляешься даже не очередному проявлению интеллигентной стадности, а своей способности этому удивляться.
Нынешний инцидент с присуждением почетного звания доктора министру культуры Мединскому венецианским университетом вновь дает повод для удивления ("во дают!"). Конечно, со стороны, трудно судить о наличии необходимых заслуг или отсутствии оных для получения данного звания господином Мединским.
Но ведь и от протестного шума, поднятого нашей творческой интеллигенцией, яснее не становится. Потому что из всей аргументации, которая по этому поводу звучит, вытекает одно - в премии следует отказать по мотивам не научного, а чисто идеологического характера. Как можно давать? Националист, державник, гомофоб, «Россия не Европа».
За последние месяцы мы много уже в чем на Западе успели разубедиться и разочароваться. Частная собственность, человеческое достоинство, право на честную и правдивую информацию, права и свободы человека, суверенитет - все оказалось пустым звуком и ничего не значащей красивой оберткой.
Дошло дело и до академической среды, до тех самых академических свобод, академической чести и честности, которой теперь потрясает возмущенная, объединенная наша и их «прогрессивная общественность».
Думаю, многие еще не забыли, с каким наслаждением громила наша научная аристократия и творческая интеллигенция четверть века назад классические марксистские тезисы о классовости и партийности науки и искусства, как яростно проповедовала конец идеологии, как призывала подняться над идеологическими пристрастиями к чистому свету знания. Как ставили нам в пример дореволюционных профессоров и студентов, которые в позднеперестроечных фильмах о революционных баталиях еще в тех императорских университетах, горделиво смотрели прямо в глаза «революционным бесам»: «Нам, батенька, некогда ерундой, то есть политикой, заниматься! Наше дело учить и учиться. Наука, истина – святее ничего не может быть для ученого!»
И мы замирали в благоговейном трепете – какой матерый человечище, какая культура! «Россия, которую мы потеряли». Вот когда наука была, не то, что в наши советские времена с «критикой буржуазных воззрений» и обязательными цитатами из решений партсъездов и классиков марксизма-ленинизма.
Впрочем, даже чуждость идеологических воззрений не упраздняла отношения к буржуазной науке все-таки как к науке. И идеологическая пристрастность лишь обозначалась, не заслоняя реальных научных заслуг, если они конечно имелись.
Нынешние критерии академической чести и честности, принадлежности к сословию ученых, как следует из очередного коллективного письма, много проще. Научные достижения как критерий вовсе не обязательны. Это, кстати, чувствуется не только в таких размашистых посланиях протестного толка. Такие послания всего лишь рецидив, отголосок будней российского образования и российской гуманитарной науки. Там давно уже нет ни совести (устаревшее и опровергнутое наукой понятие), ни науки с ее объективностью (это, батенька, позитивизм, XIX век). Одна идеология. Впрочем, и идеология – сказано сильно. Идеология – это все-таки хоть сколько-нибудь связные рациональные представления. Здесь же один крики и мычание.
Университетская и академическая среда гуманитарного толка превратилась в террариум единомышленников. Звания и награды, официальные и так, на уровне возведения в ранг гуру и махариши с догматом о непогрешимости, раздаются своим и за заслуги перед своими, за верность стадным принципам. Наука там давно не ночевала, диссертационные советы и те зачастую подбираются по этим критериям.
Поэтому в такого рода посланиях для тех, кто в теме нет ничего нового. Но определенная польза для широкой публики в них есть. В четкости формулировок нынешнего представления о чести и честности им не откажешь. Последние состоит в святынях стадности, гомосексуализма (что логично для стада в свете научно доказанной либеральными учеными его естественности и животности) толерантности (тоже весьма биологично) и мультикультурализма.
Но если для того, чтобы быть ученым в глазах стада, достаточно лишь мычать вместе со всеми, возникает вопрос о ценности и смысле самого этого звания. Если наука сведена к групповой идеологии и стадным принципам, то в чем ее смысл? И так ли уж важно и нужно быть доктором и профессором?
