С рождения в 1944 году и до пяти лет, когда семья поселилась в Комсомольске на Амуре, наша жизнь была на колёсах, связана с железной дорогой. Строили Бам.
Некоторое время мы жили в населенных пунктах Хунгари, где я родилась, Шимановская, Дуки, Арга и других, Но не по долгу, а потом снова в вагон и в путь. Нам, детям, это нравилось. Какие сложности были у родителей, мы не знали. Я пишу вагон, но это теплушка, по центру которой стоит буржуйка, справа за перегородкой корова, чтобы поить молоком нас - детей. А по левую сторону нары в два этажа. Мы наверху, а родители внизу. Папа был начальник поезда.
Мы смотрели в маленькое окошко и видели просторы нашей Родины. Это незабываемые восторги от высоких деревьев, гор, полей, покрытых цветущими дикими пионами, лилиями. Иногда, поезд подолгу стоял на стрелке с закрытым светофором. Тогда, кто-то из молодых людей в соседнем вагоне прыгали с высокой насыпи и срывали цветы. Они бросали их нам в открытые двери и бежали скорее к себе в вагон, вдруг светофор откроется! Цветы были свежие, ароматные. Мама ставила их в металлический бетончик, налив в него воды. И дальше мы ехали с цветами. Мама читала нам Русские народные сказки и былины про Илью Муромца, Добрыню Никитича и страшного Соловья-разбойника. Мы пели песни: "Ах, вы сени мои, сени", "По диким степям Забайкалья", "Славное море, священный Байкал" и много других.
Арга.
В Арге родилась сестричка Наташа. Я помню, как мама шла по дороге из лазарета и несла в сверточке живую сестричку. И нас, детей стало четверо. Мы не могли на нее налюбоваться. Было счастье присутствовать при купании. Когда мама ее кормила, мы, затаив дыхание, стояли рядом. А потом вместе с мамой пели колыбельную «Как при лужку, при лужке, при широком поле, при знакомом табуне конь гулял на воле».
В Арге папа был начальник штаба. Я видела, куда он уходит утром на работу и, однажды днем, мне очень захотелось его увидеть, и я пошла по дороге в штаб. А было мне меньше пяти лет. Пришла я в штаб, дежурные меня пропустили и открыли дверь в кабинет. Там за столом сидел папа. Над ним большой портрет Сталина, которого я уже узнавала, на окнах висели необыкновенные шторы. Они были (как узнала я позже) с ламбрекеном. Незабываемая красота!. Папа смотрел на меня молча и улыбался. Я подошла к нему, и он вышел из-за стола, подхватив меня на руки. Прошел в коридор, передал солдату и сказал, чтобы он отнес меня домой. Но мы с солдатом пошли пешком по дороге и беседовали. Вот о чем, я сказать не могу, не помню.
В поселке протекала маленькая речка. Она появлялась из-под железной дороги, протекая в большую каменную арку. Эта арка всегда привлекала мое внимание ритмичностью уложенных в ней камней. Старшая сестренка ходила с детьми купаться. Однажды, мы с мамой пошли за ней на речку и увидели, что она сияющая бежит нам навстречу, что-то держа в ладонях. Ротан, ротан — кричала она нам — я поймала рыбу. Как она её поймала мы так и не поняли. Это был маленький сомик.
В Арге папа с друзьями делали для нас – детей мороженое. Летним днем они принесли откуда-то ведро со льдом. Поместили туда узкий алюминиевый бетончик, в который мама что-то налила. К бетончику, поперек крышки прикрутили палку и стали по очереди, без остановки вращать этот бетончик во льду. Долго ли коротко бетончик открыли, а там! Вся жидкость осела на боках бетончика пластами мороженого. Всем досталось. Нам по столовой ложке, взрослым по чайной.
В сарае жили корова, свинка и курочки. К корове нам подходить не разрешалось, курочек мы кормили, рассыпая зернышки, а свинку чесали за ушком щепочкой, когда мама ходила ее кормить. Был огород, где рос горох, и можно было срывать его зеленые стручки. Рос физалис. Его красивые коробочки можно было раскрывать и лакомиться ягодкой. Но, только тогда, когда коробочка теряла свой нарядный цвет, тогда ягодка была уже спелой.
У мамы была швейная машинка, и она шила платья себе и нам. Это были сладкие минуты, когда мама раскидывала на столе ткань. Красота! Потом резала ее ножницами, сметывала на руках и сшивала на швейной машине. Я стояла рядом и не отрываясь, смотрела на крутящееся колесо и снующую иглу. Мама пояснила, почему нельзя подставлять пальчик к этим вращающимся механизмам и я стояла рядом смирно. Когда мама шила, она всегда пела. Песни были разные: «Она была, лишь, девочка простая…», «Позарастали стежки-дорожки», «Куда бежишь, тропинка милая», «Под окном черемуха колышется», «То не ветер ветку клонит». И еще была песня про Ваньку-ключника злого разлучника. Ванька в этой песне был повешен на «шелковом поясе», это меня утешало, раз шелковый, то Ваньке было удобно. «А княгиня молодая умирала на ноже». Это меня огорчало, так, как лежать на ноже, который лежит у тебя под боком, это, конечно неудобно. Мне в голову не приходило, что нож находится совсем в другом положении.
Сколько помню маму шьющей, столько помню и эти песни. А шила она до глубокой старости, пока глаза видели.
Я запомнила один эпизод. Мама шила, а я была рядом. Тут пришла соседка, села на диван, как-то, развалясь и сказала маме, что плохо себя чувствует. Мама спросила, что у нее болит. Она ответила, что чувствует себя так, словно наелась бумаги. Это меня так поразило, что запомнилось навсегда.
У меня на пальце появилась болячка. Я сейчас думаю, что это был панариций, и мама отвела меня в лазарет. Конечно, для меня это было событие. Нас встретили две женщины в белых халатах. Это было потрясающе красиво! У них были ласковые голоса. Блестящими ножницами мне срезали болячку, положили мазь и забинтовали. Несмотря на короткую боль, мне не хотелось от них уходить.
Утром и вечером по дороге мимо нашего дома шли колонны заключенных в серой одежде. Это были разные колонны мужчин и женщин. Когда вечером шли женщины, мы выбегали к краю дороги и смотрели на них. Они улыбались, махали нам руками и бросали букетики земляники. Подойти было нельзя. Вдоль колонны, на определенном расстоянии друг от друга шли охранники с винтовками и приколотыми к ним штыками.
В Арге мы увидели диковинную машину для прокладки кабеля в земле. В машине был вращающийся механизм с острыми, как у экскаватора зубцами. Это ряд ковшей, выкапывающих землю, расположенных вертикально по кругу. Земля высыпалась на транспортер, который сваливал ее рядом, с выкопанной траншеей. Следом шли люди и раскатывали громадную катушку с кабелем, укладывая в эту траншею. Так прокладывали, вероятно, телефонную связь. Все жители поселка взрослые и дети, с восторгом и удивлением бежали следом. У меня было ощущение своей личной причастности к какому-то грандиозному делу.
Мне впервые показали улетающих осенью птиц. Мама позвала меня на крыльцо, где уже все стояли. Стояла и бабушка Акулина Степановна, которая приехала в гости. Птицы летели бесконечно долго, огромными стаями. Казалось, что почернело все небо. Все говорили какие-то грустные слова, и хотелось плакать.
