Трамп поручил Илону Маску и DOGE пересмотреть расходы Пентагона
Президент США Дональд Трамп заявил 7 февраля, что Илон Маск и его команда из Министерства эффективности государственного управления (DOGE) будут внимательно изучать расходы Пентагона на предмет потенциальных растрат и мошенничества.
«Пентагон, министерство образования, просто все. Мы пройдем через всё», — сказал Трамп журналистам во время пресс-конференции в Белом доме вместе с премьер-министром Японии Сигэру Исибой, который находится в Вашингтоне для двусторонних переговоров. «Это было так плохо с тем, что мы только что пережили, с этой ужасной ситуацией, через которую мы только что прошли в USAID, и я полагаю, что 97 процентов людей там были уволены. Это было очень, очень прискорбно. Вы не найдёте ничего подобного в некоторых других агентствах, но вы найдёте многое. И я поручил Маску пойти проверить образование, проверить Пентагон, который является военным. И вы знаете, к сожалению, вы найдёте некоторые вещи, которые довольно плохи. Но я не думаю, что пропорционально, вы увидите что-то вроде того, что мы только что видели» в USAID».
Министерство обороны США является крупнейшим департаментом правительства США и имеет годовой бюджет более 800 миллиардов долларов.
Ранее 7 февраля во время встречи с военными в Пентагоне министр обороны Пит Хегсет заявил, что он готов сократить военные программы и возможности, которые не будут полезны в борьбе с такими продвинутыми противниками, как Китай.
Из выступления Министра обороны США Пита Хегсета в Пентагоне, 7 февраля 2025 г.:
«Мы собираемся использовать нетрадиционные подходы. Мы собираемся двигаться быстро, мыслить нестандартно, быть разрушительными намеренно, чтобы создать ощущение срочности, которое, я хочу быть уверенным, существует внутри этого отдела. И это не для того, чтобы поставить под сомнение кого-либо, кто был здесь, или кого-либо, кто сидит здесь, или кого-либо, кто наблюдает.
Мне не нужно рассказывать вам всё, что мы живём в очень опасное время в мире с восходящими державами, которые, будь у них возможность, с удовольствием поднялись бы наверх и отвергли бы силы, возможности и убеждения Запада.
Америка находится в авангарде этого процесса.
И, надевая униформу здесь, в департаменте, мы должны гарантировать, что создаём сдерживающий эффект, который сохраняет доминирование Америки в мире.
И есть много людей, а именно — и я также проверял это публично, коммунистические китайцы, которые стремятся через своё вознесение к совершенно иному взгляду на мир. И поэтому мы должны быть срочными, и мы должны быть готовы к тому, что это значит. И мы собираемся это сделать.
Частью того, как мы это применяем, является то, что я пришёл с тремя столпами, о которых уже говорил ранее, но я хочу ещё раз сказать о том, как мы подходим к этому с моей точки зрения.
Номер один — восстановить дух воина. Убедитесь, что мы вернулись к основам. Наша работа — сдерживать конфликты и, если необходимо, полностью уничтожать, деморализовать и побеждать наших врагов. Вот что мы делаем. Мы ведём войну здесь, в Министерстве обороны, и мы хотим восстановить это посредством лазерной фокусировки на готовности, летальности и ведении боевых действий по всему спектру».
«Восстановление воинской этики имеет решающее значение, и я думаю, мы уже увидели это в цифрах набора. Я думаю, мы увидели энтузиазм и волнение молодых мужчин и женщин, которые активно хотят присоединиться к армии, потому что они заинтересованы в том, чтобы быть частью лучших боевых сил, которые может предложить мир, а не делать много других вещей, которые часто, слишком часто, служат для разделения или отвлечения.
Речь идёт о готовности, о сохранении сосредоточенности, и я думаю, вы видели это во многих указах президента, которые мы повторили. И в этом может быть путаница. Но с нашей точки зрения, почему вы избавляетесь от чего-то вроде DEI? Потому что с нашей точки зрения, это служило цели разделения силы, а не её объединения.
Я думаю, что самая глупая фраза в военной истории — «Наша сила в разнообразии».
Я думаю, что наша сила в нашем единстве, наша сила в нашей общей цели, независимо от нашего происхождения, независимо от того, как мы выросли, независимо от нашего пола, независимо от нашей расы, в этом отделе мы будем относиться ко всем одинаково. Мы будем относиться ко всем справедливо. Мы будем относиться ко всем с уважением. И мы будем судить вас как личность по вашим заслугам и по вашей преданности команде и миссии.
Любой иной вывод направлен на разделение или создание осложнений, которые в противном случае не должны существовать и не существуют».
«Второе — это восстановление нашей армии.
Наша оборонная промышленная база, наш процесс приобретений, как мы быстро внедряем новые технологии, как мы учимся на конфликтах по всему миру, как мы соотносим то, что мы финансируем, с возможностями и эффектами. Здесь есть много программ, на которые мы потратили много денег, и когда вы на самом деле проводите военные игры, они не оказывают того воздействия, которое вы хотели бы.
Одно из моих преимуществ в том, что у меня нет особых интересов. У меня нет опыта работы с какими-либо системами или службами. Я агностик в этом отношении.
Я хочу — это значит, что я собираюсь принять много стрел, и я готов это сделать. Это нормально. Нам нужны лучшие системы в руках бойцов там, где они им нужны, в COCOMе, чтобы сдерживать и посылать сигналы, когда эта битва начнётся, мы готовы победить и победить решительно.
Это включает в себя аудит Пентагона, который для морских пехотинцев там — вы все поняли, и мы ценим это — бережливые и подлые. Мы собираемся сосредоточиться на том, чтобы гарантировать, что как минимум к концу четырёх лет Пентагон пройдёт чистый аудит.
Американские налогоплательщики заслуживают этого. Они заслуживают знать, куда уходят их 850 миллиардов долларов, как они тратятся и быть уверенными, что они тратятся разумно.
Раньше считалось, что если вы требуете аудита, вы каким-то образом подрываете департамент. Я считаю, что всё с точностью до наоборот.
Я считаю, что мы отвечаем за каждый потраченный доллар, и каждый доллар отходов, которые мы находим, или избыточность, — это доллар, который мы можем инвестировать куда-то ещё, как и обещал президент Трамп, напрямую в восстановление вооружённых сил нашей страны. Поэтому восстановление наших вооружённых сил — это ключ.
И третье — это восстановление сдерживания.
К сожалению, за последние пару лет мы стали свидетелями событий, которые создали восприятие — реальность или восприятие, но я бы сказал, что больше восприятия — слабости Америки, будь то, что произошло в Афганистане, кстати, за что мы будем нести ответственность: за то, что произошло в Афганистане, за то, что произошло 7 октября (имеется в виду атака ХАМАС против Израиля в 2023 году. — Авт.), за войну, которая была развязана на Украине.
Хаос случается, когда восприятие американской силы не является полным. И поэтому мы стремимся восстановить это сдерживание, и оно начинается с нашей собственной южной границы. Оно начинается с защиты нашей родины.
Я думаю, что в некотором смысле этот департамент со временем почувствовал, что это чья-то чужая миссия. Мы потратили много времени, десятилетий, моё поколение и ваше, защищая границы других людей по всему миру, но мы стали свидетелями вторжения на наши собственные границы от людей по всему миру, многие из которых, я уверен, хотят лучшей жизни. Я это понимаю. Но мы также не знаем, кто миллионы из них, каковы их намерения, почему они здесь — это создаёт вполне реальную угрозу национальной безопасности страны.
Безопасность границ — это национальная безопасность, и, как сказал нам президент, мы получим стопроцентный оперативный контроль над нашей южной границей, и это будет — должно быть и будет — в центре внимания этого департамента.
Я хочу снять шляпу перед Северным командованием вооружённых сил США. За первые пару недель они проделали потрясающую работу, приняв указ, в котором говорилось, что территориальная оборона нашей страны является основой оборонной миссии, и реализовав его.
В некотором смысле, используя существующие у нас процессы, которые, честно говоря, недостаточно надёжны, но также планируя и с нетерпением ожидая, как мы перейдём к более постоянной эффективной обороне, отражая и герметизируя нашу южную границу, чтобы мы точно знали, кто прибывает, и когда они прибывают, они прибывают законно.
И затем также расстановка приоритетов по всему миру. У нас много активов; у нас нет неограниченных активов. И поэтому часть расстановки приоритетов — это расширение прав и возможностей наших союзников и партнёров. Нам нужно лидировать в мире, в этом нет сомнений. И президент Трамп ясно дал понять об этом.
Я имею в виду, что это иностранные военные продажи, это учения, это оборонные партнёрства. Но это также напоминает некоторым странам и некоторым регионам мира, что Америка не может вечно быть гарантом всего в мире, где мы должны расставлять приоритеты, переключаясь на более крупные угрозы в определённые моменты.
Итак, вы увидите такую расстановку приоритетов с нашей стороны, которая, по нашему мнению, придаст сил, воодушевит, побудит к большему разделению бремени со стороны союзников, которых мы любим, которых мы поддерживаем и которые также должны быть готовы активизироваться.
Президент Трамп, руководил этим с НАТО в своей первой администрации. Мы собираемся сделать это снова. На следующей неделе мы отправимся в Европу на министерскую встречу НАТО, чтобы поговорить с нашими друзьями, которые были и будут нашими союзниками.
Но нам также нужно поощрять их продолжать увеличивать расходы на оборонную промышленную базу. Такие вещи, которые нам нужно делать и здесь, дома.
Итак, как бы подвести итог, и я уже зашёл дальше, чем следовало. Это действительно возвращение — с нашей точки зрения, момент возвращения к основам.
Когда президент Трамп выбрал меня и сказал: «Пит, я хочу, чтобы ты руководил Министерством обороны». Его поручением мне было вернуть это министерство к его основной военной миссии.
Война, смертоносность, меритократия, подотчётность и готовность. То есть основа того, что мы все понимаем как нашу основную миссию.
Вопрос: Вы говорили о сдерживании. Видите ли вы, что департамент становится более агрессивным, более напористым в серой зоне, чтобы ещё больше сдерживать Китай и Россию?
ПИТ ХЕГСЕТ: Это хороший вопрос. Надеюсь, это заметили, и это намеренно, что большая часть наших контактов — моих контактов с министрами обороны на раннем этапе — была в Индо-Тихоокеанском регионе, что ещё больше укрепляло эти альянсы.
Существуют серые зоны деятельности, некоторые из них вы можете признать, некоторые — не можете. Но, безусловно, мы хотим послать Китаю сигналы, что эта зона будет и продолжает оставаться спорной.
Наши союзники и партнёры, мы будем с ними надёжны в режиме реального времени с оборонными возможностями. И мы не просто позволим им постоянно как бы де-факто поглощать всё больше этого спорного пространства с помощью рутины, которую они проводят, чтобы продемонстрировать, что всё нормально, всё более и более обостряющимся образом, возможно, даже для того, чтобы скрыть усилия, которые они могут предпринимать.
Так что мы определённо следим за этим. Мы ясно видим коммунистических китайцев, КНР, но мы также не пытаемся инициировать конфликт или создавать конфликт там, где он в противном случае не нужен. Мы будем твёрдо опираться на своих партнёров.
И президент Трамп на своём стратегическом уровне — это тот, кто ведёт переговоры, чтобы гарантировать, что у нас никогда не возникнет конфликта.
Мы этого не хотим; они этого не хотят. Мы просто должны оставаться сильными, чтобы быть в наилучшей возможной позиции.
Вопрос: Признавая намерение президента оптимизировать федеральную рабочую силу, я надеялся, что вы могли бы предоставить немного вашего процесса и ваши мысли о том, что это означает для департамента, где будут определены области, которым предстоят сокращение или оптимизация? И если у вас есть представление также о сроках?
ПИТ ХЕГСЕТ: Есть тысячи дополнительных должностей в Пентагоне, должностей в штаб-квартире, других должностей, которые были созданы за последние 20 лет, которые не обязательно приводят к успеху на поле боя.
Дополнительный персонал, дополнительные слои бюрократии, дополнительные должности флагманов, то, что мы есть — было бы упущением это не пересмотреть. Мы также живём в среде с ограниченным бюджетом, и это политика, о которой мне, к счастью, больше не нужно беспокоиться.
Ну, когда вы живёте за счёт постоянных резолюций и ограничений, а затем у вас появляются чрезвычайные операции и что-то меняется, то внезапно у вас возникают недостатки, и подготовка подразделений отходит на второй план.
С моей точки зрения, это совершенно неприемлемо.
Что мы тратим в других местах, что можно эффективно направить? И это не просто мошенничество, растраты и злоупотребления, это системы, это иерархии, это слои, которые мы можем рассмотреть, сократить, рекомендовать эти сокращения.
Мы выиграли Вторую мировую войну с семью четырёхзвездными генералами. Сегодня у нас их 44. Все ли из них напрямую способствуют успеху в войне? Может быть, и так, я не знаю, но стоит убедиться, что так и есть.
Вопрос: Исходя из того, что вы сказали о сохранении американского доминирования в мире, наши противники, особенно китайцы и русские, имеют 20-летнюю стратегию, 30-летнюю стратегию, и они смотрят так далеко вперёд. Как нам изменить наш подход к сохранению доминирования США за рубежом? Эта стратегия рассчитана на более чем пять лет, более чем на 10 лет. А также обеспечение того, чтобы наши ресурсы были приоритетными и направлялись на сохранение нашего доминирования США в течение десятилетий, сэр, а не лет.
ПИТ ХЕГСЕТ: Это действительно ключевой вопрос. Автократии имеют преимущество не только из-за нисходящей природы их организации.
Я имею в виду, что у них есть недостатки по очевидным причинам. Но поскольку у них есть удобство планирования без политики — знаете, надоедливая проблема людей с голосованием и бюллетенями, — они могут планировать на 15, 20 лет, а затем продвигать этот план без последствий для своего собственного населения, что, несомненно, имеет стратегические преимущества.
Я думаю, вы увидите, как наш офис выработает стратегию защиты, которая попытается заглянуть так далеко в будущее, попытается внести кардинальные изменения в то, как мы приобретаем, быстро внедряем и рассматриваем системы, которые не касаются избирательных округов Конгресса или статей бюджета на 2026 или 2027 финансовые годы.
Но попытайтесь оценить, что нам понадобится в стратегическом плане через пять-десять лет, какие угрозы возникнут и к чему приведёт изменение баланса сил.
Я имею в виду, что сейчас мы находимся в другом мире, чем в конце Холодной войны. Сейчас мы находимся в почти равной или равноправной среде, что сильно меняет динамику того, как нам нужно планировать, чтобы поддерживать американскую мощь по всему миру.
Поскольку не будет преувеличением сказать, что без Америки остальной мир признает, что больше некуда смотреть в плане реального лидерства и возможностей в сфере обороны.
А затем наши крепкие союзники и партнёры, которых мы мотивируем идти рядом с нами. И вот как вы создаёте западную силу, способную гарантировать, что не только наша страна и наше полушарие, но и мир останется свободным для торговли, путешествий, всего того, чем мы делимся.
Мы должны быть готовы смотреть дальше, чем когда бы этот президент был у власти или я был у власти и создавал бы департамент, чтобы сделать это. Зная, что в любое время, через два года или через четыре года, американский народ может сделать другой выбор, что может привести к другим взглядам на эти проблемы. Но мы пытаемся придерживаться стратегической точки зрения «Америка прежде всего» в вопросе сохранения нашего доминирования.
И я думаю, вы видите, что некоторые вещи уже меняются в этом плане — наша южная граница, внимание к тому, чтобы гарантировать, что мы контролируем Панамский канал, и гарантировать, что в чрезвычайной ситуации не возникнет ситуации, когда наши суда не смогут пройти из-за того, что с обеих сторон есть иностранные владельцы.
Это своего рода взгляды «Америка прежде всего», которые мы готовы рассмотреть, заглянуть в будущее дальше, чем просто в случае возникновения непредвиденных обстоятельств, при этом обращая внимание на Индо-Тихоокеанский регион и осознавая устремления КПК, которые реальны и могут повлиять на принятие решения в отношении чего-то вроде Тайваня.
Вопрос: На чём вы фокусируетесь, когда речь идёт о процессе приобретения и реформирования, а также о компромиссе между более быстрыми возможностями, которые, вероятно, меньше и могут быть развернуты быстрее, и этими более масштабными возможностями, которые нам действительно нужны для сдерживающего эффекта?
ПИТ ХЕГСЕТ: Мы много узнаём о том, что недорогие системы БПЛА могут сделать с дорогостоящими системами, в которые мы вложили много средств. И вопрос в том, продолжать ли инвестировать в них или нет.
Слушая сервисы, также делая баланс — и это не обязательно выбор между сервисами, а признание возможностей сервисов по отношению к предполагаемым предстоящим боям. И затем я думаю, что у нас есть уникальная возможность подключиться к промышленности, Кремниевой долине, другим — я имею в виду, очевидно, что у нас есть огромные организации, способные создать большие платформы, которые невероятно важны для сдерживания.
У нас также есть несколько действительно быстро развивающихся новых подрядчиков, которые готовы работать и уже вложили много денег в НИОКР и хотят помочь быстро внедрить эти новые системы, которые нам понадобятся для будущих боев.
Итак, финансирование должно быть ещё более надёжным, и я не хочу ничего перечислять и говорить, что это единственный путь, но есть такие вещи, как DIU и другие, где вы можете экспериментально быстро выводить на рынок новые технологии, а затем находить способ убедиться, что они профинансированы, чтобы их можно было масштабировать и тестировать даже в режиме реального времени с помощью COCOM, в отличие от 18-месячного процесса тестирования, который позволяет как бы перемещать вещи, объединять вещи, чтобы они реализовывались быстрее.
И мы много слышим об этом от командиров на местах, которые говорят: эй, пропустите этот, этот, этот и тот процесс. Давайте разберемся, как это работает, а затем, когда узнаем, работает это или нет, сможем масштабировать это.
Но я также хочу подчеркнуть, что многие из этих основных платформ — и это была замечательная часть процесса консультаций и согласия в Сенате США.
Да, есть сенаторы, которые инвестируют в определенные платформы или системы в своем родном штате или своем округе.
Но когда вы действительно копаете под этим, они понимают стратегический сдерживающий эффект этих больших систем, на которые мы тратим много денег, часто слишком много денег, сверх бюджета и слишком долго. И это то, чем мы определённо займёмся по причинам срочности и по причинам уважения к налогоплательщикам.
Но нам нужны и нужны эти системы, потому что без них у нас нет зонтика, который позволяет нам делать так много других вещей. Поэтому мы смотрим на оба, но мы пытаемся выйти за рамки и быть разрушительными в обоих, осознавая, что мы не сможем сделать всё и во всех отношениях. Но спасибо за вопрос.
Общие проблемы и партнёрство AUKUS стали главными темами первой встречи руководителей министерств обороны США и Австралии
7 февраля Министр обороны США Пит Хегсет встретился со своим коллегой, заместителем премьер-министра Австралии и министром обороны Ричардом Марлесом в ходе двусторонней встречи в Пентагоне, чтобы обсудить общие оборонные задачи, приоритеты безопасности, а также проблемы и возможности, которые обе страны видят в Индо-Тихоокеанском регионе.
Это первая подобная встреча Хегсета с кем-то из его коллег, хотя с премьер-министром Израиля Биньямином Нетаньяху он встречался 5 февраля 2025 года.
Значительную часть обсуждения составил ход реализации трёхстороннего соглашения по безопасности между Австралией, Великобританией и США, известного как AUKUS, которое действует уже чуть более трёх лет.
Первым элементом этого соглашения является поставка в Австралию атомной подводной лодки с обычным вооружением, а также значительные инвестиции в промышленные базы всех трёх стран-партнеров.
В рамках этого плана Австралия купит три подводные лодки класса Virginia у США, которые будут поставлены в 2030-х годах. Вместе все три страны-партнёра также разработают новую платформу под названием «SSN-AUKUS», которая, как ожидается, будет готова к использованию Великобританией в 2030-х годах, а Австралией — в 2040-х годах.
Вторым направлением деятельности AUKUS является повышение совместных возможностей и оперативной совместимости между тремя странами.
Хегсет заявил, что президент Дональд Трамп хорошо знаком с соглашением и поддерживает его.
«Президент... признаёт важность оборонной промышленной базы», — сказал Хегсет. «Она расширяет наши возможности в подводном пространстве, но также и наших союзников и партнёров... это не та миссия в Индо-Тихоокеанском регионе, которую Америка может выполнить сама. Она должна включать надёжных союзников и партнёров. Обмен технологиями и подводные лодки — это огромная её часть».
Большая часть AUKUS включает в себя крупные инвестиции Австралии в американскую подводную промышленную базу. На этой неделе, в преддверии визита Марлза в Хегсет, Австралия сделала первый платёж в размере 500 миллионов долларов в счёт обещанных инвестиций в размере 3 миллиардов долларов.
«AUKUS — это очень мощный символ того, что наши две страны работают вместе в Индо-Тихоокеанском регионе», — сказал Марлес. «Это представляет собой очень значительное увеличение американского присутствия на австралийском континенте, что мы очень приветствуем. Это представляет собой увеличение австралийского потенциала за счёт приобретения атомной подводной лодки. Но вместе с этим это также представляет собой усиление австралийской обороны».
Он сказал, что Австралия хочет и готова платить за усиление своей обороны.
«Мы действительно понимаем важность наращивания наших возможностей, но также и оплаты нашего пути», — сказал он. «Это очень важный принцип, который мы реализуем, и одним из его аспектов является вклад, который мы вносим в вашу промышленную базу».
Республиканцы в Сенате США опубликовали бюджетный план с дополнительными 150 млрд долларов на оборону
7 февраля Бюджетный комитет Сената США опубликовал проект бюджета, который, если его в конечном итоге примет Конгресс, может добавить 150 миллиардов долларов новых средств на оборону.
Подробности того, на что именно может быть потрачено это финансирование, будут определены комитетами по вооружённым силам Палаты представителей и Сената, если бюджетная резолюция будет принята. Однако в резюме законопроекта изложены четыре основных направления:
— поддержание боевой готовности;
— рост ВМС и укрепление судостроительной промышленной базы;
— создание интегрированной противовоздушной и противоракетной обороны для Соединённых Штатов — приоритет администрации Трампа, который она назвала «Железным куполом для Америки»;
— инвестиции в ядерную программу.
Новая бюджетная резолюция, представленная 7 февраля председателем Бюджетного комитета сенатором Линдси Грэмом, запускает раздельный процесс для Сената и Палаты представителей, поскольку два законодательных органа спорят о том, как лучше всего реализовать политическую повестку президента Дональда Трампа.
Цель, которую отстаивает Трамп и которую поддерживает спикер Палаты представителей Майк Джонсон, заключается в том, чтобы «один прекрасный законопроект», содержащий все приоритеты президента, прошёл Конгресс через процесс согласования, что позволяет законопроектам избегать обструкции и приниматься простым большинством. Однако Сенат выбирает стратегию из двух законопроектов, первый из которых фокусируется на приоритетах безопасности границ, обороны и энергетики, а второй последует за ним и расширит налоговые льготы, принятые в первой администрации Трампа.
Бюджетный комитет Сената внесет поправки в свою версию бюджетной резолюции в следующую 12–13 февраля. Палата представителей не представила свой собственный проект бюджета.
«Тем, кто голосовал и поддерживал реальную безопасность границ и более сильную оборону в неспокойном мире, помощь уже в пути», — сказал Грэм в своём заявлении. «Эта бюджетная резолюция запускает процесс, который даст команде президента Трампа необходимые деньги для обеспечения безопасности границ и депортации преступников, а также сделает Америку сильной и более энергетически независимой».
В дополнение к оборонным фондам резолюция Сената добавит 175 миллиардов долларов на расходы на внутреннюю безопасность и 175 миллиардов долларов на расходы, которые будут определены судебными комитетами.
Текст законопроекта предписывает нескольким комитетам, таким как сельское хозяйство и образование, определить потенциальные сокращения, и все комитеты должны будут до 7 марта предоставить рекомендации.
Процесс примирения — это лишь один из механизмов, который республиканцы рассматривают для получения финансирования для проекта «Железный купол для Америки». В другом месте сенаторы Дэн Салливан, республиканец от Аляски, и Кевин Крамер, республиканец от Северной Дакоты, на этой неделе представили законопроект, требующий 19,5 млрд долларов для проекта «Железный купол», с расходами, включающими 12 млрд долларов на расширение перехватчиков ракет на Аляске с помощью перехватчиков нового поколения и 1,4 млрд долларов на систему защиты от ракет на больших высотах (THAAD).
Противовоздушная и противоракетная оборона для США как абсолютная необходимость
«Если мы чему-то и научились из конфликтов на Украине и в Израиле, а также из растущих угроз со стороны Китая, России, Ирана и Северной Кореи, так это тому, что массированные воздушные и ракетные атаки теперь являются основополагающим компонентом современной войны. Это ставит под угрозу саму территорию США», — пишет бригадный генерал ВВС США (в отставке) Хьюстон Кантвелл на сайте Air Space Forces Magazine (04.02.2025).
«Указ президента Трампа, призывающий к «Противоракетному щиту «Железный купол» для Америки» для защиты от «баллистических, гиперзвуковых, усовершенствованных крылатых ракет и других воздушных атак следующего поколения», попал точно в цель. Однако достичь этого видения далеко не просто. Но у США уже есть строительные блоки для такой обороны, которую можно назвать решением первой фазы. Теперь стоит задача её масштабирования и применения».
Сегодняшние угрозы, по мнению генерала, представляют собой момент «назад в будущее». Во время холодной войны, когда советские ядерные бомбардировщики и баллистические ракеты угрожали Соединённым Штатам и их союзникам. Америка активно инвестировала, продвигая современные технологии противовоздушной обороны и раннего оповещения, создавая оборону, включающую 43 основных и 96 дополнительных радиолокационных станций, в основном в Канаде и на севере США, каждая из которых была предназначена для обнаружения и отслеживания угроз. Воздушные перехватчики, состоящие из более чем 800 истребителей ПВО и сотен ракет класса «земля-воздух», дополняли системы раннего оповещения. Но после холодной войны многие из этих оборонительных средств были демонтированы. Хотя противовоздушная оборона была тщательно изучена после атак 11 сентября, фиаско с китайскими воздушными шарами в 2023 году ясно продемонстрировало оставшиеся недостатки.
Сегодняшние решительные противники — Китай, Россия, Иран и Северная Корея — теперь объединились, как и их средства нападения. Они включают в себя ряд воздушных беспилотников, баллистических ракет, крылатых ракет, гиперзвуковых ракет и даже космическую систему дробно-орбитальной бомбардировки. Многие из этих видов оружия были использованы против Украины Россией и против Израиля Ираном. Однако эти атаки меркнут по сравнению с тем, что Китай или Россия могли бы применить против Соединённых Штатов в полномасштабном конфликте.
«Удерживая под угрозой американские цели, противники надеются ослабить основные элементы национальной безопасности США и ограничить проецирование американской силы за рубежом. Удерживая боевые силы США сосредоточенными на обороне своей страны, они стремятся ограничить возможности Америки дать отпор Китаю в борьбе за Тайвань, России — в Европе и Ирану — на Ближнем Востоке».
Эта новая глобальная среда безопасности требует перезагрузки национальной обороны США. Как и в Холодную войну, армия США должна получить датчики для обнаружения атаки и перехватчики для поражения приближающихся самолётов и ракет. Разница между тем временем и настоящим заключается в технической сложности. Сегодняшние угрозы быстры, маневренны, скрытны и в некоторых случаях могут перемещаться как по воздуху, так и по космосу.
Защита от таких угроз требует современной многоуровневой обороны. Угроза беспилотников и крылатых ракет подчёркивает правильность решения, продемонстрированную, когда ВВС США, поддержанные Конгрессом, взяли на себя обязательство заменить испытывающий трудности 46-летний самолёт AWACS на усовершенствованный самолёт раннего предупреждения E-7 Wedgetail. Партнёрство Wedgetail с беспилотными летательными аппаратами (БПЛА) дальнего действия, такими как MQ-9 Reaper и RQ-4 Global Hawks, может обеспечить эффективное первоначальное решение. Модернизированное с помощью современных радаров и подключенное к перехватчикам, включая как оснащённые ракетами истребители, так и ракеты класса «земля-воздух» на земле и на море, это решение с датчиками-стрелками, пилотируемыми и беспилотными, закрывает существующие пробелы в покрытии, особенно на Крайнем Севере. Действительно, ближайшая ось воздушного нападения для Китая, России, Ирана и Северной Кореи — каждого из них — проходит над полярным регионом и через Аляску и/или Канаду.
Воздушная оборона чрезвычайно гибка по сравнению с наземной обороной. Она может пересечь весь театр за считанные минуты или часы и может перебрасываться в другие зоны, если того потребуют обстоятельства. Стационарные наземные системы не могут этого сделать. Показательный пример: американские истребители сыграли решающую роль в защите Израиля от ракетной и беспилотной атаки Ирана в апреле 2024 года. Американские космические датчики обеспечивают раннее предупреждение о баллистических ракетах, но не обладают возможностями E-7 по выявлению и отслеживанию большинства воздушных угроз. По мнению генерала, Америке сейчас нужна такая ситуационная осведомлённость.
Для баллистических и гиперзвуковых ракет космические датчики остаются ответом, в то время как системы перехвата, такие как Patriot, THAAD, Standard Missile, AMRAAM поверхностного запуска, Iron Dome, Ground Based Interceptor и Next Generation Interceptor, все они предоставляют части решения.
Тем не менее, хотя эти возможности очень эффективны, и некоторые из них были использованы с огромным эффектом на Украине, в Израиле и в Красном море, масштаб и размах угрозы требуют баланса между изысканными возможностями и массовым оборонительным прагматизмом. Для перехвата тысяч входящих ударов требуются решения, США нужны оборонительные снаряды, которые можно производить в больших объёмах. Никто не может позволить себе тратить миллионы на снаряд бесконечно, чтобы отбиваться от недорогих беспилотников и крылатых ракет; это оборонительный расчёт, сродни бегу марафона, а не спринта.
«Легко насмехаться над идеей «Железного купола для Америки», учитывая, что США примерно в 500 раз больше Израиля. Но угроза реальна, а цена бездействия слишком велика, чтобы её игнорировать. Никакая военная обязанность не является более важной или священной, чем защита территории США».
Адаптируемая защита: расширение возможностей гибкости на дальних дистанциях в современной войне
В статье с таким названием на пентагоновском сайте National Defense (05.02.2025) отмечается:
«В эпоху стремительно меняющихся угроз и технологических достижений ландшафт современной войны претерпевает смену парадигмы.
Традиционные стратегии обороны подвергаются сомнению из-за появления динамичных, непредсказуемых и всё более изощрённых противников. Поскольку пространство битвы выходит за рамки физических сфер в кибер- и электромагнитные сферы, потребность в адаптивных решениях по защите становится первостепенной.
Противники используют асимметричную тактику, используют новые технологии и используют элемент неожиданности, как никогда раньше. В результате мы увидим, как решения по защите будут развиваться, чтобы стать столь же гибкими и отзывчивыми.
XXI век открыл новую эру войны, характеризующуюся асимметричными угрозами, гибридными конфликтами и растущей значимостью негосударственных субъектов. Традиционные представления о чётко определённых полях сражений и легко идентифицируемых противниках уступили место более сложной и неоднозначной оперативной среде.
Этот сдвиг потребовал фундаментальной переоценки оборонных стратегий и технологий. Распространение недорогих, коммерчески доступных технологий дало противникам возможность адаптировать свою тактику и использовать уязвимости в обычных оборонных системах.
Потребительские беспилотники, перепрофилированные для военных целей, самодельные взрывные устройства со всё более сложными механизмами срабатывания и кибератаки, запускаемые с объектов гражданской инфраструктуры, — всё это примеры эволюционирующего характера современной войны.
Эти угрозы требуют уровня адаптивности и реагирования, который традиционные, специально разработанные системы обороны с трудом обеспечивают. Один из примеров можно найти в кибер- и электромагнитном боевом пространстве. Интеграция возможностей кибер- и радиоэлектронной войны в обычные военные операции размыла границы между традиционным боем и информационной войной.
Эта многодоменная операционная среда создает уникальные проблемы, поскольку противники могут беспрепятственно переходить между физическими и виртуальными сферами, эксплуатируя уязвимости в различных спектрах.
Также необходимо изучить роль новых технологий. Достижения в таких областях, как искусственный интеллект, робототехника и нанотехнологии, меняют технологический ландшафт войны. Эти новые технологии предлагают беспрецедентные возможности, но также вносят новые уязвимости и этические соображения. Быстрый темп инноваций в этих областях создал динамическую среду, в которой баланс сил может быстро меняться на основе технологического превосходства.
Также существует необходимость в адаптивности на расстоянии. Сложная и динамичная природа современной войны создала острую потребность в решениях по защите, которые можно быстро адаптировать для удовлетворения меняющихся угроз и требований миссии.
Этот подход использует опыт операторов на передовой, предоставляя им инструменты, которые можно настраивать без обширных технических знаний. Благодаря искусственному интеллекту, модульным конструкциям оборудования и интуитивно понятным интерфейсам будущее оборонных решений обещает произвести революцию в том, как военные силы реагируют на меняющиеся вызовы на поле боя.
Реализация действительно адаптивных оборонных решений зависит от интеграции многих передовых технологий. Эти вспомогательные технологии работают согласованно, обеспечивая гибкость, интеллект и ориентированный на пользователя дизайн, необходимые для адаптивности в условиях современной войны.
Между тем, ИИ и машинное обучение формируют основу адаптивных систем защиты следующего поколения. Эти технологии обеспечивают быструю обработку данных, распознавание образов и предиктивную аналитику, позволяя решениям по защите быстро выявлять и реагировать на новые угрозы.
Мы движемся к будущему, в котором алгоритмы машинного обучения будут построены на универсальных «фундаментальных моделях», которые можно будет очень быстро адаптировать к новым угрозам. В некоторых случаях базовая модель даже не требует переобучения или тонкой настройки.
Представьте себе сценарий, в котором солдат сталкивается с незнакомой моделью дрона. С адаптивным ИИ они потенциально могли бы сделать снимок, загрузить его в систему и обновить алгоритмы обнаружения угроз в течение нескольких секунд — а не недель или месяцев.
Но адаптивность выходит за рамки простого распознавания угроз. Она охватывает весь спектр оборонных операций, от систем командования и управления до возможностей радиоэлектронной борьбы.
Например, алгоритмы машинного обучения могут предоставлять операторам автономную поддержку принятия решений, помогая расставлять приоритеты угроз, предлагать оптимальные курсы действий и даже прогнозировать потенциальные движения противника на основе исторических данных и текущих условий. ИИ может помогать в динамическом планировании миссий, быстро оценивая несколько сценариев и оптимизируя распределение ресурсов на основе разведданных в реальном времени и изменяющихся параметров миссии.
Будущее потребует разработки технологий, которые можно будет легко перенастроить или перепрофилировать таким образом, чтобы это не требовало технологических знаний, но могло использовать глубокое понимание оперативной среды, параметров миссии и возникающих угроз. Новый уровень гибкости в диапазоне дальности гарантирует, что бойцы никогда не будут отставать от развивающихся тактик или технологий.
Возросшая потребность в адаптивности и скорость, с которой её необходимо обеспечивать, также способствуют более тесному сотрудничеству между промышленностью, академическими кругами и государственными учреждениями, создавая экосистему инноваций, которая использует разнообразный опыт и ускоряет цикл разработки.
Эффективная интеграция адаптивных систем обороны в военные операции требует, чтобы все компоненты работали вместе без сбоев.
Вместо специализированных систем с ограниченной гибкостью происходит переход к модульным платформам с открытой архитектурой, которые можно перепрограммировать и перепрофилировать по мере необходимости.
Это не только повышает адаптивность, но и значительно снижает затраты на жизненный цикл и ускоряет развёртывание новых возможностей.
Системы, определяемые программным обеспечением, также являются приоритетом. Подчеркивание принципов проектирования, ориентированных на программное обеспечение, позволяет добиться большей гибкости в функциональности системы. Реализуя основные возможности в программном обеспечении, а не в оборудовании, системы обороны можно быстро обновлять и перенастраивать с помощью простых обновлений программного обеспечения, что снижает необходимость в физических модификациях.
Программно-определяемые радиостанции позволяют быстро перенастраивать системы связи и радиоэлектронной борьбы. Эти платформы могут адаптироваться к различным частотным диапазонам, схемам модуляции и протоколам без необходимости внесения изменений в оборудование, что позволяет быстро реагировать на изменение электромагнитной обстановки.
В основе адаптивных оборонных решений Downrange лежит модульная архитектура системы, которая позволяет легко перенастраивать и заменять компоненты. Проектирование оборонных систем с компонентами plug-and-play позволяет быстро проводить модернизацию и настройку в полевых условиях. Эта модульность позволяет операторам подгонять своё оборудование под конкретные потребности миссии, легко добавляя, удаляя или заменяя компоненты, не требуя обширной технической поддержки. Такой подход обеспечивает быструю адаптацию к изменяющимся требованиям миссии и возникающим угрозам без необходимости полной переделки системы.
Между тем, разработка и соблюдение открытых стандартов и интерфейсов имеет решающее значение для обеспечения взаимодействия между различными компонентами системы и на различных платформах. Открытые архитектуры облегчают интеграцию новых технологий и возможностей по мере их появления, продлевая срок службы систем обороны.
Наконец, операторы на передовой должны быть уполномочены. Сложность современной войны требует, чтобы операторы на передовой имели большую автономию и полномочия по принятию решений. Адаптивность на нижнем уровне поддерживает этот сдвиг, предоставляя инструменты и технологии, которые могут быть настроены и развёрнуты персоналом с глубоким знанием оперативной обстановки и целей миссии.
Но успешная реализация адаптивных оборонных решений для расширения возможностей бойцов требует целостного подхода, который также охватывает проектирование системы. Обеспечение того, чтобы адаптивные системы для расширения возможностей были интуитивно понятными и простыми в использовании, имеет важное значение для их эффективного развертывания в полевых условиях. Ориентированные на пользователя принципы проектирования и комплексные программы обучения являются ключевыми для расширения возможностей операторов по использованию всего потенциала этих передовых систем.
Разработка интуитивно понятных пользовательских интерфейсов, которые соответствуют рабочим процессам и ментальным моделям оператора, также имеет решающее значение для обеспечения быстрой адаптации системы. Эти интерфейсы должны предоставлять чёткую, контекстно-зависимую информацию и оптимизированные элементы управления, которые позволяют быстро перенастраивать систему без обширных технических знаний.
Предоставляя операторам возможность адаптировать свои системы в режиме реального времени, военные силы могут использовать опыт и ситуационную осведомлённость тех, кто находится ближе всего к действию. Этот децентрализованный подход к адаптации системы повышает общую отзывчивость и эффективность, позволяя более гибко и в соответствии с контекстом реагировать на возникающие угрозы.
В быстро меняющемся ландшафте современной войны, адаптивность является абсолютной необходимостью. Быстро меняющаяся природа современных конфликтов, характеризующаяся асимметричными угрозами, многодоменными операциями и растущей значимостью новых технологий, требует нового подхода к военным возможностям и операциям.
Если мы посмотрим в будущее, то цель ясна: предоставить бойцам решения, которые могут развиваться так же быстро, как и угрозы, с которыми они сталкиваются.
Интеграция передовых технологий, таких как ИИ, программно-определяемые системы и передовые материалы, является ключом к реализации полного потенциала адаптивности на расстоянии. Эти вспомогательные технологии в сочетании с принципами проектирования, ориентированными на пользователя, и инновационными методиками обучения станут основой систем обороны следующего поколения, способных развиваться так же быстро, как и угрозы, которым они призваны противостоять. Предоставляя операторам на передовой инструменты и технологии, которые можно быстро перенастраивать и перепрофилировать, эти решения обеспечивают беспрецедентную гибкость и оперативность в условиях динамичных операционных сред.
Важность адаптивности в оборонных решениях нельзя переоценить. Приняв эту концепцию и инвестируя в технологии и стратегии, которые её обеспечивают, мы можем гарантировать, что вооружённые силы останутся гибкими, эффективными и готовыми к любым вызовам, которые может принести будущее. Будущее войны адаптивно, и, предоставляя адаптивные инструменты в руки тех, кто находится на передовой, мы не просто реагируем на изменения; мы их предвосхищаем».
Ядерные ограждения рушатся — и Дональд Трамп собирается вернуть себе коды запуска
Джошуа Китинг в статье с таким названием на Vox (05.02.2025) пишет:
«Прошло уже более 15 лет — хотя может показаться, что прошло гораздо больше времени — с тех пор, как тогдашний президент Барак Обама выступил с знаменательной речью в Праге, пообещав, что Соединённые Штаты предпримут «конкретные шаги на пути к миру без ядерного оружия» и откажутся от мышления времен холодной войны, в рамках которого это оружие ставилось в центр стратегии национальной безопасности страны.
Хотя риторика была смелой — и помогла ему получить Нобелевскую премию мира в том же году — видение Обамы было относительно консервативным. Он не изложил никаких конкретных шагов к этой цели и признал, что это может не произойти при его жизни, в тот момент, когда президенту было всего 48 лет.
Но это, несомненно, соответствовало духу времени. Даже некоторые из самых ярых ястребов Холодной войны утверждали тогда, что ядерное оружие устарело в мире, где конкуренция сверхдержав была на спаде, а лидеры были больше обеспокоены тем, что террористы могут заполучить свободное ядерное оружие, чем государством, намеренно его использующим. Администрация вела переговоры по Новому СНВ, договору, в соответствии с которым и США, и Россия согласились на масштабные сокращения своих ядерных арсеналов.
Однако в ретроспективе речь Обамы выглядит не столько как рассвет новой эры, сколько как эпитафия для краткого периода надежды, который быстро подходил к концу. В своей речи в январе 2025 года адмирал Тони Радакин, командующий вооружёнными силами Соединённого Королевства, сказал, что мир вступил в «третий ядерный век». Первым была Холодная война, а вторым — постсоветский период, который «регулировался усилиями по разоружению и противодействию распространению». Третья эпоха — та, в которой мы находимся сейчас — определяется «почти полным отсутствием архитектур безопасности, которые были раньше», как выразился Радакин.
Это эпоха, в которую:
— и США, и Россия тратят большие средства на новые ядерные возможности, а Китай стремительно наращивает свой собственный арсенал;
— Россия использует угрозу ядерного оружия в качестве инструмента принуждения в своей продолжающейся войне на Украине;
— у Северной Кореи есть десятки единиц ядерного оружия, а Иран потенциально близок к разработке одного;
— ряд союзников США, не уверенных в надёжности гарантий безопасности Америки, задаются вопросом, нужны ли им собственные средства ядерного сдерживания.
Это также тот случай, когда соглашения о контроле над вооружениями, существовавшие десятилетиями и призванные ограничить распространение ядерного оружия, теряют силу, и мало кто стремится к их возрождению или замене. Как только истечёт срок действия последнего из этих соглашений, возникнет реальный риск того, что мир может оказаться в новой гонке ядерных вооружений — только вместо двух ядерных соперников, как в Холодной войне, их будет трое, что является гораздо более дестабилизирующей динамикой.
Это эпоха, в которой Дональду Трампу 20 января вручены ядерные коды, а вместе с ними и возможность начать войну, способную уничтожить человеческую цивилизацию. У Трампа, конечно, есть некоторый опыт в этой работе, включая как ядерную дипломатию, так и балансирование на грани. У него также такой непредсказуемый подход к внешней политике, что это вызвало призывы к наложению дополнительных ограничений на односторонний контроль президента над использованием ядерного оружия.
Глобальный ландшафт также существенно изменился с тех пор, как Трамп в последний раз вступал в должность. Анкит Панда, эксперт по ядерной безопасности в Фонде Карнеги за международный мир*, выразился просто: «Главное изменение на этот раз в том, что всё стало намного хуже».
Более опасный ядерный мир
Начнём с вторжения России на Украину. Хотя ядерное оружие не было взорвано в ходе войны, Россия, несомненно, использовала угрозу его применения как средство удержать международных сторонников Украины от прямого вмешательства в конфликт. Это варьировалось от частых напоминаний президента Владимира Путина о его ядерном арсенале — крупнейшем в мире — до более конкретных недавних шагов, таких как снижение официального порога России для применения ядерного оружия и недавнее применение новой гиперзвуковой ракеты «Орешник» по городу Днепр.
Риск ядерной войны, безусловно, является одной из главных причин, по которой США и их союзники никогда серьёзно не рассматривали отправку войск на Украину или введение бесполётной зоны над страной в первые дни конфликта. Любой из этих шагов рисковал бы поставить две крупнейшие ядерные державы мира в прямую военную конфронтацию. Но постепенное увеличение Вашингтоном помощи оружием и решения разрешить Украине наносить дальние удары по территории России показали, что США гораздо меньше запуганы угрозами Путина, чем раньше.
Чиновники Байдена подчёркивали, что это не значит, что никогда не было повода для беспокойства. По словам журналиста Боба Вудворда, в какой-то момент в 2022 году сотрудники разведки США считали, что существует 50-процентная вероятность того, что Россия применит тактическое ядерное оружие на Украине, если россиянам грозит потеря южноукраинского города Херсон. В конце концов Россия потеряла город, не сделав при этом ядерного ответа.
Но не было никаких гарантий, что события будут развиваться именно так. В недавнем интервью бывший помощник министра обороны Мара Карлин заявила, что во время войны на Украине мир был ближе к использованию ядерного оружия, чем за «многие, многие десятилетия», и что худший сценарий был предотвращен только «очень деликатным и сложным набором взаимодействий с высокопоставленными американскими и высокопоставленными российскими чиновниками за последние несколько лет».
Не взорвав ни одной боеголовки, Россия смогла использовать свой ядерный арсенал в активном конфликте, как ни одна страна не могла сделать раньше. И другие страны это замечают.
Наращивание Китая и проблема трёх лидеров
Известно, что ядерное оружие есть у девяти стран, но на США и Россию по-прежнему приходится почти 90 процентов мирового ядерного арсенала, поэтому контроль над вооружениями исторически был игрой для двух игроков. Но это меняется.
В докладе Пентагона за 2022 год впервые прозвучала тревога по поводу того, что размер ядерного арсенала Китая за последние два года удвоился до 400 боеголовок и может потенциально достичь 1500 боеголовок к 2035 году, в то время как согласно обновлённой оценке Пентагона в конце 2024 года текущий размер арсенала Китая составил 600 боеголовок. Спутниковые фотографии северо-западной пустыни Китая показывают недавнее значительное расширение того, что эксперты считают шахтами для баллистических ракет.
Это значительный стратегический сдвиг. У Китая есть ядерное оружие с 1964 года, но традиционно он держал свой арсенал небольшим, даже когда Советский Союз и США вступили в гонку вооружений Холодной войны, а Китай наращивал и модернизировал свои вооружённые силы. Хотя у Пекина сейчас второй по величине военный бюджет в мире после США, Китай обогнал Францию и стал третьей по величине ядерной державой в мире в 2020 году.
«Мы привыкли думать о Китае как о меньшей угрозе, потому что они всегда сохраняли свои ядерные показатели на низком уровне», — сказала Vox Роуз Геттемюллер, бывший заместитель госсекретаря США по контролю над вооружениями. «Внезапно мы задаёмся вопросом: они на самом деле спешат нарастить наши показатели?»
Тун Чжао, эксперт по китайскому ядерному оружию в Фонде Карнеги*, говорит, что наращивание Китаем вооружений связано не столько с военной тактикой, сколько с отправкой политического сигнала, особенно Соединённым Штатам, что это страна, к которой следует относиться серьёзно. Китайские лидеры «считают, что Китай теперь сталкивается с принципиально более опасной внешней средой, и каким-то образом больший ядерный арсенал может дать Китаю очень широкие рычаги», — сказал Чжао Vox.
Независимо от намерений, наращивание Китаем своего потенциала делает и без того напряжённый бизнес международного контроля над вооружениями ещё более сложным. Трамп в свой первый срок утверждал, что было бы глупо связывать возможности Америки двусторонними соглашениями с русскими, в то время как арсенал Китая не ослабевает. Это также поднимает вопрос о том, нужно ли США, как утверждают некоторые, достаточно ядерного оружия, чтобы сдерживать и Россию, и Китай, что повлечет за собой гораздо большее наращивание.
Китай пока не является «равным» с США или Россией в ядерном отношении и не будет им, даже если самые высокие оценки Пентагона верны. С учётом неразвёрнутых запасов и снятого с вооружения, всё ещё ожидающего демонтажа, у США и России в запасах имеется более 5000 боеголовок.
Но выход третьего, относительно меньшего игрока на самом деле может затруднить ядерную дипломатию. Сделки между США и Россией, такие как СНВ-3, работали отчасти потому, что страны находились в относительном паритете, могли отражать уступки друг друга и имели длительную историю переговоров по таким сделкам. Такое взаимодополняющее заключение сделок невозможно с Пекином — Китай утверждает, что если США хотят говорить о ядерных ограничениях, то сначала им следует спуститься до уровня Китая. Во время первой администрации Трампа США настаивали на трёхсторонних переговорах по контролю над вооружениями между США, Россией и Китаем, но с китайской стороны интереса было мало. Пекин рассматривает обязательные соглашения по контролю над вооружениями как «ловушку для одностороннего ограничения развития потенциала Китая», сказал Чжао.
В дополнение к опасной «проблеме трёх лидеров» США — Россия — Китай новой администрации придётся бороться со знакомыми проблемами Северной Кореи и Ирана, каждая из которых, похоже, усиливается. Вопреки утверждениям Трампа, северокорейцы никогда не соглашались и не проводили денуклеаризацию. Считается, что у Северной Кореи есть около 50 единиц ядерного оружия, и хотя она не взрывала ни одного с 2017 года, недавние испытания показывают, что её возможности по созданию ракет большой дальности улучшаются, включая некоторые из них, теоретически способные достичь материковой части Соединённых Штатов. Северокорейцы также могут получать новые технологии и помощь от России в обмен на отправку войск и боеприпасов для борьбы с Украиной.
Что касается Ирана, то размер его запасов ядерного топлива резко вырос с тех пор, как Трамп вывел США из ядерной сделки эпохи Обамы в 2018 году, и американские чиновники теперь говорят, что Иран может произвести достаточно оружейного материала , чтобы сделать бомбу за одну-две недели, хотя создание доставляемого оружия займёт больше времени. Также растёт беспокойство, что Иран может быть более склонен к созданию ядерного оружия в свете ударов, которые недавно получили его доверенные лица в Ливане и Сирии.
Всё это означает, что в то время, когда риски растут, дипломатические барьеры, установленные для регулирования ядерной конкуренции, выглядят гораздо более шаткими.
Ядерные ограждения уже не те, что были раньше
Ряд важных соглашений о контроле над ядерными вооружениями потерпели крах во время первого срока Трампа. Самым известным из них стал выход США из иранской ядерной сделки 2015 года, в рамках которой Тегеран согласился на ограничения своей ядерной программы в обмен на снятие санкций. Менее публичными, но также значимыми стали Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности — соглашение эпохи Рейгана, налагающее ограничения на ракетные силы США и России, — и Договор по открытому небу, который позволял НАТО и постсоветским странам проводить разведывательные полёты над территориями друг друга для проверки соблюдения контроля над вооружениями. Трамп вывел США из обоих соглашений, сославшись на предполагаемые нарушения со стороны России.
Последнее оставшееся соглашение между США и Россией о контроле над вооружениями, Новый СНВ, формально всё ещё действует, но Россия приостановила своё участие в 2023 году, а США частично последовали её примеру вскоре после этого. Обе страны заявляют, что они по-прежнему соблюдают центральное ограничение договора по количеству ядерных боеголовок в своих арсеналах, но это может измениться, когда договор окончательно истечет в феврале 2026 года. Русские не продемонстрировали никаких признаков того, что они заинтересованы в переговорах о продлении сделки, даже если бы этого хотела новая администрация Трампа.
Другие знаковые соглашения о контроле над вооружениями всё ещё действуют, но выглядят шаткими. Будущее Договора о космосе 1967 года, запрещающего размещение оружия массового поражения в космосе, в этом году было поставлено под вопрос сообщениями американской разведки, указывающими на то, что Россия разрабатывает орбитальное ядерное противоспутниковое оружие. В апреле 2024 года Россия наложила вето на поддержанную США резолюцию ООН , которая бы подтвердила и расширила ограничения договора.
В 2023 году Россия также вышла из Договора о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний (ДВЗЯИ) 1996 года, ратифицированного почти 180 странами, который запрещает испытания ядерного оружия на реальных объектах. Американские чиновники также предположили, что Китай мог провести несколько ядерных испытаний очень малой мощности.
Хотя президент Билл Клинтон подписал ДВЗЯИ в 1996 году, Конгресс так и не ратифицировал его. Хотя США фактически не проводили ядерных испытаний с 1992 года, проект 2025 Фонда наследия, набор предлагаемых политик для новой администрации Трампа, утверждает, что США должны отклонить ДВЗЯИ и «продемонстрировать готовность проводить ядерные испытания в ответ на ядерные разработки противника, если это необходимо». Это вызвано не столько технической необходимостью — современные государства, обладающие ядерным оружием, обладают различными методами, которые они могут использовать для проверки эффективности ядерного оружия без его фактического взрыва, — сколько желанием продемонстрировать надёжность ядерного сдерживания США.
Последний прорыв в отношениях с Россией у администрации Байдена был в 2021 году, когда две страны договорились продлить СНВ-3 до 2026 года, однако Россия отвергла новые переговоры по контролю над вооружениями с тех пор, как в 2022 году началась полномасштабная война на Украине. Администрации Трампа и Байдена предпринимали попытки наладить с Китаем ядерные переговоры, но безуспешно.
«Людям нужно это понять. Контроль над вооружениями мёртв», — сказал Vox научный сотрудник Фонда наследия Роберт Питерс, занимающийся ядерной политикой.
Самым насущным вопросом сейчас может быть то, что произойдёт в 2026 году после того, как Новый СНВ, который ограничивает США и Россию 1550 развёрнутыми боеголовками и 700 развёрнутыми средствами доставки с каждой стороны, наконец истечёт. В Вашингтоне всё более распространённой становится точка зрения, что США, возможно, придётся наращивать свои силы.
США уже находятся в середине 30-летней «модернизации» стоимостью 1,5 триллиона долларов, которая подразумевает модернизацию и замену всех трёх элементов ядерной «триады» страны: баллистических ракет наземного базирования, атомных подводных лодок и стратегических бомбардировщиков, хотя и без фактического развертывания большего количества оружия за пределами ограничений Нового СНВ.
В Вашингтоне всё более распространённой становится точка зрения, выраженная в том числе членами Конгресса, что новый ландшафт глобальных угроз может потребовать не просто более современного ядерного оружия, но и большего количества оружия.
Трамп говорил о расширении арсенала США в свой первый срок, и эта идея, вероятно, вернётся на повестку дня во второй его срок.
Растущий ядерный клуб?
Почти столь же примечательным, как тот факт, что ни одна страна не использовала ядерное оружие в войне с 1945 года, является тот факт, что так мало стран приобрели собственные ядерные арсеналы за последние восемь десятилетий. Договор о нераспространении ядерного оружия 1968 года, ратифицированный более чем 190 странами, признаёт пять государств, обладающих ядерным оружием: США, Россию, Китай, Францию и Великобританию. С тех пор к клубу присоединились ещё четыре страны: Индия, Пакистан, Северная Корея и Израиль, последний из которых, как широко известно, обладает ядерным оружием, но публично не обсуждает его.
Более 30 стран, включая членов альянса НАТО и союзников США в Тихоокеанском регионе, охвачены гарантиями обороны США, что означает, что они фактически получают преимущества ядерного сдерживания США без затрат и опасностей, связанных с разработкой собственного ядерного оружия, — хотя некоторые из них действительно размещают американское ядерное оружие на своей территории.
В Южной Корее общественная поддержка разработки ядерного оружия высока в свете предполагаемых угроз со стороны как Северной Кореи, так и Китая, а также сомнений, вызванных возвращением Трампа и его часто пренебрежительным отношением к оборонным обязательствам США. В 2023 году США предприняли шаги, чтобы успокоить Южную Корею, заключив знаменательное соглашение об усилении ядерного сотрудничества и консультаций. Часть этих консультаций была временно приостановлена в свете недавних политических потрясений в Южной Корее.
Даже в Японии — единственной стране, которая стала жертвой ядерной атаки — премьер-министр Сигэру Исиба недавно призвал переосмыслить давние антиядерные принципы страны и провести дебаты о совместном использовании или размещении ядерного оружия.
Если Япония когда-либо решит стать ядерной державой самостоятельно, считается, что у неё есть средства, чтобы создать такое оружие всего за несколько месяцев — возможность, которую некоторые называют «бомбой в подвале».
Военные действия Китая против Тайваня могут стать именно тем шоком, который побудит всю Азию переосмыслить ядерную политику.
Лидеры Саудовской Аравии также заявили, что будут стремиться создать собственное ядерное оружие, если Иран его создаст.
Проблеск надежды
Хотя последние несколько лет были мрачным временем для ядерной дипломатии, несколько экспертов, которые говорили с Vox, отметили, что команда Байдена добилась определённого успеха в поднятии ядерных вопросов в контактах лидеров. Это включало соглашение во время недавнего разговора между Байденом и председателем КНР Си Цзиньпином о том, что люди, а не искусственный интеллект, должны сохранять контроль над решениями об использовании ядерного оружия.
Такого рода неформальное соглашение может быть лучшим, на что мы можем надеяться в данный момент, и это может быть подход, который Трамп — который не из тех, кто поддерживает формальные соглашения по безопасности и, как известно, проводил очень необычную ядерную дипломатию один на один с Ким Чен Ыном — мог бы принять.
Если в конечном итоге будет достигнуто соглашение о прекращении боевых действий на Украине, возможно, что возобновление переговоров между США и Россией по контролю над вооружениями может стать частью урегулирования.
Но на данный момент мы, по всей видимости, движемся к миру, в котором количество ядерного оружия будет расти, равно как и его значимость для мировых дел и риск того, что оно действительно будет применено — с катастрофическими или даже разрушительными последствиями для цивилизации».
Управление закупок Пентагона распорядилось провести проверку Агентства по развитию космического пространства (SDA)
Агентству по развитию космического пространства поручено разместить сотни спутников слежения за ракетами и передачи данных, первый из которых, как ожидается, будет введен в эксплуатацию к 2026 году.
Исполняющий обязанности руководителя отдела закупок Пентагона распорядился провести проверку прогресса Агентства по развитию космического пространства в деле развёртывания расширенной группировки спутников слежения за ракетами и передачи данных.
«Я прошу министра ВВС оперативно сформировать независимую группу по обзору (IRT) для оценки организационной эффективности и подхода SDA к закупкам», — заявил Стивен Морани, исполняющий обязанности заместителя министра обороны по закупкам и обеспечению, в служебной записке от 31 января, полученной Defense News (08.02.2025).
Breaking Defense первым сообщил о меморандуме.
SDA была создана в 2019 году для быстрого развёртывания созвездия из сотен спутников передачи данных и усовершенствованных спутников слежения за ракетами на низкой околоземной орбите, примерно в 1200 милях над атмосферой Земли. Эти космические аппараты дополнят существующие флоты крупных спутников, и SDA планирует модернизировать свои возможности в течение двухлетнего цикла.
Агентство начало запускать свою первую партию спутников, названную Траншем 0, в апреле 2023 года и планирует начать запуск следующего раунда, Транша 1, весной 2025 года. Оба транша, которые должны продемонстрировать, что концепция работает, столкнулись с задержками из-за проблем с поставщиками, но агентство заявляет, что оно на пути к тому, чтобы вывести свои первые действующие спутники на орбиту к 2026 году.
Согласно меморандуму, обзор призван гарантировать, что SDA находится на пути к поставке этой группировки, известной как Proliferated Warfighter Space Architecture, а также наземной поддержки, необходимой для эксплуатации флотов спутников слежения за ракетами, связи и навигации. Группа также рассмотрит любые риски, связанные со стратегией контрактов SDA, финансированием и графиком, и предложит меры по смягчению любых выявленных ею проблем.
Помимо эффективности, в служебной записке Морани группе экспертов предписывается оценить «эффективность организационного состава, структуры, процессов и положения SDA как подразделения прямого подчинения в составе Космических сил США».
Сегодня SDA — это самостоятельная организация по закупкам в составе Космических сил, которая не входит в сферу компетенции основного подразделения по разработке и закупкам, Командования космических систем. Вместо этого директор агентства подчиняется помощнику секретаря ВВС по вопросам приобретения и интеграции в космос и начальнику космических операций.
Меморандум появился через несколько недель после того, как директор SDA Дерек Турнер был отправлен в административный отпуск из-за продолжающегося расследования прошлых контрактных действий Управлением генерального инспектора ВВС. Генерал-лейтенант Филип Гаррант, возглавляющий Командование космических систем, исполнял обязанности директора SDA с 16 января, но 7 февраля Космические силы объявили, что заместитель директора Управления оперативных возможностей ВВС Уильям Блаузер теперь будет возглавлять SDA в качестве исполняющего обязанности.
* Фонд Карнеги за международный мир — иноагент, нежелательная на территории России организация
