Впервые немцы стали ассоциировать себя с одним государством, когда, в результате присоединения в 1871 году к Пруссии десятков немецких территорий, образовалась единая Германия. Именно в это время и возникла геополитическая концепция «Срединной Европы», подразумевавшая объединение немцев в рамках одной страны. Лозунг «Германия превыше всего», как пишет Константин Цимбаев, подразумевал распространение германской идеи в мире. В силу быстроты объединения, национальная идея нового государства поспешно формировалась людьми, не имевшими за собой традиции и серьезной научной базы.
В своем анализе правоконсервативной немецкой пропаганды Константин Цимбаев выделил «экспансионистское направление», представители которого и требовали образования «Срединной Европы», которая создавалась бы Германией с приматом духа, а не силы. В отличие от германских шовинистов из Пангерманского союза, оппозиционные им экспансионисты не были объединены в какую-либо общественно-политическую организацию.
Однако труды Эрнста Ревентлова, Пауля Рорбаха, Теодора Шимана, Отто Хётча, Адольфа Штёккера, Фридриха Наумана, выходившие большими тиражами, согласно Константину Цимбаеву, сыграли важную роль в формировании политических взглядов в Германии перед и во время Первой мировой войны.
Это привело к тому, что германское общество оказалось в плену разнообразных, нередко противоречивых, а часто и менявшихся идей, и, по сути, не отражало реальной картины положения Германии в мире. Их авторы по-разному оценивали направление развития внешней политики Германии. Например, были идеи о союзе с Англией и о борьбе с ней, о партнерстве с Россией и о необходимости стать защитниками Европы от русских. Причем германские идеологи не задавались вопросом о том, требует ли Европа от немцев защиты от России. Да и что вообще такое есть Европа?
Например, Франция, веками остававшаяся ключевой силой континентальной Европы, последовательно выступала против объединения Германии, начиная с Тридцатилетней войны 1618-1648 годов и вплоть до франко-прусской войны 1870-го. Именно эта страна больше двух веков представляла угрозу существования даже тем слабым формам немецкого единства, которые возникали до 1871 года. В немецком обществе все это время среди консервативных философов и просто в образованных слоях населения доминировало мнение о вреде культурного влияния Франции на немецкий народ.
Вероятнее всего, что в Германии идея защиты Европы от России была следствием английского влияния на немецкую политическую мысль, так как после Наполеоновских войн именно Англия стала ведущей мировой державой, она была главным экономическим партнером больших и малых германских государств, британские мыслители были властителями умов во всем политическом спектре – от консерватизма и расизма до социализма и коммунизма. Например, именно в Британии обосновались отцы «научного коммунизма» Маркс и Энгельс. Да и в самой Германии британские монархи контролировали целое королевство – Ганновер. Однако это лишало новую Германию тех огромных возможностей, которые предоставляло ей существование в России многочисленных и разнородных немецких общин и благожелательное отношение к немецкой культуре российских монархов, аристократии и значительной части образованного русского общества.
Согласно книге Цимбаева, идеологи германского экспансионизма, писавшие свои труды под действием личных симпатий и антипатий, далеко не всегда опирались на факты, но часто специально «делали ошибки» ради того, чтобы дать читателю возможность увидеть цель – Великую Германию. При этом бросается в глаза сырость этого проекта, не опирающегося ни на какие реальные основы, в том числе и религиозные. Между тем, создание Габсбургской империи, Испании, Франции и Польши было освящено авторитетом католической церкви, а Швеция и Голландия возникли на волне протестантских революций. Британия же, приняв сначала православное христианство и затем сменив его латинством, в конечном итоге перешла в англиканство на официальном уровне и в протестантство на низовом уровне, скрепив это паутиной различных тайных обществ и масонских лож.
Германия, разделенная между католиками и протестантами, также имела десятки сект, члены которых лидировали в волнах эмиграции, однако единой управленческой сети, объединенной традицией и религией, страна не имела. Поэтому английская аристократия с насмешкой смотрела на процесс ее объединения, готовясь использовать ее в своих будущих планах по завоеванию мирового господства, чему способствовали идеи многих немецких философов и политологов о необходимости геополитического союза Германии с Англией. В данном случае была очевидна ключевая ошибка – непонимание движущих сил в мировой политике. Человеку нерелигиозному, либо человеку, придающему религии второстепенное значение в общественно-политической жизни, тяжело понять что-то иное, кроме экономических интересов, руководящих политикой.
Но в Библии ясно сказано, что именно Бог управляет миром, им созданным, а не люди. Это и логично, так как, чтобы управлять миром, надо иметь план, а человеческая жизнь коротка, и далеко не всегда возможна передача плана управления потомкам. Иное дело, когда связь с потомками обеспечивается культовой связью. Основа любого культа вовсе не сама организация и не связи и деньги ее членов. Сила культа в потусторонних силах, называемых в православном богословии демонами. Конечно, не демонам дано управлять миром по собственному желанию, но лишь по Божьему попущению, когда из-за грехов людей Бог отворачивается от них. Святой Ириней Лионский, описывая искушение Христа, говорит, что дьявол, утверждая, что все царства даны ему, а он отдает власть над ними тому, кто желает, есть лжец, ибо лжецом был изначально.
Святой Ириней Лионский доказывает это, приводя примеры из Библии, что именно Бог имеет право ставить царей и устраивать царства. То, что по попущению Бога устраивают демоны, приводит не к созданию великих царств, а к великим кровопролитиям, примером чему является история кельтов, веками истреблявших друг друга под воздействием друидского культа. Англия в своей сети тайных обществ и масонских лож, существование которых поддерживается поколениями британской аристократии, смогла сохранить этот культ, что, собственно, и обеспечивает ее господствующее положение в мире.
Германия такую Англию интересовала лишь как слепое орудие претворения планов по установлению и поддержанию британского мирового господства через череду войн. Когда Германия начинала угрожать интересам Англии, последняя поступала также, как и со всеми своими врагами – организовывала геноцид ее населения. Германские экспансионисты, будучи талантливыми людьми, просто не понимали, с кем они имеют дело в лице Англии. Понять это они могли, лишь обратившись к православию, как многие русские немцы, однако именно их германская политика вражды с Россией и отсекла от участия в формировании культуры новой Германии.
На немецкую политологию, согласно книге Цимбаева, большое влияние оказали остзейские немцы Пауль Рорбах и Теодор Шиман. Они были частью той политической группы остзейских немцев, боровшейся против начавшейся при Александре III русификации Прибалтики. Подобная политика, вызванная славянофильством – движением, появившемся в ходе событий на Балканах, была не слишком дальновидна. России она ничего не дала, кроме конфликта с остзейскими немцами и местными народами – латышами и эстонцами. При этом борьба против русификации ничего не дала и остзейским немцам после создания независимых Латвии и Эстонии, ставших жертвами националистической политики прибалтийских государств, находившихся под покровительством Великобритании и Франции.
Союз немецких студентов, являвшийся одной из опор немецкого национализма, свою идеологию, согласно Цимбаеву, базировал на антисемитизме, национализме и социальной политике. Немецкий канцлер Лео фон Каприви, сменивший отправленного Вильгельмом II в отставку Бисмарка, был сторонником союза с Англией и, благодаря этому, согласно Эрнсту Ревентлову, немецкие политики уже не рассматривали возможность англо-германской войны. Между тем, программа строительства мощного германского военно-морского флота была воспринята в Англии к XIX веку как прямая угроза ее интересам и означала неизбежность войны против Германии.
Немцы, как пишет Цимбаев, плохо знали о том, что происходит в России, однако в самой Германии никаких межнациональных конфликтов с русскими не было по причине отсутствия там русского национального меньшинства. На рубеже XIX-XX веков межнациональные конфликты у немцев происходили главным образом с евреями, активно участвовавшими в социалистическом движении, угрожавшем национальным устоям Германии. Межнациональные конфликты высокого накала происходили у немцев с поляками на польских землях, отошедших к Пруссии после разделов Польши 1772-1815 годов, и эти конфликты доходили до прямых столкновений и убийств. Польские революционные организации считали своим главным врагом Россию, в то же время способствовали созданию мифов о немецкой агрессии против славян. Эти мифы нашли свою аудиторию в Сербии, которая рассматривала сербов, проживавших в Австрии, как поле для осуществления идей о создании Великой Сербии.
То, что австрийские сербы были главным союзником Австрии в борьбе против Венгрии в 1848 году, для Сербии значения не имело, так как к тому времени ей удалось убедить Россию в том, что она, Сербия, является самым надежным союзником России на Балканах. Сербии сыграла на руку позиция российского канцлера Горчакова, противника Бисмарка, и роль славянофильской партии панславистов во главе с Катковым и Скобелевым. Тем самым польским революционерам была выгодна сложившаяся политическая ситуация. Не случайно военным министром Сербии на момент начала Сербско-Турецкой войны 1876-77 годов был Франтишек Зах, член организации польских революционеров "Отель Ламбер" и участник Варшавского восстания против российских войск.
Отель "Ламбер" находился в Париже и был местом собраний польской эмиграции, которая оформила свою организацию, имевшую представительство в пригороде Стамбула под покровительством власти турецкого Султана. Именно под влиянием Франтишека Заха свою программу объединения сербов и писал Илия Гарашанин, премьер-министр Сербии, втянувший ее в неподготовленную войну с Турцией. Причиной же войны было сербское восстание в Боснии и Герцеговине 1875 года, подготовленное как раз Сербией.
Босния и Герцеговина и стала причиной войны против Турции, начатой по инициативе Сербии, к великому неудовольствию императора Александра II. Лишь прибытие русских офицеров, во главе с генералом Черняевым, спасло сербскую армию от полного разгрома в 1876 году, что, впрочем, не помешало правительству Сербии свалить вину за провальные действия своей армии на генерала Черняева. Ввод австро-венгерских войск в Боснию и Герцеговину в 1878-м, согласно решениям Берлинского конгресса, привел к тому, что практику поддержки иррегулярных сербских вооруженных формирований на занятых турками территориях Сербия стала применять в Боснии и Герцеговине против австрийцев, что в итоге привело к убийству кронпринца Фердинанда в Сараево в 1914 году. Тем самым польская пропаганда о германской угрозе для славян, проводившаяся при французской поддержке, полностью увенчалась успехом.
двойной клик - редактировать изображение
Идея создания Великой Сербии стала аналогией строительства «замка на песке». Сербский народ, веками находившийся под турецким владычеством, нуждался в постепенных преобразованиях, прежде всего в духовной области, чтобы получить нужный вектор развития. В получившей лишь в 1815 году хоть какие-то реальные основы государственности Сербии не было еще создано нужного духовного потенциала для создания Великой Сербии. Если освобождение сербских земель, остававшихся под турецкой властью, имело под собой почву, так как опиралось на духовную силу христианской церкви, то попытка распространить свое влияние на Боснию и Герцеговину была заведомо ошибочна. Жители Боснии и Герцеговины были веками отрезаны от Сербии и, соответственно, имели совершенно иные особенности развития национального характера, нежели сербы, расселившиеся на других балканских территориях.
Роль Австрии в создании независимой Сербии была, вне зависимости от славянофильских мифов, ключевой, ибо только благодаря опоре на действующую власть сербы, проживавшие в Австрии и являвшиеся подданными императора, могли оказывать поддержку сербским повстанцам Белградского пашалука, чей костяк опять-таки состоял из фрайкоров, добровольцев из земель, находящихся под властью Османской Порты, нанятых в австрийские войска. Сербская государственность, возникшая благодаря войне Австрии против Турции и аннексии Боснии и Герцеговины, была продолжением исторического процесса, начавшегося в XVII веке, а не случайным явлением. Претензии Сербии на лидирующую роль на Балканах были следствием чрезмерных амбиций сербов, отличавшихся еще более чрезмерным эго, и не основывались на каком-либо политическом, экономическом или культурном потенциале.
Франция, жаждавшая реванша за проигранную Пруссии войну, увидела в сербских амбициях отличную возможность помешать намерениям Берлина пробиться на Ближний Восток через Турцию и нанести удар по планам объединения Германии и Австрии. Таким образом, Франция стала главным источником подпитки сербского потенциала в политическом, экономическом и культурном отношении, в обмен за что Сербия стала ее орудием в борьбе против Австрии, а затем и Германии. Панславистская пропаганда, инициированная с Балкан, обостряла отношения России и Германии. Как пишет Цимбаев, лишь хорошие отношения Николая II и кайзера Вильгельма помогали сохранить мир между ними. Цимбаев приводит мнение Ревентлова о том, что Германия не позволяла Англии вмешиваться в свои отношения с Россией. Ревентлову казалось странным, что Россия выступала против Германии, понукаемая британцами, так как Германия являлась экономическим соперником Англии. Он считал, что немцам необходимо сохранять хорошие отношения с русскими.
Другой германский политолог, Рорбах, считал, что Россия близка к большому внутреннему кризису, а, соответственно, союз с такой страной крайне опасен для Германии. При этом он признавал за ведущими классами русского общества высокое чувство собственного достоинства и понимание великой миссии России в мире. В то же время, как пишет Цимбаев, Рорбах видел Россию дикой крестьянской страной, а причину варварства объяснял византийским христианством. При этом Рорбах повторял тезисы Чаадаева, который заимствовал идеи у французских философов эпохи Реставрации. Тем самым подтверждалась духовная зависимость Германии от своего главного врага – Франции. Причиной этому была низкая религиозность немецкой политики, и, если бы эта политика каким-то чудом попала под влияние этого «византийского» христианства, Германия в начале ХХ века, после революции в России, стала бы ключевой мировой империей.
Немецкие политологи не понимали, что византийское христианство передало русскому народу великую римскую идею и чувство высокого долга. Византийское христианство было не национальным, а универсальным, и именно оно и могло дать правильный вектор развития не только для внутренней, но и внешней политики Германии. Рорбах рассматривал панславизм как угрозу для Европы, хотя из доказательств этому наличествовал лишь факт конфликта Сербии и Австро-Венгрии из-за Боснии и Герцеговины.
Конечно, Петербург не стремился к завоеваниям в Европе. Не случайно в апогее русской военной мощи после победоносного усмирения венгерской революции 1848 года Николай I сразу же вывел войска из сердца Австро-Венгрии, предпочитая стабильность в Центральной Европе территориальным приращениям на Западе. После неудачной Крымской войны и польского восстания 1863 года Россия тем более была заинтересована в сохранении своих европейских рубежей, сосредоточившись на Азии – от Стамбула до Дальнего Востока. В таких условиях «славянская политика» выступала, прежде всего, одним из инструментов влияния на соседнюю великую державу точно также, как Вена использовала для своего влияния на Россию поляков, украинство и старообрядцев. Другим объектом «панславизма» были славянские жители европейских провинций Османской империи, не имевшие до конца XIX века никакого отношения к сфере германских интересов.
Стремление России овладеть Константинополем и Проливами имело вполне рациональные основы, прежде всего, стратегические: взятие под контроль Босфора и Дарданелл превращало Черное море во внутреннее море и позволяло обезопасить уязвимое южное подбрюшье России (от Измаила до Кавказа) от удара флота противника, от высадки десанта и от поддержки мятежей на Кавказе. Русский публицист Череп-Спиридович, приводимый в своей книге Цимбаевым, справедливо писал, что панславизм – пустая теория, которая, после освобождения славян, растворяется в космополитизме.
Германия, сделав ставку на Турцию с целью прорыва в Месопотамию, откуда могла влиять на Иран и угрожать британским интересам в Индии, фактически подыграла Англии и Франции, сумевшим втянуть Россию в конфликт с Германией, в котором сами по себе Балканы мало что значили. Политика Австро-Венгрии великогерманской не была, а в большей мере следовала принципам, заложенным Ватиканом, традиционно являвшимся противником протестантской Пруссии, объединившей Германию. Немецкий политолог Хётч считал, что Германии не следует стремиться занять политическое место России на Балканах, а ограничиться лишь усилением своего культурного и экономического влияния. Главной задачей немцев, по Хётчу, была борьба с Англией и с польским политическим движением на востоке, тогда как с Россией необходимо поддерживать дружеские отношения и избегать планов разложения страны на мелкие государства, аннексии Прибалтики и создания украинского государства под германским протекторатом.
Хётч выступал за то, чтобы опираться на русских для создания Великой Германии, так как в России он видел государство, становление которого стало результатом шестивекового процесса. Хётч был в этом прав, потому, как, согласно Цимбаеву, именно Российская империя способствовала созданию Германии, а ее крушение с немецкой помощью стало причиной разрушения всей политической системы старой Европы, в том числе и Германской империи. К политике аннексии на востоке Германию призывали, главным образом, выходцы из остзейских земель, раздраженные политикой русификации при Александре III. Однако поражение Берлина в Первой мировой войне показало иллюзорность надежд остзейских немцев. Возникшие в Прибалтике государства последовательно лишили политического влияния остзейскую аристократию и горожан.
Как пишет Цимбаев, вопрос единства немецкого народа в Германии должен был решиться объединением вокруг немецкой идеи образовательным и воспитательным путем. В данном вопросе германцы достигли больших успехов, давая активное образование молодежи и проводя патриотическую пропаганду. Огромное внимание правители Германии уделяли контролируемому развитию социал-демократического движения. Еще со времен Бисмарка властям удалось во многом поставить под контроль это движение, охватившее растущие за счет стремительной индустриализации и связанной с ней урбанизации массы городского рабочего населения. Во многом, но не полностью, так как ключевые рычаги международной социал-демократии (II Интернационала) удерживала Англия. В результате Германии удалось поддерживать патриотические настроения в рабочих массах на протяжении всей Первой мировой войны, но в конце 1918 года социал-демократы все-таки вырвались из-под контроля властей и свергли Вильгельма II.
Подписанный 1-го мая 1889 года кайзером и Бисмарком Указ о школьном образовании требовал развивать любовь к отечеству и правильно воспринимать государственные и общественные устои. Важную роль занимало преподавание истории и религии. Огромную роль в воспитании молодежи в патриотическом духе сыграло школьное движение Wanderwеge, объединившее несколько общественных организаций. Слова Вильгельма II о том, что будущее Германии лежит на море, и были ключом к пониманию враждебности к ней Англии. В Германии, как и во всем мире, просто не было понимания тайных целей британской политики, стремящейся к мировому господству, осуществленных в начале нового тысячелетия.
Германская политика представляла прямую угрозу этим планам, поэтому на средства борьбы с Германией Британия не скупилась. Немцы просто не поняли, что в лице Британии они имеют дело с мощной и кровожадной сектой, условно говоря, друидов, исполнявших планы оккультного характера мирового масштаба. Надеяться на союз с этой сектой было бессмысленно и опасно, за что Германия и поплатилась. Причем ключевую роль в этом сыграло отсутствие в германской политике православного фактора. Немецкая внешняя политика не имела за собой прочной традиции и была произведением одного поколения мыслителей объединенной Германии. Описанная Цимбаевым школа экспансионистов была типичным примером этого.
Германские приоритеты в прорыве на Ближний Восток через Багдадскую железную дорогу и германизации Турции не учитывали турецкий национальный характер и роль ислама в стране. Идея Наумана о «Срединной Европе» как о союзе свободных наций экономически была оправдана, но не имела религиозных и политических стержней. Непонятно, зачем остальным странам Европы надо было объединяться именно вокруг Германии, когда поляки, даже находясь в составе Германской империи, никакого желания объединяться с немцами не имели.
Развитие торговых отношений с Южной Америкой и усиление влияния там через немецких переселенцев, описанное Рорбахом, имело свою логику, но не учитывало целей Великобритании и США, которые вытеснили оттуда Испанию и Португалию во имя таких же целей. По сути, Pax Americana в Южной Америке означал создание управляемого хаоса под контролем Соединенных Штатов и уничтожение колониального порядка Испании, основанного на христианских и национальных целях. Тем самым говорить о каком-либо влиянии Германии в Южной Америке было возможно лишь при ликвидации влияния США и восстановлении христианских и национальных ценностей под германским руководством.
Такой план требовал слома англосаксонской доминации в мире, чего Германия самостоятельно добиться была не в состоянии. Единственной страной, способной своим союзом дать возможность немцам покончить с властью англосаксов, была Россия. Однако тот же Рорбах, и многие другие немецкие политологи выдвигали тезисы о необходимости защиты Европы Германией от московитской политики, противодействии ей в Китае и в черноморских проливах, а также об освобождении Прибалтики германскими силами. Две мировые войны показали полную ошибочность немецких планов, так как ни Британия, ни США, представлявшие так называемый мир англосаксов, абсолютно не нуждались в Германии, тем более, что ее объединение произошло при российской поддержке как противовес антироссийским действиям Парижа и Лондона в XIX веке.
Немецкие политологи пытались построить идею объединения Германии на базе национализма, который, будучи продуктом масонских идей Французской революции, к данной роли был не приспособлен. Прошлое немецкого народа в образе Священной Римской империи как раз говорило о том, что единство немцев было достигнуто благодаря религиозным идеям. Однако после Реформации говорить о религиозном единстве немцев было уже нельзя, и потому объединение на национальной основе осталось единственно возможным. Как пишет Цимбаев, экспансионисты призвали к религиозному единству, отдавая предпочтение лютеранству. Но подобное единство невозможно решить административными методами, так как здесь необходима помощь Бога, а не людей.
Германское движение к объединению, безусловно, было христианским, и, по своей сути, немецкий порядок с его стремлением к диктатуре права и нравственности куда больше соответствовал христианским идеалам, чем происходящее в Российской империи. Однако отсутствие четкой религиозной доктрины православия не позволило немцам стать по-настоящему имперским народом, который смог бы возродить римский идеал после революции в России. Сторонники пангерманской идеи в области практики были последовательнее экспансионистов, поскольку требовали военного решения вопроса. Стремление же экспансионистов усиливать мощь Германии «немецкой идеей» было тупиковым путем, потому как немцы и сами не знали, что представляет эта идея.
Германцы, будучи отличными практиками, оказались плохими теоретиками. В итоге Англия и Франция, совершившие за века своих имперских войн множество преступлений против других народов, в ХХ-м веке представляли себя «светочем свободы и прогресса», тогда как Германия, не имевшая возможности вести имперскую политику, представлялась источником всех проблем Европы. Безусловно, пробританская и профранцузская пропаганда велась во многом мировым масонством, однако сторонники Великой Германии отсутствием понимания роли религии и культуры во внешней политике лишь способствовали этому.
Согласно Цимбаеву, видными представителями школы экспансионистов являлись Пауль Рорбах, Эрнст Ревентлов, Теодор Шиман, Отто Хётч, Фридрих Науман. Экспансионизм, как пишет Цимбаев, был монархическим движением, и его главной целью было воспитание немецкого народа в имперско-гражданском духе. Хотя принципиальным для школы экспансионистов была «духовная экспансия» в области культуры и языка, на практике их аудитория это не воспринимала, увлекаясь внешнеполитической и военной пропагандой. «Великая Германия» экспансионистов должна была достигнуть внутреннего счастья, чтобы потом повести за собой весь мир. На практике последователи экспансионистов увлеклись внешней стороной их идей, поставив целью главенство Германии над остальными народами.
Немецкая интеллектуальная элита не смогла понять, что катастрофа «Третьего Рима» означала и катастрофу Германии. Немецкая интеллигенция не была сильна в религиозных вопросах и находилась под влиянием Франции – исторического врага немцев. Французские философы, в том числе их правоконсервативная часть, были врагами православных монархий как в прошлом – в Византии, так и в современной им России. С их легкой руки (или пера) идея православного Рима была опорочена как идея суеверия и неспособности, хотя на самом деле вся европейская культура основывается на наследии Византии.
Известное из воспоминаний Юлия Цезаря «галльское легкомыслие» полностью проявило себя и в новое время, когда Франция, посчитав себя законодательницей мод в мире, возобновила старую галльскую вражду к Риму, соединив ее с подпитываемой из Ватикана враждой к православию. Германия, получив политическую поддержку объединения из России, оказалась под идейным влиянием Англии и Франции, что и способствовало самоубийственной политике немцев по поддержке революции в России и, в конечном итоге, германской катастрофе 1945 года.
Публикация: Samovar
