Труд и арт – вещи несовместные – считают многие. Но именно труду посвящен выставочный проект в Новой Третьяковке.
Тема способна вызвать на «контемпорари арт» шквал критического огня. Актуальные художники в глазах народа и строгих критиков – бездельники вдвойне. Во-первых, они нигилисты, и иной трудовой сверхзадачи, чем манипуляция и эксплуатация, они знать не хотят. Во-вторых, они тунеядцы, прикрывающие хитрыми концептами невнятицу и халтуру. Лучшие их произведения могут пройти по разряду дизайна и рекламы, поэтому если сия братия возьмется участвовать в проекте о труде, выставка однозначно провалится.
Выставка, однако, не провалилась, хотя кураторы по стойкой «левой» традиции рассматривают труд не иначе как в системе Бодрийяровых симулякров. Все смыслы и ценности труда подлежат дешифровке и перекодировке внутри ироничного «Департамента труда и занятости» - так называется проект. И названия разделов – «говорящие», как у дедушки Крылова: «Освобождение труда – освобождение от труда», «Дезиндустриализация. Эталонные и серийные объекты», «Лаборатории и коллаборации», «Нематериальные стимулы», «Спазм ремесла», «Инструменты искусства – искусство как инструмент», «Случайная занятость», «Рабочие места и пространство реализации».
Не провалилась, а, скажем так, обвисла, как ветхий сарай, уцепившись за хребет иной традиции и иной реальности. Может быть, помогло доброе имя коллекционера, может быть, сказался музейный статус «ретроспективы», скорее же всего, это обычный наш толерантный стиль «на вкус и на цвет».
Дыры, конечно, бросились в глаза первыми – оскомина, знаете ли. Передовики производства с идиотскими лицами в «наивных» орнаментах. Гипертрофированные «рабочие» части тела. Довольный работяга - морским котиком среди комнатных пальм. Торчащие фикусами в горшках классические бюсты. Снежинки, вырезанные из ковров с орнаментом. Кружевные китчевые шестеренки. Превратившийся в табличку у станка фрезеровщик Григорий. Лопата-костыль. Ретро-портреты офисных работников. «Революционные» флэш-мобы гастрабайтеров и т.д и т.п, короче, концептуальный абсурдизм занимает на выставке значительное место. Во время вернисажа клоунаду увенчал вполне серьезный мастер-класс по сантехнике для хипстеров с айпадами.
На все это, как Платонов на Пелевина, с недоумением взирают светлые и суровые «Строители Братска» Попкова, а излучающий живую мощь и повадку рабочий Тартаковского предпочитает отвернуться – делом занят. Рядом с ними вдруг остро понимаешь: современный художник, будто прокаженный, давно отлучен от производства. Отлучен и московский зритель. Ловишь себя на пристальном созерцании тел, любуешься сложной, трагической красотой человеческой породы. Акции «Коллективных действий» и «Гнезда» с «серпом» и «воротом» рядом с будничным стоянием этих атлантов выглядят рептильной возней.
Может быть, ради этого конфликта и затевалась выставка? Защищаясь от контемпорари, как от химической атаки, мозг судорожно нащупывает, вспоминает свое. Вспомнила. Холод, дождь, октябрь, второй месяц - дергаем морковку, она не поддается – налипает глина, обрывается ботва. Выковыривать устаем, потихоньку затаптываем часть, остальное бросаем в мешки. Я вижу, как мой однокашник кидает коренья с комьями грязи, в сердцах пинает мешки: черт с ним, все равно ведь сгниет на овощебазе… От пинков тошно. Откуда ни возьмись - местная бабулька. Подходит к мешкам, улыбается: что ж вы, деточки, как же так? Берет каждую морковку, обтирает фартуком, обнажая восхитительный густой оранжевый ствол и бережно, как драгоценность, кладет в мешок. Ох, как застилает глаза стыдом... Осень благоухает, морковка зреет, а я… в гробу я видала «спазмы ремесла»…
Со старых фотографий весело глядят старые третьяковцы с тележками и лопатами: субботник. А в разделе «Случайная занятость» можно почитать-послушать записанное Арсением Жиляевым история жизни инженера-технаря, вынужденного во время перестройки работать «челноком» на рынке «Труд». Из интервью, звучащего в шрифтовой металлической палатке («НАДЕЖДАМОЙКОМПАСЗЕМНОЙ») узнаю, что выжил герой и морально выстоял благодаря-таки советской трудовой закваске. Не трясся над барышом, смотрел вперед, решал задачи, экономил время. Его маленький, до ларька сжавшийся храм – наутилус-ампириус, оказался поустойчивее корпораций и банкоматов. Выразительная, чистая работа - в одной секции с неказистым деревянным «офисом» молодой группы «ЗИП», задокументировавшем бессмысленную халтуру на оупенейре. Одно слово, «случайная занятость»… Сознательная провокация кураторов или, все-таки, барахолка?
В инженерных разделах тоже правит отнюдь не контемпорари. Гвоздь экспозиции – модели и планшеты действующих механизмов и сооружений из музея ЦАГИ г. Жуковского. Вот на что стоит пойти полюбоваться! Удивительно разные, эстетически совершенные и феерически многозначные - от «марсианского зонда» до трансзвуковой аэрогидродинамической трубы. За символической мощью этих непонятных деталей не угнаться ни позолоченным танковым остовам Анатолия Осмоловского, ни «Силовым линиям» Антона Ольшванга. Работающие вещи - настоящий вызов концептуализму. Вокруг них толпятся концепты: увеличенные резцы, заново «открытые» линии чертежей и коррозийные трещины, циклопические деревянные шестеренки, «жир особого назначения»… Илья Трушевский, Дмитрий Демский, Мария Арендт, Азарий Брызгалов и многие другие наперебой предлагают способы ухватить структуру процесса. Дискурс венчает римское Dictum-factum (Сказано-сделано) Антона Чумака с муляжами рук в порванных перчатках.
Вот здесь видно, как художникам хочется быть серьезными, приобщиться трудовых Тайн. Привязки к живому делу, сверхзадачи, большой игры хочется. Но вычлененные из «труда» структуры существуют по большей части сами в себе и могут быть «пришиты» к любому контексту. А между тем, это интереснейшее направление – проявить дух живого, работающего тела. И работа в этом направлении ведется. К «силовым даосским линиям» Ольшванга не хватает его видео о сотворении лика вертикальным распиливанием железной статуи из проекта «Слой 99’9» - тогда намек на инь-ян-организм индустрии стал бы осязаемым и ценностно-окрашенным, как маска театра Но. Можно было взять на выставку фото- и видео-фрагменты из свежего проекта рождении космического антропоморфа-двигателя из производственных процессов НПО «Энергомаш» (товарищество «Свинец и Кобальт»). Можно было также тряхнуть стариной и показать, как с помощью кисти и голоса, туши и тибетской мантры строит Святослав Пономарев египетские пирамиды, вскрывая их спиральную энерго-структуру (его картины есть в Третьяковке). Его «гравитационная мандала» - действующий станок работы Космоса. К тем же восьмидесятым относятся дактилоскопические «жесты» Алексея Беляева-Гинтовта, превращенные в пролетарские плакаты и наглядную агитацию. Не все же отдавать «челнокам»! Совсем недавно он выставлял куски монгольской юрты с изображениями Сверхновой Москвы (нельзя ли было построить и юрту целиком?)
Отдельная тема – работа в заброшенных промзонах, где обнаженные остовы заводов пробуждают фантазии о допотопных цивилизациях или превращают исчезающую натуру в экзистенциальный дневник. Хороший проект получился у Тимофея Ради, исписавшего драные стены опустевшего цеха не ерундой, а вполне дельными дневниковыми заметками об уличном искусстве.
Все это - алхимия труда как искусства и искусства как труда, где главное – не хихикающее остранение, а мощный синтез реального и воображаемого. Вопрос «зачем» к такой перекодировке отпадает сам собой: искусство есть сакральная проекция производства. Чего стоят только разбитые работой пальцы слесаря, складывающие слово «Россия» на азбуке немых. Пожалуй, эта работа Михаила Заикина, будь она на выставке, смогла бы скорректировать смысл уже упомянутого идиотского мастер-класса.
Да кому он вообще нужен, этот стерильный анекдот про «ключи подавать» на плазменной панели? Все ж знают: не идут в отдел Новейших течений ни инженеры, ни работяги, ни военные, ни священники, ни врачи. Исключения подтверждают правило. Потому что не понимают и не верят, закрываются от дурацкого смеха мозолистой рукой. Добиться их внимания и благосклонности – задачка почти непосильная. Это они, а не художники сегодня способны удовлетворить духовную жажду – знаю, о чем говорю, потому что побывала с художниками на «Энергомаше». После посещения этих цехов и общения с этими людьми хочется спустить в унитаз все жижековатые испражнения ума.
А память подсовывает новые картинки. Как-то отменили автобус в деревню и я застряла на полдня в Псково-Печерской лавре. Чтобы скоротать время, прошусь поработать, и молодой монашек провожает меня в подвал, где женщины чистят для братии картошку – мелкую, гнилую, зловонную. От скуки сплетничают, ругаются и вдруг – опять бабулька. Горбатая, черная, древняя - прямо картошка-матка. Ты, дочка, только молчи, сможешь? – Да. – От болтовни у братии животы болят. – Так картошка-то гнилая, бабушка. – А ты молчи и делай. Безмолвное делание - молитва и есть. Я смотрю, как она аккуратно очищает от сопливой шкурки и бросает в прозрачную колодезную воду белоснежный крошечный кубик. Мы молчим вместе около двух часов. Наверху жарит солнце, снуют прихожане, млеют алкаши на паперти, благоухают клумбы…
Морковка, скорее всего пропала на перестроечной овощебазе, а картошка не пошла впрок, но каждый раз меня будто вышвыривало в мир Иной. И если бы не старческая, будто с того света, рука, я бы испугалась пребывать там одна. Легче пнуть мешок и свалить поближе к «цивилизации».
«То, что является действительно новым, не нуждается в том, чтобы его непременно сопровождало какое-нибудь восстание; более всего оно опасно в силу одного лишь факта своего присутствия, - писал Эрнст Юнгер 70 лет назад в знаменитом эссе «Рабочий», отмечая «невыносимый бюргерский привкус» протестного радикализма.
«Мы живем в таком состоянии, когда очень трудно сказать, что вообще достойно уважения, если, конечно, не ограничиваться пустыми фразами, — в таком состоянии, когда нужно сперва научиться видеть…... Что в ту или иную эпоху умели, скажем, писать картины, может считаться критерием только там, где это умение остается еще предметом тщеславия для уже недостающих способностей: там живут, пользуясь уже оплаченным кредитом. Важнее отыскать места, в которых кредит нам предоставляет наше время... Важно отгадать тайный, мифический закон, действующий сегодня, как и во все времена, и пользоваться им как оружием. Важно овладеть этим языком…Герои, верующие и любящие не вымирают - их заново открывает каждая эпоха, и в этом смысле миф вторгается во все времена». Будто вчера написано.
Помнится, сверхзадача труда неплохо разработана в двух концептах – «гештальте» Эрнста Юнгера и «социальной скульптуре» Йозефа Бойса – будто написана сначала правой, а затем левой рукой. Первый опирается на государство и солдата как наиболее простых и самоочевидных носителей полноты бытия, другой призывает додумать до конца все освободительные лозунги и принять за основу социальной скульптуры единственную максиму: труд на всеобщее благо - природная потребность. Но каждая строчка – удар по одной и той же «бюргерской» модели, где царствует потребление, эксплуатация, расслоение, демократия и пресловутый прогресс. Стирая оппозиции во имя сверхзадачи Юнгер и Бойс, по сути, отстаивали сокровенную, эзотерическую, художественную, Эйнштейнову проекцию труда – проекцию сверху и изнутри, откуда хорошо видно золотую резьбу.
«Работа — это жизнь днем и ночью, наука, любовь, искусство, вера, культ, война; работа — это колебания атома и сила, которая движет звездами и солнечными системами, - пишет Юнгер. - Так, временами, когда вокруг нас внезапно стихает грохот молотков и колес, мы почти физически ощущаем наступление покоя, скрывающегося за переизбытком движения, и если в наше время для того, чтобы почтить умерших или для того, чтобы запечатлеть в сознании какое-то историческое мгновение, работа, словно по высочайшей команде, приостанавливается на несколько минут, — то это добрый обычай. Ибо это движение есть аллегория глубочайшей внутренней силы… Тот, кто желает господства подлинно производительных сил, должен также суметь… составить себе представление о подлинном производстве как о великом и всеобъемлющем плодородии. Ибо дело состоит не в том, чтобы схематизировать мир, мерить его мерой каких-либо частных притязаний, а в том, чтобы переварить его».
Но разве не сходные мотивы звучат и у нас: «Царство Небесное силою берется», «мы придем к победе коммунистического труда», «не позволяй душе лениться»,
«губы шепчут в лад…здесь будет город сад»? Ах слова, ах метафоры…Есть ли вообще толк в цитатах, когда все – на ладони? Неужто вся радость в том, чтобы, сплевывая очередную шелухонь, перетирать о том, что «каждая кухарка может управлять государством», и «каждый человек – художник»? Даже дети знают, что врать и передергивать нехорошо. «Департаменту труда» не плодить бы «алкоголиков, тунеядцев и хулиганов», а дослужиться до скромного звания сильного художественного проекта. Благо, все возможности для этого у Третьяковки есть.
Выставка работает до 15 декабря.
На главной странице - субботник в ГТГ. Фотография из архива галереи.
Далее:
Группа «Гнездо». Стягивание материков. Восстановление Гондваны. 1977.
Виктор Попков. Строители Братска. 1960.
Диана Мачулина. Тело труда. 2013
Серия профилей крыльев. 4 шт. Начало 1960-х годов
Андрей Пригов. Самолеты. 2013
Антон Чумак. Dictum-factum (Сказано-сделано).2013
Мария Арендт, Михаил Алшибая.Геометрическая реконструкция 3. 2013
Макет трансзвуковой аэрогидродинамической трубы Т-128. Начало 80-х годов.
Тимофей Радя. Что я думаю о стрит-арте.2013
