Прилетел из Бадена под Веной, из золотой и солнечной готической осени. В московском холодном дожде, в промозглом причалище аэропорта на ветру увидел непринятый вызов от Владимира Бондаренко: "А ты не можешь написать о Станиславе Куняеве к 80-летию, хоть коротко?". Я опешил — контраст! — от осознания реальности: Господи, сколько нам лет! По скольким городам и весям нас носило, сколько встреч и знакомств состоялось! Горячо ответил: "О Куняеве — с радостью!", ибо встреча с ним была одна из самых ярких и резких в жизни. Оставляю в стороне все наши полемики и склоки по каким-то земным делам. Я решил ведь писать о небесном — о поэзии и не только. Начинаю…
Лет уж двадцать тому назад мы проводили вечер программы "Русский Дом", и Куняев, конечно, был приглашён. В комнате президиума, в закулисье, был накрыт стол, и мы там пили. Проще сказать — сильно керосинили. Мой покойный уже друг Олег спросил у выпивающего худого отца Тихона (Шевкунова) — настоятеля Сретенского монастыря: "Батюшка, ну как жить? Ведь Россию поносят, и что делать с этими подлецами?". Игумен ответил просто: "Мочить!" Мой друг не сразу понял, страшно заволновался, закашлялся и переспросил: "Что, как делать?" Ответ был тот же: "Мочить!" Куняев прислушивался к этому выразительному разговору и решил по праву мудрого встрять. И тогда отец Тихон тихо сказал: "Прочитайте моё любимое стихотворенье: "Восстанавливать храмы не надо…" Куняев уточнил:
Реставрировать церкви не надо —
пусть стоят как свидетели дней,
как вместилища тары и смрада
в наготе и в разрухе своей…
Всё равно на просторах раздольных
ни единый из них не поймёт,
что за песню в пустых колокольнях
русский ветер угрюмо поёт!
Стас, за одну эту последнюю строчку я тебя очень люблю. А про все нестроения и споры даже говорить не хочу.
Станислав сам не помнит, как он срезал. Ну, помните, у Василия Шукшина рассказ такой был "Срезал"? Нас покойный директор ЦДЛ Владимир Носков пригласил на примирительный обед с представителями разных… К Куняеву многие приставали: "Почему вы не любите евреев?" Куняев больше отшучивался. И наконец, кто-то (то ли Гинсберг, то ли Гинзбург) с выразительной интонацией повторил вопрос. И Стас бросил на ходу: "Вы предали все русские победы!" Точнее не скажешь.
Мы играли в Малеевке в футбол на заснеженной скользкой площадке. Стас, прищурясь, отдал пас, но я его просчитал, перехватил головой и на противоходе остался один на один с воротами — забил гол. И Куняев вдруг разродился: "Я был чемпионом Калуги по футболу! Я не должен был отдавать так бездарно пас".
В литературе, Стас, ты никогда не ошибался. Ты слышишь угрюмый ветер. Я слышу его и люблю тебя преданной любовью.
