Виктор Попков собрал в своём творчестве все переломные моменты нашей недавней истории. Он — это целый срез советской живописи. Этот художник казался рубежным, последним певцом-картинщиком.
С одной стороны, Попков был художником-графиком. Но, окончив графический факультет, он ворвался в живописную русскую школу, в школу московской живописи. В итоге зрителя встречает сочетание таланта большого живописца с обострённым, графически экспрессивным ощущением мастера светотени.
В то время художественный процесс не был раздроблен по направлениям и разбросан по всевозможным галереям. Проходили основные выставки: осенние, весенние, всесоюзные и другие. И Попков для меня всегда становился главным магнитом каждой такой выставки. В своих картинах он нёс черты русских деревенщиков, Белова, Распутина. Человек, переживший войну, он находил, как сейчас бы сказали, новаторские решения.
Например, картина "Шинель отца"— стоит мужик средних лет, уже лысеющий. Мы видим, как он надел старую, потёртую шинель и стоит посреди комнаты. Его окружают неясные женские тени. Что это? Воспоминания? Предчувствия? Видения из прошлого? Картина поражала своей проникновенностью, она была явственно понятной, но одновременно сакрально непостижимой. Попков стал одним из первых советских художников, вышедших на международную арену. Его картина "Двое" покорила венецианскую биеннале. В то время Запад только-только начинал присматриваться к советским художникам.
Убийство его было совершенно бестолковым, бессмысленным, глупым, спонтанным. Оно нас всех, тогда ещё студентов, в буквальном смысле слова шокировало. Во время каждой следующей выставки мы ждали именно новых работ Попкова…
Одной из последних его картин стала "Хороший человек была бабка Анисья". Она создавалась в больших муках и весьма долгое время. Но потом эта работа попала в струю, созданную советскими реалистами, взявшимися за переосмысление целого культурного пласта, посвящённого русской деревне.