Как и все русские сказки, сказ о Морозко дошел до нас неполным. В нём есть пропуски, трудно объясняемые действия. Откуда эта неполнота и непонятность? Во-первых, сказки существуют столько же, сколько и куклы, в которые мы играем, то есть очень давно. Во-вторых, сказки существовали у нас в устной традиции, сказители не имели какого-то одного зафиксированного текста. Они тоже не все могли понимать в сказках, делая пропуски или добавляя что-то от себя. Но все сказки хорошо знают, что у вещей, которые окружают человека, мы не найдем такого свойства, как «быть завтра». Без признака, указывающего на то, что нечто есть (а этого признака как раз и нет), трудно понять, что именно существует, а что не существует. Без него совершенно невозможно сновидение отделить от реальности. Но сказка и не пытается это сделать. То, чего нет, также переживается, как и то, что есть. Вот на этом тождестве и строятся все русские сказки. У сказки «Морозко» существуют десятки вариантов. И нет ни одного полного. Я возьму сказку «Морозко», отредактированную А. Толстым.
Жили-были, с одной стороны, дед, немолодой мужик, а с другой – немолодая женщина, бабка. У мужика была дочь, которая росла без матери, и у бабы была дочь, которая росла без отца. И вот решили мужик да баба пожениться, чтобы у дочери мужика появилась мать, а у дочери бабы – отец. И что же из этого получилось? Вообще-то должно было получиться целое. Но, как говорит миф Платона об андрогине, для этого нужно, чтобы обе половины несли в себе память о своей принадлежности к одному и тому же целому. Что указывает на эту принадлежность? Чувство любви. Сказка ничего не говорит о том, была ли приязнь между мужиком и бабою, скорее всего не было. Если бы она была, то были бы в новой семье совет да любовь, а у них была прагматика, внешняя нужда да суровая необходимость. Сказка говорит, что из двух половинок целое не слагается. Из мужа не всегда получается отец, а из жены – мать.
Сказка ничего не говорит о возрасте девочек. Но поскольку в сказке речь идет об их замужестве, следует думать, что было им около 12 лет. В сказочные времена девочки выходили замуж рано. Они быстро взрослели и быстро старились. Чтобы стать взрослой, нужно было пройти обряд инициации, то есть получить своего рода аттестат зрелости: уметь печь хлеб, вязать, ткать полотно, доить корову и, конечно, быть готовой рожать ребенка.
Мужик
Сказка на отца девочки не обращает никакого внимания, ничего о нём не рассказывает. И это удивительно. Ведь он глава семьи, у него власть над членами семьи. На нём всё хозяйство держится. И все же был этот мужик в семье ничем не примечателен. У него не было идеи по отношению к своей семье. А это обстоятельство как раз и определяет то, что Достоевский назвал «случайностью русской семьи». Верховодила в семье, видимо, «большуха», его жена. Функция родителей состояла в том, чтобы обеспечить разрыв ребенка с миром детства, с состоянием безответственности, наивности и асексуальности. Для этого детей удаляли из семьи, общины, и они приобретали опыт немотствования, жизни в изоляции, преодоления чувства голода. В них символически умирал один человек и рождался другой человек.
Был отец девочки не холоден и не горяч. Правда, и он заплакал, когда увозил своего ребенка умирать, и обрадовался, когда дочь неожиданно миновала смерти и стала богатой. Сказка заставляет нас думать о том, что ею недосказано, а именно: она скрывает от нас какую-то тайну в отношениях главы семейства и его второй жены. А также сказка нашептывает нам простую истину поверх всего ею сказанного: девочка, которая растет с отцом, будет добра и справедлива, а девочка, которая растёт с одной матерью, будет капризной и ленивой.
Баба
Всё внимание в сказке сконцентрировано на мачехе. Все знают, как за мачехой жить. Что ни сделай для нее падчерица, всё плохо. «Перевернешься – бита, и не довернешься – бита», - говорит сказка. И дело не в том, что это качество определено тем, что у нее, помимо прочего, есть ещё и родная дочь. Отношение к падчерице у нее вряд ли бы изменилось, если бы даже у неё никакой дочери и вовсе не было. По отношению к своей дочери она и мать, и отец, и кормилица, и защитница, и по жизни водительница.
На падчерице весь дом держится. Почему? Разве она самая молодая в доме? Разве она моложе дочери мачехи? Она и скотину накормит, и дрова занесет, и печь натопит. Почему же мачеха хочет от неё избавиться? Значит дело не в работе, не в послушании падчерицы. Не нужна мачехе падчерица. Мешает она ей. Чем? Ведь мачеха распоряжается в доме запасами, деньгами, работами. Она распоряжается и тем, что принесла в новый дом из прежней семьи. Или может быть ее беспокоила мысль о том, что после смерти мужа ей нельзя наследовать его власть? И эта власть может достаться его родной дочери? Одним словом, падчерица действует ей на нервы одним тем, что есть, самим фактом своего существования. А поскольку к ней и придраться никак нельзя, постольку ее присутствие в доме делается для мачехи вдвойне невыносимым. Лучше бы она бездельничала, перечила мачехе, отлынивала от своих обязанностей, тогда бы еще как-то можно было с нею ужиться. Негативное отношение к падчерице было бы в какой-то мере оправданным. А так что ни сделает падчерица, все худо. Почему? Потому что ее присутствие в доме ставит мачеху в позицию несовпадения с собой. А это очень трудно не совпадать с собой, быть шизофреником. Она хочет быть матерью, а ей приходится быть ещё и мачехой. Тяжело тиранить падчерицу и одновременно любить свою дочь, а затем еще и тиранить себя за свою несправедливость к приемной дочери. Падчерица – это такой момент семейной жизни, который не позволяет склеить эту жизнь в одно целое. Мужчину, душа которого всегда равна себе, этот момент практически не касается. Но этот же момент является для всякой женщины решающим в истории ее раздвоения.
Все знают, что человек в аффекте может выйти из себя. Но каждый также знает, что затем он может вернуться к себе и успокоиться. А в случае раздвоения нельзя вернуться к себе, нельзя быть в порядке перед самим собой. Ты все время не у себя. Вот как говорит об этом сказка: «Ветер хоть пошумит, да затихнет, а старая баба расходится — не скоро уймется». И в каждый момент она распадается надвое, и ей нужно прикладывать огромные усилия, чтобы хоть как-то компенсировать отсутствие своего цельного образа пристрастным отношением к родной дочери. С падчерицей у неё не конфликт. Это метафизическое неприятие самого факта существования другого. Поэтому падчерицу ей нужно сжить со свету. Что это значит? Сжить со свету падчерицу – это значит вернуться из раздвоенности к своей изначальной целостности. Но возвращение не невинно. За всё нужно платить. Но она хочет, чтобы заплатил за это её муж. «Вези дочь, вези ее, старик, - говорит она мужу, - куда хочешь, чтобы мои глаза ее не видели. Вези ее в лес, на трескучий мороз». И старик везёт.
Поведение отца девочки не христианское. Сказка говорит нам, что он, услышав требование жены, затужил,однако в спор с женой не вступил. И своего слова не сказал. Он предпочел принести свою дочь в жертву Морозко.
Отцова дочь
Девушка сидит под Новый год под елкой, плохо одета, а мороз всё сильнее. «Тепло ли тебе, девица?» - спрашивает её Морозко, понимая, что на то он и мороз, чтобы быть причиной ее холода. Поэтому, спрашивая, он как бы вступает в языковую игру с девушкой, исход которой предопределен. «Тепло мне, батюшка», - отвечает девушка. Почему она говорит неправду? Почему она говорит не то, что чувствует? Потому что она следует формуле вежливости. Если нас спрашивают, как у нас дела, мы ведь не говорим о том, какие у нас на самом деле дела, а говорим, что у нас всё в порядке. Девушка отвечает не содержательно, а формально. Ведь Морозко не спрашивает, холодно ли ей, он спрашивает, тепло ли ей. Девушка терпелива и не хочет обременять собой Морозко. Когда человек замерзает, ему всегда тепло. Поэтому девушка в разговоре с Морозко сохраняет форму вежливости без надежды на успех и одновременно адекватно передает свое состояние. Она замерзает. «Девица, - говорит сказка, - окостеневать стала, чуть-чуть языком шевелит: ой, тепло мне, голубчик Морозушко». Всё, ей конец. Она умирает. А Морозко её жалеет. Как он может её пожалеть? Да душу отделить от тела. Все - девица отмучилась.
Словами «тут Морозко сжалился» сказка нарушает привычный ход вещей, нарушает логику, законы природы и вводит нас в план действия невозможного. Нет у мороза для нас теплых шуб и пуховых одеял. Он может нас окутать и согреть только снегом. Сжалиться – значит для него лишить нас страданий, то есть лишить жизни. Но в сказке невозможное неизбежно. И подчиняется оно правилу чуда. Что нам может помочь, на что мы можем рассчитывать? На случай? На то, что в мире на всеслучайное есть заветное число, отменяющее случайность?
Вот, например, как решается эта проблема в поэме Стефана Малларме «Бросок игральных костей никогда не устранит случая», написанной в конце ХIХ века. Вместо мороза Малларме вводит иную стихию: море. На море шторм. Утлый корабль тонет. Вместе с ним гибнет капитан. Гибель моряка неизбежна. Но он хочет жить. На что он уповает? Не на Бога, потому что для Малларме Бог умер. Последняя надежда моряка на бросок игральных костей, на число, которое упразднит необходимость смерти. Среди бесконечного множества чисел есть одно, которое, выпав, может справиться со стихией. И спасти моряка. Оно, это «единственное число, которое не может быть иным», может выпасть в один бросок. И этот бросок нужно успеть сделать. Моряк не хочет покорятся судьбе в момент, когда крушение терпит человек. Начинается его безумная игра с волнами. Моряк умер с зажатыми в руке игральными костями. Ничто, которое есть как истина, не помогло капитану. Бросок игральных костей, будучи случаем, никогда не устранит необходимости. Число – это всего лишь сумбур предсмертных галлюцинаций моряка. Капитан у Малларме надеялся на число, замерзающая девушка ни на что не надеялась. Она покорилась судьбе. И эта покорность возвратила девицу к новой жизни.
Старухина дочь
Старухина дочь что ни сделает, всё хорошо. Но не берут её почему-то замуж, а выдать её матери очень хочется. Как только увидела сердобольная мать, что падчерица воротилась домой и сияет вся в злате-серебре, так тут же решила использовать случай в свою пользу и велела старику отвезти её дочь на то же место, что и в первый раз. Отвезти-то её отвезли, да не заладился у девицы разговор с Морозко. Тот спрашивает, тепло ли ей, а она капризничает, нос дерёт. И в ответ ему говорит, чтобы он не скрипел, да не трещал. Обидно стало Морозко, никто с ним так не разговаривал. Он ещё больше затрещал. И вновь спрашивает: «Тепло ли тебе девица?». А та гордая была, своенравная. «Уйди, - говорит она, - Морозко».Тогда в ответ Морозко так затрещал, так приударил, что невмоготу стало девице. И когда ее вновь спросили, тепло ли ей, она в раздражении крикнула: «Сгинь, пропади, проклятый Морозко». И уж тут мороз так хватил старухину дочку, что она сразу окостенела.
Не прошла девица обряд взросления. Не выдержала испытания. Рано ей ещё замуж. Нет у неё терпения, а без терпения нельзя стать более или менее сносным элементом порядка целого. Ведь чтобы войти в семью, войти в общину, нужно чем-то пожертвовать, что-то оставить за порогом. И прежде всего оставить свой гонор. Нельзя все время прятаться за спиной у матери. Нужно и самой проявлять сноровку. Ничто не невинно. За всё нужно платить в этой жизни.
Собачка под столом
Рядом с человеком живут разные животные и птицы: вороны, совы, мыши, кошки, собаки. Все они могут быть медиаторами, посредниками между этим миром и тем, между живыми и мёртвыми, между обыденным и волшебным. Вот таким медиатором в сказке является собачка. В какой момент сказка обращает наше внимание на собачку? В тот момент, когда старуха готовится к похоронам. Старуха печёт блины, а собачка ей говорит: не пеки блины, все равно старикову дочь везут в злате и серебре, а старухину дочь никто замуж не берет. Старуха и блинами ее кормила, и била её, и просила говорить иначе, а домашняя собачка стоит на своем. Когда же старик во второй раз поехал уже за старухиной дочерью, собачка вновь выступила посредником. Она, вопреки желаниям старухи, сообщила, что падчерица выходит замуж, а её дочь умерла. Откуда у собаки это знание, неясно. Общается ли она с миром иного, тоже не ясно.
Разговор старухи с собачкой встречается не во всех вариантах сказки. Это значит, что не все рассказчики понимали его смысл. Тем не менее он важен. Почему? Потому что он должен объяснить отношения между старухой и стариком. Ведь не все понимают язык животных. Старик его не понимал. Старуха понимала. Значит ли это, что она была ведьмой или колдуньей? Скорее всего, да. Конечно, к колдуньям в прошлой русской жизни относились мягче, чем в Европе во времена книги «Молот ведьм». Мы их не сжигали, но и жить с ними вместе было страшновато. И поэтому, когда, например, Маргарита говорит Мастеру в известном романе Булгакова: теперь я буду с тобой всегда, - мне жалко писателя.
