Сильные люди

В любом обществе, и в городском, и в деревенском, всегда с большим уважением и почитанием относились к людям, которые умели работать, делать успешно какое-то своё дело и в итоге получать за него хорошие дивиденды. Таков наш герой Григорий Кантеров. Живёт он в тундре, по национальности – ханты, принадлежит к кочевым народам России.

«Чем же он интересен?» – спросите вы. Отвечу: «Всем!»

Меня всегда восхищали люди, которые умеют жить вдали от общества – в тайге, в степи, в тундре. Причём, жить по-хозяйски, комфортно и красиво. Окружает их какая-то особая аура, аромат неизведанного, тайна, будто эти люди не земные, а пришли к нам откуда-то из-за горизонта. К сожалению, таких людей становится всё меньше и меньше. А жаль. Они всегда несли, да и теперь несут нашему обществу только пользу.

И северные кочевники, и южные – как правило, животноводы, рыбаки, охотники. И к столу россиян ими всегда доставлялось качественное, экологически чистое мясо оленя, овцы, коровы. Народы эти никогда не создавали нашему обществу проблем. Они не просили и не просят у государства квартир, не сидят в очереди в центрах занятости и соцзащиты, не заявляют о своих правах, а просто и гармонично живут в природе, как многие поколения их предков. У нас ещё есть время, чтобы проявить внимание к этим кочевникам, поднять престиж их труда и создать условия для того, чтобы увеличилось число таких людей на бескрайних просторах нашей великой России.

Григорий Кантеров живёт на реке Ай Надым, притоке реки Надым, на которой стоит нефтяной город Надым. В ведении Григория эта тундровая речушка и лесотундра, где пасутся его олени. Оленье мясо полезно, в нём практически отсутствует холестерин, да и по вкусу оно великолепно. В урочище реки Григорий построил два дома, река обустроена запорами – ловушками для рыб, но рыбу он сейчас не ловит – состарился, говорит, да и после развала Казымской зверофермы рыбу перестали у него покупать, а нет спроса – нет дела. Но на оленину – постоянный спрос, её всегда купят. По великому секрету скажу, что и я являюсь его постоянным покупателем.

«Как может человек жить вот так, вдали от цивилизации, точно сыч в тайге?» – спросите вы.

«Может, и как может!» – отвечу я. Лет сорок я знаю Григория и отца его помню, который всегда привозил мне из леса кусок «лосинки» – лосинного мяса, и, вручая его, своим простуженным голосом шутил:

– От духа лесного – «корова Маша»!

И на кухне через часок начинали журчать на сковороде котлеты из лосинки. Под квашеную капустку, картофельное пюре, клюквенный морс, штофик водочки шли длинные, затяжные, порою до утра, разговоры. Такой вот он, север.

Григорий не только жил в своём Ай Надыме и не только работал, но и крепкую семью создал. Дети выросли, пошли внуки, а теперь и правнуки. Сейчас, в свои восемьдесят, может он пройти по тундре пятнадцать километров – и хоть бы что! В его избах чистота, можно принимать самых именитых гостей. И жизнь там – как в райской колыбели.

После длинной зимы первые вороны приносят весть о переменах. На смену морозам приходит весна с вытекающими отсюда последствиями: у лесных зверей и птиц появляется потомство, жирные щуки на отмелях мечут икру. А икра в преданиях всех народов – символ продолжения жизни. Тундра вокруг изб Кантерова оживает от журчания ручейков и гомона прилетевшей на гнездования птицы – гусей, уток, куликов… Весна на севере яркая, сочная, красивая. На весеннем столе кочевника тундры Кантерова всегда стоит чаша с отварным мясом гуся, утки. Первую чашечку бульона и мяса он ставит своим богам, произносит молитву – и открывает очередную весну в своей бескрайне богатой душе.

Супруга его, Тамара, имеет в своём арсенале уличную печь, в которой не только печёт хлеб, но и готовит блюда из даров природы. Обыкновенные икряные плотвички румянятся на сковороде в растительном маслице, покрываются хрустящей корочкой – и на стол. Со сладким чаем целую гору съешь и не заметишь. А если представить такой обед под гомон гусей, лебяжьи клики, многоголосье уток, под звон ручейков, – это настоящая сказка. Благодать! А виды какие! Наверное, туда можно приезжать для того, чтобы привести свою душу и мысли в порядок.

Северный олень – животное, которым можно любоваться бесконечно. Вот недалеко от избы Кантерова, в болотистой низине олени лакомятся корешками первой сочной травки, которая тянется вверх, к солнышку. И, как тот добрый вестник из старины, между этими грациозными животными появляются коричневые, белые, серые милые живые комочки – их детёныши. Тот, кому довелось наблюдать за отёлом оленей, наверняка со мной согласится: нет на свете милее картины. Григорий в это время становится серьёзным и сосредоточенным. А как иначе, если у этих маленьких созданий, появляющихся на свет в эти весенние дни, так много врагов. Самые опасные – вороны и орлы. Приходится порой и ночевать в стаде, чтобы не дать шанса хищникам украсть оленёнка. Отёл оленей – событие важное событие, как и всякое продолжение жизни в условиях дикого севера. Представьте только, олень и сам так красив, что от него глаз не оторвать, а тут появляются эти маленькие комочки – как оленьи ангелы. Смотреть можно на них целыми днями – и не устанешь. Вот тут-то бдительность Григория приходится очень кстати. Стоит только маме-оленихе зазеваться, как ворона тут же подлетит к новорожденному оленёнку, ударит его клювом в глаз – и участь малыша будет решена. А у вороны – пир.

Ещё опаснее для оленят орёл. Мы привыкли видеть эту гордую птицу в небе. С людьми она старается в конфликты не вступать, а вот над местом оленьего отёла подолгу кружит, высматривая добычу. И если ворона может справиться только с лежащим новорожденным, то орлу подвластен любой месячный, двухмесячный оленёнок, лишь бы мамка зазевалась, отошла в сторону. Легко подхватывает орёл это беспомощное существо. Ещё немного побьётся оно в орлиных когтях и стихнет, таковы законы природы. И поэтому для любого тундрового человека орёл – лютейший враг, похищая оленёнка, он посягает на благосостояние семьи, так как каждый весенний телёнок зимой может обеспечить семью мясом на целый месяц.

Из окна вертолёта тундра кажется местом, непригодным для жизни. А если посмотреть на неё из родовых угодий Кантерова и других кочевников, то увидишь её как настоящий оазис жизни. Реки весной освобождаются ото льда, начинается разлив. Рыба, самая разнообразная, заливает берега нерестовой икрой, продлевая свой рыбий век. Да и что – рыба! Отец Григория, Николай Григорьевич, сядет, бывало, в свой обласок – выдолбленную из осины лодку, объедет озеро – и сотня-другая утиных яиц дома. И это тоже великие дары тундры. Яйцо дикой птицы ненцы и ханты могут собирать только раз в год. На тундровых проталинах и кочках гроздями свисает прошлогодняя брусника, коврами, как и осенью, россыпи клюквы. Бери и ешь! Единственная ягода в мире, которая не плесневеет и не гниёт. Вот мы часто восторгаемся, приезжая в Абхазию или ещё южнее, природой южной, виноградом, мандаринами. Часто, вздыхая, говорим: «Красота-то какая! Не то, что у нас». Но мы почему-то не хотим признавать нашу красоту и богатство. Возьмём, к примеру, вышеупомянутую ягоду, бруснику и клюкву. Князь Потёмкин, выезжая заграницу, всегда брал эту ягоду с собой и ел её там, а когда угощал ею князей заморских, то спрашивал:

– А у вас растёт такая ягода?

– Нет, – отвечали они, морщась от кислой клюквы.

– Что за земля, если клюкву не родит! – возмущался Потёмкин. И ведь прав он был! Спросите южан:

– Есть у вас такая ягода, которая не плесневеет и не гниёт?

– Нет, – ответят они, – такой ягоды вообще не существует.

На что вы иронично усмехнитесь и снисходительно им объясните:

– Есть такая ягодка, это наша брусника и клюква, которая никогда не плесневеет и не гниёт. И это – наше российское чудо.

У «оленного» народа с начала весны до поздней осени – пора ремонта старых нарт, мордушек на рыбу и изготовления новых. Изделия эти делаются без единого гвоздя. Приход весны знаменуется прилётом ворон, в связи с чем существует поверье, что с этого ммомента все начинает обновляться. Но, наверное, самое долгожданное – это прилёт водоплавающей птицы. Длинная зима, мясная, рыбная пища, которая стояла на столе изо дня в день, с прилётом птицы обновляется. Жирные, ароматные гуси, утки становятся кулинарными законодателями весны. Отварные, с лапшой, под звуки весеннего многоголосья, под звон ручейков, разливаются радостью в душе и теле, вызывая у тундровиков нескончаемые улыбки. Кусочек хлебушка, обмакивается в горячий гусиный жир, и с тёплым чайком… Вот это жизнь!

Гусь, утка – очень вкусный, питательный продукт. Птица не приедается, к примеру, так, как приедается мясо. Поэтому каждое варево из птицы для обитателей стойбища Кантерова – праздничное.

Обученные сызмальства женщины, хранительницы очага и тепла, трудятся в тундре с утра до вечера в эти ласковые, тёплые весенние дни. Оленьи шкуры, просушенные за зиму морозными ветрами, укладываются в снеговую воду, через несколько дней с них отпадёт шерсть, и шкуру можно выделать на замшу, которая используется для изготовление арканов, одежды, упряжи. Добытая весенняя птица тоже разделывается по-разному. Мелкая теребится, с крупной птицы, такой, например, как лебедь, снимается чулком шкура, крупное перо теребится, пух остаётся на шкуре. После выделки это изделие будет отличным подкладом под верхнюю одежду – сах, малицу.

Весна плавно переходит в лето, и на смену весенним красотам приходят тучи комаров и мошкары. Это надо не только пережить самим, но и помочь своим оленям, которые страдают от полчищ насекомых не меньше, чем люди.

Для борьбы с комарами и мошкарой используют дымокуры. В тундре разводят костры из гнилых деревьев, а когда нагорают угли, укрывают их мхом, и получается непрекращающийся очаг дыма. Когда оленей много, таких очагов делают несколько. Олени сами идут под дымок, ибо другого спасения от этих туч яростных насекомых нет. В этот комариный месяц все усилия семьи сосредоточены на поддержании дымокуров. Один следит, жжёт костры, другой спит, и так вся семья. Гнуса настолько много, что вытянутой рукой проводишь по воздуху и чувствуешь ладошкой комариную массу. На месте без дыма не может лежать никто. Олени и собаки рысцой бегают вокруг чума, пока усталость не свалит их с ног. К концу комариного периода от оленей остаются лишь ходячая шкура и кости. Таковы условия природы.

А природа и летом не перестаёт одаривать людей благодатью. В то время, когда из-за полчищ летучего гнуса жизнь, казалось бы, прекращается, в тундре жёлто-красным ковром вызревает морошка. Женщины стойбища Кантеровых с берестяными коробами выходят на ягодный промысел. Крупная, сочная, сладкая морошка идёт добавкой ко всем блюдам тундровика – к рыбе, мясу. Или просто черпается ложкой из чаши. Собранная морошка служит людям до самой осени, хранят её особым способом. В тундре топором прорубается лоскут «одеяла» толщиной сантиметров в двадцать - тридцать, а под ним лёд, вечная мерзлота. Это – природный холодильник. Прорубленный лоскут тундрового одеяла отгибают вверх и кладут под него всё, что необходимо сохранить. Как видите, в тундре есть всё для комфортного проживания, включая холодильник. Казалось бы, поднадоела однообразная пища – отварная рыба, гусь-утка, а тут тебе к столу глубокая чаша морошки – вкусной, сочной, сладкой. Грустные комариные дни становятся радостней, и на лицах «оленных» людей появляется улыбка.

Вот так, в трудах и заботах в семье Кантеровых и проходит лето. Гнус исчез, с севера потянули холодные ветерки, которые борются с солнцем и теплом. В сосновых борах полезли грибы, чему особенно радуются олени. Как говорят оленеводы, именно на грибах олень быстро набирает вес. Ещё вчера, в полчищах комариного гнуса, красавец олень отощал, прошлогодняя шерсть комками свисала с его боков, а тело становится лысым, и не вызывал он тогда никаких чувств, кроме жалости. Зато в августе зверь начинает покрываться пушком мягкой шерсти. У тундровиков такая шкура августовского оленя с молодой шерстью называется «неблюй», именно она идёт на внутренний подклад для верхней зимней одежды, малицы. Мужчины на ногах носят нюгэвэи. Это обувь, сшитая из кожи. На подошву идут лосинные лбы, они крепкие, а верх шьётся из оленьих камусов. По конструкции они походят на ОМОНовские берцы, только помягче и полегче. Внутрь нюгэвэя на подошву кладётся слой сухой соломы из болотной травы, после в него вставляется нога, одетая в чулок, сшитый из оленьей кожи. Шнурками нюгэвэй затягивается, и нога готова к пути. Уникальность этой обуви в том, что если ноги прошли по воде и намокли, то через километр пути из травяной стельки внутри вода выйдет, а ещё через километр она высохнет. А если ты поменяешь стельку из травы на новую, то обувь вновь станет сухой. Мне удалось походить в такой обуви в чуме Пяк Бориса на реке Катучей, в месте слияния с рекой Ямбой.

…Казалось бы, закончился, отёл, после – дымокуры, гнус, олени разбрелись по тундре, можно и отдохнуть. Ан нет. Начинается у Григория Кантерова новый ответственный период – осень. На реке Ай Надым нужно заново построить запор – перегородить реку плотным частоколом и встроить в него ворота, место, куда будет ставиться ловушка (морда), подобие фитиля, только в деревянном исполнении.

У запора, у края Ай Надыма, надо построить садок для добытой рыбы. Это, не считая охоты, самый хлопотный труд, которым будет заниматься Григорий до самой зимы. Казымский совхоз с речных сооружений вывозил до тридцати тонн рыбы: щука, язь, пелядь, ёрш – каждую зиму. Вот представьте теперь, что это за труд кочевого рыбака – дать людям такой объём рыбы, да ещё в одиночку, силами своей семьи. Рыбу нужно не только поймать, но и заморозить, упаковать в мешки, уложить в штабеля, а после ещё и загрузить в вертолёт. Не зря говорят: глаза боятся, а руки делают. Слыло имя его в те времена по реке Казым и Нумтовской тундре, слыло! Малопьющий, доброго нрава, Григорий жил и живёт на своей речке Ай Надым и считает себя самым счастливым человеком на планете. Работает он без устали, а если знаешь и любишь своё дело, работа никогда не в тягость. Когда-то, в молодые годы, он работал на почте и носил по тайге почтовые отправления в мешке в соседнее село Юильск, расположенное в ста двадцати километрах от Нумто, пункта отправления. Взгляните на карту и представьте те расстояния по тайге, которые преодолевал, разнося почту, Григорий. И при этом всегда оставалось в его душе место для творчества. Родители его, носители культуры народа ханты, многое показали ему, и Григорий продолжил – научился делать струнный, наподобие скрипки, хантыйский инструмент, исполняет на нём и собственные песни, и хантыйские, и песни лесных ненцев. Да и не только песни. У народов севера очень много обрядовых молитв, на все случаи жизни. Прежде чем что-то сделать или куда-то поехать, нужно обратиться к богам, а обряд обращения идёт через молитву, которая начинается так:

Бог Ямал, это я пришёл к тебе,

Поклониться хочу, подарки принёс!

Хочу попросить тебя, что б помогал мне!

Когда буду в пути, не дай лямкам порваться, оленьей упряжки,

В зимний мороз, наледью реку не залей, нарту не останови…

Молитвы ханты и ненцев красивы, содержательны и мелодичны, певучи. И произносить их может публично не каждый. Другое дело, когда ты один, наедине с природой, без слушателей.

И перед зимней подготовкой, перед строительством рыбацких сооружений Григорий произнёс обращение к богам нумтовских вод и преподнёс им подарок – завязанные в тряпицу монеты. В середину обрядового куска ткани положил камень, и после молитвы отпустил дар богу воды в реку. А после – ещё молитва, в которой попросил бога воды о помощи, чтоб добыть рыбу, чтоб прокормить семью.

Запор на реке – сооружение, требующее беспрерывных хлопот. Представьте: река шириной в десять метров; мостик от берега до берега, вдоль мостика частокол плотно связанных между собой кольев, ладошка не пройдёт между ними. Рыбак, когда построит запор, ныряет под самое его основание и ладошками проверяет, нет ли щёлки, через которую рыба уйдёт сквозь построенное препятствие. Осенью колья в запоре необходимо прочищать от опадающей листвы, иначе он забьётся листом и его просто смоет течением реки. Для этого используют шест с деревянной шайбой на конце. Идущая вверх по течению рыба заходит в устье запора, оттуда в ловушку – «морду». Остаётся её достать и загрузить в садок до наступления холодов.

Богат рацион кочевников и птицей. Заготавливают её впрок, особенно глухарей. Нехитрая ловушка – слопец. Десять минут, и слопец из подручных средств готов. Количество ловушек зависит от численности семьи, едоков много – и слопцов много. Из добытой птицы достаются внутренности, в полость кладётся хвоя, и птица складируется в лабаз. Зима длинная, всё будет съедено.

Осень – это своего рода испытание на прочность перед долгой суровой зимой, всё надо успеть: заготовить ягоду, отремонтировать зимнюю одежду, перебрать верхнее покрытие чума из оленьих шкур, что прохудилось, заменить.

– В основном это женская работа? – спросил я Тамару, супругу Григория. – Сколько за свою жизнь, ты сшила кисов мужских и женских, верхней одежды?

– Ой, разве пересчитаешь! – отмахнулась она.

Нарты – их много, и они многоцелевые. Есть нарты обозные, есть дровяные, есть охотничьи, рабочие нарты. Вся семья трудится день и ночь, до самых «белых мух» – они на севере появляются быстро, и уже в середине октября озёра покрываются льдом.

Олени пасутся на вольном выпасе, в радиусе тридцати - пятидесяти километров от стойбища, но за ними всё же надо присматривать, тогда в ноябре будет легче собрать их. Вот хозяин и накручивает по лесотундре круги километров по тридцать, чтобы знать, где его олени,

За лето и осень природа дала свои силы и энергию, накормила и сделала упитанными косяки рыб в реке, олени стали крупнее, подрос молодняк, собранные ягоды ждут едоков в берестяных ёмкостях. Начинается самый длинный и суровый участок года – зима.

Скучно ли кочевнику в пустыне, тайге, тундре?

Скажу по секрету: такого понятия как скука у кочевника вообще нет. Есть дела, заботы, работа, увлечения круглый год. И лежать, скучая, у кочевника вряд ли получится при полном погружении в реальную жизнь и волшебство природы.

Как-то за чаем я спросил Тамару:

– За что ты так любишь своего Гришу?

Она, не задумываясь, ответила:

– Грише под восемьдесят, и мне уже семьдесят. Много прожили, за это время он не только ни разу не стукнул меня, но даже не отругал!

«Вот такая бывает любовь», – с улыбкой в душе подумал я про эту прекрасную парочку.

Жизнь кочевника не только не бывает скучной, она интересна и насыщена событиями. Представьте, два месяца живёте в одном месте, а после собрали все свои пожитки и переехали километров на сорок, поставили чум – и пожалуйста, новые места, новая прописка.

Дело летом было, чум в тундре стоял, дымокуры от комаров для оленей делали. В чуме на почётном месте спидола ВЭФ, антенна – как без новостей-то проживёшь? Спидола стояла на чемоданчике с железными уголками. А в чемоданчике – денежки стопками, честно заработанные. Отец Николай ушёл на промысел рыбный, у входа в чум – собака привязанная, сторож. И гроза началась. Загрохотала на всю тундру, заурчала, а, набрав силы, громыхнула так, что молния попала в чум, пошла по антенне, ударила в спидолу и в железный уголок чемоданчика с деньгами. Собаку у входа убило, беднягу, насмерть. Хорошо, дед, отец Григория, на рыбалке был. Стопка двадцатипятирублёвок в углу чемоданчика выгорела.

– Поменяли потом в Сбербанке, – улыбаясь, вспоминает про этот случай Григорий.

Замечательно и то, что понятия «плохая погода» у кочевника нет. Застанет его ветер, дождь со снегом, и он всегда найдёт тёплое временное пристанище. Пусть это будет упавшее, с вывороченным корнем дерево, под корневищем которого сухо и тепло, или это будет нависший над водой козырёк обрыва, да мало ли… Костерок тут же, в походном торбазе, всегда найдётся, а там или сушёный кусок мяса, или рыбка. Есть, как правило, и котелок, и вода. Кочевник найдёт корешки или травки, приправит варево, и вот за спиной дождь, ветер пригибает к земле макушки деревьев, а он сидит в тёпле и наблюдает за этими переменами в погоде.

Неожиданно к утру в чуме становиться прохладно, всё больше и больше тёплых вещей кладёшь сверху, чтобы поспать, и вот, проснувшись, выйдя наружу, видишь её величество зиму. Холодно. Тихо. Зябко. Но это первый утренний взгляд. Огонёк. Его тепло. Чай, и – здравствуй, зима! Озёра покрылись льдом, замерли ветви кустарника, схваченные морозом. И если ещё вчера нужно было долго обходить озерину вокруг, то по льду пять минут – и ты на месте.

Каждый новый период года – это марафонская дистанция в жизни кочевника, которую нужно пройти, в которой, безусловно, есть и свои прекрасные моменты, и трудности.

Прожив в семье кочевника годовой цикл, получишь сильнейшие впечатления на всю жизнь. Мне удалось прожить такой период в семье лесного ненца Пяк Бориса на реке Катучей, близ впадения в неё речушки Ямбой. Каждый из прожитых там дней и сегодня, как явь, живёт в моей душе и памяти. Жаль только, что ушёл в мир иной большой человек тундры Пяк Борис.

«Что такое зима для кочевника?» – спросите вы. Отвечу.

Зима – это ослепительно белый снег. Это мороз. Это езда на оленьей нарте. Это свежее, алое, вкусное, только что забитое мясо, это строганина из рыбы и красивая, нарядная, расшитая узорами одежда из меха…

Пожалуй, и не перечислить всего того, что приносит человеку зима. Идут годы. Всё меньше и меньше становится кочевников – трудолюбивых, сильных, смекалистых. К сожалению, ни у политиков, ни у правительства нет планов поддержки таких людей. И уходят они из кочевых мест, а молодёжи там и вообще почти не осталось. Причина одна – не престижно, бесперспективно.

Время летит. Григорию восьмой десяток, мне седьмой. Приехал он в моё Берёзово, супругу взял, свою Тамарочку. Погостили, поездили на рыбалку, в свет показались, с местный бомондом встретились. Всё хорошо. Но разговорились на сокровенную тему: где на Руси жить хорошо? И вывод у нас получился один.

Разве можно жить в городе, в девятиэтажке? Жить в городе – значит быть изолированным от природы, среды, из которой вышел человек. По сути, в городе ты живёшь, как в тюрьме, по определённым правилам, находишься в постоянных ограничениях. Квартиры – это клетки, как например, в зверопромхозах, где норок выращивают (а ведь красивые зверьки вырастают). Вместо рек и озёр вокруг тебя – каменные улицы, в которых не живёт ни волк, ни лось. Гуся глухаря – и тех нет. Как можно там жить?

За окном твоим как минимум должна быть река, в которой ты в любое время можешь поймать рыбу. За окном твоим должен быть лес, в котором растут грибы, ягоды, водиться птица и зверь, в который ты должен войти и принести оттуда мясо, птицу ягоду. Как жить без этого? И жизнь ли это – в каменных мешках, в каменных улицах?

Нет, это не жизнь.