Шляпа Сандино

Трижды я был в воюющей Никарагуа, и каждый раз видел иногда близко, а то издалека президента Никарагуа команданте Даниэля Ортегу. Помню, он выступал на митинге сандинистов – страстный, речистый, с огненными глазами, с резкими сильными жестами. За его головой красовался огромный транспарант, и на этом транспаранте была нарисована шляпа – шляпа Сандино. Это был полумифический повстанец из крестьян, поднявший бунт против гринго, собравший повстанческое войско, и победивший, но геройски погибший. Фронт Сандино избрал своей эмблемой широкополую шляпу, которую носил тот первый сандинист. Этот фронт перекликался с кубинским фронтом Хосе Марти и фронтом Фарабундо Марти, воюющим в Сальвадоре. Это была пора несущихся по Латинской Америке революционных вихрей. И я счастлив тем, что глотал этот жаркий огненный воздух. Моё сердце ликовало и билось с той же частотой, как и сердце Кастро или команданте Че Гевара.

Даниэль Ортега благословил меня на мои никарагуанские походы и дал в провожатые огромного очаровательного, мягкого, любезного сандиниста, которого звали Сесар Кортес. Он был моим переводчиком, телохранителем, моим другом и братом.

Моя поездка на север, на границу с Гондурасом. Вулкан Сан-Кристобаль близ Чинандеги. Поросший изумрудным лесом, с перламутровым облачком, не улетающим с вулкана. Порт Коринто, стоящие на берегу большие серебряные пузыри нефтехранилищ, которые подожгли с пронёсшейся лодки контрас. Гигантский пожар кидал на город жирные хлопья огня, и от них загорались близлежащие гостиницы, дома. Жители гасили пожар, передавая друг другу вёдра с водой. Плескали эту блестящую, отражающую огонь воду. В длинной цепочке людей, в которой был и я, стояли жених и невеста. Она – в белом подвенечном платье, уже закопчённом, хватала ведро, передавала своему жениху, а тот передавал дальше по цепи к пожару.

Залив Фонсека в Тихом океане, где проходила водная граница между Никарагуа и Гондурасом, – место постоянных перестрелок и схваток. Враждующие катера шли навстречу друг другу, открывая пулемётный огонь. Я стоял на горячей палубе катера, подаренного никарагуанцам Советским Союзом, на эту раскалённую палубу из воды вылетали и падали крылатые перламутровые рыбы и тут же высыхали на этом раскалённом противне.

Я добрался до самой северной точки Никарагуа, до городка Сан-Педро-дель-Норте. Граница проходила по глубокому оврагу, по ручью, где росли синие сочные цветы. Этот городок постоянно подвергался обстрелам, атакам контрас. На дверях многих домов висели траурные веночки – знак того, что в этом доме покойник.

Там мы побратались с немолодым милисиано – долгоносым и тощим, который представился мне, гордо возвестив, что он – ларга эспада, что значит «большая шпага». В это время в Сан-Педро проходила секретная операция по переброске оружия через Гондурас в Сальвадор. В Сальвадоре шла война, и восставшие революционеры закрепились в лесах на склоне вулкана. Никарагуа посылала им на этот вулкан боеприпасы, продовольствие и медикаменты. Ночью в Сан-Педро пришёл отряд сандинистов с огромными тюками за спиной. Между никарагуанскими и гондурасскими пограничниками завязалась перестрелка миномётная, артиллерийская и пулемётная. Пользуясь этой неразберихой, цепочка никарагуанских солдат с тюками ушла в темноту, пересекла границу, чтобы там двигаться через болота, уклоняясь от встреч с гондурасскими военными. Они проникали в Сальвадор, добираясь до воюющего вулкана.

Никарагуа омывается двумя океанами – Тихим и Атлантическим. С Тихоокеанского побережья я отправился на коста атлантика – Атлантическое побережье на старом, разболтанном, дребезжащем «Дугласе», готовом вот-вот развалиться. Он перевозил зарядные ящики и группу сандинистских солдат, которыми пополнялись поредевшие ряды армии.

Восток Никарагуа населён индейцами мискито, которые не принимали сандинистский режим и восстали против него. Индейцы, прекрасные охотники и рыболовы, двигались на своих каноэ по протокам сельвы, нападали на никарагуанские боевые посты.

Столицей восточного побережья был Пуэрто-Кабесас. Мне показали на берегу океана место, откуда в своё время на Кубу двинулся десант контрреволюционеров, и там на Кубе в Заливе Свиней состоялась жестокая схватка, десант был разбит. В этом заливе, где были ещё остатки понтонов, на меня дохнуло то героическое жаркое время.

Сопровождаемый сандинистами, я добрался до северной границы, до реки Рио-Коко. По ту её сторону был Гондурас, и оттуда то и дело раздавалась стрельба. Здесь, у реки, находился маленький городок Васпан, где ещё недавно жили индейцы. Отсюда они были выселены и помещены в лагеря для беженцев. Помню разорённую церковь, из которой были вынесены на зелёную траву пластмассовые фигуры святых: Христа, Девы Марии, Николая Угодника. Все эти фигуры были отлиты только наполовину, по пояс, и стояли на траве, похожие на большие целлулоидные игрушки.

Я разместился на ночлег в здании ратуши, где находилась казарма сандинистов, стояли железные кровати. Окна были разбиты, и с реки, с болот летели ужасные комары, больно жалили меня и спящих солдат. Солдаты вскакивали со своих кроватей, разжигали жаровню, наполняли помещение ратуши едким дымом. Комары улетали, но все мы начинали страшно кашлять. Я помню этот многоголосый кашель, а также стук копыт и лошадиное ржание – это носился по городу табун, оставшийся без хозяев. Табун, тоскуя, с ржанием носился по городу с одной улицы на другую, не находя свои стойла.

Даниэль Ортега выиграл ту кровавую войну с контрас, однако проиграл на очередных выборах. Он уступил свой пост оппозиции, но через много лет на свободных выборах опять стал президентом Никарагуа.

Я вспоминаю то огненное революционное время и диву даюсь: неужели это я, молодой писатель, искусанный комарами, плыл на каноэ по Риа Вава, на носу каноэ стоял автомат «Галиль», и мой друг Сесар Кортес мощно и плавно вёл по реке каноэ. Неужели это я сидел в ночном саду на окраине Манагуа, прислушиваясь к тревожным шорохам, в углу стояла заряжённая винтовка М-16, а в саду светляки бесшумно парили, рисуя в бархатной тьме свои затейливые иероглифы и узоры?.. Я силился прочитать эти письмена и не мог.