От автора
Перед тем, как ознакомиться с этой вещью, советую вновь перелистать знаменитую повесть Н.Гоголя «Шинель», даже тем, кому кажется, что знает ее почти наизусть. А уж тем, кто не знаком с ней, предлагается прочитать обязательно.
Напомню, что речь там идет о маленьком, как по должности, так и по сути своей титулярном советнике Акакии Акакиевиче Башмачкине, все способности которого заключаются в красивом переписывании текстов. Над ним потешаются сослуживцы и перестают это делать лишь тогда, когда понимают, насколько он слаб и безволен.
Его мечта и необходимость по службе – пошить новую шинель. Ради этого он недоедает, живет в холоде, экономит на всем. И вот шинель на нем, настоящий праздник души. Однако вечером того же дня неизвестные бандиты в темном проулке у него эту драгоценность отбирают.
Он пробует жаловаться, но частный пристав только сконфузил его вопросами, а некое значимое лицо в его департаменте говорит с Башмачкиным так грубо, что он, придя домой, окончательно чахнет и вскоре умирает.
Однако с тех пор в Петербурге начались странные случаи: какой-то призрак, в котором якобы узнают умершего Башмачкина, нападает на разных чинов и сдирает с них шинели.
На этом заканчивается повесть Гоголя.
А мы продолжаем.
1.
Акакий Акакиевич уже мало понимал, что происходит вокруг: суетились какие-то люди, кричали, кто-то всхлипывал. С каждой секундой силы покидали его, приближая страшную неизвестность. «Ему бы священника, исповедаться», - раздались рядом отчетливые слова. Но и этого он сделать был уже не в состоянии.
Перед ним вдруг замелькал свет, настолько яркий, что прозрел бы и слепой. Но… тут же погас, будто набежала темная туча. Впрочем, даже она не смогла скрыть удивительное видение: Акакий увидел себя… летящим по воздуху. Он догонял ехавшего в коляске важного чиновника (он узнал его, узнал!), вцепился в его генеральский мундир и закричал, что это его шинель. Он хохотал, наблюдая, как значительное лицо визжит от страха. «Как же здорово!» - прошептал Акакий едва двигающимися губами.
В тот же миг видение исчезло, зато комната, где он лежал, приобрела отчетливые очертания. Это – его жилище, темное, с обшарпанными стенами, старой скрипучей кроватью.
Вокруг – нескончаемое безмолвие. Все ушли, не желая оставаться рядом с покойником. «Я еще жив!» - мысленно завопил Акакий. Но кто смог бы прочитать его мысли?
Несмотря на огненную температуру и окончательно добивающую организм слабость, Акакий решил бороться за жизнь. Он силился произнести слово, хотя бы простонать, только из горла неслись то ли хрип, то ли бульканье.
Внезапно жуткая тьма комнаты слегка рассеялась. Это свеча, которая вдруг загорелась сильнее. И тут Акакию почудилось, будто он не один. Слева от него… собачья морда, причем собака необычная: безносая, лупоглазая. Бедняга решил, что за ним явился посланец ада. Он задрожал! Видимо, первым ад забирает того, кто при жизни сознательно стремился быть последним.
Свеча тем временем продолжала разгораться. Акакий увидел, что в комнате действительно присутствует неведомый гость. Только никакая это не собака, а человек. Хотя внешность у него и впрямь необычная, как у той собаки…
- Вижу, вы очнулись, - слегка хрипловатым голосом произнес незнакомец.
- Я… того… а вы?
- Разрешите представиться: доктор Соломон Николаевич Бонявский.
- Как вы здесь?..
- Другие доктора отказались. А я решил побороться за ваше тело и душу. Похоже, не столь уж вы безнадежны. Выпейте вот это… Смелее. Обещаю, станет гораздо легче.
Акакий послушался. Действительно, несколько минут – и жар начал сходить, голова немного прояснялась. Вслед за этим возвращалось соображение.
- Кто вас?..
Посетитель предупредил вопрос:
- Я ведь и не помню, кто именно. Ваши соседи.
- Хозяйка моя, Авдотья Семеновна?
- Скорее всего, она. Я услышал, что здесь безнадежный случай. Нет, думаю, не пойдет.
Болезнь понемногу продолжала разжимать свои железные объятия. Акакий даже попробовал подняться. Однако посетитель его предупредил:
- Рано. Не волнуйтесь, скоро станете как огурчик.
- Я вам того… обязан… только вот денег у меня…
- Бросьте! Есть на свете вещи важнее денег. Деньги – мусор. Просто человечество возвело их в культ. Только подумайте: бумажки почитают как божество. Придумали бы что-нибудь более серьезное… хотя бы помидоры.
- Помидоры? – изумился Акакий.
- Их хотя бы можно съесть. А скоро, скажу я вам, не будет и этих бумажек. То есть вас убедят, что они есть, а расплачиваться станут воздухом… Ладно, вам сейчас не до философий.
Бонявский посмотрел в сторону окна и сказал:
- Вьюга стихает. К утру будет хорошая погода. Хотя какая здесь погода! Вам бы на юг, батенька, куда-нибудь в Италию.
- Что вы, ваше благородие. Я никогда нигде не был.
- Знаю…
«Откуда? – подумал Акакий. – Уж не приснился ли мне он? Вот проснусь, и он исчезнет… да нет, вроде живой! Но очень уж необычный и имя нездешнее…»
- Я не местный, - будто уловил его мысль доктор. – Мои предки родом из Польши, оттуда и фамилия.
- Так вы поляк?
- Во мне есть польские корни. Имя Соломон мне дали с надеждой, что я буду также умен, как знаменитый израильский царь. Не могу сказать насчет ума, но вот знаний у меня достаточно. Столько всякого в голове, что самому страшно. И про вас могу кое-что рассказать. Фамилия ваша Башмачкин, зовут Акакий Акакиевич, вы – титулярный советник, занимаетесь перепиской писем.
Теперь Акакий понял, кто пригласил сюда этого доктора: сослуживцы.
- Человек, Акакий Акакиевич, раскрытая книга. Я могу сообщить о вас многое. Вас никогда не продвигали по службе. Впрочем, сами виноваты…
- Виноват, - опустил голову Башмачкин.
- Нельзя заранее смиряться с ролью маленького человека и не брать на себя даже каплю инициативы. Вы, мой друг, жалкое посмешище. Над вами потешаются все кому не лень. Помните, как однажды на работе коллеги решили сыграть с вами очередную шутку, но потом остановились, когда услышали: «Зачем вы меня обижаете»? Это, Акакий Акакиевич, был высший момент вашего падения, вы показали, насколько человек может быть жалок. Поэтому и высшим пиком счастья для вас стала новая шинель. Эта груда тряпья!
Бонявский рассмеялся, да так, что Акакия вновь прошиб пот. Как никогда остро он почувствовал ничтожность собственного бытия. Имеют ли право такие ничтожные черви на жизнь вообще? И не оказывает ли доктор Бонявский ему медвежью услугу?
- Вот что, - заявил его собеседник. – Я вернул вам здоровье, теперь хочу вернуть и достоинство. Мое чудесное снадобье сделает из вас другого человека.
- Помилуйте! – прошептал Башмачкин. – Разве я смогу стать другим? Мелкий чиновник, мне уже скоро 50…
- Я продолжу характеристику: «…низенького роста, несколько рыжеват, несколько даже на вид подслеповат, с небольшой лысиной на лбу, с морщинками по обеим сторонам щек и цветом лица что называется геморроидальным». Таким вас видят другие, потому что таким видите себя вы. Но можно и поменять обличье. Стоит только захотеть. Вы хотите?
- Хотел бы, да не смогу, - честно признался Акакий.
- Я уже говорил, что пришел помочь. Выпейте…
Доктор что-то налил в стакан и протянул Башмачкину. У того задрожала рука, почему-то не хотелось пить! Однако Бонявский ободряюще кивнул, и он решился. Жидкость была горькой, обжигала горло.
- Это пройдет, - сказал Бонявский. – Теперь вы уснете, а через несколько часов проснетесь совсем другим. А дальше… За одни сутки с вами произойдет трансформация, о какой и не смеете мечтать. Но к окончанию следующей ночи мы встретимся вновь. И вы сделаете подарок мне.
- Какой подарок?!
- Какой уж попрошу. Не вздумайте скрываться, не получится. Да и лекарство мое будет действовать только сутки. Чтобы оно подействовало надолго, лучше скажем: навечно, мы должны обменяться подарками… А теперь спите. Утро близится.
Бвшмачкин думал что-то сказать, но уснул, быстро побежденный лекарством.
2.
У Башмачкина работал внутренний будильник, благодаря которому, он никогда не опаздывал на службу и не имел соответствующих взысканий. Он поднялся, подошел к разбитому зеркалу, отразившему его в новом качестве. Лицо уже не выглядело смертельно бледным, наоборот, чуть порозовевшие щеки играли свежестью, морщинки разгладились, даже лысина как будто стала меньше. Вечно согнутая спина перестала быть таковой, плечи расправились, придавая фигуре некоторую статность.
- Это я? – спросил себя Акакий. – Ну и лекарство у доктора.
В это время скрипнула дверь и на пороге появилась Авдотья Семеновна. Увидев стоящего перед зеркалом жильца, всплеснула руками, начала тихо оседать на пол.
- Что с вами, голубушка? – спросил Башмачкин.
- Так ведь вы же того… умереть должны были. Или даже умерли.
- Прекратите нести чушь, - с вызовом произнес Акакий. – Я жив и спешу в департамент. Кстати, это вы пригласили доктора Бонявского? Он заехал ко мне под утро.
- Нет. А разве к вам кто-то приезжал?
- Значит, не вы. Ну и не будем. Принесите чаю. И побольше сахара.
- Хорошо. Только в последнее время вы его практически не ели.
- А сейчас буду есть. И еще: нет ли у вас пирожков, сладких булочек или чего подобного?
- Я не стряпала. Не до этого было… Да и вы отказывались, на новую шинель копили.
- Плевать, похожу пока в старой, - усмехнулся Башмачкин, чем еще больше поразил квартирную хозяйку.
Выйдя на лестницу, он с отвращением посмотрел на грязные, залитые водой ступени. Как он мог столько времени оставаться здесь, слышать ругань соседей, вдыхать наполнявшую подъезд вонь? Надо будет поскорее съехать. Куда? Деньги нужны. Ничего, он что-нибудь придумает.
Бонявский оказался прав насчет хорошего дня: яркое солнце засияло над городом вечных ветров и простуды. Завывавшая еще вчера метель притихла, укрылась где-то в засаде, ожидая очередного выхода, но появиться во всей своей «красе» пока не решалась. Акакий миновал двор и пошел к месту службы кратчайшим путем через небольшие проулки.
Он продолжал ощущать происходившие в нем перемены. Раньше он старался незаметно прошмыгнуть мимо идущих навстречу людей, лавчонок, контор. Сегодня весело посвистывал, осматривая неторопливых господ, их нервных жен, шустрых приказчиков. «Но, - с сожалением подумал он, - в этой потрепанной шинели я им не слишком интересен. Я обойду всех начальников на свете и потребую найти воров!»
У старого ломбарда процентщицы Чижовой он заметил высокого усатого человека. И Башмачкин вспомнил его… Пусть была ночь, пусть тогда от страха все лица выглядели как одно… Но это он… Он!
Сейчас Акакий не думал ни о каком страхе. В секунду он оказался рядом с усатым и грозно спросил:
- Узнал меня?
Видимо мужик его признал, потому что сквозь зубы процедил:
- Пошел прочь, если не хочешь, чтобы я снес тебе башку!
- Возвращай мою шинель! – никаких угроз бандита словно не существовало для Акакия.
- Сам виноват! – ответил бандит и двинул вперед огромным кулачищем.
Акакий не представлял, откуда у него появилась такая ловкость? Увернувшись, он сам ударил обидчика. Тот взревел, глаза налились кровью, он бросился на своего врага, как бык на тореадора. Акакий снова увернулся, нанес второй удар. Ощутив настоящую боль, бандит остановился, пытаясь глотнуть воздуха, но получил еще один удар и еще.
Чем дальше Башмачкин бил недруга, тем все более зверел. Тот прислонился к стене, просил пощады, однако остановить Акакия было невозможно.
Потом что-то щелкнуло в мозгу: «Стоп!». Бандит, выплевывая зубы, шепелявил:
- Ты мне ребра поломал…
- Где моя шинель? – с холодной улыбкой спросил Акакий.
- Здесь она…
- В ломбарде?
- Да.
- Идем туда.
- Я не могу. Не встану.
- Если не пойдешь, точно никогда не встанешь, - пообещал Акакий.
Бандит с трудом поднялся и вошел вместе с Башмачкиным в ломбард. Здесь Акакий быстро отыскал свою родную шинель.
- Эй! – окликнул он горбатую хозяйку с черными колючими глазками. – Моя!
- А я почем знаю, - сердито повела та плечами. – Платите и станет ваша. Будете безобразничать, позову полицию.
- Зови, - в голосе Акакия зазвучал металл, от которого задрожали стены. Я уже подал заявление о пропаже этой шинели. Есть мастер, готовый подтвердить, что сшил ее для меня. И, наконец, вот тот, кто может рассказать, как вместе с дружком отобрали ее.
- Было, было… только не бей больше.
- Раз так, - хозяйка сама сняла шинель и протянула Башмачкину.
Теперь вещица его мечты была снова на нем.
Он предполагал пройти оставшуюся часть пути без приключений, однако этого не произошло. Рядом с ним остановилась карета, открылась дверь, властный голос произнес:
- Сударь, мне необходимо с вами переговорить.
Раньше Башмачкин стал бы униженно кланяться, просить у неведомого высокопревосходительства простить его, даже если ни в чем не был виноват. Сейчас он просто с достоинством поинтересовался:
- Слушаю?
Из кареты выглянул человек, лицо которого показалось Акакию знакомым. Ах, да, однажды он приезжал к ним в департамент, и перед ним плясало все начальство.
- Я князь Одоевский.
- Приятно видеть ваше сиятельство в добром здравии.
- Мой человек случайно увидел, как вы отделали того здоровяка. Он мне все подробно рассказал.
- Это был вор, ваше сиятельство.
- Не он меня интересует, а вы. Где вы научились так драться?
- Самоучка.
- Не хотите говорить – не надо. У меня к вам предложение. Судя по всему, вы где-то служите.
- В одном департаменте.
- Чем занимаетесь?
- Письмами.
- Не думаю, что эта работа интересна для вас?
Башмачкин подумал, что за дурак он был, когда с упоением выписывал прописные буквы. И честно, не боясь, что впоследствии об этом узнает начальство, признался:
- Нет.
- Поступайте на службу ко мне.
- ?!!
- У меня есть серьезные недоброжелатели, которые угрожают моей жизни. Иначе говоря, мне нужен телохранитель.
- Помилуйте, ваше сиятельство! Не стар ли я для такой работы?
- Сорок лет (а вам вряд ли больше сорока) – отличный возраст, даже для телохранителя.
Акакий не стал разубеждать его насчет своего возраста. Ну и лекарство у Бонявского!
- Получать станете четыреста рублей…
- В год? – Башмачкин с тоской вспомнил о своем подобном скромном жаловании в департаменте.
- В месяц!
- Мне это подходит. Я только зайду к себе, предупрежу…
- Не надо, - перебил князь. – Скажите, где ваш департамент, и я пошлю туда человека с соответствующим извещением. И вот еще что: шинель у вас неплохая, но костюм… Дайте на него посмотреть. Так не годится. Возьмите деньги, купите новый. Через два с половиной часа жду вас у себя вот по этому адресу.
3.
Дом у Одоевских был большой, двухэтажный с колоннами коринфского ордера. Едва Акакий переступил порог, как лакей тут же проводил его в кабинет князя, столь роскошный, что, казалось, золота и дорогих вещей здесь не меньше, чем в тронном зале императорского дворца. Князь встретил его любезно.
- Проходите.
- Здесь сто пятьдесят рублей… остались после покупки костюма.
- Оставьте себе.
Внимательный взгляд князя будто просвечивал Акакия. Тот ожидал любого вопроса, но не того, что в итоге услышал:
- Не против поменять имя?
- Поменять имя, ваше сиятельство? – изумился наш герой.
- Ваше нынешнее звучит… неблаговидно. Как и фамилия Башмачкин. Это говорит о не слишком благородном происхождении.
«А ведь он прав!»
- Дадим вам другое. Карл или Франсуа? Вы кого больше предпочитаете: немцев или французов?
- Пожалуй, последних.
- Тогда будете Франсуа. Французским владеете? Нет?! Придется выучить. Нормальный русский человек должен говорить и думать на языке просвещенных народов. Отчество сделаем Карлович… хотя фи… эти отчества остались только в России. В цивилизованной Европе их нет. А фамилия пусть значится Аполлонов. Как?
- Мне понравилось, - искренне ответил гость, довольный хотя бы тем, что его освободили от старого фамильного клейма. Уж если рвать с корнями «маленького человека» так до конца.
- А сейчас обождите за этой дверью. Ко мне придет один важный человек – банкир Гончаров. У него интересный проект. Может, слышали: создается перспективная компания «Русские землепроходцы»? Я уже стал ее акционером.
Случайно Башмачкин слышал. Но… в департаменте ходили слухи, что это – сплошная афера. Он так честно и сказал князю. Тот естественно потребовал объяснений. Но дело в том, что во многие вещи Акакий не был посвящен. Однако допросы князя становился все настойчивее. Башмачкин или уже Аполлонов сунул руку в карман, достал платок, чтобы вытереть со лба пот. Однако вместе с ним он нечаянно вытащил и какую-то бумагу.
- А это что? – тут же спросил князь.
Новоявленный Франсуа развел руками:
- Скорее всего, я случайно взял ее со стола начальника с другими документами, что полагались мне. Вернуть забыл. А потом эта бумага вместе с платком из старого костюма перекочевала в новый, который я приобрел.
- Дайте прочитаю, - приказал князь.
Он буквально вырвал документ из рук Аполлонова, углубился в чтение, после, нахмурившись, сказал:
- Это бумага подтверждает, что компания «Русские землепроходцы» - сплошная афера. Человек писал со знанием дела, привел множество фактов. Почему этому не дали ход?
«Неужели все случилось из-за меня?» - подумал новоявленный Франсуа.
Одоевский воспринял ситуацию по-своему. Он решил, что телохранитель специально принес сей документ, дабы князь понял, в какую ловушку он угодил. В его взгляде промелькнула благодарность:
- Спасибо.
«За что спасибо? – не понял Франсуа. – За то, что из-за моего ротозейства делу не дали ход?»
В это время в дверь кабинета постучали, с поклоном вошел лакей:
- Господин Гончаров Анатолий Спиридонович. Просит принять.
- Просит принять! C'est le coupable! (Вот это негодяй! – франц.). Я потребую с него назад свои деньги. – И Франсуа. – Давайте за дверь!
Комната, где оказался Франсуа, была небольшой и абсолютно звуконепроницаемой. Наш герой припал ухом к стене, пытаясь уловить хоть что-то из разговора своего хозяина. Конечно, это было опасно, но любопытство оказалось сильнее любых других чувств.
Нет, все потуги были напрасными. Ни один звук так и не коснулся его ушей. Оставалось опуститься в кресло и ждать развязки. И она через некоторое время наступила.
Дверь приоткрылась, бледный как смерть князь кивком приказал ему проследовать за ним.
- C'est le coupable! – повторил он. – По всем юридическим документам я не могу получить назад свои деньги. А ведь я вложил пятнадцать тысяч. Немалая сумма. И опять он убеждал меня сколь его предприятие серьезно. Как же быть?
- Подключите, ваше сиятельство, все свои связи, - подал голос Франсуа.
- Я не знаю, каковы связи в верхах у этого авантюриста, - ответил князь. – И потом, пока суд да дело, денег у него может уже не быть.
Одоевский встал, нервно прошелся по комнате, потом как-то по особенному посмотрел на телохранителя.
- Вам поручается серьезное задание. Вы должны навестить Гончарова и убедить его вернуть мои деньги.
- Убедить? – изумился Франсуа. – Раз ваше сиятельство не смогли этого сделать, чем же я?..
- Чем, чем, - нетерпеливо перебил князь – Кулаками.
- Вы хотите, чтобы?..
- Именно. Навестите его сегодня под вечер. Вот вам адресок. Живет он уединенно, иногда там появляется служанка, но ненадолго. Вечерами об обычно один.
«Ничего себе заданье!»
- Как конкретно вы видите наш диалог?
- Устройте скандал, спровоцируйте его на драку. Бейте его до тех пор, пока не отдаст наличные. Он скажет, что их у него нет. Но они у него есть!
- Он может заявить в полицию.
- Не заявит! – уверенно сказал князь. – С такими документами он у нас в руках. Его следует по этапу в Сибирь. Только своих денег мне тогда не видать. Идите и постарайтесь сегодня же выполнить эту задачу.
Покидая князя, Франсуа подумал, что служба то здесь не сахар, четыреста рубликов в месяц просто так не платят.
4.
Он вышел на улицу, несколько раз повторил про себя адрес банкира. Это не так далеко отсюда. Но лучше бы Гончаров уехал из столицы подальше, спрятался бы в какой-нибудь глуши.
«Интересно, у меня все задания будут такими?»
Он не сразу заметил, как его окликнули. Перед ним, открыв в широкой улыбке рот, стоял Бонявский.
- Вижу, мой друг, вы в полном здравии. И каким франтом стали!
- Все благодаря вам. Ваше лекарство – просто чудо. Как оно называется?
- Ведьмино зелье, - ответил Соломон Николаевич, обнажив свои острые, похожие на собачьи, клыки. И, расхохотавшись, добавил. – Это шутка. Забудем. Кажется, вы чем-то встревожены?
- У меня тут случилась одна… вещица.
- Из любой неприятности есть выход. Зайдем в ресторацию, отведаем балычка, вы мне все и расскажете.
Аполлонов понимал, что нельзя раскрывать секреты князя. Но к Бонявскому он испытывал необъяснимое доверие. Человек спас ему жизнь. Что если поможет и сейчас?
Он поведал доктору все без утайки. Тот спокойно выслушал и ответил:
- Достукался бедолага! Я имею в виду Гончарова. Сколько я ему говорил, чтобы не зарывался, а он плевал на все советы. Вот и получил.
- Так вы его знаете?!
- Еще бы! C'est le coupable! – повторил доктор слова князя. - Считаю, что он заслужил хорошей взбучки. И помогу вам. Знаете его адрес?
- Да. Мне посоветовали зайти к нему вечером.
- Точно. Приходите к восьми. К этому времени он обычно отпускает прислугу. Но не позже, вам просто не откроют дверь.
- Опасаюсь, что у меня не получится.
- Глупости! Не превращайтесь в прежнего Башмачкина. Идите и действуйте.
- Но как?
- По обстановке. Импровизация гораздо лучше четко распланированных действий. Знаете почему? Если в плане рушится хотя бы пункт, может обрушиться и весь план. Все великие импровизировали. Великий Дюма, например, начиная роман, не представлял его окончание.
- Я не…
- Мой друг, вы обязаны создать о себе мнение как о человеке, честно выполняющем свой долг. Это вам понадобится в дальнейшем… Не удивляйтесь, ваша карьера еще и не начиналась. Не желаете же вы быть вечно в услужении князя? Кто знает, может придет время и он станет служить вам.
- Это слишком…
- Слушайте старого доктора. С таким как вы можно покорить всю Россию
Новоявленный Франсуа понимал лесть Бонявского, однако она была дико приятна. Он согласился, что следует выполнить задание князя.
- Итак, ровно в восемь, - напомнил Соломон Николаевич. – Просто постучите в дверь. Он откроет, а уж дальше…
Доктор прервался, щелкнул крышкой золотых часов:
- Почти четыре. Мне пора! Здесь еще кое-кому требуются мои наставления.
Они вышли на улицу, солнце продолжало ярко светить, точно сейчас не зима, а разгар долгожданной весны. Аполлонов заметил:
- Вы были правы насчет погоды.
- Я редко ошибаюсь, - усмехнулся Бонявский.
У ближайшего переулка они расстались. Аполлонов думал пока побродить по родному городу, ведь он его по большому счету и не видел. Однако доктор, указав на здание напротив, безапелляционно заявил:
- Вам туда!
Это был один из самых известных игорных домов Санкт-Петербурга, где всем заправлял барон Н.
- Помилуйте, я в жизни не брал в руки карт.
- Сюда! – повторил Бонявский и быстро растворился в толпе. Наш герой недолго потоптался на месте, потом рискнул прислушаться и к этому совету своего спасителя. Тем более, что в кармане еще оставалось сто пятьдесят рублей.
Несмотря на дневное время, здесь уже толпился народ. Группы мужчин что-то с жаром обсуждали, за покрытыми зеленым сукном столиками раздавались возгласы, самыми популярными из которых были: «Проклятье!» и «Ваша карта убита!» На Франсуа никто не обращал внимания, пока, наконец, какой-то человек в пенсне и с завитыми волосами не приблизился к нему и не поинтересовался, слегка растягивая слова:
- Сударь, не соизволите представиться?
Естественно бывший Башмачкин назвался Аполлоновым, по поводу своей деятельности хитро заявил:
- Служу-с.
- Желаете сыграть?
- Рискну.
- Что предпочитаете? – елейным голоском пропел человек в пенсне. – Штосс? (модная карточная игра начала девятнадцатого века. – Прим. авт.).
- Пожалуй… - Франсуа вспомнил, как сослуживцы при нем несколько раз играли в штосс, а он полюбопытствовал у них насчет правил.
- Пожалуйте, пожалуйте… Сюда. Тут освобождается местечко.
За столом, к которому его подвели, сидели два игрока. Один из них вскочил, задыхаясь, прокричал:
- Так нельзя!.. Нельзя!
- Все честно, сударь, - возразил человек в пенсне. – Никакого подлога его высокопревосходительство не допустили-с.
- Да, да, понимаю! Сам виноват!
Неудачник, пошатываясь, направился в сторону выхода. И вдруг, остановившись напротив Аполлонова, схватил его за лацканы пиджака:
- Сударь, я проиграл наследство Машеньки… Моего единственного дитя, моего ангелочка… Я говорил о том, как люблю ее, а вот теперь оставил ни с чем… В пух и прах! Я уничтожен, разорен!
- Иван Терентьевич, так нельзя-с, подталкивал его человек в пенсне. – Никто не принуждал вас к игре-с.
- Заклинаю, сударь, - не унимался неудачник. – Не садитесь за этот стол… Как и за любой другой! Здесь вечное зло.
Проигравшего все-таки вывели из зала, а Франсуа устроился на освободившемся месте.
Он сразу узнал того, с кем должен схлестнуться в карточной битве. Это был то самое значительное лицо, что своей необузданной резкостью едва не свел Башмачкина в могилу. Генерал же его естественно не запомнил: мало ли на свете титулярных советников!
- Каков размер ставки? – извивался человек в пенсне.
- У меня только сто пятьдесят рублей, - ответил Аполлонов.
- Пусть будет сто пятьдесят, - благодушно зевнул значительное лицо.
- Кто банкомет?
- Уступаю это право моему противнику, - сказал Франсуа.
Значительное лицо опять зевнул. Каждый из игроков достал из своей колоды по карте. Апполонов сделал ставку на трефового валета. Далее он подрезал колоду банкомета (то есть разделил его колоду на две части. – Прим. авт.)), да так умело, что и сам этого не ожидал. Возникло ощущение, будто он провел за карточным столом не один год.
- Начали! – кивнул Франсуа, с необъяснимым злорадством наблюдая за бешеным огнем множества следящих за ними глаз.
Партия закончилась быстро. Уже при первой раздаче соник (то есть когда не первая, а вторая карта тождественна по достоинству карте понтера, в данном случае карте Аполлонова. – Прим. авт.) совпал с его валетом.
Значительное лицо с равнодушным видом отсчитал деньги, чем буквально разъярил Франсуа. «Ничего, господин небожитель, посчитаемся сполна».
- Не желаете продолжить? – едко полюбопытствовал он.
- Отчего же нет? С удовольствием. Только ставки удвоим.
Вторая партия тянулась долго и нервно. И опять повезло Аполлонову. Теперь уже реванш потребовал значительное лицо. И снова проиграл. Ставки продолжали расти, достигая сумм сначала крупных, потом сумасшедших. И только когда генерал лишился двенадцати тысяч, он раздраженно рявкнул:
- Довольно!
Потом вдруг неожиданно спросил:
- Мы раньше с вами не встречались?
- Не думаю! – покачал головой Аполлонов, хотя внутренне в нем ликовала каждая клетка.
И тут он вспомнил о задании князя. А стоит ли куда-то идти, рисковать? Деньги у него теперь есть, никакая служба ему не нужна.
В толпе наблюдателей вдруг промелькнуло знакомое лицо… Бонявский! «Мне показалось? Или он следил за мной?»
Не составляло труда догадаться, что к его счастливому выигрышу также причастен невероятный доктор. И тут же вспомнились его слова: «…вы обязаны создать о себе мнение как о человеке, честно выполняющем свой долг. Это вам понадобится в дальнейшем…»
Аполлонов более не сомневался, что ему следует делать дальше.
5.
Он вышел из игорного заведения, но не прошел и десятка шагов, как услышал мужской голос и всхлипывания молодой женщины. Любопытство заставило его подойти к скамейке, где сидели двое. Одного он сразу узнал: этот тот, кто проигрался в клубе. Его утешала девушка, золотистые волосы которой выбивались из-под шапки, обрамляя чудное личико. Кружевным платком она вытирала стекающие по разукрашенным морозом щечкам слезы.
- Машенька, - не унимался мужчина. – Меня, старого дурака, следует приковать цепями к позорному столбу и бить, бить, пока не поумнею. Двенадцать тысяч!.. Теперь у нас не осталось ничего, кроме старого дома.
- Папенька, прошу вас, не терзайте свое сердце. Вы больны, вам нельзя. Вы надеялись, хотели, как лучше…
- Да, я надеялся. Этот проклятый доктор хвастал своим огромным выигрышем. Я поверил, а потом… не мог остановиться. Но все это я делал ради тебя… Прости!
- Папенька, разве имеет право дитя судить и прощать своих родителей.
- Ты ангел! О, боже, какой же ты ангел!
- Я буду работать. Я умею шить, хорошо готовлю.
- Нет! Это я наймусь на самую трудную работу. И пока не возмещу те деньги…
Аполлонов приблизился к ним вплотную, вытащил пачку банкнот и протянул мужчине:
- Возьмите.
- Что это?!
- Ваши двенадцать тысяч.
- Но как?!..
- Берите же! Я их выиграл для вас.
- Сударь, я ваш должник! Машенька, этот человек спас нас. Подождите, это я вам тогда сказал, чтобы не играли?..
- А я не послушал. Как видите, не напрасно.
- Машенька, Машенька, - непрестанно повторял мужчина. – Поблагодари его!
Девушка подскочила к Аполлонову и поцеловала в лоб. Он быстро развернулся и ушел. Он почему-то испугался этого чистого, как родник, поцелуя.
Он опаздывал, но все равно надеялся успеть. Вот этот дом! Опять темный и мрачный подъезд, только не пахнет помоями. Очевидно, публика здесь приличнее, чем соседи Аполлонова.
Номер квартиры 13. Отвратительное число! Какой это этаж? Третий…
Он постучал и дверь открылась. На пороге стоял мужчина средних лет с длинными темными волосами и лисьим взглядом. Он жестом пригласил Аполлонова пройти. «Не боится, - подумал гость. – Спутал меня с кем-то еще?»
- Я вас ждал, - сказал хозяин.
«Точно, спутал».
В этот момент что-то тяжелое обрушилось на голову Франсуа. Он потерял сознание…
Он очнулся. Царила мертвая тишина и вообще мертвым казалось все, словно неведомые покойники устроили здесь свой безмолвный шабаш. Аполлонов поднялся, осмотрелся… В отблеске свеч виднелись очертания комнаты, за которой просматривался длинный коридор. Наш герой двинулся в его сторону по одной лишь причине: куда-то же идти надо. Однако сделал он всего несколько шагов…
Покойник был перед ним. Он узнал его, хотя лицо было изуродовано до безобразия. Не лицо, а кровавое месиво.
Шорох за спиной… Аполлонов резко обернулся и тут же услышал:
- Не пугайтесь. Это я, доктор Бонявский.
В руках у Бонявского была синяя коробка. Он приложил палец к губам. Аполлонов все понял и шепотом спросил:
- Хозяин квартиры?.. Тот самый Гончаров?
- Он.
- Кто его так?
- Вы.
- Я? Соломон Николаевич, вы бредите.
- Говорите тише. Вы и так наделали много шума. Как бы соседи не всполошились. Нет никакого желания встречаться с полицией.
- Я не понимаю… я вошел, он встретил меня так, точно ожидал заранее. А потом… удар по голове! Дальше ничего не помню.
- Здорово же вас шибануло… Все было иначе: сначала разговор между вами шел мирно. Затем Гончаров пообещал вернуть деньги князю, но сказал, что сделает это сам. Вы поняли его игру, стали наседать. Тогда он заявил, что денег в квартире у него нет. И вы с ним сцепились. Точнее, вы начали его бить. И вошли в такой раж, что уже не в силах были остановиться. Когда же опомнились, то увидели: он мертв. Стали искать деньги, перерыли тут все верх дном. Случайно зацепились за ножку стула, упали, ударившись головой вон о тот дубовый шкаф. Да так ударились, что потеряли на время сознание.
- Вы все это видели?
- Да, поскольку появился тут до вас, и хозяин просил меня обождать в соседней комнате.
- Так почему же вы меня не остановили?
- Не думал, что дойдет до такого… Потом понял: с Гончаровым покончено, а вас в чувство приводить не надо, сами придете. Я пока обыскал квартиру и вот!..
Ничего подобного из рассказа Соломона Николаевича Аполлонов не помнил, но раз тот говорит, наверное, так и было.
- Уходим, - сказал Бонявский.
- Как же так? Я человека убил?
- Желаете гнить на каторге?
- Так ведь все равно найдут.
- Когда вы со мной, то и искать не станут.
Они осторожно вышли из квартиры и, точно мыши покинули дом.
- Куда теперь? – обреченно спросил Франсуа.
- К князю. Свернем вон в тот переулок.
Хоровод снежинок к ночи усилился. Они образовали настоящее белоснежное царство, готовое спрятать у себя беглецов, пусть даже те злостные преступники. Аполлонов невольно прошептал: «Спрячьте!». Но снежинки вдруг едко рассмеялись: «И не надейся»…
- Не отставайте! – послышался резкий окрик Бонявского. – Еще немного, и мы можем спокойно поймать извозчика. Здесь уже другой район.
Апполонов поежился, вслед за доктором заскочил в мчавшуюся мимо повозку. Примерно в квартале от особняка князя Бонявский приказал кучеру остановиться.
- Значиться так, - сказал он Аполлонову. – Здесь пятнадцать тысяч. Отдадите князю и скажите, что Гончарова вы случайно убили, самооборона, а деньги нашли в спрятанном в дымоходе тайнике, в синей коробке. Ничего не придумывайте, просто опишите ее. Он вас спросит: было ли в ней что-то еще? Ответите – вроде бы нет. Но вы ее содержимым особо не интересовались. Только сделайте все точно так, как я прошу.
- А если разговор пойдет по-другому?
- Только так! Я слишком хорошо знаю человеческую породу. Да, выпейте! – Бонявский протянул пузырек.
- Что это?
- Лекарство… Еще глоток. Полегчало? Теперь ступайте.
Лекарство действительно имело чудодейственную силу, Аполлонов то ли бежал, то ли летел к дому князя.
Одоевский ожидал его, они тот час закрылись в кабинете.
- Ну? – спросил князь.
Аполлонов протянул деньги и рассказал все, что произошло (естественно со слов Соломона Николаевича).
- Деньги вы нашли в тайнике, в коробке, - сказал князь. – А что-то еще в ней было?
И снова Аполлонов повторил слово в слово фразу Бонявского.
- Неужели вам не было интересно? – не унимался Одоевский.
- Нет, - не моргнув глазом, выпалил Франсуа. – Иного мне не поручалось, значит… не мое это дело.
Он понял, до чего просто врать. Он даже ни разу не стушевался под взглядом своего хозяина.
- Ладно, - вздохнул князь. – Убивать его я вам не поручал. Но… что сделано – то сделано. На сегодня вы свободны. И вот вам небольшая премия, - он отсчитал сотню. – Завтра жду вас к девяти.
Оказавшись вновь на заснеженной улице Санкт-Петербурга, Аполлонов задумался: что его ждет за преступление, которое он не помнит, как совершил? Довериться Бонявскому? А если и тот не поможет? Или сам его и заложит?.. И есть еще посвященный в тайну убийства князь! Как он себя поведет?
Кстати, а куда идти сейчас? В свою лачугу, где когда-то ютился ставший ему ненавистным Башмачкин, он уже не вернется. Поехать в ресторацию, покутить? Снять одну из тех модных дамочек, проходя мимо которых скромный титулярный советник Акакий Акакиевич обычно охал, обмирал, а затем готов был бежать куда угодно, чтобы только не терпеть это истязание красотой? Или придумать еще чего-нибудь необычное?
- И в самом деле, - сказал невесть откуда возникший Бонявский. – Ночь – проказница, стервятница, волшебница! Время, полное страстей и неразрешимых загадок. Ночь, как никто другой, позволяет людям открывать свои истинные лица.
Вам ведь известна, мой друг, поговорка: утро вечера мудренее? А все почему? Днем человек созидает, он сосредоточен, старается не нарушать общественных правил поведения. Ночью он расслабляется, творит (кто реально, кто мысленно) все, что угодно его внутреннему «я». И он начинает задумываться: настолько ли идеальны эти общественные правила поведения? Не пойти ли против них? Вот и вы, раз есть возможность, испытайте все, чего так давно жаждала ваша душа. Если человек – властелин мира, станьте наконец этим властелином.
И тут же бледная луна, выглянув из-за тучи, хитро подмигнула Аполлонову: «Позабавимся?»
Франсуа даже стало не по себе. Он поспешил поменять тему, рассказал, что произошло в доме князя. Бонявский слушал и кивал: он все это предполагал заранее.
- Чем закончится дело? – обреченно произнес Аполлонов.
- Князь решил, что вы все-таки прочитали спрятанные в тайнике документы. Значит, посвящены во многие опасные коммерческие тайны. Ничего, ничего, теперь он у нас в руках!
- Да, но от меня он наверняка захочет избавиться.
- Он решил это сделать.
- И моя жизнь в опасности?
- Еще в какой! Уже наняты двое профессиональных убийц. Завтра недалеко от дома князя вас подкараулят и…
Бонявский заржал точно взбесившаяся лошадь. Только его визави было не до смеха.
- Так как поступить?! Против двоих профессиональных убийц мои нынешние сила и сноровка не помогут.
- Забыли о лекарстве, которое вы выпили, перед тем как идти к князю?
- И что?..
- Как что?! Разве вы не ощущаете во всем теле невиданную мощь? Разве ваши чувства не призывают вас не то, что бежать, как олень, а парить над городом? Разве мозг не говорит вам, что вы способны на это? Ночь – ваша стихия. Отправляйтесь к вашим убийцам! Видите вдали две удаляющиеся фигурки? Это они! Забавляйтесь с ними! Забавляйтесь, с кем пожелаете! Ощутите свою власть! Станьте прекрасным чудовищем, мой друг!
Завороженный его словами, Аполлонов двинулся вперед. Все, что сдерживало его когда-то, трещало и рушилось.
6.
Да, он не просто бежал! С каждым движением он все сильнее отделялся от земли. И вот уже птицей парил над землей, зорким орлом высматривая свои жертвы.
Жертвы пока таковыми себя не ощущали, наоборот, они предвкушали, как сами завтра совершат убийство. Чувствовали себя уверенно, им подобное было не в первой.
Один из убийц повернулся к другому с каким-то незначительным вопросом и вдруг в ужасе закричал:
- Степка, бес летит!
Второй тоже обернулся и замер…
В воздухе парило существо: может человек, а, может, и нет. Степану показалось, будто у него рога, его напарник Филька рогов не увидел, зато точно заприметил копыто вместо левой ноги и бесовский огонь в глазах. И тут существо издало яростный крик:
- А ведь шинель то моя!
Филька решил, что пришло возмездие за его прежнюю разбойную жизнь. Он хотел наложить на себя крест, но не успел… Невозможная боль в груди и полная темень в глазах. Он рухнул на обильно посыпанную снегом землю и лежал на ней, то ли парализованный, то ли уже мертвый.
Степан же резко отпрянул в сторону. Но навстречу неслась повозка. Возница попробовал остановить коней, но те вдруг дернулись, помчались быстрее, налетели на Степана, в секунду переломав ему кости.
Довольный своей выдумкой Аполлонов помчался дальше. Над кем бы еще утвердить свою власть?.. И тут он опять увидел значительное лицо, который вальяжно раскинулся на тройке. И сразу вспомнилось недавнее видение: как догонял этого господина, как вцепился в его генеральский мундир… Теперь можно перейти от бесплодной мечты к реальным поступкам!
Аполлонов подлетел к значительному лицу и нежно-нежно прошептал:
- А ведь шинель то моя!
Генерал повернул голову и… взвыл от страха:
- Кузьма, что это?.. Гони скорее!
- Никуда ты от меня не убежишь, - еще более ласково продолжал Аполлонов. – Но вещица твоя… на самом деле не твоя. Ты воевал?
- Нет, нет, ваше превосходительство!
- Или добился успеха как дипломат?
- Тоже нет, ваше высокопревосходительство, - горько простонал значительное лицо.
- Значит, ты пробивался за счет денег и интриг?
- Признаю…
- Обычный подхалим, возомнивший себя невесть кем.
- Ой, признаю.
- Что с тобой делать?
- Не убивайте, ваше величество (значительное лицо даже не сообразил, что к бесам подобным образом не обращаются), лучше в самом деле заберите мой мундир. От него вам будет больше прока, честное слово.
- Договорились! – Аполлонов оглушительно свистнул, сорвал со значительного лица шинель и помчался дальше. Через некоторое время он бросил эту никому не нужную вещицу в заледеневшую Неву.
Он мог подниматься до любых окон, подслушивать любые тайны, интриги, каверзы. Теперь все большие и маленькие чиновники, пронырливые авантюристы, любвеобильные дамы оказались в его руках.
И тут он услышал знакомый девичий голос:
- Папенька! У нас за окном… ангел!
- О чем ты говоришь, дитя?
- Он! Он! Тот самый человек, что спас нас. Я узнала его.
Потрясенный ее словами Аполлонов тот час помчался дальше, в пожирающую людские сердца ночную мглу. Мгла закружила его, крепко опутав по рукам и ногам. И он не в силах был сделать ни одного движения…
7.
Он силился встать, но словно тугие веревки въедались в тело, голова кружилась, как после тяжкого похмелья. Но это было не похмелье, а жар.
- Где я? – слабеющий голос мог быть слышен только ему самому.
Нет, кто-то рядом. Тот же пытливый, насмешливый взор.
- Дорогой Акакий Акакиевич, да вы никак позабыли наш уговор.
- Уговор?
- Мое лекарство годится на сутки.
- Да, да.
- И еще я вам сказал, при каких условиях оно будет действовать вечно. Проще говоря, я стану снабжать вас новыми порциями. Экий вы забывчивый, господин Башмачкин.
- Только не так!
- Не желаете прежней судьбы! И это после одного-единственного дня. Представляете, что с вами станет через месяц, год или два?!
- Но и я вам должен отдать…
- Обычная сделка. Не более того.
Жуткий кашель задушил Башмачкина, голова готова была лопнуть. Какая сделка, когда он умирает!
- Пока у вас еще есть время, - сказал Бонявский. – Но поторопитесь, великим творчеством воскрешения я не обладаю.
- Зачем вам я? - пробормотал умирающий. – Ничтожный маленький человечек.
- Мне нужен именно ничтожный и маленький. Неужели непонятно? Миром правят три вещи: зависть, блуд, алчность. Именно такие вот людишки, познав вкус любого из этих пороков, натворят на русской земле такое! Достаточно, взяв за руку каждого из них, привести на эдакие просторы и сказать: «Забирай! Тут все твое!» Заберут, скушают и не подавятся. Вон ты (доктор уже стал обращаться к Башмачкину на «ты») только день побыл не в холопьей шкуре, а уже такого натворил!
- Но я отдал… те двенадцать тысяч.
- Кичишься благородным поступком? Только ведь отдал не свои, кровно заработанные, а выигранные в логове разврата.
- Что вы хотите? - на последнем издыхании бормотал Акакий.
- Договор, подписанный кровью о том, что настанет черед, когда мы поменяемся местами, и уже не мне быть исполнителем твоих желаний, а тебе беспрекословно выполнять мою волю! Подписывай, иначе не пройдет и десяти минут, как уйдешь из этого мира навсегда. Не тешь себя мыслью, что там будет хорошо. Что если там не так уж и хорошо? Или вообще ничего, пустота, как утверждают материалисты. Смотри, в этом пузырьке спасительное лекарство. Выпьешь и выйдешь из этой задрипанной квартирки не Акакием Башмачкиным, даже не Франсуа Аполлоновым, а, например, графом Нессельроде. Нравится такое имя?
- Подписывай, - затрещала старая кровать.
- Подписывай! – скрипела портьера.
- Подписывай! – умолял затухающий огонь свечи.
Среди верноподданнического Бонявскому хора раздался лишь один протестующий голос:
- Нет, ангел, нет!
Непонятным образом в комнатушке возникла Машенька, от которой как будто разливался лучистый свет.
- Не верьте ему! Не платят вечностью за моменты мифического счастья.
И снова перед глазами Акакия все кружилось и плясало: свет и тени, тени и свет…
Аполлонов стоял на крыше невероятно высокого здания, рядом – ставший его вечным спутником Бонявский. Такое ощущение, что они поднялись на верхнюю точку Смоленского собора. Но ведь такого быть не может, подобным Бонявскому путь туда заказан…
Доктор весело говорил:
- Город – как на ладони, и очень скоро это будет твой город. Я обещал породнить тебя с графом Нессельроде, через месяц, другой это случится. В путь, в путь, мой верный друг и ученик…
А в бедной комнатенке старенького дома со счастливой улыбкой на устах умирал отвергнутый обществом страдалец за идеалы Акакий Башмачкин.
(В заставке к рассказу испозьзована картина Николая Седнина «Похороны героя» 1987 г.)
Полную версию произведения читайте на сайте "Литературный коллайдер"
