Продолжение беседы с руководителем Русского экономического общества Валентином Катасоновым о жизни и творчестве выдающегося мыслителя Константина Леонтьева.
«ЗАВТРА». Каково отношение Константина Николаевича к преобладающим тогда в России научным изысканиям?
Валентин КАТАСОНОВ. Чтобы было понятно отношение Леонтьева к так называемой «учёной публике», приведу обширную выдержку из его работы, которая называется «О всемирной любви. Речь Ф.М. Достоевского на Пушкинском празднике» (1880): «Итак, испытавши всё возможное, даже и горечь социалистического устройства, передовое человечество должно будет неизбежно впасть в глубочайшее разочарование; политическое же состояние обществ всегда отзывается и на высшей философии, и на общем, полусознательном, в воздухе бродящем миросозерцании; а философия высшая и философия инстинкта равно отзываются, рано или поздно, и на самой науке.
Наука поэтому должна будет неизбежно принять тогда более разочарованный, пессимистический, как я сказал, характер. И вот где её примирение с положительной религией, вот где её теоретический триумф: в сознании своего практического бессилия, в мужественном покаянии и смирении перед могуществом и правотою сердечной мистики и веры.
Вот о чём славянам не мешало бы позаботиться! Это не противоречит прогрессу; напротив, если понимать прогресс мысли не в духе непременно приятно-эгалитарном и любезно-демократическом, а в значении усовершенствования самой только мысли, то такое строгое и бесстрашное отношение науки к жизни земной должно быть признано за огромный шаг вперед... "Ищите утешения в чём хотите; я Бога не навязываю вам – это не моё дело, – я только говорю вам: не ищите утешения в моих прежних радикально-благотворительных претензиях, столь глупо волновавших прошедший XIX век. Я могу помогать вам только паллиативно». Вот что бы должна говорить наука!»
Блестящая и очень остроумная характеристика той науки, которая у нас преобладала. Особенно, конечно, оценки Леонтьева относятся к общественной науке, социологии. Почему-то, говоря о причинах революций начала прошлого века, вовлечения Российской империи в бойню Первой мировой войны, мы крайне редко вспоминаем о той российской социальной «науке», которая внесла свой весомый вклад в эти трагические события. Впрочем, не без помощи системы образования, через которую идеи этой «науки» продвигались в народ.
«ЗАВТРА». И здесь Леонтьев в очередной раз подчёркивает, что современная ему наука имеет признаки некоей религии.
Валентин КАТАСОНОВ. Точнее это – религиозная секта, обладающая большим разрушительным потенциалом. Как ей не быть религией, если он основана на вере «в разум собирательного человечества, долженствующий рано или поздно создать рай на земле»! Наука пришла на смену христианству, многие его адепты уповали на изменение человека в лучшую сторону. Предполагалось, что таким образом произойдёт и улучшение самого общества. Рано или поздно наступит рай на земле. В истории Церкви это была ересь хилиазма.
«ЗАВТРА». Почему была? Эта ересь крайне распространена и сегодня.
Валентин КАТАСОНОВ. Безусловно. Однако царства Божия на земле еретики не дождались. И тогда люди свои надежды и взоры обратили в сторону науки. Номинальные члены Церкви отвернулись от христианства, потому что ожидали, что через него они обретут рай на земле. Эта страшная ересь закончилась безбожием, вернее сменой бога: вместо Христа люди стали поклоняться неведомому богу по имени «наука».
«ЗАВТРА». Известно, что один из догматов безбожной социологии: наука призвана начать с изменения условий жизни людей.
Валентин КАТАСОНОВ. В этом-то всё и дело. Тогда «сердца поневоле привыкнут к добру, когда зло невозможно будет делать». Наука должна заботиться об изменении одновременно и физических условий жизни человека, и его социальной среды. Первую задачу решают естественные науки, вторую – общественные (социальные). Наука (чистый разум) страдает «утилитарной и оптимистической тенденциозностью, которая сквозит у большинства современных учёных». Здесь, по мнению Леонтьева, заключается крайне негативная, разрушительная роль науки, которая сеет в обществе опасные иллюзии.
«ЗАВТРА». Российская интеллигенция выступает в данном случае как вирус социального разложения.
Валентин КАТАСОНОВ. Леонтьев, который раньше О. Шпенглера на несколько десятков лет заметил признаки «заката Европы», предупреждал, что такая же судьба может постичь Россию. Главная угроза для России ХIХ века, по мнению Константина Николаевича, исходила от «образованных слоёв» русского общества. Их в то время уже было принято величать «интеллигенцией». Само слово, появившееся в России в середине ХIХ века, уже содержало в себе гипнотический эффект. По умолчанию все соглашались, что этот слой общества (или «прослойка», как говорили марксисты) умнее всех остальных. Большинство должно смотреть в рот интеллигенции и ловить каждое ее слово. Согласно неписанным законам, интеллигенция в России получила статус «учителей», «законников», «книжников», имеющих право (и даже обязанных) учить «невежд», т. е. простой народ.
«ЗАВТРА». Формально Леонтьев сам принадлежал к этому слою «интеллигенции» и прекрасно знал изнутри, чем живёт и дышит «умственная часть» общества.
Валентин КАТАСОНОВ. Конечно. Поэтому об этом он пишет во многих своих статьях. Возьмём, например, его публикацию 1882 года «Православие и католицизм в Польше».
Во-первых, он вынужден признать: «Национальные свойства великорусского племени в последнее время стали если не окончательно дурны, то, по крайней мере, сомнительны». Леонтьев особо подчёркивает, что деградация великорусского племени проявляется прежде всего в его заражении духом либерализма. Примечательно, что эта либеральная деградация в среде великорусского народа происходит гораздо быстрее, чем среди национальных племён на окраинах Российской империи: «В каком именно племени, из всех племён, подвластных русской короне, нигилизм и потворствующее ему умеренное либеральничание распространены сильнее всего? В нашем великорусском племени... Из самого великорусского племени, бывшего так долго ядром объединения и опорой созидания, государству нашему исходит теперь расстройство...».
Во-вторых, Леонтьев констатирует особую роль интеллигенции в жизни народа любой страны: «Народ рано или поздно везде идёт за интеллигенцией». Из этого он заключает, что главным виновником деградации «великорусского племени» является российская интеллигенция, которая занимается умственным и духовным развращением народа. Прежде всего, это интеллигенция столичных городов – Петербурга в первую очередь и Москвы во вторую.
В-третьих, Леонтьев раскрывает основные свойства российской интеллигенции: «Интеллигенция русская стала слишком либеральная, т. е. пуста, отрицательна, беспринципна. Сверх того, она мало национальна именно там, где следует быть национальной. Творчества своего у нее нет: своей мысли, своего стиля, своего быта и окраски». По ходу скажу, что в других своих работах Леонтьев приводит ещё другие свойства русской интеллигенции. Например, в статье «А.И. Кошелев и община в московском журнале «Русская мысль» Леонтьев обращает внимание на «интеллигентный индивидуализм», который «в разнородной совокупности своей ещё несравненно сильнее», чем индивидуализм в других слоях общества. Одним из проявлений «интеллигентного индивидуализма» является то, что каждый представитель «умной» касты слишком высокого о себе мнения, он не может допустить, чтобы кто-то был более прав, чем он.
«ЗАВТРА». Как же это актуально для дня сегодняшнего. Причём на всех «уровнях» нашей жизни.
Валентин КАТАСОНОВ. Создаётся видимость большого количества мнений, интеллектуального «плюрализма». Однако из всего многообразия особенностей российской интеллигенции Леонтьев главной полагает всё-таки патологическую склонность к либерализму. За внешней пестротой интеллектуального «плюрализма» скрывается одна и та же однообразная либеральная серость. В той же статье «А.И. Кошелев и община…» Константин Николаевич подчёркивает: «Как бы ни разрозненна в своих интересах эта интеллигенция наша и как ни разнообразны в ней оттенки личных мнений – есть нечто преобладающее в ней до подавляющего большинства, это вера в либеральный общечеловеческий прогресс».
В-четвёртых, Леонтьев высказывает парадоксальную мысль: главную угрозу Российской империи несут не национальные окраины, где распространены ислам и буддизм, а именно «великорусское ядро».
«ЗАВТРА». Не потому ли, что «ядро» уже заражено либерализмом, а у национальных окраин иммунитет к либерализму оказался сильнее?
Валентин КАТАСОНОВ. Безусловно! Вот что пишет Леонтьев по этому поводу: «Либерализм вышел именно из христианских стран, как антитеза духовному, аскетическому, стеснительному христианству, а не из гор Кавказа или Мекки. К мусульманским народам либерализм прививается трудно». Более того, возникает опасная причинно-следственная связь: столичная интеллигенция Российской империи на «научной основе» развращает «великорусское ядро», а номинально «православный» народ может, в свою очередь, заразить вирусом либерализма и «прогресса» национальные окраины Российской империи: «Не православие предлагает нынче великорусское "ядро" своим пёстрым иноверным окраинам, как предлагало оно татарам при Иоаннах, – а европейский прогресс самого разлагающего свойства. Мы, русские, более всех иных русских подданных, европейцы в худом значении этого слова, то есть медленные разрушители всего исторического и у себя, и у других...».
В-пятых, Леонтьев отмечает тенденцию: российская интеллигенция будет и дальше умственно и духовно деградировать, всё более приближаясь к интеллигенции европейской: «Русская интеллигенция так создана, что она чем дальше, тем бесцветнее; чем дальше, тем сходнее с любой европейской интеллигенцией». Леонтьев в целом ряде своих работ отмечал, что Европа с конца XVIII века окончательно вошла в фазу «заката» и что главным «двигателем» этого процесса была европейская интеллигенция. Особенно развёрнуто эти мысли изложены в работе «Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения». Для Леонтьева европейская интеллигенция – наглядное пособие, эталон духовной пустоты и глупости.
«ЗАВТРА». Интеллигенция по Леонтьеву – как всеядный страус.
Валентин КАТАСОНОВ. Да. И причиной быстрой нивелировки российской и европейской интеллигенции Леонтьев называет то, что первая почти исключительно «питается» идеями поздней западной философии, науки, культуры. Леонтьев в упомянутой выше статье «Православие и католицизм в Польше» сравнивает российскую интеллигенцию с неразборчивым страусом «…она без разбора как огромный и простодушный страус глотает всё: камни, стёкла побитые, обломки медных замков (лишь бы эти стёкла и замки были западной фабрики). Страус не может понять, что стекло режет желудок и что медь, окислившись, отравит его. Русская интеллигенция не в силах различать стекла и меди от настоящей пищи. Она жрёт что попало и радуется. Строгое, осмысленное православие, простое сердцем и мудрое разумом, стало слабо у этого страуса. Окисленная медь европейского либерализма уже давно отравила его, его давно уже несёт космополитическим флуксом, а он всё ещё наивно глядит вокруг и только ищет, нет ли ещё где чего-нибудь такого же, только покрепче?».
«ЗАВТРА». Уничтожающая характеристика российской интеллигенции! Но ведь Леонтьеву требовалось немалое мужество для того, чтобы выдавать подобные «диагнозы»?
Валентин КАТАСОНОВ. Еще бы! Те же самые «образованные круги» Петербурга и Москвы пытались его осмеивать, называли ретроградом, «пещерным» консерватором, «мракобесом». Обвиняли в недостаточной «научности», «академичности», «отсталости». Константин Николаевич всегда находил очень остроумные, лаконичные, а, главное, глубокие ответы на выпады подобного рода. Например, на обвинение в «отсталости» он парирует словами: «Отчего отсталость? Не от проклятой ли Европы этой, стремящейся в бездну саморазрушения ещё с конца XVIII века?..». Опасаясь вступать в спор с Леонтьевым, представители «умственной» касты, отечественные «законники» и «книжники» чаще всего выбирали такой проверенный способ, как замалчивание.
«ЗАВТРА». Всё как сегодня! Те же приёмы, методы…
Валентин КАТАСОНОВ. С большой сердечной болью Леонтьев констатировал, что под влияние европейского либерализма попадали иногда лучшие умы России, которых никак нельзя причислить к серой и бесцветной массе «интеллигенции». Даже славянофилы: «Даже настоящее, глубокомысленное славянофильство переварилось в слабом мозгу огромного страуса в самый простой и грубый европейского стиля эмансипационный панславизм. Пышные перья Хомяковской своеобразной культуры разлетелись в прах туда и сюда при встрече с жизнью, и осталась, вместо нарядной птицы, какая-то очень большая, но куцая и серая индюшка, которая жалобно клохчет, что ей плохо, и не знает, что делать... Такова интеллигенция наша, взятая как всецелое, как социологическая единица».
Нашу российскую либеральную интеллигенцию начала ХХI века можно ещё с большим основанием сравнить с глупыми и всеядными страусами. Чем либеральные страусы питаются сегодня? За всех либеральных страусов говорить не хочу. Изредка вижу лишь птичек из питомника под названием «экономическая наука». В этом питомнике есть разные вольеры, тамошние птицы всеядны, но явно предпочитают импортный мусор. А вот в вольере с табличкой «ВШЭ» (Высшая школа экономики) птички могут жить исключительно за счет привозной помойки. Это – привилегированная порода, они принципиально местный мусор не глотают.
«ЗАВТРА». А есть сегодня разница между своим и привозным мусором?
Валентин КАТАСОНОВ. Сегодня – уже почти нет. Наши умельцы-либералы научились подделывать так, что своё не отличишь от привозного. Этот мусор называется «монетаризмом», «экономическим либерализмом», «эконометрикой», «макроэкономикой», «микроэкономикой», «институционализмом» и прочими несъедобными предметами, названия которых перевести на русский язык просто невозможно. Уже не приходится говорить, что все эти птицы страдают хроническим космополитическим флуксом. Поэтому если вы хотите, например, посетить вольер ВШЭ, то лучше взять с собой противогаз.
«ЗАВТРА». Можно ли сказать, что существуют социология Христа и социология смерти?
Валентин КАТАСОНОВ. Политическое, психологическое и моральное состояние общества очень сильно влияет на мировоззрение общества, философов. А философия, в свою очередь, рано или поздно влияет на науку. Именно таковы причинно-следственные связи. А отнюдь не наука и научные идеи определяют вектор социального развития людей. В этой связи Леонтьев особенно подвергал критике взгляды английского историка и социолога-позитивиста Генри Бокля, который утверждал, что в зрелом обществе вектор развития общества формируется в результате «борьбы идей». За социалистическим «экспериментом», который Леонтьев считал почти неизбежным (хотя всячески и старался его избежать), неизбежно последует разочарование, уныние, пессимизм. Этот пессимизм отразится на философии. Леонтьев надеялся, что в конечном счёте это приведёт к отрезвлению и людей. А заодно и социологии с её необоснованными претензиями на способность сделать всё человечество счастливым.
«Человечество есть явление живое и органическое… ему должен настать когда-нибудь конец». Зачем же нам мечтать о благе правнуков, когда мы своим разумом не можем успокоить даже своих сынов и дочерей. Великие умы и целые нации ошибаются. Что толку заботиться обо всём человечестве, не только будущем, но даже сегодняшнем. Мы можем заботиться только о ближайших делах и только о ближних людях, именно о ближних. Вот эти постулаты и должны лечь в основу реальной науки, а не той «сладенькой» науки, которую мы имеем сегодня. Наука не может предложить человечеству радикальные средства решения проблем этой земной жизни. Она может помогать человечеству лишь паллиативно. То есть смягчать остроту проблем и порождаемой этими проблемами боли. Правильно говорили Святые Отцы, что на земле нельзя построить рай, главное, чтобы не допустить здесь ада.
Знание и незнание в обществе и истории
«ЗАВТРА». Конечно, говоря о взглядах Леонтьева, можно отметить их некоторую парадоксальность и нестандартность…
Валентин КАТАСОНОВ. Это отчасти правда. Господствовавшая в ХIХ веке фетишизация науки подвергалась Леонтьевым всесторонней критике. Я уже приводил некоторые аспекты этой критики. Но вот ещё один аспект. Уже упомянутый выше английский социолог Бокль формулировал следующим образом главный догмат своей научной теории: «Умственные истины составляют причину развития цивилизации» (Леонтьев приводит эту формулу). Мало кто осмеливался ставить под сомнение данное положение. А Леонтьев осмелился. Как человек с развитым эстетическим чувством Константин Николаевич весь мир, включая общество, воспринимал как сочетание контрастов, противоположностей, полюсов. Умственные истины, или знание (полученное с помощью науки или иным способом), – лишь одна сторона медали. Другой стороной медали, по мнению Леонтьева, является незнание. Леонтьев рассуждает следующим образом: если допустить, что действительно Бокль прав и общество развивается под влиянием знания («умственных истин»), то тогда надо признать, что оно развивается и под влиянием незнания. Подобно тому, как движение электрического двигателя происходит с помощью электричества, у источника которого есть полюс «плюс» и полюс «минус». При этом знание и незнание может быть распределено в обществе между его слоями в разной пропорции – в зависимости от страны и эпохи. Разум отдельно взятого человека также может представлять собой комбинацию знания и незнания. Незнание, по Леонтьеву, может быть не менее полезно, чем знание.
«ЗАВТРА». Значит, и я в той или иной степени последователь Леонтьева. Я не раз писал о знаниях опасных…
Валентин КАТАСОНОВ. Не вы один! Итак, в работе «Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения» Леонтьев заключает: «Незнание даёт свои полезные для развития результаты, знание – свои; вот и всё». Далее он разъясняет, что знание помогает незнанию, а незнание – знанию: «…незнание предков и более современных нам простолюдинов способствует движению науки, развитию знания у людей учёных, знающих». Чуть ниже: «…незнание есть состояние разума; незнание значит малое накопление фактов для обобщения и выводов. Это есть отрицательное состояние разума, дающее однако положительные плоды, не только нравственные, – в этом никто не сомневается, – но и прямо умственные же… И в среде образованной именно какое-то частное незнание нередко наводит мыслящих людей на новые и блестящие мысли. Это факт всеми, кажется, признанный». Те примеры, которые Леонтьев приводит, раскрывая диалектику «знания – незнания», показывают, что скорее у Леонтьева речь идёт не об абсолютном незнании, а о знании, не относящемся к категории «научного». Леонтьев его никак не называет. Но по смыслу это «естественное», «природное», «народное» знание, основывающееся на так называемом «здравом смысле». Рассуждения Леонтьева о знании и незнании не означают, что он – ретроград и враг знания. Он против абсолютизации так называемого «научного» знания.
«ЗАВТРА». Вопрос на злобу дня: о «всеобщей грамотности» и «демократизации знаний».
Валентин КАТАСОНОВ. Сегодня в России мы являемся свидетелями такой абсолютизации, фетишизации «научного» знания. Достаточно вспомнить разговоры наших либералов о том, что России нужна «экономика знаний» (невнятный термин, за которым не стоит ничего реального). Леонтьев полагает, что между так называемым «незнанием» и «знанием» должен поддерживаться определённый баланс, необходима «неравномерность знания в обществе».
Опять-таки, проецируя мысли Леонтьева в сегодняшний день, можно сказать, что нашему нынешнему обществу жизненно необходимо именно «незнание», которое зиждется на здравом смысле. А так называемое «знание» превратилось в откровенную отраву, приготовляемую в лабораториях либеральной науки. К. Леонтьев для своего времени выглядел как крайний реакционер и ретроград, поскольку выступал против «всеобщей грамотности» и «демократизации знаний». Но вот сегодня, в начале ХХI века в «демократической» России такие призывы уже не кажутся радикальными. «Всеобщая грамотность» в нынешних условиях – средство всеобщего нравственного развращения и умственной дебилизации нашей молодежи. Те же функции выполняют и «знания», распространяемые через либеральные СМИ. Через школы, университеты, телевидение и интернет либералы ведут борьбу за «грамотность». Но они сеют не разумное, вечное, доброе. Они борются за «грамотность» финансовую, сексуальную, потребительскую. Одновременно учат народ «толерантности», проще говоря, непротивлению злу.
«ЗАВТРА». Мы видим, к чему приводит толерантность. Например, по отношению к мигрантам в той же Европе! Фактически – к самоуничтожению!
Валентин КАТАСОНОВ. То есть либералы занимаются развращением народа, слегка закамуфлированным разными наукообразными фразами. Сеют семена смерти. Мы должны самым решительным образом выступить против такой «всеобщей грамотности» и «демократизации знаний».
«ЗАВТРА». Ещё одна проблема – примирение христианства и социологии.
Валентин КАТАСОНОВ. В эпоху Реформации, буржуазных революций, Просвещения наука взобралась (не без чьей-то помощи) на высокий пьедестал, заменив людям собою Бога. Леонтьев выражает надежду, что это умопомрачение человечества вечно продолжаться не может. Наука должна смириться, понять свое истинное место в обществе, тогда произойдёт примирение науки и религии.
Мы в России более двух десятилетий жили в плену либерализма. Кажется, эпоха либерализма в нашей стране с ее генетическим кодом православия завершается. Русский организм сегодня как никогда слаб, но всё же иммунная система общества не разрушена до конца. Организм отторгает заразу либерализма. Появляется надежда, что это отразится и на состоянии нашей науки, особенно общественной (философия, история, экономика, социология в узком смысле слова и т. п.). Что в России действительно появится созидательная социология.
«ЗАВТРА». К сожалению, все эти два десятилетия наука была на стороне либерализма.
Валентин КАТАСОНОВ. Следовательно, она была наукой в кавычках, т. е. не созидающей, а разрушающей. Но всё это лишь надежда. Потому что у врага рода человеческого кроме либерализма имеются и другие хитрости и искушения, с помощью которых он будет пытаться увести людей с узкого пути спасения. Единственной спасительной для человека социологией может быть христианская социология – такое видение и понимание общества и истории, которые базируются на Священном Писании, догматах Православной Церкви, творениях святых отцов, лучших работах христианских богословов, философов, учёных (без кавычек). Целостной христианской социологии (по крайней мере такой, которую можно было преподавать как дисциплину в высшей школе) до сих пор, к сожалению нет. И это, кстати, является одной из причин того, что либеральная социология заполнила в нашей стране всё и вся. Впрочем, отдельные элементы такой христианской социологии мы можем найти в работах русских религиозных философов. Леонтьев не принадлежал к когорте этих философов, он был носителем идей так называемой «натуралистической социологии». Тем не менее, у него много мыслей, которые помогли бы создать целостное христианское видение общества и истории. А мой личный опыт работы в удушающей атмосфере либеральной социологии приводит к выводу: уж лучше никакой социологии, чем социология либеральная. Либеральная социология порождает тех самых мертвецов, о которых писал поэт Александр Блок в 1912 году.
Беседовал Александр Владимиров
Продолжение следует
