На апрельских переговорах с госсекретарем США Энтони Блинкеном министр иностранных дел КНР Ван И поставил своего визави перед выбором: «Возглавят ли КНР и США международное сотрудничество с целью решения глобальных проблем, что стало бы выигрышем для обеих сторон, или же их отношения скатятся к конфронтации или даже конфликту, что приведёт к обоюдному проигрышу?». Это весьма примечательные слова: пока в Белом доме утверждают, что мир нуждается в американском лидерстве через противостояние «демократий» автократиям, в Чжуннаньхае наконец-то публично сформулировали стратегическую альтернативу: совместно с США возглавить международное сотрудничество с целью решения глобальных проблем.
Вопрос: чем эта нынешняя китайская альтернатива отличается от концепции «Кимерики» (Chimerica, China + America), предложенной Пекину Вашингтоном ещё на закате президентства Джорджа Буша-младшего (и при чём здесь, тоже вопрос, может быть финансовый кризис 2007-2008 годов с Мюнхенской речью Владимира Путина)? Тогдашний лидер КНР Ху Цзиньтао химеру «Кимерики», идею создания американо-китайского дуумвирата не принял, а сегодня она, получается, выдвинута уже официальным Пекином на весьма высоком уровне — нельзя же всерьёз считать приведенные выше слова личной импровизацией или случайной оговоркой такого многоопытного дипломата, как Ван И. Что изменилось? Почему китайцы фактически повторили американцам их предложение, которое сами же отвергли больше пятнадцати лет назад?
Как представляется, изменилось, и весьма кардинально, очень многое. Прежде всего, соотношение сил на оси Вашингтон—Пекин. По итогам 2007 года объём экономики США составлял 14,45 трлн долл., аналогичный показатель КНР был равен 3,46 трлн долл. по номиналу и 8,92 трлн долл. по паритету покупательной способности. Цифры 2023 года таковы: у Соединённых Штатов — 25,45 трлн долл., у «красного дракона» — 17,7 трлн долл. (ВВП ППС — 30,3 трлн долл.). Иными словами, тогда Китай даже чисто экономически уступал Штатам минимум в полтора раза, а по военно-политическому весу, информационно-технологическому и совокупному геостратегическому потенциалу — едва ли не на порядок. Сегодня же китайцы это отставание ликвидировали. Если отбросить традиционно «проамериканские» методики подсчётов и оценок, то Поднебесная давно и без вариантов является «экономикой номер один» современного мира.
А следовательно, нынешнее предложение Пекина означает не его фактическое согласие на роль младшего, вассального партнёра, ведомого Вашингтоном, как было бы во времена Ху Цзиньтао и Джорджа Буша-младшего, но взаимодействие если не с позиции силы (хотя «долгие» украинский и ближневосточный кризисы наглядно показали, что США и НАТО — во многом благодаря России — утратили подавляющее военно-технологическое преимущество над «глобальным Югом»), то в рамках диалога равных и баланса интересов, от чего американские политики явно отвыкли после «победы в холодной войне», уничтожения Советского Союза и трети века глобального лидерства в однополярном мире Pax Americana.
Иными словами, роли, которые сейчас играют на мировой арене Америка и Китай, совсем иные, чем это было в период до 2008 года, и далеко не факт, что Дядя Сэм вообще способен «попасть» в новый для себя образ. Во всяком случае, если нечто подобное и случится, то не при Байдене или Трампе, не говоря уже о Блинкене, Йеллен и других вашингтонских функционерах калибром помельче. Так что почти со стопроцентной вероятностью можно предположить, что предложение Ван И американскими контрагентами услышано и принято не будет, поскольку демократическая администрация Белого дома, судя по всему, продолжит попытки разговаривать с Китаем на языке угроз, ультиматумов и санкций.
Тем не менее, «пробный шар» в отмеченном выше направлении китайскими товарищами запущен. Для России в условиях длящейся СВО данная коллизия имеет немаловажный практический смысл: ведь Китай по-прежнему не заинтересован в открытой конфронтации с Америкой, и если допустить, что в обозримом будущем возникнет новый modus vivendi этих двух сверхдержав для совместного решения глобальных проблем, перспективы противостояния нашей страны «альянсу демократий» окажутся гораздо более сложными, чем представлялось и было ранее. Соответственно, под вопрос окажется поставлен и статус России как одного из «центров силы» грядущего многополярного мира. Несомненно, что весь этот комплекс вопросов в числе других будет обсуждаться во время майского визита президента РФ Владимира Путина в КНР — первой зарубежной поездки российского лидера после его переизбрания и инаугурации, что в нынешнем нарративе Кремля традиционно маркирует приоритеты его внешней политики.
Фото: Stefani Reynolds/Pool Photo via AP
