Александр НАГОРНЫЙ, политолог, заместитель главного редактора газеты "ЗАВТРА".
22 июня 2012 года на опушке леса, вблизи небольшого села Заречье Калужской области, прогремели прощальные залпы, отдававшие дань погибшим здесь советским солдатам и офицерам в боях 1942-43 гг. Именно здесь проходило захоронение 600 красных героев, отдавших жизнь за Советскую Родину и оставшихся лежать в своих окопах и траншеях непогребенными долгие годы, пока сюда не пришли добровольцы из разных городов России и бывших частей нашей большой Советской Родины. Они на свой страх и риск, без всякой поддержки нынешних властей, а во многом и вопреки им, собрались вместе, сумели провести раскопки и найти останки русских, украинцев, белорусов, выходцев из Средней Азии и Кавказа — всех тех, кто отдал свою жизнь ради нашей жизни и ради исторической Победы, являвшей пик торжества русской цивилизации и государственности за всю многовековую историю нашей Родины. Никогда ранее влияние Москвы и русского языка не простиралось от Берлина в Европе и до берегов Южно-Китайского моря в Азии, от границ Ирана и до суровых океанских просторов Северного ледовитого океана. Русская цивилизация в одеяниях красных коммунистических одежд давала новую альтернативу человечеству с идеями созидания, равенства и гармоничного развития всех национальностей. Никогда ранее русский голос не был слышен так громко и отчетливо на Ближнем Востоке и в Латинской Америке, в Юго-Восточной Азии и отдаленных уголках Европы. И в тот момент, когда мы подошли к могилам героев, не только слезы наворачивались на глазах: возникало острейшее понимание того гигантского, безмерного предательства, которое было совершено верхушкой московской элиты, которая ради своих узкокорыстных устремлений — жить, как живет верхушка в Америке и Западной Европе, лично владеть богатейшей собственностью, изгаляться в роскоши и "трындеть" о "демократии и либерализме" пошла на беспрецедентный сброс идеалов и идеологии своих отцов и дедов. Горбачев как крестьянин, которого подняла Советская Власть. Путин как выходец из рабочей семьи ветерана Великой войны, Медведев как внук революционера и партийного руководителя. Результаты предательства налицо: вымирание и выбивание русского этноса, равно как и других этносов, межнациональные конфликты и жуткая эксплуатация социальных низов, сжимание территории и геополитического влияния, выхолащивание морали и нравственности, разрушение науки, техники и культуры, всеобъемлющая коррупция и воровство, вывоз русского сырья и капиталов на Запад. И души красных погибших героев, павших в те далекие годы, взывают к отмщению и восстановлению справедливости… К борьбе с предателями-власовцами и фашиствующими либералами…Так победим.
Марина АЛЕКСИНСКАЯ. журналист.
Во время торжественной церемонии предания земле останков бойцов 110-й отдельной бригады раскрылся в своём величии, в своей печали, в мужестве своём русский мир. Какой решимости были преисполнены лица девятнадцатилетних солдат, что стояли с автоматом наперевес в почетном карауле. Какой небесной чистоты были глаза пятилетних девочек, что возлагали к гробам, похожим на ковчеги, букеты полевых ромашек… Рядом со мной два глубоких старика, ветерана Великой Отечественной войны, смотрели подслеповато куда-то за происходящее, сетовали: "Уж сколько лет прошло с боёв-то тех? Считались пропавшими без вести…"
Среди разнотравья лугов, могучих лесов торжественная церемония казалась мне наваждением. Пронзительным наваждением того, что называется Россией.
У братской могилы играл на ветру российский триколор, и трудно осознать было: почему триколор, а не красное знамя? И зачем с триколором этим связано тотальное уничтожение из жизни, из памяти, из души всего советского и ожесточенное вытравливание всего русского?.. Чем русский Иван-спаситель помешал тем, кого защищал: идеологам вхождения России в "цивилизованный мир"?
И я вспоминала своего друга. Он немец, пруссак. Чемпион мира по гонкам на болидах по океану. (Не знаю, воевал ли его отец? могу только предположить, что воевал и погиб.) Лет семь он занимался спортом с мальчишками из детдома. "Что пожелаете нам?" — спросили они при выпуске из школы. "Любите Россию", — сказал мой друг, поднялся и вышел из класса. Будучи 100% "немецкой машиной", он не мог позволить, чтобы ребята увидели на его глазах слёзы.
Музыка светлой печали Альбиони поднималась в небо над полем. Когда залпы почетного караула пробивали музыку, из неба проливались кристальные капли дождя…
Алексей БЕЛЯЕВ-ГИНТОВТ, художник.
Во второй половине восьмидесятых судьба свела меня с реконструкторами, копателями. Кто-то из них поднимал оружие, боеприпасы, награды; кто-то занимался униформой, кто-то реставрировал технику. То есть, моё первое впечатление о копателях было связано с земляной добычей, с прибылью.
Я, конечно, понимал, что останки красноармейцев должны быть захоронены по-христиански, но то, что застал на выезде в Калужскую область 22 июня, поразило, опрокинуло: единовременно были захоронены останки сотен бойцов и командиров. Парадоксальным образом мёртвые мобилизовали живых: они нас позвали, и мы приехали. И я приехал. И вот у свежевырытой могилы на опушке леса выстраиваются люди в форме: поисковики в камуфляже, спасатели, бойцы ОМОНа, милиционеры, армейские — цепью, священство — тоже в форме. Раньше в моей стране, в СССР, многие носили форму, а теперь почти никто, может, стыдятся?
Панихида, короткие речи, награждения... Полсотни красных гробов один за другим ложатся рядами в глубокий ров, после каждой укладки — залп. Где-то горелым порохом пахнет, где-то больше ладаном. Держаться. Ветер смешивает. Моросит. Малое подразделение Величайшей армии мира в точке последнего покоя. Из космоса видно. Армии — победительницы. Всё правильно — так и должно быть. Держаться. Вот лопаты замелькали, вот цветы понесли, в основном полевые, но и гвоздики; вот дети гильзы собирают, вот ветераны на нас смотрят.
И на меня тоже. Больше никаких слов нет.
Тотальная мобилизация.
Лаврентий ГУРДЖИЕВ, писатель.
Облака над Заречьем роняли редкие дождинки. Словно капали с небес скупые слёзы душ, чьи кости укладывали в братскую могилу. А может, это мироточили небеса, откуда, как с иконы, смотрели на нас мученики, павшие за Родину, за Сталина. Правда, икона — это всегда благоговейно, красиво. А солдаты, дравшиеся на калужской земле, возносились тогда в небо с ликами, искажёнными яростью и болью. Как ещё может выглядеть человек, плоть которого изорвана обжигающим осколком, рассечена горячей пулей, смята ударной волной, раздавлена гусеницей бронемашины…
Ветер разносил лёгкий дымок кадильниц и патронных зарядов. Играла военная музыка. Неровно, но строго стояла шеренга поисковиков в камуфляжной форме, во главе с крепкого телосложения майором. Переминались посерьёзневшие школьники с цветами в руках. Женщины прикладывали платки к уголкам глаз. Мужчины бросили курить и несли, несли, несли гробы, обёрнутые алой тканью. Тележурналисты снимали погребение найденных на месте боёв останков — итог благородной и благодарной работы поисковиков разных городов и областей России.
Если заплатить за благородный поступок, он как бы отнимается у того, кто его совершил. Однако, смотря, чем платить. Если самой искренней благодарностью, которая звонче любых монет, то благородство усиливается, манит к себе, вызывая желание перенять, сравняться. Члены поисковых отрядов: незнакомые мне мужчины и женщины, парни и девушки,— как же я благодарен вам за ваше благородство! За то, что вашими усилиями перевёрнута ещё одна страница скорбной памяти минувшей войны, и ещё одна группа павших воинов нашла упокоение.
…Над поляной реял триколор. Ныло в груди. Никуда не деться — на официальной церемонии должен быть официальный флаг. Только вот незадача: в такой же июньский день 1945-го на Параде Победы сей власовский триколор был брошен к подножию Мавзолея в кучу других фашистских штандартов. Я молча сказал нашим дедам и отцам, на чей прах только что вместе с остальными участниками траурной церемонии высыпал горсть земли: "Мои родные, вы столько вытерпели, потерпите ещё. Смертен человек. Однако и вечен, покуда не умерли его идеалы. А наши общие идеалы стучат в сердце животворящим набатом. Не мы, так потомки, ещё бросят к подножию ваших обелисков разнотипные знамёна однотипных врагов!"
И высохли на мгновение небесные слёзы, и луч солнца ненадолго, но ярко блеснул в вышине, и сладкое предвкушение великой и святой мести объяло ноющую грудь.
Андрей ФЕФЕЛОВ, заместитель главного редактора газеты "ЗАВТРА".
Позволю себе поделиться тремя мыслями, тремя идеями, возникшими в миг, когда гробы с останками наших воинов навеки легли в русскую землю.
Первое. Это, скорее, внутреннее ощущение, очень явственная, но до конца невыразимая словами эмоция. Когда кости были преданы земле, я физически почувствовал дыхание великого покоя, нечто вроде горькой радости, светлого умиротворения. До сего дня я не думал, что так важен обряд погребения. Казалось бы: разбросанные в лесах кости ведь тоже лежат в земле, но, оказывается, в этом их случайном положении кроются великая мука, незавершенность и боль. Поэт Велимир Хлебников писал, что такие кости кричат… Наверное, он был прав, я остро почувствовал сердечное облегчение, когда братскую могилу стали закидывать землей.
Второе. Так вышло, что многие погибшие бойцы приняли свою участь, будучи совсем юными. Это были почти мальчишки, и собственных детей у большинства из них не было. Таким образом, их ближайшими родственниками среди живущих ныне людей являются племянники, племянницы, внучатые племянники и так далее. Отыскать таких родственников довольно сложно, даже если известны имя, фамилия и точный адрес погибшего воина. Ведь с 40-х годов столько времени прошло! Множество людей покинуло свои деревни и городки. Многие женщины сменили фамилии. Иные из племянников и племянниц сами уже умерли по возрасту и из-за болезней. Но даже тех, кого удалось чудом отыскать и уведомить об обряде погребения их погибших на войне дядьев, вряд ли стоит ждать на подобном мероприятии. Ведь такие люди разбросаны по великой нашей стране, а билеты на транспорт очень и очень дорогие. А есть еще разные жизненные обстоятельства, заботы, хвори, грядки, внуки… Тысячи факторов мешают приехать в этот отдаленный район Калужской области. Так вот, я подумал, что я, и все приехавшие сюда мои коллеги по газете, — все мы каким-то образом замещаем родственников этих солдат. Да мы и есть их родственники! Мы дети, внуки и племянники, приехавшие поклониться своим дорогим, родным и близким. Ибо мы — один народ, какие бы временные и географические преграды не разделяли нас. И я подумал, что это скорбное действо сблизило меня с сотнями где-то живущих, незнакомых и незнающих обо мне ничего, далеких соотечественников.
И, наконец, третье. Дыхание войны. Оно приблизилось снова. И напомнило об ответственности. Да, велика ответственность нынешнего поколения перед теми, кто дрался за Родину в страшные сороковые годы… Из идеи ответственности перед предками органически вытекает идея мобилизации. Я говорю о личной мобилизации, о личной готовности принять любые вызовы… Историческая и божественная справедливость требует от нас удвоить и утроить свой патриотизм, требует от нас усиления наших позиций на всех направлениях. Для этого нужна мобилизация, нужна дисциплина, нужен дух бодрости… Нужна готовность к труду и обороне! То есть, все те качества, которые веками ковали наш национальный характер, создавали и расширяли русский мир.
Василий ПЕТРОВ, директор "Историко-культурного поискового центра "Обелиск".
Меня всегда очень интересовала история. А ведь история — это события, которые не сами по себе происходят. Именно люди своими действиями эти события окрашивают героизмом или подлостью, добиваются побед или терпят поражения.
Вот Великая Отечественная война. Таких мировая история не знала. И наша победа! Кто люди, её добывшие? Есть всем известные военачальники, есть герои, которых знаем с детства. Но победа добыта миллионами, а знаем мы сотни имён. Остальные — безвестные герои. А когда я впервые услышал, что среди наших солдат, павших во время Великой Отечественной, есть много незахороненных, так и лежащих на местах боёв, меня это взволновало, даже не верилось. Очень несправедливым казалось такое положение. Да оно и несправедливо! В Московском государственном историко-архивном институте, где я учился, под эгидой комсомола создавался отряд, и я вступил в него. И вот уже много лет занимаюсь поисковой работой.
Люди в поисковых отрядах — самых разных возрастов, рода занятий, и интересы у них разнообразные, но все заняты одним делом, и это сплачивает. Но бывает, что человек пришёл в отряд, но потом уходит, понимает, что это не его. Есть свои неписаные правила в ходе работы, досуга, но это правила обыкновенного человеческого общежития. Бывают, и семьи создаются. Быт походный аскетичен: живём в палатках, на досуге разговоры тоже самые разные.
Поисковая деятельность — дело добровольное. Мы работаем не только в поле: прежде чем приступить к полевым работам, изучаем архивы Министерства обороны, мемуарную литературу, архивные источники, очевидцев опрашиваем. Проводим поисковую разведку, которая подтверждает или опровергает полученную информацию. Затем выезжаем на место поисков.
Что касается Ульяновского района конкретно, здесь мало людей, которые помнят войну, потому что немцы их выселяли из прифронтовой полосы.
Раньше, когда находили останки и удавалось выяснить имя погибшего, мы писали письма по месту призыва в военкомат, местным властям, чтобы разыскать родных. Но в последние годы от этих методов работы отказались, потому что нам просто перестали отвечать. Мы нашли простой человеческий способ: родственников погибших ищут местные поисковики (а отряды есть по всей стране, мы работаем координированно).
Очень печально, что чиновники, которые курируют работу поисковых отрядов, заявляют, что полевые поисковые работы финансировать не надо, что надо помогать людям искать пропавших родственников в Интернете. Мы тоже активно пользуемся электронными базами, в частности, данными "Мемориала", но сводить поиск без вести пропавших только к виртуальности, через Интернет? В моей голове это не укладывается. Кости-то в земле лежат, а не в Интернете!
Хотелось бы, чтобы государство финансировало поиски. Война — государственное мероприятие, солдаты погибли за страну, за ныне живущее поколение. Но чиновники считают, что солдатам достаточно виртуальной памяти.
Местные чиновники, когда выезжаем на работы к ним в район, иногда недовольны: мы им прибавляем лишнюю, по их мнению, работу, хотя по закону они обязаны проводить поиски и перезахоронения. А местное население относится хорошо, помогает. Конфликтов не возникает. Люди же понимают, что мы делаем не просто полезное дело, а, пусть и пафосно прозвучит, дело святое. И каждый из поисковиков это осознаёт. У нас ведь нет контроля за каждым нашим шагом, но самоконтроль такой, что никакой начальник не добился бы подобной дисциплины и добросовестности в работе. Разные-то мы разные, но отношение к останкам, к памяти героев у нас всех — святое.
Евгений Левшин, адвокат.
Я присоединяюсь ко всем, уже сказанным словам благодарности тем людям, которые обеспечили наше участие в захоронении павших солдат. Отдельный поклон поисковикам, которые фактически продолжают воевать на Великой Отечественной войне. Это, без всяких кавычек, — похоронные команды той самой войны, которые делают тяжелое, но необходимое и благородное дело. Такие мероприятия очищают душу. Да простится мне мой разнузданный материализм, но хотелось бы и здесь подкрепить самые светлые чувства конкретными фактами, хотя бы для того, чтобы к этим светлым чувствам не приклеилось что-то лишнее. В течение всего того дня 22 июня 2012 года приходилось мне неоднократно слышать от людей, в той или иной степени причастных к событию, что в окрестностях села Заречье Калужской области удалось обнаружить останки бойцов 110-й стрелковой бригады, которая там погибла в августе 1942 года и числилась пропавшей без вести. Как человеку, не чуждому военному делу и время от времени самостоятельно "копающему" военную историю, мне эти слова резанули слух. Стрелковая бригада — это, примерно, как стрелковый полк. То есть, три стрелковых батальона, противотанковая артиллерия, минометный дивизион, рота связи, еще, возможно, разведрота и проч. Это солидная военная структура. Конечно, на войне, где гибли целые армии, могла полечь и вся бригада до последнего солдата. Но пропасть без вести? В 42-м году? Тогда же отметил для себя, что надо будет поискать материал. Исследования на тему 110-й стрелковой бригады пока не получилось, но по некоторым фактам, лежащим на поверхности, можно пробежаться.
Существует свод документов, созданных на основе данных финансового управления РККА. Это управление занималось начислением денежного довольствия офицерам действующих частей и, естественно, не занималось начислением денежного довольствия офицерам погибших частей. Тем более что социализм — это, если кто помнит, учет и контроль. Свод этих документов полностью называется "Перечни соединений, частей и учреждений Советской Армии со сроками вхождения их в действующую армию". Так вот, согласно данным перечням, денежное довольствие офицерам 110-й стрелковой бригады начислялось с момента сформирования таковой, то есть, с 20 мая 1942 года, а прекращено было 24 апреля 1943 года в связи с "обращением 110-й стрелковой бригады на формирование 97-й стрелковой дивизии". Конечно, не надо понимать, что с этого момента офицеры перестали получать зарплату, просто офицерам отдельных стрелковых бригад деньги начислял один отдел финуправления РККА, а офицерам дивизий — другой. А понимать это надо так, что данный факт как-то не сильно соответствует зарождающемуся на наших глазах мифу о пропаже без вести целой стрелковой бригады. Имеется в открытом пользовании также приказ Ставки о выводе в резерв Западного фронта для восстановления и доукомплектования 110-й стрелковой бригады — в район Козельска к 12 августа 1942 года. В августе 1942 года фашисты прорвались к Сталинграду и тогда, на многих фронтах, проводились локальные операции с целью дезориентировать противника и не дать ему возможность перебрасывать под Сталинград подкрепления с других участков фронта. Представляется, что 110-я стрелковая бригада участвовала в такой операции, и ей сильно досталось. Слова приказа "вывести в резерв для восстановления и доукомплектования" достаточно зловещи. Но вот чего в них нет, так это и намека на то, что Родина потеряла и забыла свою 110-ю стрелковую бригаду. Другое дело, что при отступлении многие погибшие солдаты остаются лежать на территории, занятой противником, и таким образом, действительно становятся без вести пропавшими.
Нашей Родине мифы не нужны. Нашей Родине нужны факты.
Владимир БОНДАРЕНКО, литературный критик, заместитель главного редактора газеты "ЗАВТРА".
Еду 22 июня с группой сотрудников и авторов нашей газеты в глубинку калужской земли, недалеко от славного города Козельска, на очередное захоронение останков воинов Красной Армии, погибших в боях 1941-42 годов в этих местах и лишь сейчас обнаруженных поисковиками. Я сам служил в Козельске в стройбате, здесь же, на калужской земле, строили новые ракетные точки "земля—воздух", укрепляли третью линию обороны Москвы. Помню, тогда копали котлованы для ракетных точек и всегда натыкались на останки погибших воинов. Вся калужская земля щедро усеяна русскими воинами всех времен. Кто бы и в какие времена ни шел войной на Москву, обязательно шли через калужские и смоленские земли. Татарское нашествие, смута и поляки, поход Наполеона, немцы в 1941 году. Если убирать здесь слой за слоем земли, в каждом слое своя кровь, свои погребенные кости. А ведь вся история России — это история непрерывных войн. Никак не хотели примириться наши соседи с существованием могучей России. За столетия войн и сама земля уже превратилась в бурую, насквозь пропитанную русской кровью и кровью наших недругов. И в калужской земле, по словам самих же руководителей края, лежат незахороненными еще десятки и десятки тысяч советских воинов. Пока не похоронен последний воин, не закончилась и война. Так сколько же десятилетий она будет еще продолжаться? Может, стоит в Кремле задуматься и потратить часть нефтяных и газовых денег, добытых всё из той же русской земли, на всеобщее обустройство захоронений всех советских воинов? Хотя бы к 9 мая 2015 года?! Сама калужская земля зажила какой-то жизнью русского воина, воина-спасителя, защитника России, в каждой пяди земли находится какая-то доля праха погибших воинов. Кровь самой земли русской определяет и ныне стойкость и бессмертие нашего народа. Земля реально становится защитником нашей державы.
Я-то уж точно знаю, сколько и сейчас в этой калужской земле таится самых современных тяжелых ракет, и если найдется новый супостат, безумец, решивший вновь завоевать Россию, распахнутся земляные ворота, отодвинутся сосны и ели — и тысячи ракет вырвутся из недр калужской земли и обрушатся на захватчиков. Сами братские могилы как бы сторожат русскую землю. И погибшие воины 1941 года, 1812 года, 1238 года, упокоившиеся в калужской земле, уже давно образовали мистическое боевое товарищество, братство русских воинов, заряжая своей мистической энергией находящихся на службе под той же калужской землей, несущих боевое дежурство сегодня глубоко под землей, на точках у тяжелых ракет, солдат и офицеров третьего тысячелетия. И живые, и мертвые русские воины все заодно на защите Матери-Родины.
Вот и в том лесу, где мы опускали в братскую могилу в красных пламенеющих гробах останки шестисот обнаруженных неутомимыми поисковиками советских солдат, стояли в почетном карауле нынешние солдаты из ближайшей воинской части, гремели прощальные залпы. Солдаты 2012 года провожали в вечность солдат 1941 года. Солдаты 1941 года своим подвигом, своими святыми деяниями придавали высокий смысл самому служению, всем деяниям наших современников, нам самим. И уже становились вторичными бессмыслица и хаос нынешней власти, коррупция и разор, царящие в чиновных структурах и чиновных головах. Может, даже у иного из чиновников, по необходимости присутствующего на нашем печально-светлом захоронении, и шевельнулась вдруг мысль о святости самой России, о высшем смысле служения. По крайней мере, видно было. Уезжали после захоронения многие с просветленными лицами.
Да и сама земля, без всякой метафористики, соответствовала этому святому событию. Все вырытые братские могилы были темно-бурыми, почти под цвет гробов, под цвет пролитой крови русских воинов. Звучали торжественные и печальные прощальные слова. Меня порадовало то, что кроме приехавших журналистов и военного командования, кроме краевого и районного начальства, кроме замечательных ребят-поисковиков, год за годом отдающих все свое свободное время поискам погибших воинов на полях сражений, на захоронение погибших воинов в еще одной братской могиле пришли жители ближайших поселков, старики, труженики, семьи с детьми. Без всякого приказа, по зову души и сердца. Всё-таки, душа России сегодня не в Москве, не в Питере, погрузившихся в равнодушие и суету, а на этих бескрайних просторах России, в таких сокровенных святых её местах. И мест таких сокровенных у нас тысячи и тысячи.
Екатерина Глушик, писатель, журналист.
Прошлым летом звонок от коллеги: "Уезжаю на похороны. Дядю хороним". Соболезную. Вздох: "Под Сталинградом погиб, до сегодняшнего дня числился пропавшим без вести. И вот пришло сообщение от поискового отряда: разыскали останки. Едем на захоронение". Говорила так, словно вчера умер: и горе неизбывное, и скорбь, и жалость, — всё в голосе.
По возвращении разговор неспешный — не может слёзы удержать, комом в горле стоят. И от печали по покойному, и от благодарности ребятам, которые разыскивают, откапывают чужих им людей, возвращают человека в семью, в её лоно: важно знать, где родился, где умер и похоронен. Запомнилось тогда из рассказа: приехали на погребение родные трёх бойцов. Все — племянники, внучатые племянники... Ни детей, ни внуков у павших молодыми солдат — и семьями не успели обзавестись.
Вот и в Ульяновском районе, возле села Заречье, куда мы приехали на церемонию погребения, подойдя к гробу Александра Иосифовича Рудакова, останки которого были найдены здесь, обратила внимание на даты: 1919 -1942. Молодой. К нему единственному приехали родственники, скорбно стоящие возле гроба — племянница Анастасия Ивановна Печенева и её дочь, внучки. Тоже не успел семью создать. Анастасия Ивановна говорит: о том, что дядя Саша, брат отца, без вести пропал, знала с детства. Призвали его из села Кутьково, откуда она и сама родом, что совсем рядом от места гибели. Он один из найденных бойцов — местный. В буквальном смысле защищал родную землю. "А на войне у нас в родне трое без вести пропало. Со стороны матери ещё сестра и брат. Пока никаких вестей. Дай Бог, и их отыщут". Судьба страны — судьба семьи.
Народу на церемонии много, что называется, весь социальный срез: дети от грудных (буквально в колясках привезены родителями), дошкольники, школьники, люди среднего возраста, пожилые, совсем преклонных лет... Те, в ком узнаешь человека, так сказать, умственного труда и крестьяне. Люди скромно одетые и в щегольских, пусть и тёмных траурных, костюмах…
Раисе Андреевне, что из Заречья, и году не было, когда началась война. Мать её вывезла в тыл. Вернулись в родную деревню после войны. Отец погиб под Веной, не дожив до войны две недели. Могила известна, но возможности навестить её не было. Раиса Андреевна держит большой букет розовых пионов — со своего огорода. Почему приходит на захоронения? Да ведь и помянуть кто-то должен, всплакнуть. Может, и на могилку моего отца кто цветочек принесёт, слезой окропит его молодую смерть. По-людски чтобы.
Вот ученики Зареченской школы — с 6-го по 10-й класс. Когда мы ехали на автобусе, видели их, стайкой идущих с цветами в руках. День был довольно жаркий, а они километра три шагали от села к месту погребения. Учитель географии и краеведения Людмила Валентиновна Борисова говорит, что это не первое захоронение, которое проводят в районе, и где участвуют ученики. Приходят они добровольно, обязательным это мероприятие не является. Но в школе много рассказывают о войне, о боях, проходивших на территории района, есть музей боевой славы, куда ребята приносят отысканные в лесах, на полях находки от той войны.
Такие вот найденные в его детские годы, что пришлись на послевоенное время, солдатские предметы привели в отряд поисковиков Виктора Васильевича Царькова из Серпуховского района Московской области. Ещё пацанами бегали они по местам ("а это же всё вокруг нас было!") боёв, собирали винтовки и палили из них. А уж каски, фляжки… С конца восьмидесятых стал участвовать в поисковой работе. Тогда помощь была поисковикам, почёт, а сейчас — всё сами, всё на энтузиазме.
"Четвёртый день хожу всем талдычу! Куда это годится! — распаляется он. — В Сорокино в 1988 году поставили памятник погибшим и без вести пропавшим односельчанам, другим солдатам, захороненным здесь. И вот недавно приехали немцы, а у них бумаги, что захоронение их родственника возле школы, и они на месте этого же кладбища установили памятник этому немцу в нацистской форме со звездой нацистской! Может, за отличия на советской же территории поучил крест свой! Отличился в убийствах советских граждан! Зачем ему памятник среди тех, кого он убивал? Убит, жалко? Так или он, или его. У них планы были — не скрывали они их. С мечом к нам пришёл? Получи. Кто тебя сюда звал? Говорят, вот, их в армию насильно забирали. А крест за что? Нам какое дело, как они нас убивали: из-под палки или добровольно?
Или за оградой кладбищенской хороните, или везите к себе, почитайте там свои кресты, крестоносцев своих. Сначала равняете убийц и убитых. Потом окажется, что мы ещё и виноваты, что убили такого хорошего героя. Перед иностранцами власти пресмыкаются. Мы бы вот смогли приехать в чужую страну, на которую напали и под тридцать миллионов порешили, и по своему усмотрению возводить памятники? Бабушка тут вон рассказывала, как всю деревню — 300 человек — расстреляли, её тоже четырёхлетнюю хотели в колодец сбросить живой. Знаете, какой флаг последним сбрасывали к мавзолею на параде Победы? Власовский! А сейчас он над могилами погибших полощется. Они воевали под красным флагом и умирали под красным флагом. Четыре дня тут талдычу! Мне говорят, ты ночью пойди да демонтируй памятник фрицу. Нет, я и не монтировал. Вы разрешили — вы и запрещайте. А мы никто не давали согласия. Хорошо добренькими быть, если сами не пострадали. Святое должно быть! Святое! Убийцам ни прощения, ни торжеств!"
Не трудно ли уже не в юные годы копать? Не трудно. Когда копаю, когда советами помогаю. По силам. Тут ведь палки никакой нет, тут всё по совести.
А в отряды приходят разными путями. Вот Александр Евгеньевич Титков, командир поискового отряда "Граница" из Калуги — в прошлом военный. Отряду, в котором 15 человек, три года. А на счету не один десяток отысканных бойцов. "Здесь мы подняли 10 человек". Да вот и то десятую часть без вести пропавших во время войны только и разыскали — сколько лет прошло, сколько лет работа ведётся.
Как пришли в отряд люди, что привело и не скажешь сразу. Что? Долг. Надо же кому-то разыскивать, хоронить по-человечески. Отряд существует полностью за свой счёт: выезд на место, экипировка, инструменты — всё на свои деньги. Собираются кто во время отпуска — работающие, кто отгулы берёт. В год 3-4 выезда. Что попадается из личных вещей? Да что у бойца с собой? Обиход был небогат. Крестики, ладанки, расчёски, фляжки, много карандашей, пуговиц, мыльниц.
Сами поисковики немногословны, несуетливы и очень основательны.
…В общей сложности за 20 лет на счету поисковиков — почти 40 тысяч останков, найденных и захороненных в Калужской области. И это только пятая часть погибших на этой земле. 800 человек приняло участие в сводных поисковых экспедициях на территории Калужской области в прошлом году. 769 выездов совершено на места боёв. Обнаружены и перезахоронены 1920 останков солдат и офицеров Красной Армии, 1200 взрывоопасных предметов найдено и обезврежено.
Торжественная церемония: поисковиков награждают медалью "Патриот России": целыми отрядами и отдельных членов. На территории Ульяновского района помимо Калужского работали Тульский, Астраханский, Брянский, Воронежский, Ярославский, Свердловский, Мордовский поисковые отряды, отряды Москвы и Московской области.
Недавно создан отряд судебных приставов. И в системе МВД есть поисковые отряды. Созданы они по инициативе сверху — в целях воспитательной работы. Но это занятие втягивает, и что началось как необходимое, стало делом добровольным и желанным.
Среди нынешних награждённых и руководитель одного из отрядов — учительница истории из Калуги Галина Борисовна Гребёнкина. Из 49 поисковых отрядов Калужской области 29 — отряды образовательных учреждений. А учителя кто в основном? Женщины. Вот и немало их среди руководителей поисковиков.
Как свой отряд создали? Несколько лет назад в класс пришёл отец одного из учеников и рассказал об этой работе. Школьники загорелись. И сама Галина Борисовна — тоже. Организовали отряд. Девчонки точно так же копают, как и мальчишки, не боятся, что кости, черепа. "Говоришь им: "Девчонки, а представляете, ваши ровесницы, чуть старше, медсёстрами шли. Им каково было?" Сейчас действительно представить трудно".
Заканчивая школу, ребята остаются в поисковом отряде или создают свои. "Два моих выпускника — уже командиры созданных ими отрядов", — гордость учителя совершенно обоснована.
Разговариваем с Галиной Борисовной. Подходит мужчина в камуфляже. Включается в разговор: "Володя Матросов из Козельска всю жизнь в поисковом отряде. Как меня самого зовут? Да какая разница, о Володе напишите. С детьми, внуками люди приезжают. Я сам вон с внуком, — треплет он по плечу мальчика лет десяти. — Первого бойца я нашёл в 150 метрах от Варшавки. Он как лёг на бруствер, так и лежит. Прикрыло пылью — вот и вся земля пухом. А где корпус Белова проходил, нашли бойца: как положили на носилки, так на носилках и оставили, а корпус ушёл за Варшавку, на Вязьму. Бывают, пали от разрыва снаряда, и как упали, так и лежали 70 лет. Припорошило хвоей, листвой. Буквально почти на поверхности. Останки считаются — по берцовым костям. Череп иногда раздроблен, а самые прочные кости — берцовые. Можно ли похоронить одного человека в двух гробах? Если они были в братской могиле, возможно и такое. Молодые, молодые, молодые… Страшные поля. Это же высоты! За них бились. Окопы здесь, на Калужской земле, тянутся на десятки километров. Для кого-то они до сего дня были братскими могилами. Для кого-то и сейчас остаются.
А возьмите Мордовский отряд. Во всех вахтах памяти участвует. Хотя там не было войны, но призывали со всей страны, и во всех регионах есть отряды, они работают на выезде".
Не знаю, кто сумел сдержать слёзы, когда прозвучала команда руководителя Калужского областного совета поисковых объединений "Память" Сергея Новикова: "Приступить к захоронению". Поисковики несуетливо, каждый зная своё дело, подходят к гробам, чёткими движениями водружают их на плечи, под траурные звуки музыки несут в последний путь к братской могиле.
И строки Александра Твардовского чувствуешь кожей:
Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В том, что они —
кто старше, кто моложе —
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь, —
Речь не о том,
но всё же, всё же, всё же...
