Севастополь — главную базу нашего Черноморского флота — с освобождённым Херсоном, в котором когда-то Черноморский флот зарождался, соединяет трасса длиной в триста сорок шесть километров. Сколь различны на ней начало и конец пути…
В Севастополе и в Крыму уютно и весело, кафе и бульвары полны праздной публики, люди беззаботно наслаждаются морем и теплом юга. На звуки взлетающих с аэродромов военных самолётов не обращают внимания, словно те отправляются не на боевые вылеты, а на тушение пожаров в степях.
Куда ощутимее близость войны вблизи Перекопа, за которым лежит Северная Таврия — занятая нашей армией, но формально ещё не провозглашённая нашей земля. Здесь уже не встретишь отдыхающих и туристов. Здесь военные колонны под литерой "Z", блокпосты, армейская техника, втекающие в пропускные пункты потоки людей с украинскими паспортами. Степи Херсонщины жёлты от выгоревшей травы, люди «с той стороны» часами маются на солнцепёке, чтобы перейти неотменённую границу и попасть в Россию. Женщины, дети, семьи… Но не все, идущие и едущие “оттуда», нам друзья, и пограничники проверяют всякого, вызвавшего подозрение, уводят, при необходимости, на допрос.
Херсон в начале марта наша армия брала без серьёзных боёв. Украинские войска из его окрестностей бежали, бросив на произвол судьбы отряды местной теробороны и оставив целым перекинутый через Днепр Антоновский мост. Херсон за мостом. Херсон и прилегающие к нему территории — наш плацдарм на Правобережье, с которого, накопив силы, можно двигаться вдоль берега Чёрного моря дальше — на Николаев и Одессу.
История Херсона — и славная, и тяжёлая для нас, но знать её необходимо. История города-крепости, при котором в конце XVIII века была заложена первая в Причерноморье русская судоверфь, ярко вплетена в русскую военную историю и историю Российского Государства вообще. Строительством Херсонской крепости руководил генералиссимус Александр Суворов, постройкой военных кораблей — адмирал Фёдор Ушаков. В Екатерининском соборе Херсона похоронен Григорий Потёмкин — государственный деятель, который обустраивал и “интегрировал» в Империю отвоёванный полководцами у крымских татар и турок новороссийский край. Русским в XXI веке было ради чего возвращаться в Херсон.
Город за тридцать лет украинской власти деградировал и обветшал. Никакой «це Европой» здесь не пахнет. Его запущенные, запылённые улицы и дома словно сошли со сделанной в девяностые фотографии. Подавляющее большинство областных центров России зажиточнее и наряднее, но среди нас до сих пор находятся те, кто уверен, что именно наша страна — «гибельная дыра».
По словам сотрудников Временной гражданской администрации, от населявших некогда Херсон двухсот семидесяти тысяч к настоящему времени осталось менее половины. Им сложно не верить. Даже в дневные часы оживлёнными выглядят только две главные улицы, все остальные пустынны и дики. Индустриальные предприятия после 1991 года почти сплошь были порушены или распроданы по частям. Жители разъезжались два последних десятилетия, десятки тысяч бежали этой весной. Некоторые — осознанно, не желая принимать российскую власть.
Но Херсонщина — это не только областной центр. Это ещё и множество посёлков и степных сёл. Среди всех территорий, занятых нашей армией с начала Спецоперации, она, пожалуй, наиболее сложна в плане работы с населяющими её людьми.
С конца 50-х годов XX века в сёла Херсонщины определяли крупные партии «выселенцев» из Галиции, с Западной Украины. Советские руководители надеялись, что, оказавшись в новой для себя местности и социальной среде, поселенцы оставят бандеровские идеи и быстрее вольются в советскую жизнь. Но вышло наоборот. Именно сельчане Херсонской области на данный момент — наиболее враждебный нам слой. Все последние десятилетия советской власти переселённые галицийцы и их потомки «обандеривали” местных колхозников и крестьян. Сначала исподволь, а с девяностых — открыто. Ненависть последовательных националистов легко разрушила рыхлый и хрупкий мир интернациональной дружбы. После падения СССР сельчане массово устремились в Херсон, неся в него идеи "свидомого" украинства и ненависть к «москалям».
Согласно статистике, в современном Херсоне украинцев 76%, русскими определяют себя около одной пятой части горожан. Однако грань между ними зачастую зыбка, немалое число людей выбирало национальность не по происхождению и родословной, поскольку после 1991 года перспективнее, а после 2014-го ещё и физически безопаснее было определять себя украинцем.
Все херсонские украинцы знают русский язык. Все русские двуязычны и могут изъясняться на «державной мове”. На улицах Херсона почти повсеместно слышна русская речь, но с сильными «украинизмами» — с «хэканьем», «шоканьем», заимствованными из «мовы» словами. Надписи и вывески в городе почти сплошь на украинском, и в плане реабилитации русского языка работы у формируемого здесь нового государственного аппарата — непочатый край.
Глава ВГА Херсона Александр Кобец в личной беседе аккуратно подбирает слова. Он назначен на должность приказом военного коменданта, отвечает за обустройство хозяйственной и гражданской жизни. Главная политическая задача сейчас — агитация гражданского населения области и самого Херсона. С людьми необходимо разговаривать, людей нужно убеждать. Особенно молодёжь, которую в украинских школах и вузах, в волонтёрских движениях и кружках воспитывали лютыми врагами русского мира. Сторонники России до сих пор недоверчивы и осторожны, не все из них готовы публично обозначать себя. Трагедия Бучи вселила во многих страх. Страх того, что российская армия вдруг уйдёт, а те, кто её ждал или ей поверил, окажутся один на один с вернувшимися в город ВСУ, СБУ и палачами из нацбатов. Людей понять можно. Находящимся в Херсоне нашим сторонникам через соцсети и телефонные звонки с «той стороны» регулярно напоминают: «Збройны силы» рядом, «хлопцы» вернутся, вам, «зрадникам», — смерть. Увы, но надо признать, что даже отступив из города, враг оказывается способен держать в страхе лояльное нам население, и если мы внушаем нашим противникам на освобождённой территории скорее опасения и чувство тревоги, то они нашим сторонникам на нашей же стороне — смертный страх.
Но надежды недругов на возвращение бандеровских порядков тщетны. Россия из Херсона не уйдёт. Владение Херсоном — это вопрос политики и моральных обязательств. Это и вопрос логистики — кровяных артерий любой войны, и это более чем весомо. Россия не имеет права отдавать гидроузел Северо-Крымского канала, который питает водой Крым. На Херсонском плацдарме накапливаются войска, город укрепляется на тот случай, если снабжаемые западным оружием и тяжёлыми артсистемами ВСУ сумеют пробить в пролегающем через херсонские степи фронте брешь. Украинские артиллеристы утюжат Новую Каховку, до недавнего времени доставали из американских HIMARS Антоновский мост. Российские артиллерия и авиация тоже работают по целям. До городских кварталов доносится канонада, над степями клубятся дымные, издалека видные на открытой ровной местности столбы.
Вражескому подполью в городе не дают развернуться, хотя украинская сторона делает ставку на диверсии, теракты и саботаж. ФСБ проводит обыск за обыском, изымает автоматы, гранатомёты, взрывчатку, боеприпасы. Украинские войска, отступая в начале весны, побросали много оружия, в хаосе первых недель войны его растаскивали по домам, по хуторам и сёлам. У входа в городскую комендатуру толкутся всхлипывающие женщины. Их «хлопчиков» забрали российские спецслужбисты: за обнаруженные при обысках автоматы и гранаты, за шпионаж. Их родичи, будто и впрямь искренне, недоумевают: «За шо?!». В личных беседах им вежливо, но твёрдо разъясняют.
Политическое решение судьбы Херсонщины — вхождение области в состав России через референдум. Референдум планируется на сентябрь, хотя официально дату его пока не объявили. По городу развешиваются плакаты: «Херсон — русский город» и «Россия здесь навсегда». Оставшиеся в городе враги вредительствуют, как могут. Плакаты ночами заляпывают жёлтой и синей краской, пишут на заборах и стенах домов лозунги и ругательства. Прорусские активисты отвечают. Ворота в Шевченковский парк тоже исписаны. Свидомым напоминают, что изначально парк был назван в честь Ленина, а не кобзаря.
В городе постепенно оживает культурная жизнь. В музыкально-драматическом театре прошла выставка, посвящённая Ушакову. Театральная труппа раскололась, немалая часть актёров выбрала украинство, но директор театра намерен открыть-таки новый сезон и дать осенью первый спектакль.
Многое о жизни при бандеровской власти всплывает в разговорах с людьми. Про сносы памятников, искоренение русского языка и переписывание истории Великой Отечественной войны все мы знаем, но оторопь берёт даже от повествований о быте. Когда слышишь рассказы о том, как люди на домашних застольях не смели слушать "Подмосковные вечера" иначе как в наушниках (ибо кто-нибудь из соседей, услышав русские песни, обязательно доносил в СБУ), начинаешь по-настоящему понимать, сколь колоссален и жуток был пресс, созданный украинским государством для подавления воли русских людей.
Из картин, наблюдаемых на освобождённых территориях, из бесед с должностными лицами и простыми людьми делается понятнее алгоритм «дерусификации». Декоммунизация — первый и основополагающий её этап. Декоммунизация — беспроигрышная карта, разыгрывать которую неизменно помогал Запад при многолетнем непротивлении руководителей постсоветской России. Замешанная на лютой ненависти к Ленину и мрачном мифе о голодоморе как о геноциде украинцев, она подводит идейную базу для ненависти к России как таковой. Далее по накатанной. От разрушения памятников Ленину и другим деятелям Советской России — к стиранию памяти о Великой Отечественной войне, к замещению русских и украинских героев «героями Украины», к вымарыванию всей нашей общей истории, к забвению русской литературы, культуры, языка.
Яркие свидетельства того, как бандеровская власть «редактировала» историю, дало посещение краеведческого музея в Мелитополе, ещё одном изначально русском городе Новороссии. После 2014 года из него была изъята композиция, посвящённая собственно созданию города, заложенного почти одновременно с Херсоном. Подлинная история Мелитополя была бандеровцам не по нутру. Залы, посвящённые Гражданской войне, тоже оказались закрыты, хотя за обладание железнодорожной станцией в небольшом степном городке на протяжении нескольких лет велись ожесточённые бои. В 1918–1920 годах Мелитополем овладевали войска Скоропадского, Деникина, Махно, Врангеля, Красной Армии. Но и это на современной Украине предпочли предать забвению, ведь память о Гражданской войне — это, прежде всего, память о единой с русским народом стране, об общей с ним исторической судьбе. В зале, посвящённом немецкой оккупации и освобождению города в 1943 году, размещали выставки портретов «героев АТО», а сам зал собирались окончательно ликвидировать под предлогом ремонта. Приход российской армии позволил спасти хотя бы часть его экспонатов. Местная молодёжь, выросшая при бандеровской власти, теперь с удивлением узнаёт, что, оказывается, в годы немецкой оккупации в окрестностях города было расстреляно порядка пятнадцати тысяч гражданских жителей, и материалы советских комиссий, расследовавших злодеяния в Мелитополе, фигурировали на Нюрнбергском процессе. Новый директор музея, переживший в городе бандеровский террор, по крупицам воссоздаёт разрушенные экспозиции, чтобы показать историю Мелитополя и Запорожья такой, какой она в действительности была.
В Запорожской области тоже ждут референдума о воссоединении, понимая, что лишь вхождение в Россию положит на этой земле конец затеянному Киевом жестокому этносоциальному эксперименту. Русское начало в Мелитополе выражено сильнее, чем в Херсоне, к тому же город необходим России как железнодорожный и транспортный узел. На Запорожье, в отличие от Херсонщины, не слали «выселенцев» с Западной Украины, поэтому здешние украинцы в массе своей достаточно лояльны к России, значительная их часть готова принять российскую власть. Но политика на освобождённых территориях должна вестись гибкая. Грубая и форсированная деукраинизация, к которой призывают некоторые горячие головы в РФ, будет ошибкой. Двуязычие жителей региона — реальность, но снятие запрета на употребление в общественной сфере, в сфере образования и культуры русского языка неизбежно уподобится прорыву плотины. Цивилизационный потенциал русской культуры и языка поистине огромен, при равных условиях культура украинских хуторян им не соперник. Это, кстати, отлично понимали наши враги, оттого и боролись со всем русским столь последовательно и остервенело.
Обобщая, можно очертить круг первостепенных задач, решение которых позволит плотно интегрировать Херсонскую и Запорожскую области в тело России. Они группируются по трём направлениям, успех на каждом из которых жизненно необходим. России предстоит сделать на освобождённых территориях три вещи: 1) выстроить политическую линию, позволяющую не просто укрепить духом наших искренних сторонников, но и привлечь колеблющихся, которых, будем откровенны, в Запорожье немало, а на Херсонщине большинство; 2) сформировать дееспособный административный аппарат, решив проблему скрытой нелояльности “перекрасившихся» и сознательного саботажа; 3) наладить — хотя бы в главном! — хозяйственную жизнь, без чего освобождённым территориям уже этой осенью грозит гуманитарная катастрофа.
Каждая из проблем преодолима, но мешкать нельзя. Первые полтора-два месяца после освобождения городов Россия откровенно упустила. Военные комендатуры обеспечивали порядок, но с населением не работал почти никто, потому даже у некоторых из числа тех, кто ждал прихода России, в речах сквозит тревога. Пока временные администрации формировались, пока в них вёлся подбор людей, украинские власти продолжали работать с населением дистанционно и, надо признать, достаточно успешно. Педагогам и бюджетникам продолжала начисляться зарплата, разрабатывались схемы её обналичивания даже в условиях сворачивания здесь деятельности украинских банков. Многие из бывших служащих являются сознательными сторонниками украинства и, оставаясь в городах, продолжают вести подрывную деятельность даже частным порядком, клевеща на российскую власть, запугивая гражданских, разнося слухи. Нам необходимо специальное законодательство, иначе, оставаясь в правовом поле мирного времени, проблему враждебных элементов на освобождённых территориях не решить.
Эффективной мерой поддержания населения в условиях множащейся разрухи могла бы служить система пайков, которыми после прохождения соответствующих проверок обеспечивались бы пошедшие работать в администрации и учреждения, но "Единая Россия", взявшая в свои руки вопросы гуманитарной помощи, предпочитает просто раздавать проднаборы. К сожалению, в российском аппарате не все понимают, что население нужно не просто кормить, но создавать условия для возобновления работы предприятий, пока спекуляции и торговля на стихийных барахолках окончательно не затянули в свою серо-криминальную орбиту большинство трудоспособных.
В том же Мелитополе до осени кровь из носу необходимо решить проблему газоснабжения, поскольку Украина перекрыла подачу в город и весь район природного газа. Выхода только два: идти в наступление и занимать территории, с которых ранее подавалось топливо, либо протягивать новую трубу.
Задача интеграции освобождённых территорий — это общегосударственная задача, не менее важная, чем непосредственно военный успех. Ведь сколько раз в истории уже случалось, что Россия, выигрывая войну, получала в итоге невыгодный, неоднозначный и двусмысленный для себя мир. Но Херсонщина и Запорожье — не Восточная Европа, не Финляндия и не Польша. «Упустить» их в восстанавливающейся мирной жизни мы не можем и не должны. Новороссия — наша земля.
