Начну с расхожей, но необходимой оговорки: я не филолог, я писатель. И заявленная в заголовке тема очевидно ждет специальных исследований. Но меня как практика давно уже и совершенно заинтересовал вопрос: можно ли вообще говорить о русском языке как о богатейшем и счастливом для писателя средстве выражения мысли, прежде всего в художественной форме? Мне бы хотелось в вольном порядке поделиться первичными соображениями, и я был бы рад откликам на них профессиональных филологов. Вопрос, заданный выше, является отчасти риторической фигурой: будучи авторм, я убежден в положительном ответе, считаю, что мне повезло быть русским писателем, русский язык демонстирирует себя как превосходный материал формирования архитектоники и стилистики литературных произведений, пособный передать тончайшие движения человеческой души, причем способен делать это как прямо, так и косвенно - посредством описания ландшафтов и явлений природы: улиц, деревьев, неба, облаков, ночной тишины, дождей, метелей... Позволю себе привести автоцитату:
«У меня ни детей, ни внуков, но и я иду в тенистой тишине, и кроны надо мной, и солнечные прорехи в них. Моё время не столько время, столько времена – я вижу, как уходят люди, вот и всё. Скоро и нам пора. Юность облетает планету, наполняя собою поколения и покидая их. Я не старик, тем более не чувствую себя таким, но юность-то ушла, а я остался, и сдуваюсь потихоньку, и понимаю, что не стал тем, кем мог стать. Собственно, не стал сам собой. Моё Я утащило, растащило по годам, как облако ветрами, и я – вот он я. Со мною больше не случится ничего.
Вот только в самые последние дни что-то не спится мне, не знаю почему. И не ворочаюсь вроде, просто лежу, и всё. Глаза открыты, закрыты – всё равно. Запахи ночи отличаются от дневных, даже городская ночь пахнет резче, тоньше, тревожнее дня… Хотя я не тревожусь, просто отмечаю факт. Иной раз где-то в себе я ловлю обрывки, такт-другой далёкой мелодии – то ли слышал её когда-то, то ли это так всё же набегает сон… По двору бродит ветер; бывает, пробежится дождь, простучит по оконному стеклу, как тонкими пальцами. И я опять думаю: хорошо, что со мною больше ничего не случится».
Я пытался передать состояние души своего героя, и надеюсь, что это мне удалось.
Таким образом, лексико-синтаксическое изобилие русского языка сомнений не вызывает. Но как объяснить это богатство вразумительно, как «вытащить» отдельные факторы, определяющие высокое качество?.. Вот такую задачу я перед собой поставил, и с этой целью спровоцировал на эту тему дискуссию в одном писательском интернет-сообществе.
Разумеется, уважаемые писатели привели множество классических цитат в похвалу достоинствам русского языка: из Ломоносова, Гоголя, Проспера Мериме и т.п. Но все это образные композиции. А вот с лингвистической точки зрения прозвучали два тезиса:
1. В русском языке очень большие синонимические ряды; проще говоря, по-русски очень разными словами можно описывать некие объекты, феномены, события.
2. Русский язык обладает высокой синтаксической гибкостью – очень вольная структура предложений в нем такова, что позволяет чрезвычайно диалектически подойти к описаниям.
Связаны ли эти качества с тем, что русский язык является по преимуществу синтетическим, а не аналитическим? В чем вообще плюсы и минусы разных по синтаксическим характеристикам и по системе воплощения мысли языков?.. Вот вопрос, который я с удовольствием адресую лингвистам, а по моему «от писательской сохи» мнению фонетическое письмо оказалось, очевидно, оптимальным средством выражения как логического, так и образного начал речи – однако, множество различных языков, развившихся на основе этого письма, свидетельствует о том, что возможны и весьма различные решения проблемы описания реальности. Мой авторский опыт и общение с коллегами подводят меня к осторожной мысли, что флективные синтетические языки (каков русский) наиболее приспособлены к словесному художественному творчеству, и мне хотелось бы услышать подтверждения либо опровержения этой гипотезы.
Что же касается исторического подтекста – почему русский язык сложился таким, каков он есть, то здесь я вижу две основных причины, на предмет которых, разумеется, тоже можно поспорить.
1. Носителям русского языка приходилось преодолевать огромные территории, что заставляло искать средства описания последних. Разумеется, то же самое можно сказать про носителей английского, испанского, португальского языков – вообще европейцы оказались в максимальной степени странниками среди всех обитателей Земли, их экспансия была самой активной. Но у русских, в отличие от прочих, она была по преимуществу сухопутной, а не морской, что позволяет предположить большее разнообразие реальности, встречаемой путниками. Представьте: человек плывет на корабле, и дни, недели, месяцы видит только воду, воду, воду… тогда как суша удивляет путешественника лесами, реками, озерами, полями, лугами, цветами, зверями и птицами…
2. Византийская интеллектуальная традиция передала русской культуре важнейшую черту греческой (именно греческой, не римской!) античности: любовь к поиску крайних пределов бытия, стремление самому, лично найти самую суть, первопричину мироздания и связанный с этим смысл своей жизни. В этом есть и хорошая и дурная сторона – последняя, например, выражается в том, что, по моим наблюдениям, русский человек частенько «изобретает велосипеды», т.е. тратит силы на познание общеизвестного – но вот для писателя, надо признать, подобные поиски сущая благодать, кладезь сюжетов и богатейшее поле для создания художественных текстов.
