"ЗАВТРА". В свое время философ и богослов С.Н.Булгаков назвал Фёдорова пророком, который опередил свое время. Одна из ваших книг о Фёдорове называется "Философ будущего века". В чем видите вы актуальность его идей для мира, вступившего в III-е тысячелетие по Рождеству Христову?
Светлана СЕМЁНОВА. Прежде всего это радикальная смена взгляда на причины зла в мире и человеке и на пути преодоления этого зла. Федоров убежден, что именно смертность (эта роковая печать нашего первородного греховного недостоинства), все те грубые и тонкие яды взаимного вытеснения, борьбы, соперничества, отчаяния, цинизма, нигилистического вызова, которые она выделяет, является глубиннейшей причиной кризиса человека и созданной им цивилизации.
Вот уже несколько столетий, с Нового времени, история зациклена на вопросе о богатстве и бедности. Этот вопрос может принимать разную форму, то религиозно-должную, то утопически-социалистическую, то "научно"-коммунистическую, то "цивилизованно"-западную с опорой на средний класс. И в современном конфликте цивилизаций присутствует этот компонент, связанный с экспансией западного мира и его ценностей, с теорией золотого миллиарда, готового скрыто и открыто подпитываться донорскими ресурсами — сырьем, рабочей силой бедного мира. Федоров же предлагает другую оптику. В основу нового ценностного выбора он ставит не вопрос о бедности и богатстве, а вопрос о смерти и жизни. Все человеки уравнены смертью. Смертен и Ротшильд, и последний бедняк, и коммунист, и демократ, и националист, и космополит. Потому и преодоление смерти может, по мысли Федорова, стать общим делом землян, поголовно смертных.
Федоров вносит онтологическую составляющую в общественные проекты. Социальное действие и преобразование до сих пор не принимало и не принимает в расчет вопрос о природе смертного человека, о ее коренных дисгармониях, обрекая тем самым на провал многие цивилизационные задачи и планы. "Смертного сделать счастливым" — цель по самой своей сути неразрешимая. Почти всё созданное человеком, подточенным вирусом смертной тоски, является амбивалентным, как и он сам, может служить и благу, и злу. И переламывать этот сомнительный баланс в сторону радикального добра можно, только потесняя права смерти в самом человеке, работая над его омолаживанием, удлиняя видовой срок его жизни, вплоть до достижения бессмертия и постепенного восстановления ушедших.
Глобальная экологическая проблема отношения человека к природе также по-новому ставится Федоровым: не гордынная эксплуатация, эгоистическое расхищение мира, а разумно-творческая регуляция протекающих в природе процессов. Федоров вводит в русскую и мировую мысль философию хозяйства в масштабе планетарно-космическом, в духе библейской, еще первоначально-райской заповеди обладания землей и мудрого владычества над ее созданиями. Это обладание и владычество обращено и к разрушительным природным силам, потрясающим род людской, и к зловещим плодам неразумной, хищнической, непросчитанной человеческой активности (истощение земли, радиация и т.д.). Смерть, стихия катастрофически касаются всех и каждого, и борьба с ними, обуздание их может и должно быть делом планетарным, не разъединяющим, а объединяющим человечество в общем деле.
"ЗАВТРА". Фёдоров, как известно, признан родоначальником русского космизма. Как бы определили вы сущность этого течения русской мысли, споры о котором не утихают.
Светлана СЕМЁНОВА. Уникальность русского космизма в том, что в нем встречаются, дополняют и корректируют друг друга философы и ученые, представители христианской философии, с одной стороны, и научного знания, с другой. Они-то и образуют две главные ветви космизма: активно-христианскую (Н.Федоров, В.Соловьев, С.Булгаков, Н.Бердяев, П.Флоренский, А.Горский, Н.Сетницкий, В.Муравьев) и активно-эволюционную (А.Сухово-Кобылин, Н.Умов, К.Циолковский, В.Вернадский, А.Чижевский, В.Купревич…). Вы спросите, в чем стержневая идея космизма? Это идея "активной эволюции", нового сознательно-творческого этапа развития. Вернадский указывал на безусловный эмпирический факт цефализации, т. е. неуклонного роста головного мозга, усложнения и утончения нервной системы в ходе эволюции живых существ. На человеке эта внутренняя закономерность эволюции, намекающая на некий ее идеальный телеологический импульс, не останавливается. Эволюция выдвигает человека, наделенного разумом, уже не как страдательно-пассивного, а как сознательно-творческого агента своего дальнейшего разворачивания — и не только в уже взятом ею векторе все большего развития духа в лоне материи, но и все большего управления духом материи. Этап сознательно-активной эволюции, диктуемый требованиями разума, причем "разума верующего" (используя выражение славянофилов), разума сердечного, призван вести к преображенному состоянию природы человека, ныне существа еще смертного, промежуточного, кризисного, и природы мира, отданного стихиям разрушения и распада. Этот будущий преображенный порядок бытия получил у Федорова название психократии, у Вернадского — ноосферы.
И в основе активного христианства лежит та же интуиция эволюционирующего, становящегося, незавершенного универсума. "Сущность истинного христианства", по словам В.Соловьева, есть "перерождение человечества и мира в Царство Божие". Удача истории и выход в вечность ставятся как задача и проект человечеству, которое должно опознать себя, как говорил Федоров, сознательно-активным орудием осуществления Божьей воли на Земле и во Вселенной. В соработничестве Богу суть идеи Богочеловечества, ключевой для этой линии русской христианской мысли. Здесь разрабатывается активная, творческая эсхатология, смысл которой, по словам Бердяева, в том, что "конец этого мира, конец истории зависит и от творческого акта человека". И аналогом ноосферы здесь выступает идея Царствия Божия, совершенного онтологического строя мира, который медленно, органически вызревает в истории, становящейся "работой спасения", "восьмым днем творения" (Бердяев).
"ЗАВТРА". Последнее время русский космизм все чаще рассматривается не только в философском, литературном и эстетическом аспектах, но и в технократическом. Значит ли это, что современное понятие космизма стало значительно шире того, что было на заре прошлого века? Что мы, в какой-то мере, находимся на пороге появления нового космизма?
Светлана СЕМЁНОВА. Для понимания становления ноосферной, космической мысли все эти аспекты важны. Действительно, русский космизм представляет собой целый поток русской культуры. Космическое мироощущение вызревало в литературе, живописи, музыкальном искусстве. Достаточно вспомнить космизм русской иконы, храмового зодчества, поэзию Г.Державина, М.Лермонтова, Ф.Тютчева. В русской литературе человек встает лицом к лицу с мирозданием, выступая не только как созерцатель безграничного Универсума, но и как деятель в нем, как творческий разум природы (вспомним тютчевское "Так связан, съединен от века / Союзом кровного родства / Разумный гений человека / С творящей силой естества"). Затем появляется фигура Федорова, который вносит в понимание активности человека в мире мощную религиозную доминанту. Христианский идеал получает у него форму проекта, Божественного задания человечеству, а значит, требует орудий, средств своего осуществления. Федоров говорит о синтезе веры, знания и дела, о сотрудничестве религии, философии, искусства, с одной стороны, и науки, техники, с другой. И на заре XX века, который открыл эру космоса, мы встречаем сопряжение ноосферно-космических идей и идеалов с поисками конкретных инженерных решений. С одной стороны — творчество В.Брюсова, В.Хлебникова, Н.Клюева, В.Маяковского, пролетарских поэтов с их образами "Ладомира", "мастерской человечьих воскрешений", поэтическими упованиями: "Царем над жизнью нам селить просторы / Иных миров, иных планет", "Мы будем человечеством крылатым", биокосмистов, проповедовавших "иммортализм и интерпланетаризм", звавших к победе над двумя природными ограниченностями человека: во времени и в пространстве; проза М.Горького, М.Пришвина, А.Платонова, в которой отчетливо различимы федоровские темы и мотивы. С другой — философский и научный поиск Н.Умова, В.Вернадского, П.Флоренского, рассматривавших Жизнь, Культуру, творческую деятельность человека как фактор негэнтропии, развивавших концепцию ноосферы. С одной стороны — художник В.Чекрыгин, грезивший в духе Федорова о проективной росписи Собора Воскрешающего Музея и создавший к ней серию графических рисунков "Воскрешение", "Переселение людей в космос". С другой — ученый А.Чижевский, исследовавший земно-космические взаимосвязи, подчеркивавший тонкую связь происходящего на нашей планете с целым Вселенной. Кстати, Чижевский, как и ряд других представителей русского космизма, был человеком универсальным (недаром его именовали "Леонардо да Винчи ХХ века"). Мысль о человеке как микрокосме, сыне Земли и Неба не только получила в его гелиобиологии статус научной истины, но и была представлена поэтически ("Кровь общая течет по жилам всей Вселенной / Мы — дети Космоса…"). А если вспомнить К.Э.Циолковского, то в нем сочетались талант мыслителя, автора "космической философии", с гением ученого и инженера. Единство философских идей, мечты о Космосе как поприще творческой деятельности человечества, о космических городах и оранжереях, об освоении Луны и Марса и собственно научной мысли, инженерных расчетов характеризовало деятельность пионеров отечественной космонавтики — С.Королева, Ф.Цандера, Ю.Кондратюка. Так что и в XX в., в преддверии эры Космоса, связь философского и художественного космизма с космизмом научно-техническим была налицо.
При этом между философско-теоретическим, художественным космизмом и инженерно-практическими и техническими поисками не было диспропорции. Если же взглянуть на современную ситуацию, то этот баланс в значительной мере нарушен. Техника и технология в своей устремленности к расширению границ возможного зачастую не учитывают той сложной реальности, которой является человек. Абсолютизация технократии с сильной футурологической компонентой особенно явственна в течениях современного трансгуманизма, сторонники которого выдвигают идею практического бессмертия, но при этом усматривают ее реализацию исключительно в поле новых технологий: перевод человеческой личности на искусственный носитель, мощный компьютер или нейронную сеть, виртуализация, киборгизация и т.д. В идейных декларациях трансгуманистов зачастую звучат горделивые ницшеанские ноты, присутствует идея избранности будущих "неолюдей", их выделенности из общей массы человечества. Такой взгляд является следствием потеснения и вытеснения глубинной гуманитарной культуры, отсутствия христианско-сердечной прививки, дефицита любви и всечеловеческой родовой солидарности, настоящего персонализма, понимания личностной незаменимости каждого человека.
Так что если говорить о возможности появления нового космизма, то этот космизм¸ по моему убеждению, должен быть углублением и творческим развитием активно-эволюционной, активно-христианской мысли Н.Федорова, В.Соловьева, С.Булгакова, В.Вернадского и др. Эта мысль не просто выдвигает императив восхождения бытия и человека в их природе, "восстановления мира в то благолепие нетления, каким он был до падения" (Федоров), но и предлагает творческие стратегии развития, намечает целостную перспективу движения в будущее.
"ЗАВТРА". Русский космизм является наиболее ярким выражением русской культуры. За последнее столетие в условиях необычайного роста науки и техники возникло системное социокультурное явление, связующее воедино все сущее через призму космологических интересов. Насколько правомерно говорить о том, что результаты, достигнутые русской космической школой, являются фундаментом для становления единой планетарно-космической культуры XXI века?
Светлана СЕМЁНОВА. Говорить об этом можно и нужно. Человечество до сих пор не научилось видеть в себе субъекта не просто земной, но космической деятельности. Все его интересы замкнуты на земле, и планка этих интересов чрезвычайно низка. Нынешний тип глобализации по своим ценностным ориентирам достаточно уродлив. Тут и скрытая селекция регионов и народов, и корысть трансатлантических корпораций, и культивирование "низшей" свободы, несовершеннолетне-игрового отношения к жизни, и гедонистические идеалы массовой культуры досуга и развлечения, заглушающие метафизический зов… А между тем мы стоим перед угрозой и космических катастроф, и катастроф рукотворных, тех, что идут из недр смертного, самостного естества человека. Русская космическая, ноосферная мысль предлагает новый фундаментальный выбор целей и ценностей, основанный на идее бытийственного восхождения мира и человека. Морали успеха она противопоставляет образ истинного большого успеха — победы над смертью, возвращения к преображенной жизни уже унесенных ею. Распахивает творческую деятельность человечества на всю Вселенную. Сопрягает космологию и антропологию. И это принципиально. Космос имеет цель и смысл только вместе с человеком, вместе с его собственным развитием, с перспективой его эволюционного роста. Чрезвычайно важно сейчас актуализировать идеи христианских космистов, ставящих космологию на новую основу. И это не только Федоров, Соловьев, Булгаков, Флоренский, философы всеединства, которые выдвигали перспективу преображения Вселенной в Царствие Божие, подчеркивали ключевую роль в этом преображении человека, утверждали принцип сотрудничества веры и знания, но и П.Тейяр де Шарден, для которого человек разумный связан "с самой структурой космогенеза", участвует в его "направленном движении", а христианство — движущая сила и мотор эволюции. Свой вклад в новую планетарно-космологическую культуру вносит и мысль Востока в лице Шри Ауробиндо Гхоша: индийский мыслитель строит свою интегральную йогу как йогу действия, цель которой — ускорить развитие жизни в направлении к высшему совершенству, дабы стала она "самосознательной, свободной, бесконечной, бессмертной".
"ЗАВТРА". Человечество стремительно входит в искусственный, бесприродный, технологический мир. На какой основе он будет выстраиваться? Какую роль в этом процессе призван сыграть космизм?
Светлана СЕМЁНОВА. Не стоит абсолютизировать технический и технологический вектор развития. Техника, расширяющая возможности человека через ему, его организму не принадлежащие искусственные приставки к органам и членам, запирает его в цивилизации протезной, казалось бы мощной, но глубинно лишь усиливающей физическую немощь ее создателя. И неслучайно Федоров настаивает на необходимости перехода от собственно технического развития, которым до сих пор шло человечество, к органическому прогрессу. Речь идет об усвоении на сознательной стадии тех способов органотворения, которыми инстинктивно владеют природа и ее твари, чтобы человек мог сам летать, бесконечно перемещаться, существовать в самых разных средах, видеть далеко и глубоко, вбирать в себя мир и информацию несравненно глубже и адекватнее любой, самой совершенной, машины… Органический прогресс подразумевает и переход на новый тип питания, выход к автотрофности, когда человек будет строить и поддерживать свои ткани, не уничтожая другую жизнь. Да и как может человек — часть природы, творческая, сознающая ее часть — выстраивать "бесприродный", искусственный мир, фактически потесняя права живого? Ведь это то же самое, что рубить сук, на котором сидишь. Русская активно-эволюционная, активно-христианская мысль требует не отказа от природного, а его любовно-творческого совершенствования, просветления и одухотворения живой материи, а не замены ее искусственной, мертвой конструкцией. Подлинная ноосфера должна не теснить и вытеснять, а преображать биосферу.
"ЗАВТРА". Какие принципиально новые проблемы, касающиеся единства человека и космоса, морально-этической ответственности человечества в ходе космической экспансии поставлены перед цивилизацией за последние десятилетия?
Светлана СЕМЁНОВА. В настоящее время человечество приблизилось к одному из важнейших условий перехода к ноосфере, как ее мыслил Вернадский. Оно стало планетарным и — потенциально — вселенским, освоившим для себя биосферу, заселившим всю землю, вплоть до труднодоступных мест, связанным единой сетью информации, сделало первые шаги в космосе… Так вот, планетарному миру предстоит не только осознать, но и реализовать свое единство. А это значит — по-новому организовать всеземное хозяйство (в духе заповеди "обладания землей"), науку, образование (с доминантой на добро, с постановкой высшей цели, приоритетом должного, благобытия, открытием спасительной онтологической перспективы). Изменить межнациональную и межгосударственную политику, выстраивая образ человечества как соборной, симфонической личности, в которой каждый народ уникален и неповторим, братски-любовно взаимодействует с другими народами. Здесь особенно важно утверждать благую перспективу истории, снимая обессиливающий гнет апокалиптических угроз. Следующий эволюционный виток — переход от потенциальной вселенскости к вселенскости реальной, предполагающей освоение не только околоземного пространства, но всей совокупности миров. Этот переход требует коренного прорыва в области естественнонаучного знания, радикального расширения индивидуальных рамок жизни, сознательного управления процессами жизнедеятельности организма, творческой его трансформации, чтобы он мог жить в разных космических средах и условиях, осваивая их и преобразуя. Наконец, перед человеком эпохи ноосферы встает вопрос о полноте его ответственности за братьев наших меньших, за всю тварь, что, по слову ап. Павла, "совокупно стенает и мучится доныне". Вспомним поэзию Заболоцкого с ее образами будущих автотрофных разумных животных (кони, коровы, волки…), которые под водительством преобразующего и собственную природу сознательного их брата подтягиваются по лестнице эволюции ("чтоб говорить умели птицы и знали волки календарь"). Вспомним "науку зоовоспитания" Д.Андреева, призыв к "творческому труду совершенствования зверей", вдохновляемый "чувством вины и чувством любви", в результате которого человек обретет новых равноправных друзей и соратников в работе "над совершенствованием природной и культурной среды и над развитием своего собственного существа". В русском космизме воплощается углубленная библейская мечта о таком состоянии твари, когда не просто возлягут рядом ягненок со львом, а станут участвовать вместе с человеком в общем "богосотворчестве". И наконец, движение в будущее предполагает опору на высокий христианский императив всеобщности спасения, идею апокатастасиса, развитую в христианском богословии свт. Григорием Нисским и подхваченную русскими христианскими мыслителями. Распутать вечный и, каждый раз современный, страстный клубок противоречий, борьбы, взаимного истребления возможно, лишь приняв идею, а за ней и практику обращения зла в добро, мощных энергий разрушения — в сверхмощные энергии благого созидания.
Беседовала Юлия Новицкая
