Андрей ФЕФЕЛОВ. Сергей Юрьевич, ваш доклад "О неотложных мерах по укреплению экономической безопасности России и выводу российской экономики на траекторию опережающего развития" наделал много шума, был воспринят многими и западными, и прозападными СМИ в России как теоретическая база для нового экономического курса России. Вот если представить себе, что это так, в чём новизна этого курса? Насколько он радикально отличается от той экономической политики, которая проводилась на протяжении последних десяти лет?
Сергей ГЛАЗЬЕВ. Нам жизненно необходимо создание условий для выхода экономики на траекторию быстрого и устойчивого роста. Новизна заключается в системности подхода, в учёте международного опыта и в приведении макроэкономической политики в соответствие с национальными интересами, то есть её суверенизация. В этом самое слабое место сегодняшней экономической системы, которая подвергается агрессии извне.
Все знают про экономические санкции, суть которых сводится к тому, что западная финансовая система прекращает нас кредитовать. Но уязвимость наша определяется спецификой проводимой денежно-кредитной политики. За последние два десятилетия денежная база в России сформирована под иностранные источники кредита и инвестиций. И сейчас, когда западные банки отзывают кредиты, автоматически сокращается денежная база. Отсюда нехватка денег, которые Центральный банк должен был бы заместить внутренними источниками кредита, но, в силу самоустранения Центрального банка от создания таких источников долгосрочного кредита, замещения не происходит. Наоборот, пытаясь остановить отток капитала повышением процентных ставок, Центральный банк усугубляет ситуацию, потому что деньги перестают работать в производственном секторе, утекают на валютный рынок. Там они крутятся в сверхприбыльных спекуляциях на падении курса рубля. Сверхприбыли опять-таки увозятся за рубеж. В результате мы наблюдаем падение экономической активности и замыкание нас в стагфляционные ловушки, которые характеризуются высокой инфляцией и падением производства.
В докладе как раз обосновываются меры, в общем-то, общепринятые в мире по защите нашей валютно-финансовой системы от спекулятивных атак, что требует введения избирательных валютных ограничений против валютных спекулянтов, стремящихся разбогатеть на дестабилизации рынка. А рынок наш, замечу, на три четверти — это иностранные спекулянты. Не мы управляем движением рынка. Поэтому нам, для того чтобы самостоятельно развиваться, нужно прежде всего восстановить управляемость финансового рынка, а для этого необходимы избирательные валютные ограничения. И необходимы общепринятые в мире методы борьбы со спекулянтами. Сегодня, в ситуации, когда наш Центральный банк отдал рынок на откуп спекулянтам, мы практически полностью потеряли управляемость ситуацией. Но её можно восстановить. Мы предлагаем как.
Андрей ФЕФЕЛОВ. И, по сути, основы этих экстренных мер — это перестройка работы финансового блока и Центробанка?
Сергей ГЛАЗЬЕВ. Не только. Дело в том, что первая часть работы связана со стабилизацией валютно-финансового рынка. Это действительно их функция. Она прописана в Конституции, и у них есть все возможности это сделать. Рубль сегодня — самая обеспеченная валюта в мире, что позволяет Центральному банку фиксировать курс рубля на любом разумном уровне и держать его достаточно долго, не давая спекулянтам его раскачать. Сегодня рубль — самая недооценённая валюта в мире. По отношению к паритету покупательной способности рубля его обменный курс к доллару ниже сегодня раза в три — такое практически нигде не встречается. В мире, если валюта паритета в два раза ниже, то это уже считается чрезмерным с точки зрения негативных эффектов занижения уровня жизни и дороговизны иностранных технологий. Поэтому сегодня спрос на валюту ниже предложения валюты — это связано с положительным торговым балансом, который у нас есть. И в ситуации, когда рубль самый обеспеченный и одновременно самый заниженный, стабилизировать его — это вообще не проблема. При желании это можно сделать за один день. Но для этого нужно восстановить контроль на московской бирже, которая сегодня в руках у спекулянтов.
Дальнейшая часть программы мер связана с организацией долгосрочного дешёвого кредита. Это необходимое условие восстановления экономического роста, потому что половина оборотного капитала у предприятия сегодня — это заёмные деньги. Поэтому, когда Центральный банк задрал процентную ставку, предприятия оказались в ситуации вынужденного сжатия производства, потому что бессмысленно дальше его наращивать или даже продолжать себе в ущерб — за проценты, за кредит надо доплатить. Или те, кто смогли, подняли цены. То есть Центральный банк повышением ставок спровоцировал инфляционную волну, вторую после девальвации рубля, и тем самым и закрутил инфляционно-девальвационную спираль, в которой мы сегодня живём. Но для того, чтобы дать экономике дешёвые деньги, мы не можем сегодня просто снизить процентную ставку. Потому что тот канал кредита, который работает в нашей системе, работает на краткосрочном горизонте, между тем как реальный сектор работает над циклом от года до пяти лет. Поэтому такими кредитами могут пользоваться только спекулянты.
Для того, чтобы дать экономике дешёвые кредиты, нужно создать принципиально иные инструменты на расширение кредита. Мы называем это "переход к системе многоканального кредитования экономики с контролем за целевым использованием денег". Если мы обеспечиваем контроль за целевым использованием денег, мы можем дать их в экономику достаточно в большом объеме для того, чтобы она сумела восполнить свой оборотный капитал. Возможности наращивания производства легко считаются. Это простаивающие производственные мощности, примерно 40% промышленности сегодня стоит. Незагруженная занятость. Хотя безработица относительно низкая, но есть скрытая безработица, которая оценивается в 20%. Мы можем наращивать выпуск продукции, не прибегая к новым дополнительным работникам процентов на двадцать. Но в то же время есть огромная резервная армия труда в Средней Азии, огромный приток квалифицированных людей с Украины, которые, по сути, живут с нами в едином экономическом пространстве. Фактически у нас нет ограничений ни по производственным мощностям, ни по трудовым ресурсам, ни по сырью — мы экспортируем сегодня 2/3 сырья. Ни по мозгам — у нас десятки тысяч людей реализуют себя за границей, потому что нет возможности за один день здесь создать собственное дело. Для того, чтобы этот потенциал заработал, необходимо дать кредит, потому что своих денег не хватает для запуска таких мощностей. А чтобы кредит не утёк на валютно-финансовые спекуляции, нужен контроль за целевым движением денег. Это задача банков, и банки умеют это делать. Любой банкир вам скажет, как проконтролировать деньги любого своего клиента. В итоге предприятия могут получить под 3-4% годовых, как это можно сделать за рубежом.
И главное: для того, чтобы мы этот канал полномасштабно задействовали, нам нужно точно понимать: где возможности наращивания производства. А для этого нужен стратегический план, который даст видение на тридцать лет с точки зрения инвестиций, и индикативный план, который даст нам представление о том, как будет расти производство в течение года.
Андрей ФЕФЕЛОВ. То есть элементы стратегического планирования вводятся снова?
Сергей ГЛАЗЬЕВ. Да. Но они вводятся не как в советской системе, директивным путём, они вводятся на основе механизма частно-государственного партнёрства. Сами предприятия участвуют в выработке плана. Подобный опыт успешно реализован в странах, совершивших экономическое чудо.
Вообще, мы первые в советское время встали на путь планирования, но у нас была слишком жёсткая система. Механизм рыночной самоорганизации реализуется мягче.
Сейчас, когда весь мир переживает структурный кризис, идёт формирование нового технологического уклада, все страны мира пошли этим путём. Они создают дешёвые длинные кредитные ресурсы в неограниченных объёмах — дают их столько, сколько нужно бизнесу. Поэтому во всех странах мира сегодня нулевые процентные ставки, в реальном выражении даже отрицательные, безграничная кредитная экспансия. Объём денег сегодня в мировой экономике, за семь лет после финансового кризиса 2007 года, вырос в 3 раза. Ежегодно эмитируется новых денег примерно на 800 миллиардов долларов, имеются в виду доллар, евро, фунт, франк, йена, которые свободно конвертируются. Ежегодная эмиссия этих валют в 5 раз превышает всю нашу денежную базу, поэтому они растут. Инфляции там не происходит. Зато происходит освоение новых технологий, и все страны мира встали на новую длинную волну роста.
Андрей ФЕФЕЛОВ. Президент Путин на Валдайском форуме употребил выражение "новый технологический уклад" и заявил о его необходимости. Если говорить о переходе к этому новому технологическому укладу, то что это значит для России? Какие новые инфраструктурные проекты необходимо осуществить?
Сергей ГЛАЗЬЕВ. Если брать научное определение, то технологическим укладом называется совокупность технологически сопряжённых производств, формирующих макроэкономическую воспроизводящуюся целостность. И мы довольно хорошо теперь знаем механизмы этого процесса, смены технологических укладов. Каждая фаза роста технологического уклада — это длинная волна Кондратьева, то есть это 20-30 лет подъёма. Сейчас закончился очередной технологический цикл, который был основан на микроэлектронике, на информационных коммуникационных технологиях. Они достигли пределов своего расширения. Теперь наука подсказала новое направление развития — переход на наноуровень. Возможности выросли на несколько порядков. Этот технологический уклад проник не только на уровень атомов, позволяя создавать новые материалы, но и на уровень клеток.
У нас остаётся хороший научно-технический задел. Мы имеем передовой уровень в медицине, ядерной физике, в атомной промышленной, в ракетно-космических технологиях и даже в инженерии. Выпускники наших вузов на очень хорошем счету. Вопрос только в том, что им нужны деньги, чтобы они могли совершать чудеса.
Андрей ФЕФЕЛОВ. Ещё важно правильно сформулировать задачу.
Сергей ГЛАЗЬЕВ. Задачи научное сообщество ставит себе само. И сейчас в этом новом технологическом укладе наука уже давно стала, как говорится, производительной силой. Вчера это была лаборатория, завтра это может быть преуспевающая колоссальная корпорация. Разумеется, политика модернизации на основе нового технологического уклада, хоть и базовое, но не единственное направление стимулирования экономического роста. Для нового технологического уклада очень важно стратегическое планирование, очень важно понимать направление прорыва. Технологический уклад растёт сегодня с темпом 35% в год. Экономика стагнирует, а уклад растёт. К сожалению, у нас он растёт в очень небольших нишах, в основном на уровне лабораторий, потому что нет механизма кредитования перспективных разработок.
Стратегия опережающего развития — это сложный процесс: сочетание научных исследований, кредитования опытных разработок, венчурного финансирования инновационных проектов, и затем кредитование уже производственных мощностей. Должна работать многоэшелонированная система государственной поддержки инновационной и инвестиционной активности.
Андрей ФЕФЕЛОВ. Для этого необходим интеллектуальный штаб, который определяет эти направления.
Сергей ГЛАЗЬЕВ. Во всех странах, которые успешно развиваются, это есть. Это правительство, которое должно страховать риски, в сочетании с научным сообществом; с бизнесом, который должен перевести эти возможности на язык бизнес-планов; с коммерческими банками, которые должны дать кредиты. У нас в зародыше все эти институты есть. Только они пока очень маленькие.
Андрей ФЕФЕЛОВ. Вы лестно отозвались о наших физиках, а что можно сказать о наших экономистах? Насколько экономическое сообщество готово работать в ключе этих новых парадигм?
Сергей ГЛАЗЬЕВ. Нужно разделять экономическую науку и политическую экономию. Некоторые рыночные фундаменталисты действительно слепо следуют рекомендациям МВФ, не замечая даже, что МВФ даёт нам и американцам прямо противоположные рекомендации. У них не хватает мышления для того чтобы разобраться в причинах: почему рекомендации так кардинально отличаются. А отличаются они потому, что мы для них периферия. Над периферией нужно держать контроль. Чтобы держать контроль над периферией, нужно её лишить возможностей внутренних источников развития…
Андрей ФЕФЕЛОВ. Всё бы ничего, но они, к сожалению, сформировали новое поколение экономистов.
Сергей ГЛАЗЬЕВ. Это политэкономы. Экономист-учёный действует так же, как и физик: он анализирует закономерности, пытается объяснить тенденции, умеет считать, строит модели, и он относится к экономической реальности как к реальности, во всей её сложности, нелинейности, неопределённости. А задача политэконома оправдать существующий порядок, он попросту обслуживает интересы тех, кто сегодня господствует в социально-экономической системе. Поэтому неудивительно, что среди отличников по марксистской политэкономии сегодня наблюдается очень много рыночных фундаменталистов. Их взгляды — следствие догматизма. Догматик может очень легко одну картину мира заменить на прямо противоположную.
Андрей ФЕФЕЛОВ. Какова была путинская стратегия на протяжении десятилетия? Была ли она ярко выражена в экономике? Например, создание госкорпораций многие интерпретируют как скрытую национализацию. Можно ли сказать, что ваши идеи логически завершают то, что было сделано за предыдущие десять лет?
Сергей ГЛАЗЬЕВ. В течение десяти лет, даже уже больше, наверное, полутора десятилетий, с тех пор, как президентом России стал Владимир Владимирович Путин, было решено несколько фундаментальных задач. Первая задача — отделение олигархии от управления государством. Собственно говоря, до прихода Путина командовала государством олигархия. Царствовала семибанкирщина. Первое, что он сделал для восстановления управляемости страной, — отделил олигархию от управления, и управлять стали чиновники, исходя не из коммерческих заказов олигархов, а исходя из понимания целесообразности госуправления. Одновременно он навёл порядок в вертикали власти, прекратил это расползание власти с разрушением суверенитета. Третий шаг — это установление государственного контроля за наиболее мощными внешнеэкономическими финансовыми потоками госкорпорациями типа "Газпром", "Роснефть", то есть государство восстановило контроль за основными потоками доходов, связанными с экспортом. Конечно, очень важно сделать следующий шаг для того, чтобы восстановить суверенитет над финансовой системой в целом, потому что без этого шага в условиях карликовости нашей внутренней финансовой системы мы в полной зависимости от внешних спекулянтов. Доля внешних спекулянтов на российском фондовом рынке — три четверти, а до этой турбулентности было 80%, на валютно-финансовых спекуляциях — до 90%. Если мы не обеспечим суверенитет финансово-экономической области, мы не сумеем восстановить управляемость экономикой в целом. Потому что, когда финансовая система формируется за счёт внешних денег, постепенно туда перетекает и контроль за экономикой с точки зрения прав собственности. Потому что бизнесменам, чтобы взять кредиты, нужно заложить предприятие. Поэтому идёт ползучая офшоризация, и на сегодняшний день уже больше половины прав собственности в промышленности ушло за границу. Так мы, потеряв контроль за кредитом, теряем контроль и за собственностью.
Андрей ФЕФЕЛОВ. Получается, это вопрос выживаемости страны?
Сергей ГЛАЗЬЕВ. Да. В условиях, когда против нас ведётся явная агрессия, когда американцы развязали гибридную войну, оставлять в их управлении валютно-финансовую систему — это стратегия самоубийственная, несовместимая с задачами выживания страны.
На фото: заброшенный цех текстильной фабрики в Московской области — результат деятельности «политэкономов». Автор: alexdoomer2009.livejournal.com
