Знаментый музыкант о связи рок-н-ролла и Традиции, своём пути в музыку и новом русском рок-герое
«ЗАВТРА». Александр Феликсович, вы популярный рок-музыкант, а что из современной рок-музыки слушаете сами?
Александр Ф. СКЛЯР. У меня довольно широкий круг интересов, но думаю, что основной массив рока я уже для себя отслушал. Поэтому я чаще всего просто переслушиваю. Достаточно редко открываю какие-то новые имена. Весь современный рок мне кажется во многом очень вторичным. В связи с тем, что я знаю корневой рок, и так как я сам музыкант, я почти всегда ощущаю, откуда растут ноги. Мне неинтересно слушать группу, в которой откровенно присутствуют эпигонские начала. А что-то действительно новое в роке давно не появлялось. Сейчас возможны только новые ракурсы, взгляды, а сказать что-то принципиально новое… последний раз это было сделано Куртом Кобейном. С тех пор никто ничего принципиально нового в рок-н-ролле не сказал.
«ЗАВТРА». По большому счёту это можно сказать обо всём современном искусстве. Использование готовых форм, их переработка и осмысление.
Александр Ф. СКЛЯР. В значительной степени вы, конечно, правы. Тем не менее революционные прорывы всё равно неизбежны. Просто они редки.
«ЗАВТРА». Обычно революционное в искусстве неразрывно связано с наукой: появилась возможность создавать электрические гитары, соответственно, это появилось и в музыке. Также и с синтезаторами, или с масляными красками. Может быть проблема в том, что пока мы не получим толчок из научной сферы, мы и в искусстве не сможем предложить что-то революционное?
Александр Ф. СКЛЯР. Да, вы отчасти правы. Но при этом музыка – это всё-таки более сложное явление, чем может показаться на первый взгляд. Музыка бесконечно разнообразна и её развитие непредсказуемо. Поэтому, даже не делая революционных прорывов в рок-н-ролле, всё равно нельзя сказать, что эта тема исчерпала себя. Я считаю, что рок-н-ролл себя не исчерпал. Не только, как социальная музыка, а просто именно, как жанр, как форма. Но ярких имён в рок-музыке в последнее время действительно не было. Я искренне считаю, что последним революционером от рока был Курт Кобейн. Хотя было и есть множество хороших и талантливых музыкантов.
«ЗАВТРА». Может быть, тут дело не в музыке, а проблема именно в позыве, в посыле? Ведь всё уже сказано, и рок, и сопротивление – это больше не бунт, сейчас он стал классикой. Рок-музыканты стали уважаемыми людьми, влились в общую социальную структуру, им нечего противопоставить обществу, в котором сейчас всё можно.
Александр Ф. СКЛЯР. Ну, примерно так. Западный мир его принял и переработал под свою коллективную психологию. Поэтому сейчас трудно сказать, ЧТО может так взорвать западное сознание. Боюсь, что уже ничего. Эпоха его взрывной функции прошла. Но в нашей русской современной истории всё не так просто. У нас, я думаю, эта его взрывная составляющая не пропала. Всё-таки у нас другое общество. Слава богу, что у нас нет таких механизмов, которые могут его съесть, которые могут объять его такими мягкими нежными объятиями и выпустить как коммерческий продукт. Именно из-за того, что у нас всё не так жестко клишировано, как на Западе, он у нас и гораздо более живучий. Я имею в виду рок-н-ролл и все его разновидности, естественно.
Я думаю, наша общая неустроенность, наша глобальная неудовлетворённость всегда будет давать пищу для рок-музыкантов. Обратите внимание на такую интересную вещь: ведь так, как популярен у нас, например, панк-рок как направление, он не популярен больше нигде в мире.
«ЗАВТРА». Да и панки у нас совсем другие – нерафинированные.
Александр Ф. СКЛЯР. Конечно, совсем другие. У них на Западе уже таких нерафинированных панков почти не осталось. Что такое нынешний Лайдон, бывший вокалист Sex Pistols? Посмотрите на него сейчас, почитайте его интервью. Он не более, чем просто шоумэн. Он неплохой певец, на самом деле, но где же взрыв? Это же панк! Но сейчас в их случае это просто смешно. Ребята собираются, чтобы сделать тур Sex Pistols; просто и откровенно говоря, что «мы хотим заколотить бабла». Нормально? И сравните его ну, скажем, с Егором Летовым и его «Гражданской обороной».
«ЗАВТРА» С другой стороны то, что он это откровенно сказал – хотя бы в этом может быть протест?
Александр Ф. СКЛЯР. Я вас умоляю! Никакой это не протест. Просто он понимает, что на него придут как на бывшую «икону стиля», и не надо ему тут особо ничего выдумывать. Придут как на «продукт». Опять-таки, последними, кто не хотели быть вписанными в систему (соответственно, они так и закончили), были как раз Курт Кобейн в Америке и Ричи Эдвардс, вокалист Manic Street Preachers в Британии, тот самый Ричи, который в итоге пропал без вести. Всё,больше таких героев не было. Если только не брать эту сумасшедшую Эмми Уайнхаус, которая тоже себя угонобобила очень по рок-н-рольному. Но здесь как раз в связи с тем, что она женщина, мне не очень понятно: она себя «уработала» потому, что не хотела вписаться в эту систему, или просто она такая безбашенная? Может, и хотела вписаться да не смогла. Аможет и то, и другое – я не знаю. Потому что с Кобейном и с этим Эдвардсом всё чётко понятно, а вот с ней – женская загадка...
«ЗАВТРА» А как Вы вообще решили стать музыкантом и собрали группу?
Александр Ф. СКЛЯР. Где-то на втором курсе института я уже вполне ощущал себя внесистемным человеком, уже тогда мне стало совершенно очевидно, что с системой мне не по пути. Работать на систему в течение всей жизни я не буду – это я понимал точно.
«ЗАВТРА» Но всё-таки решили доучиться?
Александр Ф. СКЛЯР. Просто мне на тот момент казалось, что лучше всего выстраивать отношения с системой, находясь с ней не в прямых контрах, а будучи таким «засланным казачком». В этом смысле великолепным примером для меня был Евгений Всеволодович Головин. Потому что этот самый антисистемный человек, которого я вообще когда-либо встречал, уже вошел в мою жизнь и начал воздействовать на нее силой своей могучей личности. Он был такой человек, абсолютно уникальный. Его можно всегда иметь перед собой как пример для подражания, но выдержать на протяжении всей жизни так стилистически точно и безупречно эту антисистемную позицию – мало кому дано, уверяю вас. Были и другие люди рядом со мной, в частности, Эдуард Артемьев, которому я очень многим обязан. Он мне посоветовал не бросать учебу в институте, а заниматься музыкой параллельно, предоставив самой судьбе решать, кем мне стать в конце концов.
«ЗАВТРА» Вы в итоге доучились и отправились в Северную Корею на дипломатическую службу. Как же всё-таки вырвались из дипломатии?
Александр Ф. СКЛЯР. Когда я там оказался, почувствовал, что сложившаяся там система, это именно то, что хотели бы сделать с нашим народом, но в силу огромности наших территорий и величины нашего народа просто не смогли. Это была модель, доведённая до абсолюта. То есть, если ты хотел стать внесистемным человеком, то лучшего места для принятия этого решения, чем Северная Корея, не существовало. Может быть, это и была промыслительная задача Творца закинуть меня туда, чтобы я это понял окончательно.
В Москву я уже приехал с этим внутренне абсолютно чётко сложившимся решением. Надо было бить наверняка, и я придумал ход, который, с моей точки зрения, делал мою позицию неуязвимой. Все знали, что я принимал участие в художественной самодеятельности, поэтому я придумал историю о встрече с неким профессором по классу вокала, пригласившем меня поступать в консерваторию, чтобы я и дальше шёл по музыкальной линии.
Мне казалось, что это совершенно бронебойная аргументация. Конечно, на меня посмотрели как на сумасшедшего, когда я принёс заявление на увольнение с такой формулировкой: «Хочу, мол, поступать в консерваторию на вокальное отделение». Кадровик был неглупым мужиком, посмотрел на меня и сказал: «Вот, Александр Феликсович, всё время я в вас чувствовал что-то не то». Он оказался прав. А с другой стороны, как насильно оставлять человека в МИДе, если он говорит, что хочет профессионально заниматься музыкой? Чем профессия классического музыканта хуже, чем любая другая нормальная профессия? Другое дело, я отлично понимал, что ни в какую консерваторию не поступаю, что ухожу в никуда. Отсюда, кстати, и название группы «Ва-Банкъ» - ты сжигаешь все мосты, обратного пути нет. Это мне и было сказано напрямую: «Вы же понимаете, Александр Феликсович, что если вы не поступите в консерваторию, то обратно мы вас не возьмём». – «Конечно, понимаю». – «Ну, вольному – воля». Вот так я и ушёл.
«ЗАВТРА» И вот Вы избавились ото всех этих оков и решили сколотить группу. Легко было её собрать?
Александр Ф. СКЛЯР. Нет, нелегко, я же на несколько лет выпал из той музыкальной среды, в которую вошел, еще учась в институте. После возвращения убедить кого-то в том, что ты хочешь всерьёз и надолго собрать группу, у которой будет какое-то будущее, было совсем непросто. Знаете, перед твёрдой волей отступают любые обстоятельства.
«ЗАВТРА» А работать куда устроились?
Александр Ф. СКЛЯР. Я пытался найти хоть какую-то работу. Несколько месяцев побыл безработным: меня никуда не хотели брать, видя эту запись в трудовой книжке: «Уволен по собственному желанию» из МИДа. Первая работа, которую я нашёл, была инженер радиоточки парка Сокольники. В этой радиоточке я проработал месяц, крутил музыку на весь парк в соответствии с занимаемой должностью. До первой серьезной проверки.
«ЗАВТРА» Как же вы туда попали?
Александр Ф. СКЛЯР. Там вакансия была, зарплата ничтожная, никто работать не хотел. Я пришёл, мне сказали: «Работай, если тебя эта мизерная зарплата устраивает». Устраивала любая, у меня же вообще никакой зарплаты не было. Когда я снова стал безработным, то нашёл родственную душу в Доме культуры Курчатовского института, располагавшемся вне территории самого Института. Таковым оказался мой бывший коллега по МГИМО Юра Троценко, тоже плюнувший на свою основную специальность и работавший заместителем директора ДК по работе с молодёжью. Вот в этот свой молодёжный центр он меня и взял. Никакой вакансии не было, он взял меня временно. На должность и.о. худрука Дома культуры Института атомной энергии им. Курчатова я обеспечивал работу творческих коллективов. Всё остальное время набирал свою группу. Там я и сумел собрать «Ва-Банкъ», а заодно начал проводить первые полуподпольные рок-концерты, ещё до знаменитой Горбушки.
«ЗАВТРА» В начале 90-х Вы, совместно с самыми знаковыми рок-музыкантами Вашего круга, исполнили ставшую уже классикой песню «Всё это рок-н-ролл». Возможно ли сегодня, когда многие разошлись по политическим и философским взглядам, повзрослели, повторение подобного, или же это был феномен, исключительная черта того времени?
Александр Ф. СКЛЯР. Думаю, что возможно. Но, как поёт Высоцкий: «Настоящих буйных мало - вот и нету вожаков». В такой ситуации всегда нужен вожак, организатор. Таким на тот момент оказался Гарик Сукачев. Он нас всех собрал. Всё это воля, творческий импульс одного человека и большое желание всех нас объединить. Конечно, ещё нужна правильная песня.
«ЗАВТРА» Другая?
Александр Ф. СКЛЯР. Конечно! Какой смысл перепевать ту? Её актуальность ушла. У каждой песни есть время. Лирическим отведён больший срок, тогда как у песни с социальным подтекстом жизнь, как правило, короче. Поэтому даже при наличии того безумца и организатора, который мог бы сейчас появиться, именно эту песню петь всем вместе нет смысла.
У Кости Кинчева была песня «Рок-н-ролл – это мы». Впервые он исполнил её на нашем «ва-банковском» акустическом концерте, который мы делали во МХАТе к 20-летию группы. Среди приглашенных музыкантов были и Гарик Сукачев, и Глеб Самойлов. Вдруг Костя предложил исполнить всем вместе только что сочинённую им песню. По своему духу она как «Всё это рок-н-ролл», но только актуальна уже для наших дней. В ней перечисляются и ныне действующие музыканты, и ушедшие, но оставшиеся в нашей памяти. Общий смысл песни: мы все делали «этот рок-н-ролл». Не какой-то один человек может сказать, что рок-н-ролл – это я, а рок-н-ролл – это мы все. По своему духу она вполне подходит для того, чтобы сделать её коллективной. Но не сложилось в силу ряда причин.
Мы все в делах, у каждого из нас много своей работы. Чтобы кто-то появился со словами: «Я хочу, чтобы мы все вместе собрались!» - такого нет. Всех собрать и тогда было нелегко, но мы более объединёнными были. Нас, рок-н-рольщиков, сейчас очень много. И именно в силу того, что нас сейчас гораздо больше, мы довольно сильно разобщены.
Кстати, после того как Костя спел у нас на концерте песню «Рок-н-ролл это – мы», она была записана большим составом музыкантов на «Нашем радио». Но это, конечно, уже было по-другому.
Того, что Гарик сумел сделать тогда на студии и в клипе, когда мы все реально были вместе, – этого не случилось. Что уж говорить о совместном исполнении на одной сцене!В то времяГарик сделалочень крупный фестиваль «Рок против террора». Сейчас же такого нет. Какое мероприятие нас сможет собрать? Что такое рок-фестиваль теперь? Да, там играют рок, но сквозной темы нет. Сейчас это время ушло.
Но при этом не стоит забывать, что мы были на двадцать лет моложе. Значит, сейчас должен быть кто-то, кому столько же лет, сколько тогда было нам, тридцать с небольшим. А где он, этот парень, сейчас, которому тридцать с небольшим и кто своим авторитетом мог бы всех собрать? Вы сами кого можете назвать? Никого? И я тоже.
«ЗАВТРА» Надежда только на ваше поколение.
Александр Ф. СКЛЯР. Это неправильно. Почему мы должны отдуваться за молодых? А они что? Пусть они и поднимают знамёна. Основная проблема, как мне кажется, в том, что просто нет такой яркой авторитетной музыкальной личности. Её просто нет и всё. И, на мой взгляд, ничто не предвещает, что она появится. Но, так как музыка – это, как я уже говорил, всегда вещь непредсказуемая, неожиданно эта личность может возникнуть. Однако ощущения того, что ситуация для её появления созрела, у меня совсем нет.
«ЗАВТРА» Александр Феликсович, расскажите, как сочетается идеи философов-традиционалистов из вашего круга общения с рок-музыкой, ассоциирующейся с низвержением традиций?
Александр Ф. СКЛЯР. Честно говоря, напрямую перед собой я этот вопрос никогда не ставил, ведь всегда перед глазами у меня был пример Евгения Всеволодовича Головина, который будучи совершенно человеком Традиции, всю жизнь писал песни. Причём эти песни были написаны в рок-стилистике. Быть традиционалистом, верующим человеком и при этом рок-музыкантом - я в этом не вижу противоречий. Вот быть панк-анархистом и при этом традиционалистом – это довольно сложно.
«ЗАВТРА» Но ведь религия и вера предполагают следование давным-давно заложенным традициям. Это консерватизм, даже ортодоксальность и, конечно же, прежде всего, послушание. Рок же всё это отрицает. Рок - это бесконечные противоречия, протест существующим нормам: нет послушания, нет пределов, всё делать наперекор. Таково, по крайней мере, обыденное восприятие рока. И всё это не особо ассоциируется с Традицией.
Александр Ф. СКЛЯР. Следуя Вашей логике, получается, что это странновато, а следуя моей логике, получается, что это нормально. Может быть, мы просто по-разному на это смотрим. Вы сейчас разговариваете не с человеком, который стоит в начале своего рок-н-рольного пути, а всё-таки с тем, у кого за плечами уже почти тридцать лет музыкальной деятельности. Конечно, за это время я уже совсем не тот, каким был. Понимаете? Сейчас, припоминая какие-то свои ранние песни... Например, одна совсем ранняя, которая даже никогда и не была записана. Мы там очень молодые, чудные, жутко неумелые, но этим песня может быть и трогательна. Называлась она «Всё наоборот», «я буду делать всё наоборот» – это, конечно, не слова традиционалиста. Это факт. Но я ведь, в первую очередь, имел в виду систему. Я припоминаю кое-какие и более поздние подобные песни. Вот если бы тогда Вы мне задали такой вопрос, я, наверное, очень серьёзно стал бы «репу чесать». Видимо, я как-то по-другому всё это воспринимал. Наверное, я не осознавал себя таким уж традиционалистом.
Совместить это в себе, судя по всему, стало для меня органичным в более или менее осознанном, зрелом возрасте, а не тогда, когда я только начинал свою рок-деятельность. Другое дело, что в моём конкретном случае Традиция проявлялась в ином. Она проявлялась в том, что я всегда, даже на ранних этапах «Ва-Банкъ», пытался найти какую-то ниточку, которая связала бы меня с песенной культурой той страны, в которой я родился. Я изначально был не совсем из «западников» в смысле рок-н-ролла. Я, конечно, слушал многие западные группы и до сих пор их очень люблю и слушаю, но не менее важными для меня были и Алёша Димитриевич, и Пётр Лещенко, и Александр Вертинский, и Владимир Высоцкий, и русские народные песни и романсы. Это всё было моей очень важной составляющей частью. Вот в этом, наверное, я был традиционалист даже тогда.
Отсюда берут начало и мои сольные проекты. Первым был совместный проект с Гариком Сукачевым «Боцман и бродяга». Он, собственно, и посвящён Высоцкому, Утёсову и Димитриевичу. А дальше мой сольный проект, получивший название «Цыганский рок-н-ролл», - тут я отдал дань цыганской песне и, в первую очередь, Алёше Димитриевичу.
Потом у нас с Евгением Всеволодовичем возникла идея альбома «По направлению к танго». Это традиция, уходящая корнями в Латинскую Америку (явно не в американский рок-н-ролл), поддержанная у нас Лещенко и Вертинским. Вот так я реализовывался, связывая себя с нашей традицией. Позже в моём репертуаре всё большую и большую роль стала играть наша традиционная песня, дореволюционная и советская эстрада. Конечно, я всегда подчёркиваю, что я вышел из рок-н-ролла. Я и Вертинского, и Утесова пою с рОковой подачей. Но сейчас, во взрослом состоянии, я себя чувствую укоренённым не в англосаксонской, а в нашей, русской, Традиции: музыкальной и духовной. Вот что для меня значит традиционность в первую очередь.
Хотя, конечно, какие-то из своих ранних песен я не буду уже петь никогда не только в силу их поэтического и музыкального, как мне сейчас кажется, несовершенства, но ещё и в силу того, что они не соответствуют моему видению себя нынешнего, как русского музыканта.
«ЗАВТРА» Как Вы думаете, возможно ли, чтобы западный рокер придерживался таких же взглядов на Традицию?
Александр Ф. СКЛЯР. Только не в мейнстриме! На Западе совершенно другая система, и она бы отторгла такого человека, она бы его в себя не впустила. Вне мэйнстрима, я думаю, там могут быть традиционалисты. Вполне вероятно, что Майкл Джира из группы Swans - это музыкант-традиционалист. Это из тех, кто более-менее известен, чьё имя у нас на слуху. Ещё, может быть, как исключение - Дэвид Боуи. Вот, смотрите, он десять лет молчал и, в конце концов, выпустил сейчас такой мощный альбом, хотя такое долгое молчание - это не по правилам западного шоу-бизнеса. Но Боуи - это супер-звезда. Он может себе это позволить. Впрочем, может, я и ошибаюсь: я не настолько глубоко знаю его тексты, его жизненную философию, чтобы утверждать наверняка, что он придерживается традиционных взглядов. Ещё, пожалуй, может быть Роберт Плант. Знаете, уж больно странное оформление у его сольного альбома «Dreamland»: обложка допускает эзотерическое прочтение да и подбор песен явно неслучайный. Но и он тоже, скорее, исключение. Точнее, даже не исключение, а просто он в рок-н-ролле оказался долгожителем и постепенно подошел к этим взглядам, а система, уже в силу того, что она - система, не может его просто так отторгнуть. Он как бы сумел ее под себя прогнуть. Вот такое там может быть. А вот так, чтобы сразу традиционалист... Он может, конечно, появиться в роке, но он будет точно где-то на периферии.
Это логично с точки зрения машины западного шоу-бизнеса. Это неправильно, но это логично, потому что, в первую очередь, там ставятся совершенно прагматические цели. Ты должен быть хитмейкером. Ты должен вести себя в соответствии с законами этого бизнеса. Ты должен выдавать продукт. Если очень коротко сформулировать, что такое западный шоу-бизнес – это, конечно, так: «ты должен выдавать продукт». Этот продукт должен приносить бабки. Всё. Если он не приносит бабки, значит на фиг отсюда из этого дела. Вернее, иди, занимайся на периферии, ради бога, но система тобой заниматься не будет.
Но именно в этом-то и есть спасение нашего рок-н-ролла! Ещё двадцать лет назад я говорил о том, как жалко, что у нас не создаётся система в отличие от Запада. Потом уже я начал понимать, что не «как жалко, что у нас не создаётся», а «слава тебе, Господи, что она не создаётся у нас» и что она в итоге не создалась. В поп-мире она создалась и худо-бедно, но работает. Но поп-мир - это вообще антитрадиционная вещь, я имею в виду нашу отечественную попсу. Поэтому то, что она там появилась, так и должно было случиться. А вот то, что она в рок-н-ролле не работает, это слава тебе, Господи, что так вышло.
«ЗАВТРА» Как Вы думаете, почему этого не произошло?
Александр Ф. СКЛЯР. Потому что страна у нас такая. Она метафизическая. Это необъяснимо. Пространство, которое называется нашей страной, оно таково, оно – эксклюзивно, загадочно и рационально непознаваемо. Нет аналогов этому пространству, и оно не такое и не будет никогда таким, каким в результате всего стал Запад и каким он хочет, чтобы стали все остальные. Не станет она такой, никогда! Наши потаенные коды не дадут этого сделать. Кому не нравится – скатертью дорожка. А кто это понимает – тот глубинно русский, вне зависимости от национальности.
«ЗАВТРА» Какой же Вы видите судьбу русского рока дальше? Что с ним может произойти в ближайшие лет двадцать? Он как-то изменится?
Александр Ф. СКЛЯР. Появится яркая личность, которая снова привлечёт к себе большое внимание, при этом личность достаточно сильная, чтобы не дать себя купить большому попсовому российскому шоу-бизнесу. Я думаю, что в ближайшие двадцать лет такая фигура появится. Думаю, она возникнет из недр русской провинции, не из Москвы и не из какого-то крупного промышленного центра. Она появится из такой вот странной глубинки. И самое главное, что по форме она будет, конечно, рок-н-рольная, роковая, но совсем не прозападно-роковая. Она будет именно нашей, какая-то, знаете... очень русская, сильно связанная с русской песенной культурой. Но это будет именно рОковая личность, то есть человек, которому будет нужна рок-группа. Понятно, что рок-бэнд обязательно фокусируется на личности, но это не будет человек с акустической гитарой. Это будет именно личность, которая захочет, чтобы его посыл был оформлен в рок-н-рольный бэнд: барабаны, электрическая гитара, бас-гитара, клавиши.
«ЗАВТРА» И в итоге не будет сращивания с поп-культурой?
Александр Ф. СКЛЯР. Нет, у нас не будет.
Беседовала Анна СКОК
