Он не успел создать выдающиеся произведения, совершить великие открытия, достичь успехов и получить признание в какой-то сфере человеческой деятельности, даже просто продолжить свой род на земле, радуясь детям и внукам. Ему была уготована иная, мученическая судьба. Для Евгения Александровича Родионова (23 мая 1977 года — 23 мая 1996 года) его девятнадцатый день рождения, пришедшийся тогда на празднование Вознесения Христова, стал последним — в Чечне, претендовавшей на выход из состава Российской Федерации и статус независимого государства, пленного российского военнослужащего-пограничника обезглавили. За то, что он отказался по требованию местного "бригадного генерала" снять свой нательный крест и перейти из православной веры в ислам.
Убили его вместе с тремя другими российскими солдатами: с Евгением Родионовым после ста дней плена и пыток погибли Александр Железнов, Андрей Трусов и Игорь Яковлев. Такие казни были фактически повседневной практикой у террористов, стремившихся превратить Чечню в "территорию чистого ислама" — по тем же лекалам, по которым уже позже и с учётом чеченского опыта на Ближнем Востоке была построена ИГИЛ*.
Ещё не случились "события 9/11" в США, "международный терроризм" ещё не был признан угрозой для человечества, а "борцы за свободу Ичкерии" пользовались полной поддержкой со стороны коллективного Запада и внутрироссийской "пятой колонны" — точно такую же поддержку сейчас получают в ходе Специальной военной операции украинские неонацисты, известные аналогичными зверствами. "Таких, как твой сын, мы или ломаем, или убиваем", — сказал матери Евгения Родионова Любови Васильевне убийца её сына, когда речь шла о выкупе тела убитого.
"Если бы не поехала искать его, не знаю, как всё повернулось бы. Наверное, с клеймом "дезертир" так бы и лежал в земле…" — говорила о своём единственном сыне сама Любовь Васильевна. Как писал на страницах газеты "Завтра" Юрий Юрьев: "Совершенно очевидно, что Бог именно её избрал для того, чтобы донести весть о Евгении… Она прошла, дошла, обошла всех бандитов, рискуя собственной жизнью, — рискуя подорваться на минах или просто быть убитой где-то в ауле, — ради сына, ради его памяти. Только такой человек, как она, мог пройти все эти адовы муки унижений и испытаний и вывезти тела ребят уже после того, как Первая Чеченская война фактически была проиграна. Ведь после Хасавюртовского договора Чечня стала свободным бандитским государством, типа современного ИГИЛ…" Без такого самоотверженного исполнения материнского долга были бы невозможны ни восстановление доброго имени всех погибших вместе с её сыном, ни знание о мученическом подвиге самого воина Евгения — подвиге, аналогичном подвигам христианских мучеников разных веков и народов, а потому оживляющим этот архетип не только во всём православном и — шире — вообще христианском мире, но и за его пределами. В каком-то смысле Любовь Васильевну можно считать дважды матерью своего сына: сначала в плане его физического, земного существования, а затем и существования посмертного, духовного, в том числе — в человеческой памяти.
"Самое существенное, что можно сказать о воине Евгении, — он участвовал в страданиях за Христа. Его убили, потому что он был христианином. Его подвиг — оправдание нашего пребывания в сегодняшнем аду. Всё золото мира, вся ложь средств массовой информации, вся военная мощь ненавистников России стоит за войной в Чечне, за тем, что происходит сегодня с нашей Родиной. И он показал, что православная вера сильнее", — написал о нём протоиерей Александр Шаргунов, один из инициаторов, наряду с Александром Прохановым, канонизации воина Евгения.
Такая канонизация Русской православной церковью до сих пор не состоялась и вряд ли состоится в обозримом будущем. Дело здесь не только в том, что, как отмечал тот же Юрий Юрьев: "До сих пор в нашем обществе присутствуют те люди и силы, для которых подвиг воина Евгения нетерпим и нестерпим. Для них удобно видеть Россию как некую маргинальную страну, население которой неспособно ни к духовным, ни к ратным подвигам…" Нет, Синодальная комиссия, которая рассматривала этот вопрос, пришла к выводу, что достаточных оснований для причисления Евгения Родионова к чину мучеников нет: на данный момент отсутствуют достоверные свидетельства о его вере и воцерковлённости, а также относительно обстоятельств его гибели, подтверждающих принятие мученической смерти за веру.
Как отмечал почти четверть века назад священник Константин Татаринцев, ныне протоиерей и настоятель храма Вознесения Господня (дерзну предположить, что такое совпадение тоже не случайно. — В.В.) за Серпуховскими воротами: "Вопрос о канонизации решается не только административно, на земле. Он решается, конечно, прежде всего в Царствии Божием. А так как Церковь Небесная и земная связаны, то, безусловно, он найдёт отражение и в земной жизни нашей святой Церкви". Нынешние реалии войны России против мирового зла в рамках Специальной военной операции только подтверждают это смиренное понимание тех, для кого духовный подвиг Евгения Родионова не вымысел, а непреложный факт. "Здесь лежит русский солдат, защищавший Отечество и не отрёкшийся от Христа, казнённый под Бамутом 23 мая 1996 года", — написано на его могильном кресте на Сатино-Русском кладбище. Лично мне здесь отчётливо слышна перекличка времён и мест земли нашей: "Бамут — Бахмут". А подобных перекличек не одна и не две. Придаст ли официальная канонизация Русской православной церковью воина Евгения ещё больше силы звучащей в наших храмах молитве о Святой Руси ("Молитве о Победе"), впервые возглашённой патриархом Московским и всея Руси Кириллом 25 сентября 2022 года?
Фото: памятник Евгению Родионову работы скульптора Андрея Коробцова
* Запрещённая в РФ террористическая организация
