Заехал, например, в 2011 году к нам на Борисову Гриву молодой зэк, некто Осман Османов. Бывший контрактник МЧС. Мальчишка — двадцать один год. По национальности даргинец, сидит по 335-й "военной" статье "за неуставные отношения". Избивал сослуживцев-славян. Сто десять килограмм тренированного мяса при полном отсутствии мозгов. А на зоне один из "дэпманов" (дежурных помощников начальника колонии) оказался его соплеменником, чуть ли не родственником. Ну, у Османчика от такой удачи крышу-то и снесло напрочь. Решил, что он тут теперь главный и будет рулить, как его левая пятка пожелает. Одного данью обложил, другого, третьего… Бил неугодных внаглую, прямо на построении, на глазах сотрудников администрации.
А надо сказать, что большая часть зэков-"первоходов", молодых наркоманов, во внутренних тюремных разборках участвовать категорически не желает. Они готовы признать над собой любую власть, лишь бы их самих эти разборки не коснулись. "Умри ты сегодня, а я — завтра", — вот их девиз.
Но нашлись на зоне два бывалых "каторжанина", Иван Силютин и Михаил Кречин. У обоих лет по 12-15 отсиженных, по три-четыре ходки за плечами. Оба этакие "казаки", родились в бывших нацреспубликах СССР, один в Узбекистане, другой в Киргизии, и имеют солидный опыт межнационального общения с "горячими джигитами". Вот они и попытались объяснить Османчику, что он не прав. Словами, по-хорошему. Но только один раз. А когда не получилось — недолго думая, нарезали на "промке" стальные прутья потолще и…
Я в тот момент сидел в штрафном изоляторе. "Хозяин" почему-то считал, что я — главная опасность для его авторитета на зоне и поэтому выпускать меня из шизняка, судя по всему, вообще больше не собирался. И вот как-то вечером, уже после отбоя — а отбой там в девять — слышу: лязг, грохот, отпирают двери, решётки, ведут арестантов… Пополнение… И вдруг знакомый голос вопит: "Константин Юрьевич, вы тут?". Я хриплю через дверь: "Тут, Миша, а ты-то за что сюда?". И они с Иваном хором, радостно так: "Да мы козлов порубили! Османчика и других…"
Османчик этот чудом уцелел, уж больно здоров был. Но его всё равно бы "опустили", просто времени не хватило, охрана прибежала. Я потом баландёров, которые еду в ШИЗО приносят, спрашивал: "Как дела в бараке, мужчины? Проблемы есть?" Они говорят: "Да что вы, какие теперь проблемы? Козлики наши такими вежливыми стали: не ругаются, не дерутся, копытцами не стучат, просто любо-дорого смотреть". Информация о "массовой драке осужденных" впоследствии не без помощи моего адвоката появилась в новостях нескольких информагентств Северо-Запада. Так что начальству УФСИН во избежание скандала пришлось срочно "заминать" дело. И послушный Османчик написал объяснение, что он споткнулся и упал с лестницы, да так неудачно ударился головой несколько раз, что пришлось наложить пять швов и вызвать скорую. Потом его от греха подальше этапировали из Борисовой Гривы в Форносово. Мишу Кречина спецэтапом вывезли в Княжево, а Силютин "откинулся" на волю "по звонку" через два месяца прямо из ШИЗО...
Впрочем, попадались мне и русские такие, что лучше иметь дело с десятью папуасами, чем с одним из них. Например, "хозяин" (начальник зоны) в Борисовой Гриве, майор Александр Васильевич Корепин. Это он меня под "Тайфун" забросил, а потом шесть раз подряд в "шизняке" мариновал. У меня создалось ясное и твёрдое ощущение, что если бы он мог меня безнаказанно убить, он бы сделал это, даже не задумываясь. Помешала только широкая огласка, скандал, который разгорелся вокруг моего дела из-за вмешательства патриотической общественности, оппозиционных СМИ и коммунистических депутатов Госдумы и Питерского ЗАКСа.
К тому моменту, как мы с Корепиным встретились, я прожил на белом свете 51 год. Мне казалось, что у меня есть немалый жизненный опыт: я 10 лет на флоте отслужил, много разных начальников повидал, сам начальником побывал. Но таких, как он, я просто не встречал. Я думал, что они бывают только в кино или в книгах. У Достоевского, например…
Почему именно у Достоевского? Да потому, что он сам говорил: его персонажи "в чистом виде" в реальной жизни почти не встречаются. То есть Свидригайлова или Раскольникова на улице трудно встретить. И князя Мышкина, и Алёшу Карамазова — тоже. Потому что они — не реальные люди, а концентрированные характеры, созданные автором как живые иллюстрации своих идей.
Вот мне и казалось, что люди, подобные Корепину — этакие опереточные злодеи — в жизни не встречаются. Он ведь даже не скрывал, что получает настоящее, искреннее удовольствие только от унижения других. Правда, водочки ещё любил выпить. Но по большому счёту, для таких, как он, ломать людей, заставлять их делать подлости, совершать предательства — необходимая внутренняя потребность, важная часть жизни. Делая подлецами других, они таким образом как бы оправдывают собственную подлость и низость. Мол, все такие, чего ж стесняться?
Вся жизнь этих нравственных инвалидов сосредоточена в тюрьме, они полноценно живут, "расцветают" ‑ только там. Корепина с зоны было палкой не выгнать. Он там дневал и ночевал, приезжал в выходные, в праздничные дни. И это при том, что у него семья: жена, маленький ребёнок… Думаю, вне зоны он глубоко несчастный, неуверенный в себе, несостоявшийся человек. А на зоне этот неудачник — "гражданин начальник", имеющий власть над судьбами и жизнями сотен людей. И на болезненном, гипертрофированном ощущении собственной важности, значимости, власти — он, как наркоман, "сидит на игле". Такие корепины сами по себе, как самостоятельные человеческие личности, вовсе не существуют. Они ‑ лишь приложение к своим красным гербовым "ксивам", без которых тут же превращаются в жалких, беспомощных "лузеров".
Это они — пытают, бьют, мучают, растлевают морально и физически любого, кто попадает под их собачью власть. Они — "красные" беспредельщики, организаторы и исполнители "ментовского" террора. Справедливости ради надо сказать, что бывает на зонах и "чёрный", блатной беспредел. Но лично я с ним не сталкивался. А вот "красным", ментовским беспределом — нахлебался досыта, по самое "не могу"… И теперь готов сказать со всей ответственностью: это из-за них, из-за разномастных корепиных, сотрудники правоохранительных органов получили презрительную кличку "мусоров". Действительно, поглядишь на такого внимательно, а он и не человек вовсе, а так — мусор человеческого муравейника, отброс жизнедеятельности больного общества.
Один из главных инструментов "перевоспитания" упрямых арестантов ‑ штрафной изолятор, шизняк. Что это такое? Внутренняя тюрьма. На каждой зоне есть своя внутренняя тюрьма. И режим там, конечно, будь здоров какой.
Я в шизняк первый раз попал на Металлострое, куда меня привезли спецэтапом, то есть, минуя пересылку, прямо из Княжево. В Княжево мы с местным батюшкой, отцом Леонидом, решили храм строить. То есть он-то решил это давно, но всё как-то не складывалось: то одно, то другое мешало. Оно и понятно: зона, где денег взять? Там был залит фундамент, а дальше никак не могли тронуться. Ну а мы как-то это процесс раскачали, активизировали, и потихоньку деньги пошли, начали храм строить. Но это кому-то очень не понравилось: как так, экстремист Душенов строит храм? Он что, "в авторитете"? Непорядок! И меня вывезли оттуда спецэтапом. По-воровски, чуть ли не тайно, воспользовавшись тем, что начальник учреждения, который поддерживал наше церковное строительство, был на больничном.
И перевезли в Металлострой. А на "Металлке" режим жёсткий. Там, если кто помнит, в 2007-м году был бунт. Последняя "чёрная" зона была в Ленобласти. Её "ломали" показательно, со спецназом, с приглашением тележурналистов. И чтобы закрепить победу, привезли для руководства зоной "группу товарищей" со стороны, из-под Томска, по-моему… Ну, они и навели свой "порядок", постарались. Среди тех, кто на зону заезжал в 2008-10 годах, ни одного целого не осталось. У кого перелом, у кого что… В общем, все битые. То есть воспитательный процесс пошёл активно. И до сих пор Металлка считается одной из самых диких, беспредельных "красных" зон, которые есть на Северо-Западе.
Там существует такая практика (противозаконная, конечно): все поступающие осужденные прямо с этапа проходят "через дальняк". Это что значит? А это значит, что все они при свидетелях должны взять тряпку и помыть унитаз. Для тех, кто понимает, ничего объяснять не надо. А тому, кто не понимает, поясню, что по тюремным понятиям человек, который однажды вымыл унитаз или вообще занимался приборкой в отхожем месте, уже никогда ни на что претендовать не может. За это на правильной зоне могут и "опустить", но в любом случае, такой зэк никогда больше не сможет претендовать на какой бы то ни было авторитет, не сможет стать центром самоорганизации осужденных. Вот для того, чтобы не дать этой самоорганизации зэков возродиться, не дать им создать альтернативную, параллельную официальной, внутреннюю структуру самоуправления, всех прямо с этапа, на входе, пропускают "через дальняк".
Когда я туда заехал, мне тоже первым делом дали тряпку в руки и говорят: "Давай, мой!" Я говорю: "Не буду". "А мы тебя побьем!". — Я говорю: "Бейте". "А мы тебя в ШИЗО посадим!" — "Сажайте". "А мы тебя перережимим!" — "Воля ваша". Ну и в результате… Там опера этим занимаются. И у них, видно, возникло какое-то сомнение: что это за странный крендель такой тут заехал и борзеет без меры… Ну, доложили начальнику учреждения, и меня привели к "хозяину". Полковник Бубнов там в то время командовал. Кабинет у него — как футбольное поле… Он мне сказал: "Ну давай, рассказывай, кто ты есть". Я рассказал ему свою историю совершенно откровенно. И он, надо сказать, с пониманием к этому отнесся. И даже когда я рассказывал, был такой момент: он слушал меня, слушал, а потом в сторону отвернулся и сквозь зубы говорит вполголоса: "Вот с-с-суки. Всё своё дерьмо норовят нашими руками месить…"
Но тем не менее в ШИЗО он меня таки упаковал. Говорит: "По-другому не могу. Как я тебя выведу на зону или на поселок? У меня здесь сидит 1600 человек, все прошли через дальняк, а ты будешь один такой красивый и веселый, белый и пушистый?" Ну, посадили меня в шизняк, и я там отсидел восемь дней. Видимо, в течение этой недели они собирали информацию про меня. Потом через неделю меня вывели… Зам по безопасности и оперативной работе, молодой такой "кум", мне сказал: "Ну что ж, мы вот тут собрали информацию про вас… Посмотрел я ваши фильмы… Человек вы, в общем, известный… Так что, ладно, что ж, выведем мы вас на поселок". И в конце концов меня из шизняка вывели.
А режим там, на Металлке, внутри ШИЗО, не сахар. Отбой в девять вечера, подъем в пять утра. Правда, трехразовое питание. Но тут, как повезёт: может и тушенка в каше попасться, а можешь и воду на воде получить…
Положена одна часовая прогулка, но меня, например, ни разу не выводили. Курить нельзя. В камере после того, как убирают нары (их к стенам на замок крепят, как в железнодорожном купе), нет даже табуреток, нет стола, ничего нет. Утром нары поднимаются наверх — и все, ты находишься в голом помещении, в котором только цементный пол, стены и потолок. И камера наблюдения. Есть ещё сваренные из металлических прутиков кубики, на которые нары опираются, когда их опускают… Так что, когда еду тебе через железный намордник дают — как хочешь, так и крутись. Можешь на пол миску поставить, можешь на весу кушать.
Отопление отключают с десяти утра до семи вечера. Но зато включают на полную громкость трансляцию, и гоняют по ней запись, где какой-нибудь зэк гнусавым голосом читает ПВР (правила внутреннего распорядка). Десять раз подряд, двадцать, тридцать…
Отдельного упоминания стоит "Тайфун" — спецназ Федеральной службы исполнения наказаний. Это такое палаческое подразделение, своего рода зондеркоманда на государственной службе. Человеку, который придумал этот спецназ для ФСИН, наши тюремщики должны золотой памятник поставить. Потому что если раньше, ещё в советские времена, для выбивания показаний и "поддержания авторитета администрации" существовали всякие полулегальные "пресс-хаты", т.е. пыточные камеры со специально обученными палачами-"козлами", то теперь к этим старым инструментам добавился новый, "демократический", абсолютно легальный, законный и официальный. Под названием "Тайфун".
Если раньше на зоне разгорался бунт, то для его подавления можно было использовать только внутренние войска МВД. Но они же именно ВОЙСКА, обученные как боевые, военные подразделения. А потому их применение всегда приводило к стрельбе, жертвам, скандалам и, как следствие, к расследованиям, комиссиям, увольнениям проштрафившихся начальников. И умные начальники старались на своих зонах до такой крайности дело не доводить, сдерживали чрезмерно ретивых подчинённых, боролись с беспределом, давали зэкам возможность кое-как дышать.
Появление "Тайфуна" всё изменило.
Эти ребята никакие не "войска" Они прицельно заточены под решение тюремных проблем в пользу администрации. Это значит, что их задача — "ломать" зоны и любого "чернохода", т.е. осужденного, отказывающегося сотрудничать с администрацией. Из общей массы зэков целенаправленно выдёргиваются люди, которые являются центрами внутренней тюремной самоорганизации заключенных. Авторитеты. И эти люди последовательно "обрабатываются", т.е. избиваются. От них требуют отказа от этой своей роли, желательно письменно, публично, унизительно.
"Тайфун" свою службу знает хорошо. И бьёт качественно, с пониманием дела, с техническими усовершенствованиями. Вот, например, есть такие бойцовские перчаточки без пальцев. Они с накладками на фалангах. Эти накладочки в оригинале — такие пластинки пенопластовые, предназначенные для того, чтобы не слишком сильно руку ранить в случае удара. Их и спортсмены используют в спортзалах для тренировок, по грушам бить. А тайфуновцы поверх пенопласта вставляют пластинки железные, свинцовые. И получается такая замечательная спецперчатка для разговора "по душам".
Видит Бог, я это не придумал. Об этом мне рассказал полковник Сыркашов, который приехал из управления ФСИН, чтобы проверить сообщения о моём избиении. Проверил и объявил: "Есть два варианта: либо ты сам на них напал, либо вообще ничего не было. Третьего варианта нет и быть не может. Должен понимать — система…" Я говорю: "Но вы-то знаете, как на самом деле всё было!" Он: "Знаю, ну и что? Ты, брат, сам виноват. Зачем вставал после того, как они тебя на асфальт роняли? Три раза ведь вставал! Ты их пойми: они профессионалы, им же обидно".
Я говорю "Точно, профессионалы. Чтобы с руки одним ударом ребро сломать, это не каждый сможет". Вот тут-то полковник и раскрыл мне секрет: "Да они, — говорит, — железяки в перчатки вставляют, сорванцы". Я тогда его спросил: "Так ведь можно ненароком и убить, силу же трудно рассчитать?" А он мне: "Ну, да. И убивают. У них же мозгов нет. Мы ведь их не для научных дискуссий воспитываем…"
Полковник этот так откровенно со мной разговаривал потому, что он сам, по своим личным взглядам, был радикальным русским националистом. И "козлов"-нацменов, и нерусских сотрудников тюремной администрации он искренне недолюбливал. А мне столь же искренне сочувствовал. Но сразу честно предупредил: "Против системы идти нельзя. Смирись, подпиши бумагу, что ничего не было. А я в частном порядке с начальством твоим договорюсь, чтобы тебе тут создали условия". Ну, я подумал-подумал... Подумал-подумал... И ещё подумал... И отказался.
Я слабый человек. И без помощи Божией сломался бы в момент. А таких моментов там… Как грязи. Вот, скажем, бьют тебя. Жестоко, смертно бьют. Это ещё не беда. Потому что бьют по здоровому телу. А вот деньков этак через пять… Когда все твои ушибы и переломы "дозреют", заболят-заноют… И бить тебя будут уже по больным местам, к которым ты сам и прикоснуться-то без крика не можешь... Тут-то и наступит для тебя "момент истины". А истина эта такова, что если не Бог, то никто! Если Он не укрепит, не поддержит тебя, сдашь ты всех и вся за милую душу, ещё и просить будешь, чтобы дали побольше рассказать, поподробнее объяснить.
И я такой же, как все. Ни секунды не верю, что мог бы продержаться собственными силами. Да что я! Я и не сидел-то, по сути дела. Что такое два с половиной года? Так, присел на краешек. По-настоящему сидел тот, у кого за спиной десятка, пятнашка… Вот такой-то настоящий сиделец, Варлам Шаламов, оттянувший в свое время в сталинских лагерях за три ходки не год и не два, а полновесных шестнадцать лет и писавший потом свои пронзительные "Колымские рассказы" буквально кровью сердца, сказал как-то, что в тюрьме, на зоне, в лагере верить можно только "религиозникам". То есть осужденным по религиозным статьям, за веру. Потому что для них жизнь не кончается со смертью тела, и они готовы этим телом умереть, чтобы бессмертную свою душу уберечь от предательства, лжи и прочего паскудства, столь свойственного нашему изнеженному, изолгавшемуся, подлому времени.
Аминь.
