Рок-мама, Башлачёв и Янка
Владислав ШУРЫГИН. Игорь, начну с вопроса о самоидентификации. Кем ты себя сам определяешь? Кто ты? Журналист, блогер, продюсер, экономист?
Игорь ВИТТЕЛЬ. Я точно не экономист и никогда им не был. Безусловно, журналист! Я много лет в профессии. Продюсер? Да! Я много лет занимаюсь и предпринимательско - продюсерской деятельностью. Блогинг – это так, чтобы не терять связи с миром и, отчасти, попытка разобраться в современных процессах медийной среды, которая кипит в социальных сетях. Как-то так.
Владислав ШУРЫГИН. Тогда о тебе, как о продюсере. Знакомясь с твоей биографией, я был очень удивлен, что ты когда-то продюсировал легенду русского рока Александра Башлачёва…
Игорь ВИТТЕЛЬ. Да, я был его директором…
Владислав ШУРЫГИН. Как так вышло, что ты стал его продюсером?
ИГОРЬ ВИТТЕЛЬ. Извини за красивый штиль - Господь послал! Только так это можно назвать. Была в 80-е годы такая питерская рок-тусовщица Ирина Летяева, которую назвали Рок-мамой, менеджер нескольких групп, организовывала у себя «квартирники» известных рок-музыкантов. Я в ту пору уже занимался продюсерством, был несколько лет директором известного гитариста Юры Наумова, который дружил с Ирой. Так вот, однажды рок-мама появилась у меня дома, и с порога предложила: «Хочешь, я тебя познакомлю с Башлачёвым?» Я, естественно, ей сказал да…
И на станции метро «Щербаковская», ныне «Алексеевская», я увидел человека, поднимающегося по эскалатору. Это было какое-то странное ощущение. Я не экзальтированный человек, но почему-то в голове вертелось, что это святой исходит как бы из ада. Абсолютно блаженный вид, телогрейка, сверкающая фикса, гитара… Он, конечно, был потрясающий человек. И мы с ним как-то быстро нашли общий язык.
Кстати, однажды рок-мама появилась у меня с девочкой какой-то, непонятной. Пока мы болтали, девочка молча сидела в углу, рисовала что-то. Потом они уехали. Листок так и остался лежать на столе. А потом пришла новость, что погибла Янка. Я знал её песни, но знаком не было. И вдруг обратил внимание на тот самый листок на столе. На листке была нарисована лисичка и подпись «Янка». Оказалось, что дома у меня была Яна Дягилева. И мы даже не поговорили толком…
Владислав ШУРЫГИН. Сколько вы проработали вместе с Башлачёвым?
Игорь ВИТТЕЛЬ. Около года. Буквально до самой его смерти. За несколько дней до гибели он мне позвонил и просил сделать концерт. И я не смог его организовать. Так получилось, что на предыдущий концерт, пришло всего три человека, которые готовы были платить. И ещё три, по-моему, бесплатно, как друзья. А ему очень были нужны деньги. Он реально сидел без копейки. Сейчас это звучит странно. Сам Башлачёв и без копейки! Но так было.
Выручило тогда то, что перед тем концертом, когда мы в растерянности стояли посреди станции метро "Аэропорт", из очередного поезда вышла девушка, хорошо известнаят огдашней Москве, по фамилии Щорс - она была, правнучка, кажется, легендарного красного командира Щорса. Сейчас её зовут Анна Боогарт и живёт она в Америке. И она мне дала 25 рублей, сказала: «Передай Саше!». Вот так мы собрали деньги на тот концерт. Организовать ещё один я просто не мог, боялся своего провала.
А еще через несколько дней мне позвонила такая известная тележурналистка Юля Горячева. Она у меня, вообще, всегда такой предвестник страшных новостей. И говорит: «Слушай, а ты с Башлачёвым дружил?» А я говорю: «Почему дружил? Дружу!» Она мне в ответ: «А что ты не знаешь? Саша покончил с собой!» У меня земля из под ног ушла! Я даже не поехал даже на похороны, был просто в полной прострации.
Владислав ШУРЫГИН. Скажи, почему он на тебя произвёл такое впечатление? Что в нём было такого?
Игорь ВИТТЕЛЬ. Это на уровне энергетики. Рядом с ним было ощущение, что ты стоишь на свету. Не любимый мной, но очень талантливый Артемий Кивович Троицкий сказал в своё время: «Мне не нужно говорить о Боге, я видел Башлачёва». Саша был Бог, самый настоящий. Недавно, пересматривая какие-то старые записи его, меня поразило то же самое ощущение, которое было и тогда. Эти нечеловеческие глаза, которые прямо входят тебе в душу, когда он пел… Признаюсь, я редко, очень его переслушиваю, потому что для этого нужно особое настроение. Когда мне совсем плохо, я слушаю «Гражданскую оборону» или иногда начинаю горланить Высоцкого. А вот, чтоб Башлачёва, это надо, знаешь, чтобы было какое-то такое состояние души, когда тебе невыносимо на земле, от грязи нашей бытовой, от мерзости, которой всё вокруг пропитано…
Владислав ШУРЫГИН. Почему Башлачёва сегодня забыли?
Игорь ВИТТЕЛЬ. Его не забыли, конечно. Просто, Башлачёв всегда был не для всех. Народный певец это Высоцкий, который всем казался своим. Что блатарям, что ветеранам, что альпинистам, что богеме… А Саша Башлачёв… – это такая была отчаянная чернота и пропасть русской души с одной стороны… И такая чистая мамлеевщина, я не знаю, что ещё, самая чёрная достоевщина, которая есть. А с другой стороны, невыносимый свет. Чистота. Ваня Давыдов, небезызвестный тебе, вот у него есть очень хорошие стихи, в которых такие последние строчки… «непроглядный свет». Вот этот непроглядный свет в Башлачёве был абсолютно…
Я просто уверен, что его от нас просто куда-то забрали. Ангелы на небо, или инопланетяне в другое измерение. Он не мог просто умереть…
Владислав ШУРЫГИН. Кого ты сегодня продюсируешь?
Игорь ВИТТЕЛЬ. Самого себя. Я занимаюсь, в основном, видео-продакшеном. YouTube, блогингом и прочим, от кулинарии до политики. От кино-продюсирования немножко отошёл. У нас с потрясающей режиссёром Светланой Стасенко получились два очень хороших фильма. Один был посвящён делу Аракчеева и назывался «На мне крови нет». Может быть, не очень художественно выдающийся, но, сняв его, мы совершили очень правильное дело, скажем так. А второй фильм «Дневник наркоманки», пронзительная картина про лечение наркоманов в Екатеринбурге. Очень тяжёлый фильм получился.
Гуд бай, Америка
Владислав ШУРЫГИН. Ты много лет прожил в Америке. Ты уезжал отсюда, как человек, который ищет место в мире где ему хорошо? Или ты уезжал из тюрьмы народов на свободу. Или как еврей, репатриируясь на родину предков?
Игорь ВИТТЕЛЬ. Ты знаешь, у меня не было тогда никакого самосознания ни еврейского, ни русского, ни американского, ни какого-либо ещё. Оно появилось позже. И как еврея, и как русского, кстати, во мне это живёт параллельно. Я уезжал не от кого-то или чего-то, и не к кому-то или чему-то, а просто потому, что, тогда открылась дверь. И многие сорвались с места. Такой ветер странствий, если хочешь. Тогда казалось, что у России нет больше перспектив. Казалось, ещё чуть-чуть и всё вообще рухнет. А тут возможность уехать в Америку…
И в Америке я прожил долго и почти счастливо… Я, на самом деле, очень хорошо отношусь к Америке. Она зацепила, потому что это, конечно, очень мощная цивилизация, если можно так сказать, мощная духом, энергетически мощная. Тебя от всего этого очень сильно качает. Особенно поначалу. А потом… Потом, всё это описывается старым анекдотом про рай и ад… Когда не стоит путать туризм с эмиграцией…Ну и как говорил Воннегут, устами своего персонажа: я не умею любить недвижимость. Это тоже имеет место быть.
Я очень любил сесть в машину и проехать по Америке с Восточного побережья на Западное. Это огромный драйв! Человеку, который никогда не был в Америке, не понять.
Знаешь, самое удивительное в ней то, что любой фильм, который об Америке снят, любой штамп в нём всегда оказываются правдой. И я в какой-то момент осознал, что как Лев Толстой – зеркало русской революции, так Стивен Кинг – зеркало американской реальности. Потому что я несколько раз попадал в ситуации, которые были описаны у Кинга…
Владислав ШУРЫГИН. Ты космополит?
Игорь ВИТТЕЛЬ. Моя любимая подруга, которую я знаю почти 50 лет, меня называет туристом… Это на самом деле, так. Если бы не моя библиотека, которая якорем держит меня здесь, в России, я бы и сам, наверное, считал себя туристом. Потому что я скитаюсь по миру большую часть времени.
Владислав ШУРЫГИН. О скитаниях. Ты рассказывал, что когда ты жил в США, то каждую неделю летал в Москву. Зачем?
Игорь ВИТТЕЛЬ. Это был такой очень странный период моей жизни, потому что незадолго до моего отъезда в Америку у меня случился роман. Но она ушла к другому, а я улетел в Америку и тоже жил там с другой. И тут она опять появилась в моей жизни, и на протяжении целого года я по четыре раза в месяц летал туда-сюда. Страшно представить, сколько это мне денег стоило, ух…
Владислав ШУРЫГИН. А сколько, кстати, стоил тогда билет? Ты в Нью-Йорке жил?
Игорь ВИТТЕЛЬ. От 300 до 500 долларов туда - обратно. А на 2000 долларов по тем временам в Москве можно было жить просто припеваючи. Это не считая тех денег, которые я просаживал в Москве, демонстрируя широту влюблённой души...
Владислав ШУРЫГИН. Была хорошая работа в Америке?
Игорь ВИТТЕЛЬ. Я строил бизнес, и он у меня просуществовал до примерно… 2002 года. А в какой-то момент познакомился с одним известным жуликом из первых кооператоров. Он был такой владелец заводов, газет, пароходов в то время, Мистер Твистер, так сказать. Один из первых, недоолигархов, скажем так. Вот с ним мы строили этот бизнес. Это был фантастический человек. Был не в смысле, был. Он и сейчас живой, один из немногих, кстати, того периода, что тоже его характеризует. Я про него могу рассказывать часами. Он мог продать один банк пяти разным людям. Остап Бендер рядом с ним пионер. Через него я познакомился с людьми, через которых я знаю практически всю подноготную российского бизнеса последних двадцати лет. Потому что они были кровеносной системой этого бизнеса…
Владислав ШУРЫГИН. Это помогло тебе стать экономистом?
Игорь ВИТТЕЛЬ. Нет. Я никогда не был экономистом. Я просто попал на РБК. В один день, случайно… Я никогда не был экономистом, никогда, вообще, ничего в этом не понимал, но научился понимать очень быстро…
Владислав ШУРЫГИН. Это было так просто или всё-таки было некое чутьё?
Игорь ВИТТЕЛЬ. У меня хорошо подвешен язык и когда-то были достаточно грамотные мозги. Этого достаточно, чтобы начать понимать предмет…
Владислав ШУРЫГИН. Почему ты вернулся? Тебе стала мала Америка?
Игорь ВИТТЕЛЬ. Мне не стала мала Америка. Но мне было тесно в мире где я жил. Как бы не расширялся твой круг общения, сколько бы знакомых у тебя там не было, всё равно ты не будешь иметь такой круг общения, как в России. На уровне менталитета, принадлежности к культурному коду. Вот, мы сидим с тобой здесь, и в любой момент я могу встать, подойти к любой девушке, женщине или бабушке и, скорее всего, через некоторое время у нас возникнут какие-то дружеские или не дружеские отношения. Я подойду к любому мужчине, мы, скорее всего, с ним подружимся, найдём общие темы, общих знакомых, выпьем по рюмке. Это на уровне рефлекса - свой-чужой. А в Америке, там этого нет. Есть очень небольшой и очень специфический мир русской эмиграции. И есть американцы, а это совсем другой мир, другая энергетика, другой культурный код, как бы бегло ты не говорил по-английски, не был погружён в среду.
Но это не значит, что мне обрыдла Америка. Нет. Я прожил там почти много лет и даже зарёкся ездить в Россию. Но потом у меня рухнули бизнес, потом я познакомился с женщиной, которую я полюбил, и которая меня притащила в Москву. А тут меня встретила совсем другая Россия…
Владислав ШУРЫГИН. Какая?
Игорь ВИТТЕЛЬ. Это трудно выразить словами. Но Россия сегодня намного больше «страна возможностей», чем США, которые сделали этот тезис своей главным политическим рекламным слоганом. Здесь как на горках – непрерывный драйв жизни и ситуация, когда всё возможно…
Розовые очки мне сбили томагавками над Белградом
Владислав ШУРЫГИН. Ты не раз говорил о том, что тебя в своё время перевернуло начало Югославской войны…Почему она тебя так зацепила? Всё-таки это от тебя далеко было…
Игорь ВИТТЕЛЬ. Тут надо начать издалека. Почему-то в детстве я был уверен, что однажды женюсь на югославской горнолыжнице. Не знаю, почему. Дети хотят кем-то стать, космонавтом там, пожарным, а Яне выбирал профессию, я просто знал, что я женюсь на югославской горнолыжнице. Потом, в конце 80-х годов, Югославия стала первой моей заграничной поездкой. И она произвела на меня огромное впечатление. С одной стороны социализм, а с другой, как тогда говорили, с человеческим лицом. И я полюбил эту страну навсегда. И когда начались события в Словении я оцепенело смотрел на экран и плакал. Но все равно в те годы я был либералом, дружил с Новодворской, со всей этой тусовкой, потом у ехал в Америку, и вообще не хотел приезжать в Россию, мне не нравилось то, что происходит здесь. Мне даже стыдно признаться, но в 93-м, будучи в Америке, я поддерживал Ельцина. А в 91-м вообще бегал с флагом и кричал «Борис!», был на баррикадах. Ну, точнее, пил на баррикадах. Потому как защищаться было просто не от кого. Я не очень понимал и анализировал то, что происходило тогда в Югославии и какую роль во всём этом играл Запад. И вот это моё сознание перевернулось в 99-м, когда по всем каналам показали горящий Белград. Это было непостижимо! Цинично! Скотски! Те, кого я считал «правильной стороной», кого держал за образец демократии и пример для подражания, оказались циничными убийцами. Бандитами, которые стали уничтожать югославов только за то, что они были не согласны пожертвовать своей страной для строительства европейской казармы, в которую всех в итоге загнали…
Это был миг отрезвления. Когда ты открываешь глаза и понимаешь, что находишься в вонючем притоне, а про волшебный сад это тебе приснилось. В общем «томагавки» над Белградом сбили у меня с носа розовые очки…
Журналистика, которую мы теряем
Владислав ШУРЫГИН. Целый период или целый кусок твоей жизни был связан РБК. Чем он был для тебя?
Игорь ВИТТЕЛЬ. Для меня РБК стало всем! Это 15 лет моей жизни. Причём главные 15 лет жизни… РБК это и любимая жена, и любимый ребёнок, это всё! РБК уникален тем, что это был проект, который изначально журналистским не был. Это был некий информационный инструмент для специфической профессиональной среды. Поэтому там оказалось много людей, к журналистике отношения не имевших. Потому что найти журналистов, разбирающихся в экономике, было на тот момент очень сложно, и как следствие, на РБК из непрофессиональных журналистов создалась отличная профессиональная журналистская команда. Поэтому он был интересен. В основе всего лежал главный, на мой взгляд, журналистский принцип – разобраться, докопаться до сути и объяснить это зрителю или читателю. Сегодня это, увы! – не тренд. Теперь журналистика это пропаганда, причем со всех сторон. Практически не осталось ни в России, ни в мире нормальных СМИ, которые бы пытались действительно заниматься профессиональной журналистикой в таком виде, в котором я ее понимаю.
Владислав ШУРЫГИН. Поэтому ты ушёл?
Игорь ВИТТЕЛЬ. Нет. Я ушёл немного позже чем с РБК ушла та команда, с которой я работал бок о бок. Увы, но это так,надо было уходить с отцами-основателями. Но в конце-концов понял, что нельзя 15 лет сидеть на одном месте. особенно, когда власть меняется каждые пару лет и вектор развития становится диаметрально противоположным. РБК-ТВ сегодня стало другим. Ротация кадров составила процентов 80. Когда я пришёл, РБК для меня было уникальной возможностью, не погрешив против души, говорить то, что хочешь. Но в какой-то момент всё начало меняться. Появились некие темы, которых надо было касаться «аккуратно», потом пришло время, когда их стало «лучше не трогать», а потом и «не упоминать». И списки непрерывно расширялись, менялись. Поэтому, несмотря на то, что с уважением отношусь к нынешней команде, я не могу на это смотреть. Больно.
Владислав ШУРЫГИН. Вообще, осталась где-то «настоящая журналистика»?
Игорь ВИТТЕЛЬ. В рамках официальных СМИ, не важно, государственных или нет, она еле теплится на уровне отдельных личностей, которых не заткнёшь, но чей авторитет «делает» славу изданию или каналу. Приходится их терпеть. Ну, таких 10 человек я тебе могу назвать на всю страну. Зато, с остальными не церемонятся. И в профессии остаются те, кто готов играть по этим правилам. А это приводит к неизбежной деградации. Зачем выяснять, как и почему мы прохлопали Украину? Это же, как высоко забираться придётся! Проще включить пропаганду про «бандеровцев» и Америку. Ине пытаться проанализировать хотя бы экономическую подоплеку наших отношения с соседями и что произошло за эти годы. Проще орать на ток-шоу.
Кругом в СМИ некомпетентность и индифферентность., как в анекдоте. Это не только беда России, кстати, это и беда Америки, в которой перевернулось всё настолько, что я просто , мягко говоря, удивляюсь. Намедни я читаю, что студенты лучшей юридической школы в Америке требуют отставки своего преподавателя, потому что преподаватель стал адвокатом Харви Ванштейна. Представляешь!? Юристы в США не понимают, что любой человек имеет право на защиту. До чего надо докатиться…
Владислав ШУРЫГИН. Скажи, по отношению к России ты оптимист или пессимист?
Игорь ВИТТЕЛЬ. Я реалист.
Владислав ШУРЫГИН. То есть ты изучаешь автомат Калашникова, как было сказано в известном анекдоте?
Игорь ВИТТЕЛЬ. Да автомат Калашникова я в школе изучил, нас слава Богу этому хорошо учили, но можно сказать и так. Я уже не очень понимаю, чего, собственно, я больше хочу для своей страны? Мне бы с одной стороны хотелось движухи. Возможно, по украинскому сценарию. А с другой стороны, я понимаю, что нам этого сейчас совсем не надо. Знаю, чем это закончится. Проходили! С другой стороны, я понимаю, что если мы останемся в том состоянии, в котором мы есть сейчас, то нам останется недолго. Потому что сценарий начинает, к сожалению, очень напоминать 80-е годы. А чем кончается застой - мы знаем. Вот и приходится выбирать между мертвечиной и дурной движухой. Но в любом случае автомат пригодится.
Точно я знаю одно, что в этот раз я никуда не поеду. Я всё встречу здесь. Как говорил в своей известной повести Александр Абрамович Кабаков - здесь я всегда успею прижаться к земле. Или, как пел Юра Лорес, здесь и копайте. Но сначала выбейте Калашников из моих рук реалиста.
