— Александр Юрьевич, какова ваша оценка текущего состояния фронта специальной военной операции?
— В своё время я говорил, что зима пройдёт без существенных подвижек линии фронта. Так и случилось: существенных подвижек не было. Считать нашу героическую борьбу за Бахмут (Артемовск — прим. ред.), который уже почти взят окончательно, мощнейшим стратегическим наступлением никак невозможно. Собственно говоря, наступила весна, и затишье вот-вот закончится. Это означает, что мы все ожидаем серьёзного наступления противника. Есть надежда на то, что это наступление будет последним существенным рывком. Дело в том, что у противника заканчиваются человеческие ресурсы. Не технические, не снаряды и патроны, потому что это рано или поздно подвезут с Запада, а вот человеческие ресурсы он подвозить до бесконечности не может. Конечно, за это время большое количество наемников, десятки тысяч, принимали участие со стороны противника.
Бо́льшая часть из них была даже не наёмниками, а просто сменившими шевроны солдатами НАТО, это мы прекрасно понимаем. Но сказать, что наши реальные противники рвутся из кожи вон для того, чтобы поставить на фронт как можно больше своих солдат, нельзя. Это не так. В основном, конечно, против нас идут поляки, но их количество последнее время поиссякло, прежде всего в связи с тем, что они не очень-то за «кресы сходни» готовы погибать, а умирать им приходится.
Таким образом, мы будем иметь дело с наступлением противника, это все знают, это общий рефрен, общее ожидание. Есть всякие даты, но я буквально несколько дней тому назад вернулся с фронта и состояние почвы там прекрасно оцениваю.
По всей линии боевого соприкосновения более-менее регулярно идут дожди, почва не высохла, во многих местах недавно сошёл снег. Если не брать сам юг, то есть Херсонщину, те места, где до Одессы рукой подать. В любом случае что тут, что там любая техника, которая двинется по полям, завязнет по самые башни. А если они нам доставят такое удовольствие, что начнут наступать по дорогам, то мы будем очень рады. Как говорят наши «западные партнёры», welcome! Я думаю, что такого удовольствия они нам не доставят. У противника есть необходимость наступать, она прежде всего исходит из политико-экономических соображений, не из военных.
Они прекрасно понимают, что получили большое количество западной помощи, в том числе и бронетехнику, предназначенную для проведения наступательной операции. Поэтому не могут остановиться, и эти операции хотя бы надо попытаться провести. В противном случае западная помощь будет сворачиваться. Поняв неизбежность поражения на Украине, ее западные хозяева просто будут «фиксировать убытки», как они не раз уже делали в своих военно-политических авантюрах в других странах.
— Уточню. Недавно в СМИ попали документы, якобы это слив из американского генштаба. По вашему мнению, это часть информационной подготовки к наступлению?
— Это, возможно, действительно слив в том смысле, что документы могут быть подлинными или почти подлинными. Не надо забывать, что внутри американской элиты существует серьезный раскол, там есть сторонники автаркии США, что для интересов населения Штатов было бы куда лучше, чем продолжение нынешней внешней политики. Просто потому, что США смогли бы поднять свое реальное производство, перестать вести бесконечную эмиссию доллара, одним словом, делать все то, что делает правительство, олицетворяемое Джозефом Байденом.
Поэтому слив может быть реальным. Дело в том, что в США есть только 8 специальных разведывательных организацией, которые конкурируют между собой. Но, кроме них, существует еще несколько, просто все они малоизвестны. Таким образом, это могло быть осуществлено, исходя из самых разных соображений, в том числе из соображений конкуренции, подставы какого-то конкретного лица или группы лиц. Так что, может быть, слив и подлинный, в действительности те документы, которые курсировали по разведывательному сообществу США и в рамках Пентагона. Все это как раз вполне реально.
А вот касаемо информационной кампании, которая ведется по «великому контрнаступу», то она действительно есть и ведется прежде всего на территории Украины. Поэтому обойтись без контрнаступа у них никак не выйдет, потому что достаточно послушать украинские радиостанции, чтобы понять, что происходит. Мне недавно доводилось слушать радио «Байрактар FM», российские радиостанции там не берут, а вот радиостанции противника слышны прекрасно. Конечно, я непременно интересовался. Там такая истерика на эту тему идет, это что-то невообразимое, уровень идеологической накачки просто запредельный, по уровню идиотизма, кстати, тоже, но оболванивание населения на Украине, этот бесконечно повторяющийся идиотизм, конечно, действует.
Очевидно, что наступление будет, они скопили в тылу существенную группировку, численность оценивается по-разному — от 90 тысяч до 200 тысяч. Я полагаю, что реальная цифра между этими параметрами. Какая она точно, не скажу, но, очевидно, у них создано 8–12 бригад с ударными танковыми батальонами из уже западных танков, больше 500 БМП разных типов, в основном это, конечно, Bradley, есть и «французы», и скандинавские машины, и немецкие. Хватает всего. Им было нужно время, чтобы не просто научиться водить эти машины, но и провести некое слаживание в рамках существующих подразделений. Поэтому я ожидаю, что реальное наступление начнётся не раньше мая, ближе к середине.
Это наступление будет вестись по нескольким направлениям. Соответственно, они скопили в районе Запорожья уже достаточные резервы, по моим данным, около 80 тысяч человек. Но это не значит, что все они двинутся с севера на юг по Запорожской области. Запорожье удобно как логистическая точка, откуда и станут быстро перебрасывать войска по всем фронтам. Они будут смотреть, где смогут достигнуть наибольшего успеха, и перекинут именно туда. Вожделенная цель — перерезать сухопутный коридор в Крым. Не взятие Мелитополя, потому что, скорее всего, в города они упираться не будут. А вот мимо Бердянска и Мариуполя, занять место — это их цель. Другая интересная цель — отрезать воды Северо-Крымского канала. Тогда они оказываются в зоне досягаемости Крымского моста, а это второй сухопутный коридор. Вожделенная цель их, получается, превратить Крым из полуострова в остров.
В 1990-е годы был страшно популярен роман Василия Аксёнова «Остров Крым». Вот они хотят превратить Крым Сергея Аксёнова в Крым Василия Аксенова. Это основная задача. Но если там они успеха не достигнут, то относительно легко перебросят силы и средства на другое направление, более перспективное. Понятно, что они готовят в том числе и высадку на левобережье Днепра. Там есть места, с точки зрения десантирования, для нас достаточно опасные, мы их знаем, видим там скопления соответствующих средств, есть возможность наступать в районе Сватово – Кременная. А вот в прямое наступление на Донецк я не очень верю.
— Уточню по Запорожью. Там Россия создала достаточно крепкую систему укреплений, в том числе валы, траншеи, «зубы дракона» и прочее. В случае если противник начинает прорываться, то он выходит из-под «зонтика» ПВО. Насколько это опасно для ВСУ?
— Они с собой тащат всякие мобильные средства ПВО. Поэтому их наступающие подразделения и части прорыва, прежде всего танковые, естественно, будут подкреплены всеми возможными ПВО, которые есть. Мы прекрасно понимаем, что танки — это противники, прежде всего для авиации, в частности для вертолётной, которая у нас, слава богу, есть. Насколько наша авиация сможет эффективно отработать, не скажу. Я занимаюсь добровольческой пехотой. У пехоты тоже есть средства противодействия танкам противника, но все же даже если смотреть воинский устав, то борьба с наступающими танками в современной войне — это дело артиллерии, авиации и ракетных войск. Напомню, у нас есть соответствующие средства. «Торнадо-С» — это российские аналоги HIMARS, только более высокоточные. Вопрос, как всегда, к ВПК: сколько таких установок у нас имеется? Мне эта цифра неизвестна.
— Есть мнение, что танки сегодня — это не более чем длинная рука пехоты, так как танковые прорывы невозможны из-за укреплений и минных полей. Согласны?
— Дело в том, что мы после опыта Второй мировой войны отшатнулись к опыту Первой мировой, где танки считались средством поддержки пехоты прежде всего. Возможно, эту концепцию наши противники попытаются поменять на концепцию, которая была сформулирована в свое время генерал-полковником вермахта Хайнцем Гудерианом, когда танк снова станет средством прорыва. Они, наверное, попытаются это сделать, но, достигнут ли успехов, остается только гадать. Надеюсь, что не достигнут.
Действительно, укрепления у нас есть не только в Запорожской области. Но надо понимать, что любые укрепления представляют из себя существенную проблему для противника только тогда, когда они заполнены боеготовыми человеческими ресурсами, хорошо вооруженными. В остальном это просто укрепления.
— О человеческих ресурсах. Если я правильно помню, то, по словам Владимира Путина, отмобилизованы 300 тысяч человек, некоторые издания насчитали до полумиллиона. Какова ваша оценка по количеству пехоты? Ранее вы говорили, что на харьковском направлении, перед тем как вступить с нашими частями в бой, враг должен был их ещё найти.
— Буквально так я не говорил. Но в ту пору численное превосходство противника на фронте было, мягко говоря, впечатляющим. Сейчас оно явно не такое, и, в общем-то, людей с нашей стороны прибыло существенно. Цифры не скажу прежде всего потому, что не владею, да и не стремлюсь, никакие военные тайны Российской Федерации давать широкой общественности не готов. Как следствие, комментировать цифровые данные нашей стороны не буду. Поскольку я военным конфликтом непосредственно занимаюсь, то часто считаюсь весьма компетентным источником. Поэтому предпочитаю не говорить ничего, чем сказать что-то лишнее относительно наших возможностей и планов.
О противнике я могу говорить долго и с удовольствием всё, что знаю, а о нас говорить подробно не могу. И даже если что-то знаю, то обязан себя ограничивать, тем более я не являюсь высокопоставленным генштабистом и просто не могу знать общую картину, поскольку занимаюсь своим добровольческим подразделением.
— Тогда о противнике. Появляется разная информация, что за последние месяц-полтора увеличилось количество пленных украинцев. Это так?
— Такого я не заметил. Другое дело, что усталость противника на фронте действительно ощущается. Это более-менее понятно, там прошло уже более 8 волн тотальной мобилизации, я уже сбился со счета, вроде сейчас проходит уже 9-я или 10-я волна, которая должна закончиться к концу мая — 17-му или 24-му числу. И гребут они в свои ударные и штурмовые бригады уже всех — ментов, таможенников, пограничников: всех людей в погонах, каких только могут собрать. В обычные бригады гребут уже просто всех — и старых, и молодых, и вообще любых. В этом смысле правительство Украины оставляет свою страну без будущего, потому что у них сбежало и погибло огромное количество молодежи.
— Вопрос об Артёмовске. Противник упорно держится, наши бьют, а они продолжают поставлять ресурсы. Зачем враг вообще держится за этот городок, он же не имеет принципиального стратегического значения?
— Действительно не имеет! Для нас нынешние боевые действия — это СВО, а для них — война. Это сложная конструкция не только с чисто военной, но и с политико-экономической стороны, когда идеология играет значительную роль.
Что касается Артемовска, или Бахмута. Я, кстати, считаю, что правильно говорить Бахмут, потому что это русский город, заложенный по приказу царя Ивана Васильевича Грозного, туда были посажены русские стрельцы. Просто так получилось, что наш противник волей-неволей вернул этому городу правильное историческое русское название, что на самом деле неплохо, и надо, чтобы оно закрепилось у нас.
Так вот, я хочу сказать, что борьба за Бахмут имеет и для нас, и для врага в значительной степени идеологическое значение. Понятно, что, полностью получив Бахмут, мы имеем возможность проводить операцию по охвату и окружению Северска, над которым мы будем нависать с двух сторон. Но, с другой стороны, мы буквально упираемся в Славянско-Краматорский укрепрайон и там же будем продолжать всё ту же песню. Так что я считаю, что главную роль в борьбе за Бахмут с обеих сторон играет идеология.
— Есть мнение, что было принято решение в ожесточенной мясорубке перемолоть украинскую армию за счёт того, что у нас больше артиллерии и снарядов. Это так?
— В принципе, это мнение тоже верное, у нас есть такой замысел. Если вы помните, первоначальный период СВО основывался на довольно странной парадигме, что нужно разрушить инфраструктурные узлы, здания, технику и по мере возможности не затрагивать личный состав ВСУ. Сейчас мы от этой парадигмы подошли к существенно более рациональной мысли, что нужно максимально уничтожать личный состав. Тут нет никакого садизма или жестокости, это чистая прагматика, потому нам всегда лучше терять чужих солдат, чем своих.
Сейчас вся наша тактика построена на том, что мы методично перемалываем личный состав противника — это наша основная цель. Технические возможности врага являются вторичными целями, поскольку мы понимаем, что экономика Запада мощна и велика, денег там много и, в принципе, при дальнейшем разворачивании ВПК стран НАТО они смогут поставлять на территорию Украины очередные партии техники, вооружения, снарядов и сопутствующего снаряжения.
— Было мнение, что под удар может попасть коренная территория Российской Федерации, то есть Брянская, Курская или Белгородская области. Насколько это возможно?
— Это не исключено. Естественно, стратеги пытаются организовать что-то, не совсем ожидаемое со стороны противника. Вторжение на территорию, я бы сказал, «старой», изначальной Российской Федерации — это определенного рода идеологический момент. Понятно, что оно не может быть существенным и глубоким, но для создания паники среди населения, подбадривания внутренних сил, раскачивания ситуации у нас ведь есть же наша пятая колонна, которая неустанно работает путем саботажа. Конечно, такое вторжение совсем исключать невозможно.
Хотя хочу сказать, что этот военный конфликт отличается от прошлых в том числе и тем, что совершенными стали средства разведки, прежде всего технические. Как следствие, проморгать концентрацию существенной группировки противника на определенном направлении ещё надо постараться. Конечно, я не сравниваю мощности спутниковых группировок наши и противника, тем более в интересах Украины работает вся спутниковая группировка США и Европы, кстати, тоже. Понятно, что наша существенно слабее. Но тем не менее возможности ведения разведки есть, и они достаточно совершенные, где есть разные методы — от спутников до агентуры.
— Вопрос по поводу разведки. Если мы действительно не можем проморгать большую концентрацию войск, то зачем тогда вообще наступать?
— Надеются, что концентрация сил и средств сможет прорвать оборону в том или ином месте. Поэтому и наступать будут одновременно на нескольких направлениях, надеясь продавить где-то, а потом быстро перебросить туда резервы, где они посчитают, что смогут достичь большего успеха.
Вариантов у них нет. Проблема в том, что мы можем наступать или подождать. А вот у них варианта подождать нет. Я уверен, что Валерий Залужный и другие командиры украинской армии предпочли бы воздержаться от наступления как можно на большее количество времени. Но их толкают в спину западные хозяева и политико-экономическая необходимость. Грубо говоря, американцы толкают в спину: «Идите, вперед!», — поэтому они прекрасно понимают, что какое-то количество человек, десятков тысяч нарубят в мясо. Нашими усилиями, естественно, может быть, результат не будет достигнут. Тогда они откатятся, постараются закрепиться на имеющихся рубежах. Если мы не пойдем в эффективное контрнаступление, то потом, ближе к осени, они попробуют еще раз. Вы поймите, американцы плевать хотели на славян и то, сколько их там погибнет.
— Есть мнение, что на Западе хотят «войну сливать», но контрнаступление должно пройти, а уже после этого Владимиру Путину предложат какой-нибудь мир. Насколько это может быть правдой?
— Это может быть правдой, но я бы эту гипотезу, её развертывание и возможности осуществления отнес не на период весны – лета, а на конец лета и начало осени. Возможно, их хватит ещё на один удар. К тому времени, по крайней мере противник, который сидит в Киеве, надеется, а Запад рассчитывает поставить на Украину еще более эффективные средства ПВО, современные и в большом количестве, возможно, авиацию. Тогда они попытаются сходить в ещё одно наступление, уже прикрытое, с точки зрения воздуха. Сейчас у них авиация не прикрыта. Они, конечно, рассказывают истории про рои дронов, но при всем уважении к беспилотной авиации и её роли на современном поле боя она не настолько решает ситуацию, как наличие боевой авиации.
— Тогда вопрос к вам, как к человеку, который бывает на фронте…
— Я в основном существую на фронте и лишь иногда выбираюсь на какое-то время в Москву.
— Как беспилотники изменили боевые действия, на ваш взгляд?
— Они являются эффективным средством разведки и корректировки для артиллерии. Также, конечно, эффективным средством поражения как с нашей стороны, так и со стороны противника являются всё больше БПЛА с системой сброса. Они выполняют роль малой бомбардировочной авиации, причем иногда высокоточной. Беспилотники изменили боевые действия существенно, но это всё равно дополнение к основным вооружениям. Сказать, что одними беспилотниками, даже если их будет очень много, можно изменить ход боевых действий, судьбу СВО, нельзя. Это всё-таки вспомогательное дополнение.
Повторюсь, конфликт напоминает Первую мировую войну, а это пушки и штурмовая пехота. Конечно, снайперов и беспилотной авиации тогда не было. Есть ещё танки и самолёты, но имеются отличия от Второй мировой войны, где они играли огромную роль, когда было много танковых прорывов, но война была более мобильной. Оговорюсь, что аналогии не всегда отличаются строгостью, но в данном случае если сравнивать, то, безусловно, ход боевых действий напоминает Первую мировую.
Боевые действия, которые мы ведём в рамках СВО, направлены на истощение ресурсов: человеческих, моральных, технических и прочих. Поэтому для нашей победы важна не только чисто армейская работа, фронтовая, но и работа ВПК.
— Было сравнение предстоящего контрнаступа с немецкой операцией «Цитадель». Насколько это уместно?
— Не могу сказать, лично я таких сравнений не слышал. Но все-таки «Цитадель» в силу наличия с обеих сторон огромного количества попыток организации танковых прорывов была классической операцией Второй мировой. Сейчас танки и боевые машины пехоты будут играть существенную роль со стороны противника. Всякая аналогия допустима, но является нестрогой. Я согласен только с одним: если считать, что «Цитадель», она же сражение на Курско-Орловской дуге, являлась переломной операцией в ходе боевых действий, то вполне возможно, что и контрнаступ будет переломным в том же смысле, в котором стала та битва. После контрнаступа мы уже сможем повторить, если уж пускаться в аналогию, операцию «Багратион» (наступательная операция летом 1944 года, в ходе которой советские войска смогли выбить противника из Белоруссии и выйти к государственной границе СССР, — прим. ред.).
— Перенесёмся на Запад. Там находятся западные «партнёры», которые поставляют технику нашему врагу. Почему мы продолжаем с ними торговать, продавать ресурсы?
— Потому что это не война. Наша специальная военная операция неслучайно так называется. Мы же видим широкомасштабные боевые действия, все вокруг говорят: «Что же мы войну войной не назовем?» На самом деле это всё равно специальная военная операция. Это комплекс сложных политико-экономических взаимодействий, в которых боевые действия, пусть и высокой интенсивности, играют, к счастью или горю, в основном служебную роль. Это своеобразный диалог между нами и западным миром, просто он подкрепляется силой оружия с обеих сторон.
Довольно чётко уже для Запада обозначилось, что есть они, западный мир, «ось добра и света», как они себя называют, несмотря на присущий им тоталитаризм, садизм, склонность к геноциду целых народов и прочего. В общем, авангардом этой «оси добра и света», как заметил один западный политолог, является Украина. Второй страной, кстати, он назвал Израиль. А у нас, как следствие, «ось зла», мы Мордор, с их точки зрения, который состоит из трех держав — Россия, Китай и Иран.
— Ещё Северная Корея!
— Северная Корея, конечно, тоже. Но я практически близко к тексту цитирую одного лондонского персонажа. Но, видимо, по причине легкой деменции он её забыл.
— А почему Украина избрала путь страны-шахида? Мы занимаемся своими делами с Западом, но зачем Украина умирает за их интересы?
— Психологически это все понятно. Дело в том, что тут играет роль многовековая традиция данной территории: они либо часть Русского мира, либо идут в холопы к Западу. В XV–XVII веках восточным авангардом западного мира была Речь Посполитая, и тогда они являлись ее холопами. А те, кто считал себя в ту пору естественным сыном малороссийского народа, были союзниками Москвы. Нужно обмолвиться, не очень прочными союзниками, пытавшимися найти другие внешнеполитические ходы. Достаточно вспомнить историю позднего Богдана Хмельницкого и его сына, которые пытались и со шведами договориться, да и в целом вести своеобразную внешнюю политику. Но всегда эта территория, на которой изначально существовала Киевская Русь, находилась между двух идеологических полюсов — Третьим Римом, то есть Москвой, и первым Римом, где властвовала католическая церковь, тогда он был олицетворением коллективного Запада. Теперь его место занял Вашингтон, «град на холме». Я напомню, что американская политическая элита тоже имеет свои мистические представления, как это бывает у других.
Политические лидеры современной Украины, по сути, для нас являются предателями. Я напомню, что в моих жилах течет малороссийская кровь, да и фамилия тоже малороссийская. Когда мне говорят, что это не наша земля, я смеюсь, потому что в рядах моих добровольцев огромное количество людей с чисто малороссийской или смешанной кровью. Поэтому говорить, что эта земля не наша, — абсурд. А чья это земля? Зеленского? С какой стати? Дурь собачья!
С той стороны воюют люди, которые добровольно решили, что они западные холопы, и отстаивают свое право быть ими, проливая нашу и свою кровь, как бы закрепляя за собой это право. Они являются предателями не только по отношению к современной Москве, не только к России, русским, русской культуре, они же в большинстве говорят по-русски. Но главное, что они предали свою тысячелетнюю историю, своих предков, которые уже давно лежат в могилах. Они трудились, жили, воевали, боролись. История Малороссии очень кровавая. Они предали своих предков, не только тех, кто воевал в Великую Отечественную войну, но и тех, кто воевал столетиями раньше, тех, кто воевал против поляков, турок, крымских татар — против всех тех, кто на эту исконно русскую территорию посягал. Они предатели и нас ненавидят лютой ненавистью.
— В 2014 году тамошние олигархи создали частные армии, как у варлордов. Куда всё это великолепие делось, куда они сбежали?
— В некотором роде духовный отец и патрон, в частности финансовый, Володи Зеленского — это Игорь Коломойский. Он, конечно, его в конце концов кинул, но это вполне в стиле украинского политикума. У Коломойского были батальоны «Днепр-1» и «Днепр-2», потом батальон «Святая Мария», олигархические батальоны действительно существовали. И они никуда не сбежали, они по-прежнему частично существуют. Просто, как вы понимаете, за прошедшие годы очень многое изменилось. Если бы мы могли легко реализовать ту ситуацию, которая у нас была в феврале 2022 года, пройти её в 2014-м, 2016-м, я думаю, даже в 2018 году, то к 2022-му ситуация существенно кристаллизовалась бы. Благодаря организационно-финансовой помощи США и Великобритании, которые отстроили систему, в которой участие олигархов в непосредственном формировании вооруженных подразделений оказалось излишним. Вот и вся история.
— Почему мы не начали нашу СВО в 2014–2015 годах?
— На этот вопрос я квалифицированно ответить не могу, ибо, как вы понимаете, причины, по которым мы не начали тогда, а начали сейчас, в верхнеуровневых политических и экономических построениях. Можно говорить, что мы были не готовы, и очень вероятно, что это умозаключение имеет определенный смысл, вполне практический, в частности, с точки зрения экономической системы, которая, как вы видите, на сегодняшний день, несмотря на то что СВО затянулась более чем на год, весьма стабильна. Конечно, говорить отчетливо, почему не тогда, а только сейчас, я не в состоянии. Я был всегда, с точки зрения эмоций, за то, чтобы как можно быстрее решить этот вопрос. На мой взгляд, было бы правильно сделать это ещё в 2014 году, идти тогда до конца. Но я прекрасно понимаю, что могу не учитывать большое количество факторов, которые повлияли на окончательное решение президента России. А поскольку я глубоко убеждён в его компетентности, то понимаю, что наверняка те решения, которые он принял, абсолютно обоснованы.
— Если вернуться в февраль 2022 года, можно ли было обойтись без СВО, уговорить наших визави вести себя прилично?
— Я думаю, что можно было бы путем дипломатических ходов еще немного оттянуть начало вооруженного конфликта, но чем дальше, тем хуже ситуация бы становилась для нас самих.
Беседовал Никита Юрченко
Фото: © Алексей Майшев, РИА «Новости»
Публикация: Бизнес Online
