Данилевский и Сталин
Существуют свидетельства, что книга Николая Данилевского «Россия и Европа» составляла предмет чтения И.В. Сталина. Мог ли создатель советской империи — а сегодня самый рейтинговый персонаж в российской истории — испытывать на себе влияние основоположника цивилизационного подхода? Такое влияние как минимум нельзя исключать. Сталин никогда публично не разрывал с марксизмом, хотя и критиковал отдельные работы Ф. Энгельса за очернение с позиций антироссийской пропаганды Европы внешней политики царизма. Всегда с большим пиететом он относился к ленинскому наследию. Но как отдельные высказывания Сталина, так и его конкретные политические шаги и стратагемы позволяют считать, что он искал пути соединения марксизма с славянофильскими воззрениями (прежде всего, в версии культурноисторических типов Данилевского).
Ещё в преддверии мировой войны происходит системное переосмысление конфликтов, в которые вовлекалась страна в истории, интерпретируемых ранее с классовых позиций, в пользу подхода цивилизационного. Именно в этом ракурсе — совершенно в логике Данилевского — был снят в 1938 году гениальный фильм «Александр Невский». Пропаганда периода Великой Отечественной войны раскрывала её как борьбу с Германией, возглавившей европейский поход против России. Осуждение низкопоклонства перед Западом в послевоенные годы также соотносилось с пафосом осуждения Данилевским преклонения российского образованного класса перед Европой.
Ещё более корреспондируют идеям автора «России и Европы» апелляции Сталина к единству славянского мира. Лидер советского государства полагал, что такое единство является единственной гарантией от угроз нового пангерманизма. В прямом противоречии с логикой классового подхода Сталин говорил о запросе на «большевиков-славянофилов». Открывались кафедры славяноведения, создавались печатные издания, посвящённые славянской тематике. Все эти начинания будут свёрнуты уже в хрущёвские годы. Поворот в языкознании к изучению славянского лингвистического фундамента культуры и критика марризма[1] тоже соотносились с позицией Данилевского о языковой первооснове культурного единства.
Сталинская геополитика строилась также как будто по лекалам панславистского проекта Н.Я. Данилевского. Границы советского блока в Восточной Европе были близки границам описанной в его книге Славянской федерации. До разрыва с Иосипом Броз Тито в него входили все славянские республики. Входила в него и включаемая также Данилевским в Федерацию неславянская, но зато православная, Румыния. Не вошла в сталинский советский блок, в отличие от проекта, предложенного в «России и Европе», только православная Греция, но и за нее, как известно, шла ожесточённая борьба, вылившаяся в Гражданскую войну. Не удалось, как следовало из плана Данилевского, восстановить цивилизационный контроль над Константинополем, хотя Сталин пытался это сделать и предъявлял соответствующий ультиматум Турции. Как и предлагал автор «России и Европы», было проведено воссоединение с русской цивилизационной общностью Галицийского края.
Объединение проводилось при сохранении формальной самостоятельности каждой из объединяемых в советский блок республик. Так — по федералистскому принципу — предлагал выстраивать объединение и Данилевский. В замыслах Сталина было создание трёх славянских государств, объединявших, соответственно, восточных, западных и южных славян. Восточные славяне объединялись в составе СССР. Особый статус входящих в него Украинской и Белорусской ССР отражался представленностью их наряду с Советским Союзом в Организации Объединённых Наций. Западнославянское государство планировалось создать посредством объединения Польши и Чехословакии, южнославянского — Югославии и Болгарии.
Пытался опереться Сталин в выстраивании политики цивилизационной интеграции и на фактор православия. Всеправославное совещание 1948 года являлось практическим шагом в этом направлении. Так в соединении славянского единения с единением православным видел перспективу интеграционного проекта и Данилевский.
Использовал ли реально Сталин в своей политике рецептуру «России и Европы» — доподлинно неизвестно. Но если прямого использования и не было, а Сталин пришёл к пониманию целесообразности соответствующего курса без обращения к Данилевскому, это только говорит о гениальности автора «России и Европы». Получается, что Данилевский в своём труде предвосхитил сталинскую стратегию за семьдесят лет до её практического воплощения.
Реактулизация Данилевского
Сегодня в контексте вступления в острую фазу цивилизационного конфликта Россия — Запад Данилевский оказывается востребованным более чем любой другой российский мыслитель. Ни школьные, ни вузовские современные учебники не объясняют причин этого конфликта. Такое объяснение с позиций мировой истории и отчасти — естественных наук представляет «Россия и Европа» Данилевского. Начинать в ситуации системного конфликта надо с двух опций — определения сути самого себя и определения сути противника. Собственно, это и является постановкой вопроса, вынесенного в самом названии труда Данилевского — «Россия и Европа». Данилевский писал свою книгу, когда Соединённые Штаты не играли ещё роли полюса западного мира и ввиду изменившейся с момента выхода их роли в мировой политике раскрытие дихотомии могло бы быть несколько скорректировано: вместо Россия и Европа — Россия и Запад. Попытаемся определить направления потенциальной реактуализации творчества историка.
Россия — не Европа
России принадлежит в развитии обществоведения первенство в разработке методологии цивилизационного подхода. Этот пионерский вклад связан с создателем труда «Россия и Европа» Николаем Данилевским. Между тем в западном обществоведении Данилевский совершенно неизвестен, и авторами теории множества цивилизаций позиционируются Освальд Шпенглер и Арнольд Тойнби. От бинарной модели Русь — Нерусь Данилевский переходил к модели множественности историко-культурных сообществ, каждое из которых функционирует на основе собственных принципов жизнеообеспечения.
На вопрос, является ли Россия частью Европы, Данилевский давал категорически отрицательный ответ. Россия не имела в фундаменте своей истории ни одной из определяющих европейский культурно-исторический тип компонент. И главное, Европа никогда не признавала и, полагал Данилевский, никогда не признает русских европейцами. Она исторически всегда была враждебна России, имея в своём арсенале ряд устойчиво воспроизводимых русофобских мифологем.
«Принадлежит ли… Россия к Европе? — ставил вопрос Данилевский и давал на него однозначный ответ. — К сожалению, или к удовольствию, к счастью или к несчастью, — нет, не принадлежит. Она не питалась ни одним из тех корней, которыми всасывала Европа как благотворные, так и вредоносные соки непосредственно из почвы ею же разрушенного древнего мира, не питалась и теми корнями, которые почерпали пищу из глубины германского духа. Не составляла она части возобновлённой Римской империи Карла Великого, которая составляет как бы общий ствол, через разделение которого образовалось всё многоветвистое европейское дерево, не входила в состав той теократической федерации, которая заменила Карлову монархию, не связывалась в одно общее тело феодально-аристократической сетью, которая (как во время Карла, так и во время своего рыцарского цвета) не имела в себе почти ничего национального, а представляла собой учреждение общеевропейское — в полном смысле этого слова. Затем, когда настал новый век и зачался новый порядок вещей, Россия также не участвовала в борьбе с феодальным насилием, которое привело к обеспечениям той формы гражданской свободы, которую выработала эта борьба; не боролась и с гнетом ложной формы христианства (продуктом лжи, гордости и невежества, величающим себя католичеством) и не имеет нужды в той форме религиозной свободы, которая называется протестантством. Не знала Россия и гнёта, а также и воспитательного действия схоластики и не вырабатывала той свободы мысли, которая создала новую науку, не жила теми идеалами, которые воплотились в германо-романской форме искусства. Одним словом, она не причастна ни европейскому добру, ни европейскому злу; как же может она принадлежать к Европе? Ни истинная скромность, ни истинная гордость не позволяют России считаться Европой».
Польша, Венгрия и Турция являлись, по оценке Данилевского, основными плацдармами западной антироссийской экспансии. Запад не любил воевать сам, и ему было нужно «пушечное мясо». Что изменилось в этом отношении со времён Данилевского? Может быть, только то, что в роли «пушечного мяса» поляков и турок заменили украинцы.
Двойные стандарты Запада
Данилевский открывает свой труд рассуждением на тему, которая бы сегодня была определена понятием «двойные стандарты». «Откуда меряние разными мерами?» — спрашивал Данилевский. И ответ его состоял в том, что разные меры применяются Европой к России ввиду ненависти к ней как к цивилизации-антиподу.
Запад прибегал к двойным стандартам и в девятнадцатом столетии, так же как он прибегает к ним в настоящее время. Позиция Запада по вопросу о Косово и по вопросу о Крыме, несмотря на то, что базовая коллизия имела определённые аналогии, оказалась прямо противоположной.
Данилевский в своей книге приводил различия в реакциях Европы по вопросам о немецком отторжении у Дании Шлезвиг-Гольштейна и российским действиям против Турции. Очевидная агрессия против Дании никого не интересовала, и на неё европейцы реагировали вяло, тогда как военные шаги России против Османской империи вызвали взрыв негодования во всём европейском мире. Данилевский обнаруживает причину такой двойственности: справедливого решения со стороны Запада не будет никогда, если вопрос касается России. Современному прозрению на этот счёт предшествовали колоссальные уступки в пользу так называемого международного права, которых могло не быть, если бы предостережения «России и Европы» были услышаны своевременно.
Феномен западной русофобии: Россия как политический Ариман
Данилевский писал об онтологической ненависти Европы в отношении России — явлении, которое в настоящее время определяется понятием русофобия. Существовала до недавнего времени распространённая позиция, сообразно с которой причина соответствующих фобий является реакцией на «коммунистическую угрозу» и рецидивы «советской тоталитарности». Между тем Данилевский показывал, что фобии в отношении к России сформировались ещё задолго до прихода большевиков к власти. «Дело в том, — пояснял он причину невозможности вхождения России в общность европейских государств, — что Европа не признаёт нас своими. Она видит в России и в славянах вообще нечто ей чуждое, а вместе с тем такое, что не может служить для неё простым материалом, из которого она могла бы извлекать свои выгоды, как извлекает из Китая, Индии, Африки, большей части Америки и т.д.,− материалом, который можно бы формировать и обделывать по образу и подобию своему… Европа видит поэтому в Руси и в славянстве не чуждое только, но и враждебное начало. Как ни рыхл и ни мягок оказался верхний, наружный, выветрившийся и обратившийся в глину слой, всё же Европа понимает, или, точнее сказать, инстинктивно чувствует, что под этой поверхностью лежит крепкое, твёрдое ядро, которое не растолочь, не размолотить, не растворить, − которое, следовательно, нельзя будет себе ассимилировать, претворить в свою кровь и плоть, − которое имеет и силу и притязание жить своею независимою, самобытною жизнью. Гордой, и справедливо гордой, своими заслугами Европе трудно − чтобы не сказать невозможно − перенести это. Итак, во что бы то ни стало, не крестом, так пестом, не мытьем, так катаньем, надо не дать этому ядру ещё более окрепнуть и разрастись, пустить корни и ветви вглубь и вширь… Тут ли ещё думать о беспристрастии, о справедливости. Для священной цели не все ли средства хороши? Не это ли проповедуют и иезуиты, и мадзинисты, − и старая, и новая Европа?.. Не допускать до этого − общее дело всего, что только чувствует себя Европой. Тут можно и турка взять в союзники и даже вручить ему знамя цивилизации… Это‑то бессознательное чувство, этот‑то исторический инстинкт и заставляет Европу не любить Россию. Всё самобытно русское и славянское кажется ей достойным презрения, и искоренение его составляет священнейшую обязанность и истинную задачу цивилизации»
Своевременное изучение Данилевского могло бы предупредить от иллюзий западной дружбы. Но в период сближения с Западом читали преимущественно других авторов. Когда в 2014 году началось новое обострение отношений с Западом, получила распространение другая иллюзия — всё дело в актуальной политической элите. Лишь сменится администрация в Белом доме, звучали успокоительные слова на самом высоком уровне, и утраченная «дружба» с западным миром вернётся. Увы, русофобия охватывает на Западе не только политическую элиту.
Данилевский показывал в своём труде, что общественность Европы была даже более антироссийски настроена, чем европейские правительства, подталкивая последние к конфликту. Автор «России и Европы» ссылался на таких представителей европейской общественности, как немецкий либеральный правовед и историк Карл фон Роттек, полагавший, что всё идущее во благо России, любые её достижения наносят ущерб мировому прогрессу. Высказывания европейского профессора вполне определённы не просто в своей русофобии, но и в своём латентном расизме: «Направление российской политики осталось враждебным свободе… Россия — заклятый враг свободного развития. Как прежде мы боялись западного деспотизма, так теперь — восточного… Россия внушала страх как своими гигантскими размерами, так и азиатским, автократическим правлением, поэтому любое увеличение её интеллектуальных, военных, экономических сил — это несчастье для всего цивилизованного мира». Как видим по этим высказываниям, в отношении западной «передовой мысли» к России мало что изменилось.
Сегодня Россию представляют на Западе как политический Мордор — полюс зла. Данилевский использует метафору из зороастрийской мифологии — преподнесение России как «политического Аримана». Меняются со временем метафоры, но суть отношения к России как к полюсу зла остаётся константной.
«Русские европейцы»: европейская точка зрения в российской политике как подрыв суверенитета
Западная русофобия не имела бы никаких шансов на успех при цивилизационно-идентичном российском политическом классе и общественности. Однако европейцам внешним подыгрывали европейцы внутренние. Данилевский писал о сформировавшихся в России стереотипах смотреть на политику и ключевые вопросы общественного развития с европейской точки зрения (через европейские очки). Во внутренней политике это приводило к разрыву с народной психологией и идеалами, отступлению от православия. Во внешней — подыгрыванию европейским державам, следованию их интересам.
Глава австрийской дипломатии Клеменс фон Меттерних определялся им в качестве основного бенефициара выстроенной после победы над Наполеоном системы. «Вместо того, — оценивал Данилевский политику России в рамках системы Европейского концерта (Венской системы международных отношений), — чтобы быть знаменосцем креста и свободы действительно угнетённых народов, мы сделались рыцарями легитимизма, паладинами консерватизма, хранителями священных преданий версальской бонтонности, — как оно и прилично ученикам французских эмигрантов. Чем искреннее и бескорыстнее усваивали мы себе одну из европейских точек зрения, тем глубже ненавидела нас Европа, никак не хотевшая верить нашей искренности и видевшая глубоко затаённые властолюбивые планы там, где была только задушевная преданность европейскому легитимизму и консерватизму».
Принятие разрабатываемой Данилевским концепции культурно-исторических типов выводило на практические следствия — необходимость для России возвращения к самой себе. Для периода Российской империи такое возвращение подразумевало пересмотр европеизации Петра I (на что и указывал Данилевский), для Советского Союза — отказ от левого универсализма Троцкого, для современной России — отказ от установок вхождения в западноцентричный мир Горбачёва и Ельцина.
Цивилизационный подход и перспектива многополярности
Переход от однополярной к многополярной модели мироустройства предполагает нахождение соответствующего теоретического обоснования. Критерием для выбора соответствующих концепций должно стать положение о вариативности социального развития человечества. Лучшим образом этому требованию соответствует теория цивилизаций. Данилевский при формировании методологии цивилизационного подхода был первым, предшествуя и Шпенглеру, и Тойнби, и тем более — Хантингтону. Наряду с понятием «культурно-исторический тип» использовал он в «России и Европе» и понятие «цивилизация», в том самом значении как его в дальнейшем будет применять А.Дж. Тойнби. Предпочтительность Данилевского состоит в том, что теория цивилизаций давалась им через призму российского взгляда.
Из столпов отечественной мысли только автор «России и Европы» и ещё Л.Н. Гумилёв обосновывали цивилизационную вариативность развития человечества, имевшую потенциалы соотнесения с многополярным мироустройством. Другие славянофилы говорили скорее о бинарности мира — «мы — они», чем о его вариативности. В этом смысле методология Данилевского отличалась существенно от славянофильской, и причисление его к славянофилам является достаточно условным.
С другой стороны, не каждое из существующих в настоящее время более чем двухсот государств мира может реально претендовать стать цивилизационным полюсом многополярного мироустройства. Количество цивилизаций в мире, как указывал Данилевский, ограничено — всего 13 (египетская; китайская; ассировавилоно-финикийско-халдейская; индийская; иранская; еврейская; греческая; римская; новосемитская (аравийская); германо-романская (европейская); мексиканская; перуанская; славянская). Если же вычесть погибшие цивилизации, то полюсов многополярного мироустройства окажется в версии Данилевского всего семь.
В эпоху доминации Запада, когда восточные страны находились в колониальном или полуколониальном положении, Данилевский отстаивал взгляд о том, что цивилизации не могут быть разделены на высокие и низкие. Он писал, в частности, об уникальных достижениях китайской цивилизации, не позволявших характеризовать её как сообщество восточной отсталости. «Возьмём, — приводит пример Данилевский в доказательство теории культурно-исторических типов, — самый тип застоя и коснения — Китай, выставляемый как наисильнейший контраст прогрессивной Европе. В этой стране живёт около 400 миллионов народа в гражданском благоустройстве. Если бы имелись точные цифры о количестве производительности китайского труда, то перед ними, может быть, побледнели бы цифры английской и американской промышленности и торговли, хотя китайская торговля почти вся внутренняя. Многие отрасли китайской промышленности находятся до сих пор на недосягаемой для европейских мануфактур степени совершенства, как, например, краски, окрашивание тканей, фарфор, многие шёлковые материи, лаковые изделия и т.д. Китайское земледелие занимает, бесспорно, первое место на земном шаре… Науки и знания нигде в мире не пользуются таким высоким уважением и влиянием, как в Китае. Неужели же эта высокая степень гражданского, промышленного и в некотором отношении даже научного развития, которое во многом оставляет далеко за собою цивилизацию древних греков и римлян, в ином даже и теперь может служить образцом для европейцев, — вышла во всеоружии из головы первого китайца, как Минерва из головы Юпитера, а все остальные четыре или пять тысяч лет своего существования этот народ пережёвывал старое и не подвигался вперёд? Не были ли эти успехи, добытые на крайнем востоке Азиатского материка, таким же результатом постепенно накоплявшегося умственного и физического, самостоятельного и своеобразного труда поколений, как и на крайнем его западе — на Европейском полуострове? И что же это такое, как не прогресс?»
Сегодня слова об отставании Китая прозвучат как абсурд. Но во времена Данилевского всё было иначе. Незадолго до выхода «России и Европы» закончилась опиумная война, ставшая точкой максимального падения Китая. В Европе выходили труды, обосновавшие превосходство белого человека, его «цивилизаторской миссии» и права на колониализм.
Почти одновременно с «Россией и Европой» увидела свет книга Чарлза Дарвина «Происхождение человека и половой отбор», в которой тот утверждал идеи расового неравенства. Данилевский, как известно, являлся жёстким оппонентом Дарвина, вероятно, главным для своего времени его критиком с позиции науки. Когда на Западе пропагандировался открыто расизм, в России Данилевский доказывал равноценность мировых цивилизаций. Его полемику можно определить в качестве русской альтернативы западной идеологии неравенства.
Каждое сообщество должно стремиться к выдвижению историософии, в рамках которой её история приобретала бы осевое значение в мире. Для России нужен, соответственно, россиецентричный взгляд на мировое развитие. Периферизация мысли приводит к периферийности геополитической. И в этом отношении творческое наследие Данилевского может быть использовано из арсенала русской общественно-политической мысли наилучшим образом. Ему, пожалуй, одному удалось соединить положение о цивилизационной вариативности с положением об особой всечеловеческой миссии России. Всечеловеческое Данилевский разделял с общечеловеческим. Общих для всего человечества идей не существует, но русская культура в своём цивилизационном появлении может иметь всечеловеческое проявление. Примерно в этом же смысле говорил о всечеловечности русской культуры через десять лет после выхода книги Данилевского в своей знаменитой Пушкинской речи Ф.М. Достоевский, испытывавший, судя по материалам «Дневника писателя», влияние автора «России и Европы».
Представляет интерес в исторической концепции Данилевского и введение им субъектов истории — «бичей Божьих». Бичи Божьи не создают самостоятельного культурно-исторического типа. Их миссия заключается в уничтожении одряхлевших и разлагающихся культур. Применение этой категории к современным миграционным волнам, обрушившимся на постмодернистскую Европу, обладает определённым когнитивным потенциалом.
Цивилизационные основания западного экспансионизма
Столкновение России с Западом актуализирует задачу раскрытия образа врага. Необходимо определить западную цивилизационную парадигму, определяющую его экспансионистские установки и вражду в отношении к России. Что‑то, вероятно, исходно содержалось в основании цивилизации Запада, либо по ходу его истории произошёл некий системный сбой, следствием чего оказалась цивилизационная патология. Данилевский видел эту основу в эгоцентризме западного человека. От эгоцентризма оказывался производен насильственный подход в отношении ко всему противоречащему интересам эгоистического субъекта и ко всему инаковому. Данилевский ссылался на жесточайшие западные гонения на еретиков, искоренение всякого инакомыслия. Все иные цивилизации также должны были быть подавлены или искоренены уже в силу своей инаковости. Россия, в противоположность Западу, всегда была комплиментарно настроена к разнообразию.
Сегодня Запад, казалось бы, перешёл на прямо противоположные позиции. Гипертрофированная толерантность устанавливает преклонение перед меньшинствами, переходящими в самоуничижение и установление преференций для представителей меньшинства. Назвать это здоровой реакцией невозможно. Но противоречий с оценкой Данилевского в таких действиях не существует. Как раз, наоборот, толерантность обнаруживается как оборотная сторона насильственности, проявление психологических комплексов западного человека.
Новая повестка славянского вопроса
Специальная военная операция на Украине обозначила предельно остро вопрос о восстановлении единства славянского и православного мира. Раскол оказался столь глубоким, что восстанавливать цивилизационное единство оказалось возможным только военным путём. Но от этого восстановления зависит судьба всей славянской (как её определял Данилевский) цивилизации. Вопрос славянский, как и предсказывал Данилевский, оказался важнейшим. Автор «России и Европы» не мог, конечно, допустить, что распадный процесс в славянском мире зайдёт столь далеко. Но современный кризис показывает, насколько он был прав в своих оценках славянского фактора для России.
Наиболее критичным для славянской цивилизации Данилевский считал антироссийскую позицию Польши. На момент выхода «России и Европы» польские земли входили преимущественно в состав Российской империи, но русофобские идеи имели среди поляков широкое распространение. К моменту первого издания книги Данилевского прошло всего шесть лет после Польского восстания. «Из всех славянских стран, — констатировал Данилевский, — одна Польша пользуется её [Европы] благорасположением, потому что составляет тип и образец того, как бы Европе хотелось фасонировать и прочих славян для полного порабощения их себе, — даже и в том случае, когда бы им и дана была чисто внешняя политическая самостоятельность, которую истинные славяне всегда ценили ниже внутренней духовной и бытовой самобытности». К настоящему времени минуло уже полтора столетия после Польского восстания, а Польша по‑прежнему представляет собой основной плацдарм антироссийской пропаганды.
Впрочем, по оценке Данилевского, антироссийской была шляхта, а не сам польский народ. Элита перешла на позиции европейской идентичности, тогда как народ сохранял приверженность духу славянства.
И даже сейчас в отношении Польши не всё потеряно. Исторически в развитии польской государственности выдвигалось две стратегические линии — стратегия Пястов и стратегия Ягеллонов. Стратегия Пястов состояла в сдерживании Польшей немецкой экспансии с запада, реализация миссии фронтира славянского мира. Стратегия Ягеллонов переносила главное направление приложения сил на восток, где Польша в качестве форпоста Европы сдерживала будто бы агрессивные устремления России. Сейчас, безусловно, польская элита — ягеллоновская, но пястовский вариант потенциально возможен, если его внедрением в национальное сознание заниматься целевым образом. Основание для этого существует — неприятие поляками европейской толерантности и гей-пропаганды, то есть, собственно, тех ценностей, с которыми и приходит сегодня Европа.
Только Россия в понимании Данилевского могла объективно встать во главе славянской цивилизации. По выведенному им второму закону, непременным условием для формирования культурно-исторического типа является политическая суверенность формирующих его народов. В этом отношении славянский культурно-исторический тип мог быть сформирован только на основе обладающей таким суверенитетом России. Естественным устремлением в развитии этого культурно-исторического типа должна была стать постановка задачи освобождения славян из‑под власти турок, австрийцев, немцев.
Политическая карта Европы со времен Данилевского, особенно в её восточной части, сильно изменилась. Сегодня формально существует 14 признаваемых на уровне ООН славянских государств. Однако реальными суверенными потенциалами среди них обладает по‑прежнему только Россия. Другие же должны решать — находятся ли они в грядущем цивилизационном конфликте вместе с Россией, или против неё.
В чём был неправ Данилевский?
Реактуализация наследия Данилевского не должна, впрочем, приводить к культу по подобию того, который сложился в СССР в отношении К. Маркса. Вряд ли был бы полезным подход — заменить «Капитал» «Россией и Европой». Были у Данилевского, как показало время, и неверные прогнозы, и методологически противоречивые положения. Так, к примеру, недооценены были им США как часть Западной цивилизации и враждебная России сила, и он писал о взаимных симпатиях американцев и русских.
Вызывает сомнение правильность лингвистической акцентировки Данилевским процесса цивилизационного строительства. Первый заявленный им закон общественного развития утверждал, что народы, имеющие языковое единство, составляют, соответственно, единый культурно-исторический тип. Сообразно с этой логикой, в основание культурно-исторического типа, к ядру которого принадлежала Россия, было положено славянское единство. Данилевский выступал в этом отношении как панславист. Однако сам же автор «России и Европы» вносил противоречия в предлагаемый панславистский проект, включая в него, в частности, православных греков и румын, не относящихся к славянам. Получалось, что православие оказывалось в определённых случаях более значимым фактором, чем язык. Попытка перевести дискурс по вопросу о базовых основаниях России с религиозной платформы на платформу естественнонаучную и этнографическую в результате не удалась. Примеров, когда при общей языковой платформе народы принадлежали к разным цивилизациям — предостаточно. Значит, все‑таки дело не в языке, а в ценностях.
Не убеждало и положение четвертого закона Данилевского о том, что полнота, богатство и разнообразие развития достигается только при федеративной модели цивилизационного объединения. История показывает, что государства-цивилизации далеко не всегда являлись федерациями. Не были федерациями ни московское царство, ни Российская империя, создавшие российское геополитическое пространство. Опыт же распада СССР и Югославии — славянских в своей основе государственных объединений — показывает, что федеративное устройство вовсе не является панацеей.
Данилевский, в соответствии с веяниями времени, увлекался аналогиями между обществом и живыми организмами. В пятом законе он уподоблял культурно-исторические типы «многолетним одноплодным растениям, у которых период роста бывает неопределённо продолжителен, но период цветения и плодоношения — относительно короток и истощает раз навсегда их жизненную силу». Из такого понимания следовало, что прошедшее стадию плодоношения общество исторически обречено. Данилевский применял этот общий вывод для доказательства приближающейся смерти цивилизации Запада. Но ведь если признавать плодоношением славянской цивилизации советский исторический прорыв двадцатого столетия, то, оказывается, в этой логике обречена и Россия.
А разве не доказывают сегодня Китай и Индия, что возраст цивилизации не является препятствием для цивилизационного прорыва? Цивилизации — это всё‑таки не многолетние одноплодные растения. Аналогии с организмами, безусловно, могут быть полезны, но тождества между ними не существует. В основе цивилизационного бытия находятся духовные ценности, которые не стареют. К смерти же цивилизаций приводит не физическое старение, а отказ от собственных ценностей.
2022 год в фокусе теории Данилевского
Несмотря на все возможные и необходимые критические замечания, именно «Россия и Европа» имеет шанс стать главной книгой для российских политиков и обществоведов. На самом высоком уровне заявлено о позиционировании России в качестве государства-цивилизации. И книга Данилевского в этом плане как российская версия цивилизационной теории подходит для этого наилучшим образом. 2022 год стал во всех отношениях годом Данилевского.
Данилевский предсказывал неизбежность нового столкновения России и Европы. Можно говорить о предсказании им новой цивилизационной борьбы, так как должны столкнуться в ней две цивилизации. Причём Данилевский не отчаивался от перспективы такой войны, полагая, что она станет основой русского внутреннего цивилизационного исцеления. «Борьба с Западом, — писал он, — единственное спасительное средство как для излечения наших русских культурных недугов, так и для развития общеславянских симпатий, для поглощения ими мелких раздоров между разными славянскими племенами и направлениями… Рано или поздно, хотим или не хотим, но борьба с Европою (или, по крайней мере, с значительнейшею частью её) неизбежна… Самый процесс этой неизбежной борьбы, а не одни только её желанные результаты…, считаем мы спасительным и благодетельным, ибо только эта борьба может отрезвить мысль нашу, поднять во всех слоях нашего общества народный дух, погрязший в подражательности, в поклонении чужому, заражённый тем крайне опасным недугом, который мы назвали европейничаньем. Нас обвинят, может быть, в проповеди вражды, в восхвалении войны. Такое обвинение было бы несправедливо: мы не проповедуем войны — уже по одному тому, что такая проповедь была бы слишком смешна из наших слабых уст; мы утверждаем лишь, и не только утверждаем, но и доказываем, что борьба неизбежна, и полагаем, что хотя война очень большое зло, однако же не самое ещё большее, — что есть нечто гораздо худшее войны, от чего война и может служить лекарством, ибо «не о хлебе едином жив будет человек»». Можно сказать, что в 1869 году при создании «России и Европы» Данилевский в точности описывал ситуацию 2022 года, когда предсказываемая им острая фаза цивилизационной войны началась.
Примечания:
1 - Марризм – псевдонаучное учение о языке академика Н.Я. Марра.
