Усердный прихожанин нашего городского православного храма Владимирской иконы Божией Матери, косматый, бородатый, седой, сухой, предпенсионный, сердитым шепотом частил, как будто бы нас могли подслушать: «Какие-то странные они святые. Мне знакомые батюшки рассказывали, что Петра и Февронию они не очень-то жалуют, особенно её. И батюшкам эта вся ваша шумиха с отмечаниями, концертами и памятниками совсем не нравится».
«Какая она святая? Она шантажом добилась своего семейного благополучия. Это же неблагородно», – продолжал он. Я седого прихожанина подвозил в то утро до станции метро на окраине Москвы. Иногда я его подвожу до метро на машине. «Каким она там волшебством занималась? Как они в одной могиле оказались? Всё это неправильно!» - тараторил он, не давая мне вставить слово. «Из какой колоды их вытащили? Они настоящие?» – предъявлял он мне. Я злился, но молчал. «Вот, другое дело – святой Валентин. Он тайно венчал влюблённых, за что заплатил жизнью. Вот Валентин делал благородное дело. Вот он действительно святой для влюблённых», – продолжал наваливать попутчик. Мне хотелось возразить, что они всё-таки наши, родные, но я не решался ввязываться. Я не знал толком, что ему отвечать, хотя мне очень хотелось спорить. В моём сознании жила твёрдая уверенность, что Пётр и Феврония – святые нужные, важные и в русском православии совсем не случайные. У метро я высадил попутчика. Дело было летом.
Часто бывает, что случайный разговор не даёт покоя – застревает в голове, и отказывается из неё выходить. Непонятно почему и как появляется необходимость разобраться, обдумать, додумать, узнать и понять непонятое. Если приземлить историю Петра и Февронии на бытовую почву и смотреть на неё с точки зрения капиталистического реализма (читай – мещанского цинизма), то получается, что история действительно какая-то странная. Выходит, что у прихожанина есть право на его правду? Ведь Феврония поставила ребром вопрос о женитьбе, таким образом, назначив плату за лечение умирающего больного. И Пётр хорош – пообещал жениться и обманул, а она, между прочим, спасла ему жизнь. Дальше больше – она не только шантажистка, но и коварная интриганка – специально не долечила. Знала, что мужик обманет. Они всегда обманывают, потому что они… эээ… Прихожанин ведь, не глупый человек, может быть, излишне прямолинейный. И у батюшек есть право на правду – волшебство в этой истории присутствует повсюду. Вся история Петра и Февронии – одно сплошное волшебство. Но нужно уходить от бытового при прочтении и осмыслении "Повести о Петре и Февронии". Ведь в ней говорится не об отношениях. И волшебство с чудесами нужно принять. Они там есть. Значит, всё не случайно, значит, в этом есть смысл.
С чудесами давайте разбираться. Я долго разбирался, прежде чем что-то понял (понял ли?). В самом начале повести появляется сверхъестественное существо – змей. О змее говорится, что он прилетает и улетает. Значит, это змей с крыльями. С крылатыми змеями боролись былинные богатыри Добрыня Никитич, Алёша Попович и другие герои русских сказок и былин. Есть былинный русский богатырь, который был сыном змея. Палестинец Егорий, герой русских православных духовных песен, бился с крылатым змеем. Подвиг Егория-Григория очень похож на подвиг былинного богатыря Еруслана Залазаревича. Оба спасли царство от живущего в озере змея, пожиравшего всякий день по человеку. И оба, убив змея, спасли царевну. Точно такой же подвиг совершил Рустам, герой древнеперсидского эпоса "Шахнаме". Нужно вспомнить и ветхозаветного библейского змея – он тоже искуситель, как и змей из "Повести о Петре и Февронии".
Наш змей ещё и оборотень. В русских сказках и былинах оборотней было столько, что их даже нет смысла перечислять.
Тут он в точку уменьшился,
Комаром оборотился,
Полетел и запищал,
Судно на море догнал…
Сын змея из былин по имени Вольга Святославович тоже был оборотнем. Василиса Премудрая и другие прекрасные и премудрые девушки из сказок – все владели талантом перевоплощения.
"Повесть о Петре и Февронии" не просто история о любви и верности, она рассказывает о жизни святых чудотворцев. Это отражено в старинном названии произведения.
Удивительно, но Пётр отправился биться со змеем, не прочитав молитвы. А одолев злодея, он даже не поблагодарил Господа за помощь. В тексте повести так. Пётр побеждает змея с помощью супер-оружия – Агрикова меча. Все наши богатыри, прежде чем отправиться на подвиги, сначала чудесным образом обретали меч, который чаще всего назывался меч-кладенец и фактически был супер-оружием. Кстати, имя «Агрик» созвучно с санскритским словом «агрихья», которое переводится как «неуловимый» или «непостижимый». Наверное, моё это «кстати» требует серьёзного обоснования, но я считаю глубоко символичным звуковое и смысловое совпадение древнерусского имени и соответствующего слова на санскрите.
Сражение Петра со змеем закончилось победой нашего героя. Но зловредный змей, умирая, забрызгал доблестного князя своей ядовитой кровью, от которой тело Петра покрылось язвами и струпьями. Кровь со сверхъестественными свойствами тоже является неотъемлемой частью русских былин. Тот же Еруслан Залазаревич смазывает глазницы ослеплённым отцу и дяде кровью Зелёного царя, убитого Ерусланом, и таким образом возвращает своим родным людям зрение.
Двигаемся дальше. Когда Феврония готовила снадобье, вылечившее Петра, она ведь не читала молитву, не обращалась ни к Христу, ни к Богородице, ни к Николе Можайскому за помощью. Нет, она просто дунула на воду и получила целебную мазь. Уже будучи женой Петра, Феврония превратила крошки со стола в ладан и благоухающий фимиам. Находясь вместе с мужем «в ссылке» за рекой Окой, Феврония совершила ещё одно чудо-превращение: она обрубки молодых побегов превратила во взрослые «большие» деревья с ветвями и листвой. Эти эпизоды роднят Февронию с различными Василисами, Марьями и Еленами Премудрыми и Прекрасными – все девушки и молодые женщины способны были дунуть, махнуть платочком и совершить волшебство. Но помимо чудес, с Василисами Премудрой и Микулишной Февронию сближает твёрдость духа, решительность, умение просчитывать варианты и принимать правильное, совсем неочевидное решение, готовность смело идти к поставленной цели. Что характерно, двум Василисам (вместе с их сёстрами из похожих сказок и былин) и Февронии достаются мужья или женихи, умеющие доблестно и отважно сражаться с врагами, даже если враги предстают в образе чудовищ, но не готовые распутывать клубки житейских противоречий и искать один правильный ответ из тысячи возможных вариантов. За них это делают их премудрые Василисы. А ещё избранники прекрасных Василис все как один оказываются любителями забывать данные своим избранницам обещания. В конце концов они, избранники, свои обещания вспоминают и держат слово. Феврония и Пётр не являются исключением, в их отношениях всё происходит по сказочно-былинному сценарию.
Повесть заканчивается описанием смерти Петра и Февронии и их погребением. Умереть в один день, да ещё и быть похороненными в одной могиле – уж больно тут язычеством попахивает. В русских былинах тоже встречаются подобные повороты сюжета. Русский богатырь Поток спускается в могилу к умершей любимой жене. В ту могилу богатырь отправляется ещё и с богатырским конём, и в полном вооружении. В былине Поток, находясь в могиле, оживляет свою супругу Лебедь Белую. По одной из редакций былины, Поток и Лебедь после их совместного выхода из могилы прожили в любви и согласии долгую жизнь, умерли в один день и были снова похоронены вместе в одной могиле вместе с богатырским конём и оружием. В нашей повести обошлось без коня. Русский учёный, живший и творивший в ХIХ веке Владимир Васильевич Стасов в своём труде "Происхождение русских былин" сообщает, что описание подобного обряда имеется и в песнях хакасов. Мы не одиноки, обряд, похожий на жертвоприношение, когда, вместе с умершим воином, хоронили дорогую его сердцу жену и любимого коня, нельзя назвать исключительно древнерусским. Правильнее сказать, что это отражено не только в наших сказках и былинах. Интересно, что хакасы являются потомками скифов. Именно в эпических песнях потомков скифов – хакасов, алтайцев, шорцев и киргизов Стасов нашёл множество поразительных совпадений с русскими сказками и былинами. Совпадения оказались именно поразительными. По сути, различные песни потомков скифов являются полным эквивалентом соответствующих русских богатырских былин. Их песни – это наши былины, только имена героев и географические названия свои, хакасские или алтайские.
На этом важном аспекте стоит остановиться подробнее. Не только сюжеты русских и хакасских (и алтайских с киргизскими) эпических произведений оказались близкими, по мнению Владимира Стасова. Поразительную схожесть он выявил между сюжетами русских былин и рассказами из древнеиндийских эпосов, в том числе и из Махабхараты. При этом Стасов указывает на почти полное отсутствие сюжетной схожести русского эпического материала с фольклором наших ближайших географических соседей, хоть восточных, хоть южных, хоть западных. Со сказаниями братушек – западных славян ещё есть что-то общее, хотя и в гораздо меньшей степени, чем с эпосами вышеперечисленных народов, а, к примеру, с фольклором пресловутых скандинавов и всех других западных европейцев какая-либо сюжетная схожесть практически отсутствует или угадывается с трудом. Общие архетипы есть, перекличка в верованиях и традициях имеется. К примеру, погибшего скандинавского воина хоронили с конём и при оружии. Но сюжетное совпадение практически отсутствует. А между тем, сюжеты, события, характеристики героев, действия героев в наших былинах и в песнях потомков скифов накладываются друг на друга, как калька.
Владимир Стасов предположил, что сказки и былины пришли на Русь в ХIII-ХIV веках после варварского разорительного Батыева нашествия. Но этот тезис противоречит стасовскому же наблюдению, что имеется сюжетная схожесть отдельных эпизодов русских былин и тюркских песен, при отсутствии тех же эпизодов в древнеиндийских эпосах. Имеются такие же параллели русского и древнеиндийского эпического материала, при отсутствии совпадений с тюркским. Это может говорить о происхождении всех сюжетов – и древнерусских, и скифских, и древнеиндийских, и древнеперсидских (с которыми тоже имеются совпадения), из одного общего корня. Стасов, анализируя былину о богатыре Добрыне, даже сам готов сделать подобный вывод. Однако он не обозначил чётко, что да, весь рассматриваемый эпический материал произошел от общего корня. Он просто поделился своими наблюдениями. Очень мала вероятность того, что русский народ получил былину о Добрыне вместе с другими былинами после нашествия Батыя. Кто бы их мог нести русским в ХIII веке? Баскаки – сборщики дани? Стасов указывал на отсутствие хотя бы малейшей схожести русских и финно-угорских эпических сюжетов. Создаётся впечатление, что Владимир Васильевич недоумевал по этому поводу: как такое вообще возможно, ведь русские племена и финно-угорские (по лингвистической классификации) народности Поволжья и Поморья веками жили бок о бок, а киргизы с алтайцами всегда обитали от русских за тридевять земель. Поэтому-то Стасов в своей книге и сделал вывод, что заимствование с Востока эпических сюжетов в русские былины в VII-ХI веках через торговые связи было маловероятным. В таком случае русские и у поволжских народов позаимствовали бы и богатырей, и богатырские похождения. А в реальности этого не произошло.
Знаменателен вывод Владимира Стасова, что в индийских эпосах, в первую очередь в древней Махабхарате, все истории имеют космогонический характер, речь в них идёт о создании Вселенной. В персидских и в поздних индийских эпосах те же истории имеют исторический характер, в них как будто описаны жизни царей прошлого. И у нас, и у потомков скифов истории с теми же сюжетами превращаются в описания богатырских похождений. Стасов предполагает, что древние индийцы времён Махабхараты (2 тыс. лет назад и ранее) – это и есть создатели всех этих метафизических эпосов, преобразившихся в русском фольклоре в богатырские сказки. Это очень логичный вывод, особенно для ХIХ века. Но в ХХI веке, благодаря новым возможностям науки, произошел новый поворот. Два года назад группа эстонских генетиков (почему эстонских, а не наших, непонятно?) протестировала останки мужчин, живших на Русской равнине четыре тысячи лет назад, то есть намного раньше, чем в Древней Индии создали Махабхарату. Это были останки представителей так называемой Фатьяновской археологической культуры. Из четырнадцати образцов группа генетиков получила четырнадцать практически одинаковых результатов. Результаты Y-хромосомного тестирования костей фатьяновцев таковы: R1a-z93, либо R1a, предположительно z93 (молодой субклад не определён). Эти фатьяновцы оказались прямыми предками нынешних светлоликих высокорослых индусов из высших каст – брахманов и кшатриев и предками скифов. А ещё эти фатьяновцы, судя по результатам работы эстонских генетиков, оказались родными братьями предков русских. Отсюда напрашивается вывод, фантастичный для ХIХ века, и очень логичный для 20-х годов века ХХI-го: нашим сказочным и былинным сюжетам, как и останкам фатьяновцев, четыре тысячи лет. Более ранние времена скрыты от нас во мраке, о них пока молчим. Второй вывод: сказочные и былинные сюжеты пришли к нам не из Индии, наоборот, с Русской равнины они когда-то в Индию ушли. Это отдельная тема, которая сегодня существует в виде гипотезы, требующей перекрёстной проверки. Если тема пройдёт проверку, то можно будет с уверенностью утверждать, что ткань «Повести о Петре и Февронии» и её сюжетные ходы имеют очень древние корни.
И из православных, и из светских современных источников мы узнаём, что Пётр и Феврония – исторические личности нашего прошлого, что они упоминаются в древних летописях, что жили эти люди в начале ХIII века, она – в рязанском селе Ласково, он – в Муроме, что, описанные в повести события, имеют историческую основу, что дети и внуки Петра и Февронии упомянуты в древних русских летописях. Наверное, так оно и было. Но каким-то удивительным образом получилось, что бытовые и житейские события жизнеописания вплелись в архаичную сказочную канву, типичную и обычную для других русских сказок и былин, типичную и для песен скифских народов, и для эпосов древних индийцев и персов.
Однако герои рассматриваемой нами повести не исключение. Наверное, когда-то удаль молодецкая одного крестьянского сына из города Мурома села Карачарова так впечатлила односельчан, что они, вместе с жителями других деревень и других краёв, жизнь этого парня тоже вплели в архаичную былинно-сказочную канву. Видимо, то же самое произошло и с земляком Февронии, жителем рязанского села Шилова Добрыней Никитичем. Кстати, о Добрыне. Владимир Стасов пишет, что подвиги, приключения, даже любые перемещения русского богатыря Добрыни Никитича полностью совпадают с деятельностью древнеиндийского бога Кришны. Различных совпадений десятки, в том числе и в мелочах и деталях. Все они подробно разобраны в книге Стасова «Происхождение русских былин». В Индии космос, у нас сказки. Наши праотцы космос подрастеряли…
Но каким же образом смешались разные эпохи в памяти народной? В романе М.А. Шолохова "Тихий Дон" есть эпизод: один казак утверждает, что Георгий Победоносец был казаком по происхождению, и даже что родом он был из низовой станицы Семикаракорской. Это тот самый святой Георгий-Егорий, который делит свой главный подвиг с русским сказочным героем Ерусланом и персидским богатырём Рустамом. Приземлять архаичное и эпическое – любимая народная забава. А если на Рязанскую и Владимиро-Суздальскую землю приземлили и богатырей, и наших Февронию с Петром, так, что все былинные и сказочные персонажи прижились, значит, это говорит и о важности этих земель для всей Руси, и об их древности.
Но можем ли мы действительно допустить, что в рязанском селе Ласково чуть меньше тысячи лет назад жила некая Феврония, дочь древолаза, которая стала муромской княгиней? Можем! Допускаем, что жила-была такая Феврония, и что её поступки, её жизненный путь хорошо и точно легли на эпические былинно-сказочные сюжеты и их повороты. И лечить она, наверное, хорошо умела, и мудростью отличалась от подруг. Почему бы не предположить, что все события, описанные в повести, имели место, все, кроме появления в реальной жизни драконов, оборотней, волшебства и превращений? В годы жизни муромских князя и княгини Петра и Февронии уже писались в различных русских городах летописи. За последующие два столетия этих летописей в Киеве, Галиче, Пскове, Новгороде, Владимире, Чернигове, Твери и в других городах было написано не один десяток. В них есть описание жизни князей и княгинь. До нас дошли средневековые памятники литературы – "Слово о полку Игореве" и более поздние произведения. Во всей этой древнерусской литературе драконов и оборотней нет, в ней все описанные события реалистичны. И со святыми всё обстоит похожим образом. Если рассматривать жизнеописания русских святых, то там можно найти пустынников, столпников, страстотерпцев, воинов-победителей, миротворцев. Если в житиях святых и встречаются змееборцы или победители чудовищ, то все они имеют мифическое или былинное происхождение. Пример – Георгий Победоносец и Илья Муромец. Илью приземлили в тот же Муром, где обитали Пётр и Феврония, точно так же, как и Добрыню в Шилово. По мнению Стасова, у Ильи, так же как и у Добрыни, имеются древнеиндийские, древнеперсидские, алтайские, хакасские, киргизские братья. Этих братьев, в свою очередь, приземлили на индийскую, персидскую, алтайскую, хакасскую землю с индийскими, персидскими и хакасскими Муромами, которые называются по-своему, по-персидски или по-хакасски.
Как это смешение могло возникнуть? Когда-то очень давно был создан народной мудростью древний миф о зарождении всего сущего. В нём фигурировал герой, очень похожий на Илью Муромца. Скорее всего, тысячу лет назад действительно жил-поживал муромский карачаровский крестьянин, который своей удалью и добродетелью приблизил себя в глазах его современников к мифическому герою седой старины. Хотя это мог быть и собирательный Илья. Мало ли на Руси рождалось добрых молодцев? Не стоит удивляться и тому, что в некоторых редакциях былин об Илье Муромце его боевым товарищем является богатырь Ермак Тимофеевич. В русских былинах и в народной памяти время и место размыты. Они зыбки, почти прозрачны – не разберёшь, что здесь древнее-стародавнее, что – относительно молодое. Математически точного времени в памяти народной не существует, в ней есть слои, они прозрачны, их оптика увеличивает давнее и приближает его по масштабам, по размерам к недавнему. Эта оптика может всё перемешивать и менять местами.
Снова вспомним о космосе, который мы потеряли. Если метафизика когда-то была в наших былинах или в их предтечах, значит, её следы должны были, хоть и в неявном виде, сохраниться. И они сохранились. Кто такой змей в русских былинах, в песнопениях о Георгии Победоносце, и в "Повести о Петре и Февронии"? Что есть этот змей, что он символизирует? Современные православные источники сообщают нам, что змей, которого убил святой Георгий, олицетворяет язычество. Святой уничтожил язычество, разбил и сжег метафорические гусли былинного Садко. Так сейчас пишут. Интересно, что ответил бы на это Александр Пыжиков, учёный-историк, заново открывший широкому кругу современных читателей книгу Владимира Стасова "Происхождение русских былин"? А, точно, он же на этот тезис уже ответил! В своих нескольких книгах он осветил эту тему, а его научный труд "Грани русского раскола" целиком ей посвящен. Его ответ: гусли разбить можно, но сжечь нельзя. Они восстают из пепла, как птица феникс. В ХХ веке русские гусли восстали из пепла и воплотились в революцию 1917 года. Если Пыжиков прав, а современные православные источники ошибаются, то что же тогда на самом деле воплощает былинный и сказочный змей? У меня есть версия ответа. Она очевидна. Змей воплощает силы ада, вселенское зло, тьму. В нашей повести змей – искуситель, соблазнитель, растлитель, осквернитель. Змей – это та сила, которая с ослепительной улыбкой голливудского киногероя сообщает людям, что смертные грехи – это норма жизни. Вот с кем борется Пётр – с силами ада. Осознание этого факта сильно меняет общую картину повести. Пётр выходит из тени мудрой, остроумной, целеустремлённой, волевой Февронии. Получается, что у наших героев просто разные роли: Пётр борется с космическим вселенским злом, с адом, Феврония на отвоёванной территории обустраивает всё по уму и доброму порядку. Добрый порядок подразумевает, в том числе, и верность, и любовь. Это зона ответственности Февронии. Не потому, что Пётр – бычок на верёвочке, как может показаться тем, кто помещает Петра в тень Февронии. Просто Пётр занят борьбой с адом, ему некогда. Кроме того, что в повести у Петра выявлена важная миссия, не менее важная, чем у Февронии, получается, что он ещё и занимается делом как никогда ранее актуальным сегодня, в трансгуманистическую эпоху. Любовь в повести проявляется через самоотвержение, через полное взаимное доверие героев повести, через невозможность героям существовать друг без друга. Повторяю, огонь в очаге любви и верности поддерживает Феврония. Очень символично мнение историков, что исторические личности Пётр и Феврония были плодовитыми и оставили после себя многочисленное потомство. На самом деле, потомство, в свою очередь, проживающее свои жизни в любви и верности – это и есть самое важное послесловие повести. Это послесловие не прописано Ермолаем-Еразмом, но является очевидным.
У тех, кто стоит на ортодоксальных христианских позициях, может возникнуть вопрос: а архаизация нашей повести, «удревнение» её сюжета и канвы, поиски параллелей с древней дохристианской метафизикой не является ли попыткой разрушить православие изнутри, подменив его язычеством? Нет, не является. Наше православие – оно давно уже такое, с блинами на Масленицу и с мирным сосуществованием костров на Ивана Купалу и праздника рождества Иоанна Крестителя. А если всё это выхолостить, да ещё и следом разделаться с подозрительными святыми – Петром, Февронией, Ильёй Муромцем и другими, то можно впасть в самое унылое в своей прагматичности лютеранство. Простите меня, лютеране. Вам мила ваша вера и правда? Пусть. Но это не наш путь. Разве можно нам отказываться от фигур, вырезанных на стенах каменных владимирских древних соборов – Дмитриевского или Покрова-на-Нерли? Отказываться от лютых зверей, от львов с крыльями, от птицы Гамаюн и птицы Алканоста? Мы не настолько рациональны, чтобы изгонять всё это богатство из своей загадочной души.
Ещё одна важная тема повести – неравный брак. Неравный в социальном плане. Пётр, хоть и не сразу, но делает свой правильный выбор. Бояре недовольны, сеют смуту. Правда побеждает. Штука в том, что неравный брак – это распространённое явление в русском фольклоре и, судя по всему, в русских средневековых обычаях и традициях. И социальные лифты – явление весьма распространённое и для того времени, и для более позднего. Илья Муромец был крестьянским сыном. Есть другое древнее русское летописное произведение, в котором речь идёт о браке тверского князя и крестьянки. И в сказках есть примеры, и их много, показывающие, как трудолюбивая умница – крестьянская дочь, чаще всего, сирота – выходит замуж за князя или за боярина. И это не воплощение мечты. Генеалогия знает множество примеров, когда простолюдины, благодаря своему недюжинному уму, выбивались в царские вельможи, или же, храбростью и доблестью, в генералы. Есть примеры, из которых видно, что знатные особы выбирали себе в жены худородных девушек. Академик С.Б. Веселовский в книге "Предки Пушкина", анализируя родовое древо Александра Сергеевича, предполагает, что пресекшиеся ветви рода Радши, скорее всего, не пресеклись совсем, они потеряли свой статус и либо перешли в разряд рядового служилого люда, либо, по воле обстоятельств, попали в холопы или в крестьянство. Владимир Мономах в своём поучении наставляет молодёжь: откажитесь от жизни во хмелю, иначе непременно станете рабами. Значит, на Руси была возможность не только подняться на социальном лифте, но и опуститься из знати на самое дно. Иван Сергеевич Тургенев написал пронзительный и беспощадный рассказ «Отчаянный» о родовитом дворянине, превратившемся в побирушку. Это одна из иллюстраций такого спуска на дно.
ДНК-генеалогия тоже показывает замечательные примеры социального смешения. Самый красноречивый пример таков: из десяти тысяч прошедших тестирование русских было выявлено двое потомков гипотетического Рюрика, для которых этот результат предсказать было невозможно. Оказалось, что у двоих этнических русских, чьи предки никогда никакого отношения к древнерусской княжеской знати не имели, общий предок по прямой мужской линии с особами княжеских кровей – с Кропоткиными, Путятиными, Гагариными, Шаховскими и другими Рюриковичами, жил приблизительно 1200 лет назад. Историки сообщают нам, что легендарный Рюрик жил в IХ веке. Одно с другим коррелирует. Таких потомков Рюрика нынешние знатоки готовы записать в бастарды. Бастардов насчитывается по одному человеку на пять тысяч протестированных этнических русских. На сто пятьдесят миллионов сами посчитайте, сколько может получиться. И то, что «безродные» - это потомки бастардов, никем не доказано, они вполне могут быть представителями родов, потерявших свою знатность. За четыреста пятьдесят лет у каждого из нас набегает около двухсот пятидесяти тысяч расчётных предков. Реальных у большинства тоже, наверное, было не меньше ста тысяч, у кого-то больше. Можно делать смелое предположение, что хотя бы один из ста тысяч предков каждого из нас, живших во времена Ивана Грозного, был того самого княжеского происхождения. Вдруг кто-то не знал, сообщу: со времён Дмитрия Донского у каждого из нас набегает десятки миллионов расчётных предков. Со времён нашествия Батыя пару миллиардов. Реальных столько близко не было. Жителей тогда на Руси было всего ничего – несколько миллионов. То есть, вполне корректно всё жившее тогда население Добатыевой Руси считать прямыми предками каждого русского, и каждого украинца с белорусом тоже. Мы – я, ты, он, она – наследники всей средневековой цивилизации, которую в советских школьных учебниках называли Киевской Русью. Все жители Киевской Руси являются предками каждого из нас. От осознания этого факта бегут по телу от поясницы в сторону шеи хорошие, добрые, крупные мурашки.
Родственные связи с соседями – это тоже важный фактор, который следует учитывать. Различные родовые ручейки стекались со всех соседних земель, чтобы образовать полноводную реку. Вполне корректно считать всех без исключения ныне живущих людей, представителей восточно-славянских народов, братьями со множественными родственными связями, тянущимися к нам со времен Юрия Долгорукого и даже Дмитрия Донского. В древние времена были и те, кто не оставил потомства. Но они имели родных и двоюродных братьев, которые потомство оставили. Что даёт нам эта информация, каким боком она касается Петра и Февронии? Самым лучшим и красивым боком – она позволяет нам сделать вывод, что Пётр и Феврония не просто персонажи мультиков, они для нас прародители. Такими же прародителями являются для нас и резчики, сотворившие чудо из камня в древнем Владимире, и князья, пожелавшие, чтобы сияло это чудо в веках, и княжеские дружинники, и многочисленные крестьяне, вплоть до последнего древолаза-медоведа.
Для осознания масштаба родства, я представляю себе воображаемый срез могучего дерева. Сердцевина этого дерева –наши самые далёкие предки. Это те, кто создавал метафизические сюжеты. Мы сегодняшние находимся не под корой, под корой располагаются наши далёкие потомки. Мы обитаем где-то на средней точке радиуса, все на одной окружности, равноудалённо от центральной оси. Дерево живо. Соки перетекают от сердцевины к самым дальним точкам под корой. Импульсы, как нейроны в головном мозге, постоянно бегут от центральной точки к самой дальней, туда, к ещё не родившимся потомкам, потом обратно. Дерево продолжает постоянно расти, дышать, пульсировать. Дерево – это жизнь. Жизнь – это непостижимое чудо. Жизнь народа – чудо. Осознание причастности к неохватно большому – невероятная радость. Есть желание беречь и сберечь дерево. Нельзя допустить, чтоб его срубили. Эта доморощенная еретическая, языческая метафизика, позволяет лично мне ощущать связь и с каждым важным историческим персонажем хоть Полтавской, хоть Куликовской битв, с множеством воинов, крестьян, вельмож, купцов обоих полов из самых разных веков, с полумифическими Петром, Февронией, Ильёй Муромцем, Добрыней Никитичем, Алёшей Поповичем, с первыми языческими полубогами, уже утратившими в народной памяти свои имена. Эта метафизическая конструкция греет ум и душу непроходящей радостью. А как же православие? – может кто-нибудь назойливо переспросить. Православие – хорошо. Оно со своими заповедями, со своим глубоким осмыслением, что есть добро, что – зло, очень ровно и органично вписывается в такую схему. Если для кого-то не вписывается, я схему не навязываю. Без неё можно и обойтись. Но для меня эта схема проста как день и очевидна. Она необходима мне. Она даёт мне силу.
Напоследок – о поэтике текста "Повести о Петре и Февронии". Скачущие зайчики и пёсики с ушками – это хорошо. Всё это так органично перекликается с народными пословицами, поговорками, прибаутками, присказками, афоризмами. Тему верности иллюстрирует притча об одинаковом вкусе воды за разными бортами лодки. Последние минуты жизни супругов – это нет слов как хорошо, это уже поэзия самого высокого извода. Чьё это, про воздушные храмы? Ермолая-Еразма, народное многослойное творение, тысячелетняя архаика сердцевины? Феврония вышивает в воздухе храм нитью из воздуха. Она творит нечто невещественное. Невещественное, неосязаемое, но прекрасное. Она это делает для тех, кто останется. Сделала. Кто не хочет, тот не видит и не увидит. А он, храм, вышитый Февронией из воздуха воздушной нитью – он на месте, он никуда не улетел, не рассеялся. Иным счастливцам он изредка радует глаз…
О, где ты, мой косматый попутчик? Куда запропастился? Я вчера высматривал тебя на остановке и позавчера тоже. Мне так много нужно тебе сказать. Я многое передумал. Это ты меня подтолкнул. Теперь мне нужно, чтоб ты меня послушал. А хочешь, давай будем спорить, давай хоть до хрипоты! Главное – от дороги не отвлекаться. Ты приболел, что ли? Без шапки по холоду ходишь? Вирус тебя одолел? Не дай Бог. Не болей давай. Завтра утром на остановку обязательно выходи. По пробкам дорога долгая. Поговорим.
Ноябрь-декабрь 2021 года
