Размышление русского человека о происходящем (в широком смысле) есть фундамент русских смыслов, русской культуры, творчества, и как следствие русской истории. По природной закономерности дума о главном вопросе породила или одновременно воплотилась в вопросе способов восприятия происходящего. В течение многих веков и по сей день крайне популярная плоскость восприятия была плоскость, которая заключала в себе два способа восприятия: условно материалистический способ восприятия и так же условно идеалистический. Но популярность этой плоскости заключалась не только в том, что названные способы восприятия обладали огромной жизнеспособностью, но и в том, что между ними родился монструозный антагонизм. Без сложной исторической логики и без страстной диалектики сразу скажем, что появившиеся и искусственно поддерживаемые условия, допускающие существование только одного из вышеназванных способов восприятия, стали причиной рождения этого нелепого, инфернального антагонизма. В этом противоречии каждый из способов восприятия представал в своем радикальном виде и не только гармонично занимал свою естественную нишу, но и впихивался, не пролезая, в чужую. К сожалению, эта последняя нелепость не была поводом для правильных исторических выводов, она сразу делалась ложным доказательством того, что данный способ восприятия вообще не жизнеспособен, его не должно существовать, и вместо него в таком же радикальном виде принимали «противоположный» способ восприятия, с которым в свою очередь происходило то же самое. Движение этого «маятника» породило вражду во множестве категорий (в культуре, в социуме, в идеологии), исторические последствия которой мы знаем.
В ретроспективе мы можем наблюдать, как поочередно каждый из способов восприятия проявлялся в мощнейшем импульсе, который приводил к великим победам во всевозможных областях, но потом опускался до убогого состояния из-за несвоеместного нахождения. Один из них давал о себе знать через уста великого князя Александра Невского, произнесшего сакральные слова: «Не в силе Бог, а в правде!», которые были способны изменить ход истории, но в других случаях тот же способ восприятия представал в каком-то жалком религиозном обличии, служившим убежищем для невежества. Другой способ восприятия позволял рассмотреть от «молекулярной структуры» до фаз развития в истории одну из самых одиозных социально-экономических систем, вследствие чего в противовес было создано учение о великой социальной справедливости, но в дальнейшем воплотился в виде софизмов великого материалиста в его работе «О значении воинствующего материализма». Софистика брала начало из воинственности и вставала поперек горла обществу в те моменты, когда то жаждало благоговения (в гегелевском, как ни странно для Ленина, смысле).
Для легкости понимания того, что данные способы восприятия по своей природе не являются воинствующими, а являются чередующимися ступенями развития, перейдем из системы общественного сознания в систему отдельного человеческого сознания, где идеалистический способ восприятия представлен как благоговение, а материалистический как рассудок. Раскрыл природу таких состояний сознания как благоговение и рассудок Г.В.Ф. Гегель в своей работе «Феноменология духа». Этим модусам сознания в своей работе философ посвятил множество суждений, но мы рассмотрим наиболее интересные для нас. О благоговении Гегель писал, что чистое сознание, которое относится к своему предмету, не мысля, а оно, так сказать, только устремляется к мышлению и есть благоговение, его мышление как благоговение остается диссонирующим перезвоном колоколов или теплыми клубами тумана, музыкальным мышлением, не доходящим до понятия, которое было бы единственным имманентным предметным модусом. Про природу рассудка написал, что рассудок снимает свою собственную неистинность и неистинность предмета; и то, что обнаружилось ему благодаря этому, есть понятие истинного как в себе сущего истинного, которое еще не есть понятие, или лишено для-себя-бытия сознания, и которое рассудок, не узнавая себя в этом, предоставляет ему самому. Результатом действия рассудка становится сознание, которое впервые становится для себя сознанием, постигающим в понятиях.
Мы же добавим, что благоговение, в нашем смысле, это способность сознания ощущать нечто из потустороннего мира, еще не существующее, но готовое появиться в настоящем; это готовность к непознанному (чуду) или нацеленность на него. Благоговение как модус сознания не способно разглядеть сущность потенциального явления, но, тем не менее, отсутствие понимания природы этого нечто в сознании, не мешает последнему использовать это нечто в определенных случаях для выстраивания картины происходящего. При слабой развитости этого модуса, сознание будет копаться в своей приземленности, бесконечно разбирая и собирая одно и то же, когда в это же самое время мимо него будет пролетать множество потенциальных, возможно великих, идей.
Рассудок же, в нашем смысле, это способность конструирования и реконструкции существующего в сознании, строительство формы существующей идеи, ведь истинность идеи заключается не только в её внутренней природе, но и в истинности её формы. Разбор и сбор формы есть деятельность рассудка. Слабость рассудка грозит нежизнеспособностью идей, как следствие витание сознания в иллюзорном, несуществующем, ложном мире. Абсолютное отсутствие того или другого модуса сознания делает невозможным существование человеческого сознания вообще, а значит и существование человека в его виде.
Итак, рассмотрев природу состояний сознания (способов восприятия) в отдельном человеческом сознании, разобрав их функции, можно вывести следующую закономерность: благоговение и рассудок в здоровом сознании не противостоят друг другу, а являются витками в осознании происходящего, выходящими один из другого. Пропорционально перенеся установленные закономерности обратно в общественное сознание, становится очевидным то, что естественное соблюдение их ведет к гармонии в общественном сознании, а нарушение (создание противопоставления) к хаосу. Это противопоставление в социуме, в истории ведет к расколу общества, одним из пресловутых примеров является противостояние «марксистов» и «христиан» в 2015 году.
Казалось бы, принимая во внимания все вышесказанное, «хозяева» нашего информационного поля должны примирять и просвещать, но нет… С одной стороны гиперактивны познеры и серебренниковы со своими «мучениками», вещающие об атеизме. Нет не о том атеизме, о котором Достоевский писал, что это есть предпоследняя ступень к вере. Это не тот атеизм, тождественный в определенной степени пантеизму, который исповедовали Шиллер или Дидро, Павлов или Кругляков, не тот который исповедует нынче Фурсов. В этом последнем с запасом хватает и благоговения (в немистифицированном виде) и тем более рассудка. Атеизм же, который проповедуется «нашими просветителями», близок к нигилизму, и про него всё тот же Федор Михайлович писал, что этот атеизм есть равнодушие.
С другой стороны, хотя в нашем смысле все с той же (создающей противопоставление), действия традиционных и нетрадиционных религий. Когда в настоящий мир рождается нечто из потустороннего, общественное сознание (человеческий рассудок) должно принять это нечто и взрастить его в здравии, но зачастую действия традиционных и нетрадиционных религий являются попыткой впихнуть уже существующее в настоящем в потустороннее, что выглядит крайне нелепо, особенно в ретроспективе.
Проанализировав все вышесказанное, хочется призвать благонамеренно мыслящих людей, на борьбу с этим антагонизмом, с его причиной и следствием.
