Мир одержим сексом, забыл про всё, что есть не секс. Секс – это пыль, которая скрипит на зубах, застилает глаза, забивается в бронхи. Марает одежду. Но всё, сказанное о сексе, справедливо и о работе. Мир сделался одержим ей. Если человек не путешествует и не «have sexy time» – он должен работать. Удивительно, но в массовом сознании именно трение слизистых оболочек и перемещение туда-сюда по миру (тоже в каком-то смысле – трение) есть оправдание того, что ты не работал.
-Почему опоздал на работу?
-Ой, начальник, я вчера такую девочку встетил!
-А, ну, молодец, хвалю!
Если сказать начальнику, что ты не пришел вовремя, потому что писал стихи или просто сидел в кресле и думал - скажешься идиотом. Парадокс, если задуматься. Совокуплялся – мастер. Думал – идиот. Шизофреническая логика, конечно. Но, в таком обществе мы живем. Мне возразят, что писательство – тоже работа. И мыслительный процесс. Ну, это скорее не работа (job), но то, что французы называют ouvrage. Под работой я понимаю не личностную деятельность, а именно тиражирование продуктов: работа у станка, в офисе, за прилавком, работа фотографом, журналистом. Работать можно даже писателем. А можно писателем быть. И поверьте мне, это будут совершенно различные занятия. И результат у них будет разный. Примеров – тысячи! Работа есть рабство. Причем, есть чем возразить и «доброму христианину» на его, возможно, библейское: «в поте лица добывать хлеб…». Да, «в поте лица». Но Адам работал на земле. И не как наёмный рабочий. Это была его земля и он ее возделывал, скажем так. Думаю, адамов труд можно назвать «творческим», если не «священным». А это уже не работа в современном понимании. Работа – изобретение Нового Времени. Всю историю человечества люди занимались чем-то другим. Чем? Хороший, своевременный вопрос! Работали, может, рабы. Работа – приумножение излишков капитала - есть то, чем уничтожает землю. Это один из двух столпов «общества потребления» (второй, собственно, потребление). Поскольку народу внушили, что ему нужны ненужные вещи, он вынужден искать средства на их покупку и работать. При этом кто-то производит и эти ненужные вещи, которые покупаешь ты. Замкнутый круг. Работают ради денег. То есть работа есть рабство деньгам. Служение Мамоне, Дьяволу. Вот так, уважаемый «добрый христианин» - модернист. Толстой косил «для души». Крестьяне Толстого косили, чтобы покушать. Сейчас «косят», чтоб купить кофточку от Gucci или новое авто. Принципиальная разница даже здесь. Вот я пишу эту заметку. Это труд. Но я пишу ее не для заработка. Просто так. От души. И в ней нет работы как составляющего. То есть, нет «job». Поэтому, с точки зрения современного общества, эта заметка порочнее порнографии. Ибо порнография – это job. А моя заметка, сколько бы сил я в нее не вложил, оттачивая фразы и расставляя капканы аллюзий, есть праздность. Подумайте об этом. Это ли не абсурд? Но страшный! Он повсюду! Мы привыкли, мы приняли его. Играем по его правилам. Тут хочется вспомнить Ницше: Человек, который болен и лежит в постели, приходит иногда к заключению, что обычно он болен своей службой, занятием или своим обществом и из-за этой болезни потерял всякую рассудительность в отношении самого себя: он приобретает эту мудрость благодаря досугу, к которому его принуждает его болезнь. Тем, кто в своей жизни очень много болел, половину дней не ходил в школу, учился по-болезни экстерном, тем, для кого постель всегда была не местом секса, но местом болезни, а значит и размышления, есть что сказать.
Он устроился в банк, кредитным консультантом, потому что бывшая жена поставила ультиматум: или ты находишь «нормальную» работу, или мы расстаемся. И он сломал себя, отправился в банк. (вот она, порочная связь работы и секса). Но он вылетел из банка через месяц или полтора. Потому что всё, происходящее там, казалось ему абсурдом. Коллеги, грызущиеся за клиента, за какие-то мизерные бонусы, остающиеся после работы, выслуживающиеся перед начальством. Не использующие обеденный перерыв. Он никогда не приходил раньше и даже опаздывал. Не потому, что был безалаберный. Просто в первые минуты всё равно никакой работы нет, а показывать начальству, какой он прилежный было противно. Уходить он тоже старался вовремя. Даже если оставалась работа, никто не имел права заставить его остаться. Он был ироничен в адрес их грызни за баллы и преференции. Приходил. Работал. Уходил. И был уволен, потому что подавал дурной пример. Эта заметка – тоже дурной пример. Для современного общества. Закончить хочется снова словами Ницше. Подумайте о них, приложите к себе. «При лучшем общественном строе тяжелый труд и жизненная нужда должны будут выпадать на долю тех, кто менее всего страдает от этого, т.е. на долю самых тупых людей, и эта пропорция должна будет прогрессивно распространяться на всех, вплоть до того, кто сильнее всего ощущает высшие и самые утонченные роды страдания и потому продолжает страдать даже при величайшем облегчении жизни».
Кстати, в христианстве эпохи рассвета этот принцип работал. Ибо некоторые молились в келье, некоторые пахали на поле. Но, повторяю, труд монаха на поле не был работой в смысле job. Не ради денег он это делал. Таково было его послушание (discipline). Ещё, конечно, чтобы самому поесть и братьев во Христе накормить.