я знаю
по дороге из Москвы в Петербург
на подъемах и спусках пологих
время замыкается в круг
под надзором ангелов строгих
ходит время руки за голову
от осины и до осины
и небо над ним цвета олова
от ужаса и бессилья
ангелы бестелесны
как зарево над лесами
стоят над русскою бездной
с завязанными глазами
время ходит, как поднятый
медведь больной и морозный
под Тверью вдруг преисподняя
открылась под стук колесный
нет, это чертово зеркало
время в нем бесконечно
и вот уже словно нет его
поездом грянет встречным
дотянет до Бологого
и умрет на перроне
скажут мне «что такого?
здесь время всегда хоронят.
в этом месте особо
ему поют панихиду
оно ведь здесь невесомо
оно здесь только для виду
для того чтобы люди
не думали здесь о пощаде
и поэтому будет
здесь вечность времени ради»
к Торжку подъедем не веря
что нет нам времени боле
в вагонные наши двери
войдет холодное горе
спросит у проводницы
до Питера два билета
и в мертвые наши лица
последней швырнет монетой
сгорбится у порога
не велено ему дале
с ним обойдутся строго
и в Питер возьмут едва ли
вытолкают наружу
на ужин вечности рваной
что где-то все время кружит
над нашими головами
я знаю
по этой дороге
чудовище раньше жило
оно пожирало многих
но некоторым служило
сто пастей его пылало
но некоторым скулило
и все ему было мало
и мало что было мило
сосны дубы и ели
тополя и осины
дыбом стояли на теле
этого исполина
мясо его дышало
болью рабских поклонов
клыки острее кинжалов
терзали земное лоно
господа его когти
хвост его благодатный
в его барабанном топоте
время идет обратно
обло озорно огромно стозевно
лаяй стояло оно
проклято силой древней
издохло на станции Дно
труп его одинокий
лежит никем не опознан
у развилки дороги
где-то в грязи под Тосно
а поезд всё едет дальше
колеса стучат всё глуше
военные дикие марши
лезут штыками в уши
в еврейском гомоне резком
в опийном страхе китайском
сухим револьверным треском
к вратам подобрались райским
упали света засовы
чекистским простым приказом
мы стали почти готовы
святыми сделаться разом
на трупе чудища встали
вызов бросили смерти
вручили себе медали
и серый листок в конверте
что все мы словно герои
падем под Бором Мясным
веселой майской порою
на сломе ранней весны
нас ангелы наказали
однажды в глухую осень
обливаясь слезами
время грохнулось оземь
потом очнулось и село
на корточки у села
его огромное тело
искало крови тепла
оно зевнуло и встало
и шагом мерным пошло
и все вокруг стало алым
как будто кожу сняло
потом был много такого
о чем уже не споешь
стала нам временем снова
простая земная ложь
утром оно нас будит
и шепчет в ухо «пора
понять что вы просто люди
и были людьми вчера
и будете ими вечно
и в грязь вернетесь опять
на станции той конечной
которой не избежать
ведь поезд идет стрелою
в обитель покоя и тьмы
где вашей судьбою злою
вполне утолитесь вы
пересекая реку
по мертвым сведенным мостам
почувствуйте что человеку
есть разница — здесь и там»
холмы перелески болота
прогалины пустота
и глины желтая рвота
у дороги возле креста
здесь время убили случайно
кровь смешали с вином
а после молились ночами
на трупе его ледяном
легло оно тяжкой зимою
от Ильменя до Невы
и верой угрюмой земною
упало на плечи Москвы
в граните закаменела
вера эта в веках
и ночью однажды белой
ее унесет река
куда-то от ангелов строгих
что стоят на посту
и подводят итоги
и проводят черту
я знаю
что по дороге из Москвы в Петербург
не то что по дороге
из Петербурга в Москву
здесь все замечаешь вдруг
и впадаешь в тоску
ясную точно сон пророческий наяву
