23 августа 1939 года Германия и СССР заключили Договор о ненападении, который часто называют «Пактом». Таким образом, Сталин сумел оттянуть начало войны на два года, и за это время удалось сделать главное – укрепить промышленную базу страны настолько, чтобы она могла обеспечивать армию даже в случае потери значительной части территории. И сделано здесь было очень много – чего только стоит создание заводов-дублёров за Уралом, которые выпускали продукцию машиностроительной, нефтеперерабатывающей и химической промышленности.
Сильно помогла нам и Германия. Исследователи обращают внимание на то, что поставки оттуда, которые начались после подписания договоров, носили не только информационный, но и инновационный характер. Они в значительной степени обеспечили смену поколений техники и технологии в ряде отраслей советской промышленности. Чтобы понять размах германской подпитки советской экономики достаточно ознакомиться со списком военных материалов, которые должна была предоставить Германия по договору от 11 февраля 1940 года. Список этот включает 42 машинописные страницы, напечатанные через полтора интервала. Немцы должны были поставить в СССР чертежи и образцы самых новейших своих самолетов («Мессер-шмитт-109, ПО», «Юнкерс-88» и др.), танков и тягачей. Кроме того, в списке есть вещи, которые еще только находились в разработке. Это - морские и зенитные артиллерийские системы, танк Pz-III, минометы калибра 50-240 мм, торпедное вооружение, полевые радиостанции, переносные пеленгаторы, приборы для ночной стрельбы, засекречивающие приборы для телеграфно-телефонных аппаратов, прокатные станы, сверхмощные прессы и т. д. По условиям этого, чрезвычайно выгодного договора, СССР получал новинки, в которых ему отказали американцы и англичане. Союзу предоставляли следующее: «химическое оборудование и документацию для налаживания производства синтетических материалов; технологии: получения сверхчистых материалов; получения отдельных элементов радиоэлектронного оборудования; изготовления многих видов инструментальной и высокопрочной стали, некоторых видов брони, средств автоматизации и управления, «образцы и рецепты беспламенных и бездымных, аммиачных... взрывчатых веществ» и т. д. (В. Галин. «Политэкономия войны. Заговор Европы»)
Возникает вопрос, а что же, неужели Германия передавала всё это нам, намереваясь обязательно и в любом случае влезть в войну? Может быть, германское руководство рассматривало разные варианты? Разумеется, точно здесь сказать ничего нельзя, хотя нельзя и не заметить, что в Германии существовала довольно влиятельная партия противников войны. К ней причисляют даже и Г. Геринга, для которого якобы были важнее вопросы нормального торгово-экономического сотрудничества двух стран. Об этом сообщает фельдмаршал, начальник штаба Верховного главнокомандования вооруженными силами Германии В. Кейтель. Он же «записывает» в партию мира немецких военачальников— Э. Редера, В. фон Лееба, Ф. фон Бока, Г. фон Рундштедта, В. фон Рейхенау. Известно, что категорическим противником войны с СССР был министр иностранных дел Й. Риббентроп. Крайне интересную информацию приводит скульптор А. Брекер, который вспоминает о том, что, узнав о нападении на СССР, глава партаппарата НСДАП М. Борман сказал: «Небытие в этот день одержало победу на бытием».
Как бы то ни было, но вверх взяла совсем другая партия, и Гитлер напал на Союз, к вящей радости англо-американских плутократов, которые мечтали стравить две мощные континентальные державы и установить либерально-капиталистический порядок на грандиозном пространстве от Атлантики до Тихого океана. На Даунинг-стрит по этому поводу даже закатили банкет с шампанским.
И всё-таки англичане ожидали большего. Они надеялись, что война начнётся раньше, а, следовательно, СССР накопит меньше ресурсов для её ведения. Тем большей была бы вероятность разгрома СССР, который, однако, сумел бы изрядно измотать немцев. И вот тогда на них обрушились бы англичане, которые не только разгромили нацистов малой кровью, но и предстали в качестве «освободителей» России – со всеми вытекающими последствиями. Еще англичанам очень хотелось выставить СССР в качестве страны, вынашивающей агрессивные планы в отношении Германии. Тогда можно было бы охарактеризовать противостояние двух стран как схватка двух хищников, и самоустраниться от участия в конфликте. Ну, а потом ударить по немцам.
Москву всячески пытались всячески спровоцировать на то, чтобы он вступила в конфликт с Берлином. И, пожалуй, одной из самых эффектных провокаций следует считать мартовский (1941 года) путч в Югославии. В Лондоне югославскому направлению уделяли самое пристальное внимание, а внешнеполитический курс Белграда отличался неустойчивостью, там раздирались между Англией, Германией и СССР. Вот почему тут можно было много чего «замутить» - против СССР.
Началось все в 1940 году, когда в Москве появился один из лидеров сербской Аграрной партии С. Гаврилович, попытавшийся войти в контакт с высшим советским руководством. Наши спецслужбы обоснованно подозревали его в работе на Англию, о чем и предупреждали верхи. Однако, очень уж мягко стелил Гаврилович, декларировавший самую ярую русофилию. Он даже заявил о необходимости создания некоего грандиозного панславянского «Балканского союза», в котором преобладал бы русский язык. (В действительности, «Балканский союз» был английской придумкой, с его идеей носился министр иностранных дел Великобритании Э. Иден. А после второй мировой войны идею БС попытается взять на вооружение И. Б. Тито, в антисталинской фронде которого находят английский след.)
Несмотря на «смутные сомнения», Гавриловича завербовали, получив тем самым некий канал влияния извне. И через этот самый канал советское руководство постоянно получало информацию о том, что антигермански настроенные югославские военные всячески ищут дружбы и помощи СССР. Одновременно, Иден всячески давил на советского посла в Британии И. М. Майского, которого он запугивал прогерманским креном белградских политиков. Военная верхушка СССР (нарком обороны С. К. Тимошенко и его окружение) моментально ухватилась за эту наживку, и югославский военный атташе был принят наркомом НКО. «Братушки» просили советского оружия, причем, в больших количествах. И сотрудничество в данной области уже почти наладилось, однако, в дальнейшем забуксовало - не без влияния Сталина.
Вождь СССР занимал здесь, как и по большинству других вопросов, крайне осторожную позиции. Он вполне оправданно опасался английских провокаций. И, в то же самое время, Сталин не препятствовал сближению с Белградом вообще. Оно рассматривалось им как средство некоего, весьма осторожного давления на Берлин. Но особенно его тревожила британская активность. И в этом плане выделялся английский посол в СССР С. Криппс, развивший бурную деятельность. Он всячески пытался убедить советских лидеров в необходимости военного союза с Югославией. «Рвение Криппса лишь подстегнуло подозрения Сталина насчет английского заговора, — пишет историк Г. Городецкий. — Когда он вернулся вечером в Кремль, надеясь продолжить обсуждение в «дружественной беседе», Вышинский (замнаркома НКИД. — А. Е.) оборвал его, как только он начал подробно излагать, какие препятствия можно создать замыслам немцев на Балканах, если русские будут поощрять Югославию сохранять независимость. Вышинский также улучил момент, чтобы привести целый список якобы враждебных Москве действий англичан» («Сталин: роковой самообман и нападение Германии»).
По сути, Сталин решительно отказался от сближения с Югославией в ущерб германским интересам (и в угоду Англии). «Однако 27 марта все карты смешались: генерал Душан Симович, командующий Югославскими военно-воздушными силами, произвел бескровный переворот в Белграде с помощью армии. Принц Павел был свергнут и отправлен в изгнание, а на престол возведен юный король Петр. Внимательным наблюдателям было совершенно ясно, что переворот явился для Москвы сюрпризом. Вряд ли Советский Союз мог «тайно или явно» участвовать в перевороте, которым дирижировал британский Отдел особых операций» («Роковой самообман»).
Новое правительство развернулось в сторону СССР, а по Югославии прокатилась волна демонстраций в поддержку Союза (при этом, некоторые из них сопровождались погромами немецких представительских учреждений.) Но, несмотря на весь «просоветский» фон, Сталин воспринял это, мягко говоря, без особого восторга. Г. Димитрову, как главному коминтерновцу, даже поручили оказать воздействие на югославскую компартию и снизить накал уличных выступлений. Иначе, как отмечал Сталин, «англичане воспользуются этим». Но дело было уже сделано. Англичане установили «просоветский» режим, вбив тем самым еще один клин между Россией и Германией.
Грандиозной провокацией, на этот раз для Германии, стал знаменитый перелёт в Англию Г. Гесса (10 мая 1941 года). Как представляется, никакой личной инициативы тут не было. Собственно, а зачем это нужно было лично Гессу? Вообще, такие дела в одиночку не делаются. Не верить же, в самом деле, в версию о его сумасшествии? Нет, здесь имело место быть создание некоего канала связи между Лондоном и Берлином. Гитлеру нужен был сверхнадёжный человек, способный наладить взаимодействие между двумя «нордическими империями». И заместитель фюрера по НСДАП подходил на эту роль почти идеально. Вот через него англичане, судя по всему, и сообщили Гитлеру о том, что готовы пойти с ним на некое соглашение, если только он нападет на Россию. «...Черчилль мог начать через Гесса заочные переговоры с Гитлером... договориться о «крестовом походе против большевизма» и совместном нападении 22 июня на СССР, — предполагает А. Осокин. — А в назначенный день не выполнил своих обязательств...». (Осокин А. 22 июня 1941 года: Новая версия) Впрочем, скорее всего, речь тут шла не о нападении, а У. Черчилль «просто» обещал Гитлеру вывести Англию из войны.
В любом случае, какие-то обещания Германии были даны. Только эта версия и способна объяснить, почему же Гитлер начал губительную войну на два фронта. В противном случае придется признать умственную неполноценность Гитлера, что уже явно противоречит всем фактам - дурачки не создают великих империй.
А ведь советская разведка как раз и сообщала о том, что нападение Гитлера на Россию зависит от договоренности с Англией. «Сведения о дате начала войны Германии с Советским Союзом, поступавшие к нам, были самыми противоречивыми, — пишет разведчик П. Судоплатов. — Из Великобритании и США мы получали сообщения от надежных источников, что вопрос о нападении немцев на СССР зависит от тайной договоренности с британским правительством, поскольку вести войну на два фронта было бы чересчур опасным делом...».
Понятно, что после полёта Гесса Гитлер был убежден в том, что Англия, так или иначе, поможет ему победить Союз (хотя бы и «просто» выйдя из войны). А ему, Гитлеру, выпадет величайшая честь возглавить военную операцию по сокрушению коммунизма. Англофилия и антикоммунизм сильно подвели главу Германии, закосневшего в своих идеологических догмах и заблуждениях.
Возможно, англичане побудили Гесса выступить инициатором перелета — с целью прощупать почву для «сближения». Гитлера эта идея прельстила, ведь он сам желал сблизиться с «нордической» Англией, исходя из общего германского единства немцев и англичан. Обставили же всё это как личную инициативу «безумного Гесса». При этом, сам Гесс, судя по всему, был одним из лидеров проанглийской партии в Рейхе, отсюда и столь высокое доверие англичан, которые, тем не менее, пожертвовали очень важной фигурой. Что ж, игра стоила свеч…
В Кремле знали о том, что перелет Гесса — дело рук англичан. В октябре 1944 года Сталин почти открыто сказал об этом Черчиллю, демонстрируя свою осведомленность. Во время разговора о Гессе вождь неожиданно предложил тост за английскую разведку, которая и заманила Гесса в Англию. Иосиф Виссарионович выразил глубокое убеждение в том, что перелётчик не мог приземлиться без сигналов с земли. Черчилль такую интерпретацию отверг с негодованием. Но Сталин продолжал настаивать на ней, тем самым показывая, что ему известно, кто стоит за спиной Гесса. Еще раньше, осенью 1942 года, Сталин предположил, что Черчилль держит Гесса про запас. Для него было совершенно ясно — бывший гитлеровский заместитель является креатурой Лондона.
Сам Сталин от всех провокаций настойчиво отклонялся, чем обеспечил Союзу максимально благоприятные (из всех возможных) условия для начала войны. А ведь ему предлагали ввести войска в предполья укрепрайонов, на этом очень сильно настаивали военные. Между тем, привело бы это только к тому, что немцы разгромили больше частей - в первых приграничных боях. И очень даже вероятно, что таким образом немцы и пришли бы к столь чаемому Гитлером блицкригу. А вот Англия получила бы возможность закричать на весь мир о том, что Советы вплотную подошли к границе, замышляя агрессию. Ну, а дальше бы они уже действовали по описанной выше схеме.
К слову, есть все основания полагать, что в СССР тоже существовала своя «партия войны». Фонды Политического архива Министерства иностранных дел Германии хранят весьма интеерсную информацию, переданную в мае — июне 1941 года из Москвы в Берлин через немецкий разведцентр в Праге «Информационс-штелле III (задействованы были также и другие каналы). Согласно этим данным, в советском руководстве имели место быть серьезнейшие противоречия по «германскому вопросу». Сталин и его ближайшее окружение выступали за то, чтобы избежать войны с Германией. Напротив, армейское руководство (нарком обороны Тимошенко, его зам. С. М. Буденный и др.) настаивали на необходимости «жёсткого курса» в отношении Германии. Принято считать, что речь здесь идёт о некоей широкомасштабной дезинформации советской разведки. И эту версию вроде бы подтверждает и сообщение Судоплатова: «Мы подкинули дезинформацию о том, что якобы Сталин выступает последовательным сторонником мирного урегулирования соглашений, в отличие от военных кругов СССР, придерживающихся жестких позиций противостояния». Но вот вопрос – а может ли быть дым без огня? Поверили бы немцы в наличие двух партий, если бы между советскими руководителями не было действительно серьезных разногласий? А разногласия-то эти были, и их следует считать действительно серьёзными. Так, Г. Городецкий передает рассказ генерала Н. Лащенко о весьма горячем разговоре Сталина с С.К. Тимошенко. Сталин предупреждал наркома обороны: «Если вы будете там на границе дразнить немцев, двигать войска без нашего разрешения, тогда головы полетят, имейте в виду» («Миф о «Ледоколе»). Да и стал бы вождь СССР создавать у немцев впечатление в том, что советское руководство расколото и находится в состоянии вражды? Это ведь как раз и могло подвигнуть их к нападению - в столь «благоприятный» момент. Но если партия войны в СССР была, то может быть стоит предположить и наличие неких её связей с Англией? Пока, конечно, ничего с полной уверенностью утверждать нельзя. Исследователям, свободным от разнообразных догматических шор, ещё предстоит полностью раскрыть механизмы второй мировой войны.
