Папы Римский Франциск выступил с Апостольским обращением «Evangelii gaudium». Его уже охарактеризовали как некую программу преобразований внутри Римско-Католической церкви и даже вне её. Особый упор был сделан на социальную проблематику. Папа охарактеризовал современную экономическую систему планеты как порочную, целиком основанную на «культе денег». Понтифик назвал современный капитализм «диким», использовав сильное выражение - «новая тирания». Им был задействован очень яркий образ – смерть бездомного в новости не попадает, а вот изменение банковского индекса на 2% подаётся в качестве сенсации. Или вот, весьма глубокое замечание: «Нынешний финансовый кризис заставил всех нас позабыть о том, что он по своей сути является глубоким антропологическим кризисом: отрицанием примата человека! Мы создали себе новых кумиров. Древнее поклонение золотому тельцу сегодня получило новое и ужасное воплощение в культе денег и диктатуре безликой экономики. Охвативший финансы и экономику мировой кризис проливает свет на отсутствие равновесия и прежде всего острейший недостаток антропологической направленности, который сводит человека к удовлетворению его потребностей: потребление… Скажем «нет» деньгам, которые управляют вместо того, чтобы служить». В то же самое время, Франциск предостерёг от «безответственного популизма, который, ограничиваясь демагогией, не решает подлинных проблем бедноты».
Многим выступление папы показалось едва ли не социалистическим, однако оно совершенно не выходит за рамки обычного «социального либерализма», которого сегодня, так или иначе, придерживаются все политики и общественные деятели. Придерживаются они его, впрочем, на словах, на деле же везде и всюду проводится политика неолиберализма, предполагающая демонтаж «социального государства». Вот, пожалуйста, свежая новость из Англии. Тамошний министр финансов Джордж Осборн обрадовал англичан, родившихся в 1990-е годы, тем, что на пенсию они выйдут только после 2060-го года. Иными словами, пенсионный возраст повышается до 70 лет.
Однако и в блаженные времена «социального капитализма» никаких коренных преобразований не происходило. От богатых забирали немного в пользу бедных, при этом нещадно обирая «третий мир», что и стало главным источником временного процветания народившегося «среднего класса». Потом элитариям надоело возиться с этим «средним классом», который стал мнить о себе невесть что. «Быдло» решено было снова загнать в «стойло», и на Западе развернулась неолиберальная революция.
Нынешний Папа Римский выразил обеспокоенность таким положением дел, констатировав, что капитализм, увы и ах, снова стал «диким». Однако, выход из этой, и впрямь дикой, ситуации был найден всё тот же, «социально-либеральный», реформистский – богатые, дескать, должны чуток поделиться с бедными. Но, разумеется, без всякого там «популизма», который еще не известно к чему приведёт.
Интересно, что Папа имел в виду под популизмом? Может быть Красную «Теологию Освобождения», зародившуюся в родной ему Латинской Америке? (Сам Папа из Аргентины). Вот уж кто-кто, а красные теологи (Леонарду Бофф, Густаво Гутьеррес и др.) реформ не признавали, выступая за Революцию Бедных – во имя Христа. И сегодня было бы весьма не лишним обратить внимание на богословское и, одновременно, идейно-политическое наследие красных теологов. (Кстати, предшествующий Папа - Бенедикт, убежденный глобалист и сторонник «мировой политической власти», будучи главой Конгрегации доктрины веры, сделал немало для борьбы с этими «марксистами во Христе».)
Характеристика Теологии Освобождения в целом и всех её аспектов в рамках небольшого очерка здесь вряд ли уместна – получилась бы энциклопедическая статья, место которой и было бы в энциклопедии. Представляется, что намного уместнее сделать упор на центральном «моменте» всего «красного богословия» - присутствии Бога в социальности, в коллективном. Красные теологи упрекали большинство церковного сообщества и, прежде всего «официальную церковь» в том, что оно поддерживает существующий порядок и, значит, живёт во грехе. «Большинство» понимает евангелизацию исключительно в духовной ключе и, как правило, отрывает её о политики. Социальные, классовые столкновения при этом игнорируются, а сам конфликт сводится к борьбе добра и зла, происходящей внутри человека. Таким образом, индивидуум как бы отделяется и даже отчуждается от всех других, спасения же становится почти исключительно личным делом каждого отдельного человека. Красные теологи были категорически не согласны с таким подходом и дополняли требование спасения требованием социального освобождения. «Прежняя абсолютизация индивидуального спасения в мире небесном искажает учение Христа, - писал X. Л. Сегундо. - Он заинтересован в полном и всестороннем освобождении всех».
Результатом такого освобождения должно стать возникновения «нового человека», свободного от угнетения и максимально преодолевшего греховность мира. У «официальной церкви» создать такого человека не получилось, ибо она игнорировала такой фактор как «структура». Человек зависит не только от себя и своей воли, но и от структур, в которых он находится. Они же препятствуют изменению человека ко благу. «Официальная» же Церковь, стремясь избежать потрясений, способствовала сохранению этих структур и, тем самым препятствовала возникновению нового человека. (Прообразом такого человека красные теологи считали Эрнесто Че Гевару.)
Весьма любопытно решался вопрос с атеизмом, которого придерживались, в подавляющем большинстве, марксисты – богословы от Революции считали их своими союзниками и соратниками. Красные теологи утверждали, что несомненным достоинством красных атеистов является их отказ верить в ложного «Бога» капитала. Фрай Бетто в книге «Фидель и религия» писал: «Противоречия между верующими и атеистами незначительны. Потому что я как христианин также не верю в БОГА КАПИТАЛА, эксплуатации, Рейгана, Пиночета. Я верю в Бога братства и равенства». При этом он заявлял, что предпочитает «общество, которое провозглашает себя атеистическим, обществу, ведущему «звездные войны»: это НЕИСТИННЫЙ БОГ, созданный по образу и подобию империализма». (Сам Фидель утверждал: «С точки зрения строго политической ... я считаю даже, что можно быть марксистом, не переставая быть христианином, и работать вместе с коммунистом-марксистом ради преобразования мира. Важно то, чтобы в обоих случаях речь шла об искренних революционерах, готовых уничтожить эксплуатацию человека человеком и бороться за справедливое распределение социального богатства, за равенство, братство и достоинство всех человеческих существ».)
Это очень важный аспект «красной теологии», значение которого невозможно переоценить. В христианской эсхатологической перспективе грядущий антихрист вовсе не будет атеистом и открытым богоборцем. Напротив, он станет выдавать себя за Христа, как об этом и сказано в Новом Завете: «В храме Божием сядет... как Бог, выдавая себя за Бога» (2 Фес. 2:4) Сам дьявол выступает как «обезьяна Господа Бога», поэтому опаснее всего именно Пародия на Сакральное и Божественное, отказ же принять эту Пародию (при разной мотивации, в том числе и атеистической) является благом. (Православные аскеты неоднократно предупреждали, что бесы более всего предпочитают появляться в образе ангелов света.) И поскольку «сын погибели» сядет именно в храме Божьем, то можно предположить, что важнейшую роль в этой узурпации сыграет церковная иерархия. Преп. Лаврентий Черниговский предсказывал: «Антихрист будет короноваться, как царь, в Иерусалимском великолепном храме с участием духовенства и Патриарха».
Красные теологи выявили социальное измерение Великой Пародии, которое основано на поклонении «Богу Капитала», выражающееся не только в культе наживы, но и в нежелании менять мир, «лежащий во зле» и зажатый в тисках капитализма. Этому лже-божеству «противопоставляется» истинный Бог – Бог бедняков. (Сам Христос предстаёт «богатым», ставшим на сторону бедных.) Это вполне логично, ибо бедным очевиднее вся лживость поддельного «бога». И, вообще, сами бедняки являются неким особым «каналом» Божественной Благодати. Сами они сравниваются при этом с «избранным народом», «народом Израилевым».
Вывод из всего этого делается такой: «Я Бог Авраама, Бог Исаака, Бог Иакова». Пусть не складывается у вас абстрактное представление о том, что Бог находится там, на небесах, а землю оставил людям. Это не точно. Бог неба - это и Бог земли, это Бог, строящий нашу историю, идущий вместе с нашими патриархами, с отцами семейств; Бог моих дедов, Бог всех деяний моей родины… На Бога мы надеемся; ему мы доверяемся. Бог идет с нами, как шел когда-то с народом Израиля...» (Оскар Арнульфо Ромеро)
Красная теология выявляет, пожалуй, самое слабое место религиозного традиционализма, его «Ахиллесову пяту». Традиционализм этот часто оборачивается «трансцендентным эгоизмом», стремлением замкнуться на своей индивидуальности. Традиционалисты склонны делать упор на индивидууме, только - в вертикальном измерении. Практически всё сводится к духовной, вертикальной реализации такого вот индивидуума. А в плане горизонтальном на первый план ставится неизменность, сохранение того, что есть. И это прямо ведёт к либерализму и капитализму. Духовный индивидуализм очень легко превращается в индивидуализм «материальный» (политико-экономический), который так критикуют традиционалисты, но который - их, плоть от плоти. Горизонтальное «охранительство», в условиях традиционного общества, предполагает защиту всего имеющего место быть, в том числе и того, что противоречит самому этому обществу. И эта защита приводит к развитию того самого, противоречащего уклада, коим был уклад капиталистический. И уже после крушения самого традиционного общества охранительство продолжается, так сказать, по инерции. Нет, на словах выражается желание обрести, так или иначе, утраченный строй (как и раньше, во времена традиционного общества, выражалось желание устранить «неполадки» строя), но на деле происходит охранение строя нового, пришедшего на смену традиционному. Одно из ярчайших проявлений этого - примиренчество в отношении капитализма, желание подправить его в «правом» духе.
Вообще же, здесь проявляется экзотерическая болезнь «авраамических религий», в которых чрезвычайно распространено отчуждение Творца от Творения. Между ними часто помещается некая непроходимая метафизическая Пропасть, которая делает невозможным соединения Бога и человека. Капитализм, основанный на отчуждении Труженика от Собственности, вырос именно из этой пропасти, и к ней, в конечном итоге, восходит любое Отчуждение. Существует, правда, и обратная крайность, характерная для «языческих» традиций и эзотерических течений в «авраамизме» (каббала и т. д.) Они чертят «нигилистический» путь Богореализации, предполагающий растворение Я в безбрежном Океана Абсолюта. (Сам человек, да и всё сущее, рассматривается как некое проявление Абсолюта, в принципе ничем не отличающееся от неё.) Альтернативный Третий Путь предполагает Православие, чье глубинное богословие Исихии-Священобезмолствия (часто игнорируемое официальными «катехизаторами») выдвигает радикальное требование обОжения, слияния с нетварными энергиями Бога – при сохранении собственной сущности. Человек при этом становится «богом по Благодати», «сыном Божьим по усыновлению».
Социальный минимализм «классического» религиозного традиционализма ведёт к отчуждению человека от Бога. Пусть даже Бог изображается вездесущим, но когда движение к нему ограничивается лишь духовно-индивидуальной сферой, то получается как бы «изгнание» Бога из социума. В результате, происходит отчуждение Паствы от Церкви. Наиболее ярко оно проявилось у нас, в России, накануне революции, когда традиционалисты пытались противостоять социалистической версии Модерна, выдвигая собственную контраргументацию в виде проповедей, выступлений и публицистических сочинений. В них религия и социальное действие тоже разводились по разные стороны.
Так, прот. И. Восторгов, активный участник монархического движения, напоминал, что «как бы не были остры т.н. социальные вопросы ... христианство непосредственно и прямо ими не занимается». Христос не завещал «определенной социальной системы». Иначе и быть не может, ведь «экономические теории временны и изменчивы, а Церковь вечна», поэтому нельзя закреплять какой-либо способ решения социально-экономических вопросов в качестве неизменного, векового. Он разделял «внешнее» и внутреннее (духовно-нравственное) законодательство, констатируя неспособность первого привести человечество к счастью без развития второго, опирающегося на Божественный авторитет. Восторгов отводил внешнему законодательству роль акцидентальной величины, затрагивающей природу человека поверхностно. Лишь «нравственно-религиозное, Божественное законодательство имеет полноту власти войти в дух, в сердце...». Вместо реформирования общества, оно «пересозидает сначала каждое отдельное сердце, каждого отдельного человека и тем безошибочно может улучшить и общество». Этому законодательству и подчинялся ранний христианский общественно-государственный организм, который усвоив Евангелие стал проявлять заботу о рабах: их стали отпускать сами господа, им дали воскресный день, облегчили условия труда, защитили от насилия, и, наконец, освободили окончательно.
Похоже рассуждал профессор-монархист А. Генц: «Внешних законов и общественных порядков Христос вообще не затрагивает, имея дело только с душой человека…Христианство своими стремлениями все в небе: социализм представляет в этом отношении совершенную противоположность».
А Н.П. Розанов, вообще, договорился до того что неправильно требовать повышения зарплаты, так как Христос ничего об этом не говорил. Он же приписывал рабочим, требующим улучшения своего материального благосостояния, «классовый эгоизм».
Прот. И. Г. Айвазов обращался к идее постепенного «просветления» социального поведения людей силой религии. «Христианская мораль, призывающая дать покой трудящимся и обремененным, накормить голодных, напоить жаждущих и одеть нагих, перевязать нравственные и физические раны человека, - постепенно проникает в жизнь людей, вытесняя оттуда царство холодного эгоизма». Под влиянием христианства пало рабство, усилилась забота о трудящихся и немощных. Оно «своим духом обвеяло всю землю, вложило свое дыхание во все отрасли нашей культуры и цивилизации». То есть, предлагалось примерно так же, как в разбираемом выше послании Папы Римского – потихоньку-полегоньку помочь бедным, без какого либо «опасного популизма».
Исключение из общего правила составляли немногие пастыри. Зато уж и к выводам они приходили довольно радикальным - как, например, митрополит Владимир (Богоявленский). Выступая в 1906 году на специальном собрании московского духовенства он признал, что Церковь, огульно отрицая все доводы социал-демократов, тем самым «еще более укрепляет богатых в неотзывчивости на нужды бедных». «Что же удивительного, - спрашивал иерарх, - если поколебалось доверие уважение к Церкви, если стали называть ее злой мачехой бедняков, а священников - союзниками буржуазии, адвокатами богатых и знатных?». А между тем «вопиющую несоразмерность между богатыми и бедными видит каждый, кто хочет видеть», в силу чего нужно придать евангельской проповеди социальный характер.
Однако этот характер ей так и не придали, и Паства отвернулась от Церкви, пойдя за социалистами, для которых была характерна иная ущербность – забвение духовно-метафизического уровня. Соединить религию и социальность пытались т. н. «обновленцы», но у них всё свелось к реформированию обряда, тогда как необходимо было создание цельной революционно-христианской социальной доктрины. Такая доктрина была создана спустя несколько десятилетий в Латинской Америке, причем она нашла применение в государственной практике. Убежденным сторонником Теологии Освобождения был покойный венесуэльский президент Уго Чавес, заявивший: «Для меня Рождество – это Христос. Христос-бунтарь, Христос-революционер, Христос-социалист».
В России сегодня многие говорят о необходимости христианской Реформации, справедливо обращая внимание на «теплохладность», охватывающую Церковь. Но при этом всё частенько тянется в либерально-диссидентскую, прозападную, буржуазно-либеральную сторону. Это никакая не Альтернатива, это как не является альтернативой «болотное» буржуазно-либеральное движение. Настоящее Преобразование возможно лишь на путях Красной Теологии, рождение которой в России неизбежно. И пусть вдохновляют ее создателей слова «нового человека» - героя и мученика – Эрнесто Че Гевары: «Когда христиане вольются в социальную революцию, она станет непобедимой». А значит, будет низвержен идол ложного «бога» - «бога Капитала».
