Авторский блог Евпраксия Макошева 00:05 8 июня 2022

Прокофьев. Художник и война

"Семён Котко", шествие сквозь огонь и медь

11 июня симфонический оркестр, солисты и хор Мариинского театра под управлением Валерия Гергиева покажут в зале Московского Зарядья две программы. В 14:00 прозвучит опера Сергея Прокофьева "Семён Котко", написанная в 1939 м году о судьбах людей, переживших Первую мировую и Гражданскую войны на территории Украины 1918 года. В 20:00 будет представлена новая симфоническая программа.

«Здесь новые люди, новые чувства, новый быт, и потому многие приемы, свойственные, например, классической опере, могут оказаться чуждыми и непригодными»,- писал C.Прокофьев.

Тогда ещё живущего на западе композитора привлекала соответствующая революционному духу молодой страны новизна и возможность использовать в творчестве воспоминания детства, проведенного в усадьбе Солнцевка под Донецком, тогда Юзовкой. В его памяти всплывали особенности южнорусского говора, пульсация народной песни, ритм танца, направляющие движение души.

Либретто было написано композитором совместно с В. Катаевым по повести писателя «Я сын трудового народа». В основу текста легли прозаические диалоги повести, а в качестве стихотворных вставок были использованы "Завет" Тараса Шевченко и стихотворные отрывки из народных песен. Создание музыки пришлось на весну-лето 1939 года. «Работа его очень увлекает, он пишет с величайшим энтузиазмом»,- рассказывал Мейерхольд труппе театра им. Станиславского, в котором по договорённости с Сергеем Прокофьевым собирался ставить этот спектакль. Но 20 июня, за несколько дней до окончания композитором работы над клавиром, Мейерхольд был арестован и Прокофьев решает обратиться к Эйзенштейну с просьбой поставить оперу. Однако в тот момент Эйзенштейн находился далеко от Москвы, работая над другим проектом. В итоге, постановка была поручена выдающейся актрисе Серафиме Бирман. Были и другие трудности. Катаеву хотелось видеть в опере народные танцы и песни в украинском духе плюс несложные небольшие арии. Между ним и Прокофьевым возникали конфликты, но композитор не уступал, твердо следовал своему замыслу, и писателю приходилось подчиняться.

Всё же Катаеву тоже удалось оказать достаточное влияние на окончательный вариант партитуры и Прокофьев пошёл по пути, освоенному им еще в ранней опере "Игрок" и восходящему к традиции "Женитьбы" М.Мусоргского, который кладёт на музыку живую речь и, динамизируя оперную форму, приближает её к драматической пьесе, сохраняя определяющую роль музыки. Эти свойства "Семёна Котко" попытается считать с прокофьевской партитуры в своей постановке 1970 года режиссёр Большого театра Борис Покровский, о чём я скажу ещё ниже.

Но мелодекламация не единственный яркий мазок музыкального языка Прокофьева. В "Семёне Котко" композитор выступает и новатором музыкальной режиссуры, органично встроенной в музыкальный текст. Прокофьев первым вводит приём 3D-действия, когда, например, в картине сватовства одновременно разворачиваются шутливо-церемонные подходы сватов, а с другой стороны сцены зритель видит и слышит в музыке напряженно-лихорадочные сборы Софьи. Или, когда на фоне радостного свадебного хора Семён с друзьями разоружает немецкий отряд. Наиболее мощное действие оказывает приём соединения контрастного в пространстве одной сцены, где милые бытовые зарисовки сочетаются с трагедийными моментами, достигающими огромного накала и слушатель понимает и сам горячо ощущает внутренние переживания героев. Именно этот контрастирующий многоплоскостной музыкальный приём Сергея Прокофьева талантливо использовал во второй постановке Кировского ( тогда уже Мариинского ) театра режиссёр Юрий Александров, тяжёлым скрежетом металла войн сметавший судьбы лирических героев в 1999 году, о чём тоже ещё скажу.

Но Прокофьев столь новатор, сколь и традиционалист. Как и все его великие предшественники, он вводит в действие живую магию народной песни, бьющееся сердце русского обряда, например, самого загадочного и многоаспектного, свадебного. И шуточная народная песня «И шумит, и гудит», и хор "Что вы, старосты", сменяющийся темой хора "Рано-раненько", мелодия которого звучала в увертюре, и свадебные хоры, и другие мелодии тем основаны на подлинныx народныx мелодияx.

Оркестровал оперу композитор летом 1939 года в Кисловодске. Эта работа продолжалась ещё два месяца и была закончена к 10 сентября.

Премьера состоялась в Москве, в Оперном театре им. Станиславского только через год, 23 июня 1940 г., дирижировал М. Н. Жуков, художник - А.Г.Тышлер. Опере пришлось пройти через медные трубы,- многие партийные совещания, обсуждения, худсоветы. Ей не дали Сталинскую премию, хотя она и была выдвинута на неё в 1939-м. Комитет по премиям отклонил. В 60-х ситуация с худсоветами не изменилась, хоть и годы были не такими жёсткими и оттепель делала своё дело. Ниже цитата из воспоминаний о худсоветах Валерия Левенталя, главного художника Большого театра, первой работой которого на несуществующей нынче в главном театре страны должности стала совместная с Борисом Покровским работа над "Семёном Котко" в 1970 году. Этой постановке Котко тоже не поздоровилось. Её долго не принимали ещё и потому, что Покровскому вздумалось изменить либретто конца оперы. Но вот, что писал о худсоветах Левенталь: «Я показываю режиссеру макет только тогда, когда он совершенно готов. Раньше перед показом я всегда говорил такую фразу: «Вот, я хочу вам показать так, как есть. Если вам не понравится, я сделаю другой макет". Сейчас я так уже никогда не говорю. Такому отношению к работе меня научил знаменитый немецкий режиссёр Вальтер Фельзенштейн (я с ним сделал два спектакля в Германии).

Когда я привез Фельзенштейну макет, я задал такой вопрос, который поверг его в состояние комы. Я спросил у Фельзенштейна, на какой день назначен худсовет. Он поинтересовался, что такое худсовет. Я ему объяснил, что это такое театральное мероприятие, когда приходят все заместители директора, сам директор, руководители всех отделов, руководители парторганизации и многие другие сотрудники театра – они обсуждают то, что ты им показываешь, и задают тебе самые разные вопросы. На что Фельзенштейн мне говорит: «Если вы хотите, я сейчас всех позову, они посмотрят. Но все дело в том, что перед Богом за этот спектакль мы с вами отвечаем, только мы вдвоем – режиссер и художник, потому что композитор уже умер. И другого быть не может, уж это-то я знаю!» И он был абсолютно прав».

Этой системой принятия-непринятия написанных произведений пугали Прокофьева писавшие ему из Советского союза Мясковский и Шостакович, когда советовали не возвращаться на Родину. Тем не менее, Сергей Сергеевич решил вернуться. Ему нужен был новый свежий вздох. Он хотел почувствовать свою изменившуюся родную страну изнутри. И будь что будет. Кроме того, Прокофьев верил в то, что писал, его музыка абсолютно искренна, его трудно, при всём желании, обвинить в формализме. Выходец из консерватории Российской империи, к моменту переезда в СССР европеец, вряд ли он думал обольстить Сталина, когда писал кантату "Здравица" или сюиту "1941 год", как и когда сотворил кантату "Иван Грозный" с православными мотивами в атеистическом советском государстве, уничтожавшем Веру в Бога.

В те годы, по завершении своих балетных, оперных или оркестровых произведений Сергей Сергеевич стал писать по их мотивам сюиты. Так, Прокофьев написал фортепианную сюиту-шедевр по "Ромео и Джульетте", симфоническую сюиту к "Семёну Котко".

В своём дневнике Прокофьев пишет: «В 1943 году по моей опере "Семён Котко" я сочинил симфоническую сюиту под тем же названием о борьбе с немцами на Украине в 1918 году. В сюите 8 частей. Работая над ней, я выбрал из оперы то, что мне казалось лучшим со стороны музыкальной, и то, что особенно перекликается с сегодняшней борьбой с немцами. Сюита рассказывает об украинском селе: о его трудной жизни, звонких песнях, вишневых садах, в которых встречались молодые влюбленные теплыми южными ночами. Нашествие немцев прерывает мирную жизнь села, она становится страшной. Грабежи, жестокие расправы немцев с жителями. Пожар села. Казни. Партизаны хоронят погибших героев. Село не склоняет голову перед завоевателями, а вступает в непримиримую борьбу с ними. В последней части "Наши пришли" — село, отбитое у немцев, вновь свободно. Осенью 1943 года я переехал из города Пермь в Москву». (Прокофьев о Прокофьеве. "Художник и война. Статьи и интервью").

17 мая 1959 года, через 19 лет после премьеры, оперу поставили в Брно ( сейчас Словакия). А в 1960-х "Семёна Котко" начали ставить много где в мире, ставили и уже ушедшие сегодня великие режиссёры, дирижёры и художники, и наши современники:
- в 1960 году — Театр имени Кирова (Ленинград), дирижёр С. В. Ельцин, режиссёр — Алексей Киреев, художник — С. С. Мандель;

- в 1962 - Карл-Маркс-Штадт;

- в 1962 - Дрезден;

- в 1963 - Острава;

- в 1965 - София;

- в 1970 году — премьера в Большом театре в Москве, режиссёр Б. А. Покровский, дирижёр Ф. Ш. Мансуров, художник-постановщик В. Я. Левенталь. Партии исполняли Атлантов и Г. Андрющенко (Семён), Т. Синявская и Е. Образцова (Фрося), А. Кривченя и А. Эйзен (Ткаченко), Г. П. Вишневская и Н. Лебедева (Софья), М. Решетин (Ременюк), Ю. Мазурок (матрос Царёв), А. Д. Масленников (помещик Клембовский), Г. Ефимов и В. Власов (переводчик). В постановке Бориса Покровского многое было непривычным. Ему оптимистичный прокофьевский финал показался чрезмерным и в его версии опера заканчивалась трагически. В этой постановке Большого театра был задействован сильнейший вокальный состав. Спектакль решено было везти на запад, он был показан и в миланском "Ла Скала". Вот, что писала о том спектакле западная пресса 8.11.1973 г.:
«Вчера вечером "Семёна Котко" исполняли лучшие певцы труппы... Конечно, режиссура несколько портит дело... своими тяжеловесными сценами, но... я никогда не видел на сцене такого количества артистов... так хорошо и с таким совершенством исполняющих свои роли» (Лоренцо Арруга. "Великий Прокофьев сегодня", "Иль Джорно").

«Хроника с ликованием отметила дюжину вызовов после первого акта..., и в заключение - горячие овации. ...Каждый певец с ошеломляющей силой создал свой образ... «Семен Котко»— лучший спектакль турне...».("Семён Котко" — образец новой народной оперы", "Унита").

«Постановка Бориса Покровского была единственным слабым местом этого спектакля из-за многих нелепостей, непоследовательностей, бессвязности во время действия, с выделением каких-то мест, в которых не было ни малейшей необходимости».(Дуилио Курир. "Семён Котко", "Карьере де ла Сера").

Через десятилетия, отделяющие нас сегодняшних от тех событий, мы оцениваем Покровского, как одного из гениев художественной режиссуры, прекрасно описавшего исповедовавшиеся им принципы в своих книгах об экспериментальной оперной режиссуре и опубликованных беседах - противостояниях с оппозиционными его мнению виртуозными солистами Большого театра: «Опера — это прежде всего драма, написанная музыкой... Раз нет действия — нет актера, он превращается только в певца. Его задача в этих условиях — показать голос и подобное явление можно считать сильной и изнуряющей болезнью оперного театра... При таких обстоятельствах профессия поющего актера вытесняется профессией певца...» И далее: «Почему мы говорим об актерах, это же оперный театр и надо говорить о певцах?» — «Вы не знаете оперного театра, в нем актеры действуют голосом».;

- в 1977 - Либерец;

- в 1977 - Руса;

- в 1977 - Прага;

- В 1999 году состоялась премьера в Мариинском театре (Санкт-Петербург), оркестр и хор Мариинского театра под управлением Валерия Гергиева осуществили постановку режиссёра Юрия Александрова и художника-постановщика Семёна Пастуха. Валерий Абисалович, увлечённый идеей сыграть все симфонии, концерты и сюиты, осуществить постановки всех опер Сергея Прокофьева, с присущим ему рвением погрузился в материал, работая над музыкальной частью. Гергиев стал вдохновителем идеи новой постановки "Семёна Котко" и продемонстрировал блестящий результат своей работы первым слушателям на фестивале "Белые ночи" в Петербурге 1999 года. Спектакль сходу был окрещён безусловным шедевром, несмотря ни на что. А ни на что означало ряд противоречий, которые были привнесены блестящей работой художника, до бесконечности космоса расширившего пространство сцены обозначенным ярким центром и утопающими во вселенской тьме сценическими окраинами, и режиссёром. Юрий Александров экспериментировал и с либретто. Маститый режиссёр советской школы режиссуры, прекрасный пианист, досконально знающий нотный материал, талантливо усвоивший приёмы, методы и способы воздействия на публику, стал у основ проклинаемой позже так называемой режиссёрской оперы. Он, как затем и в других своих постановках,- "Пиковой дамы" П.Чайковского со Сталиным, госпиталями Первой мировой и Николаем вторым, ушедшего в глубокий запой бородинского "Князя Игоря" с депрессивной армией в серых рубахах и бутылкой спиртного, где татарское войско, в противоположность, было ярко раскрашено в роскошные цвета тандемным Александрову в последние годы художником Вячеславом Окуневым, доницеттиевского "Любовного напитка", перенесённого в реалии Одессы толка "Привоза", - экспериментировал и в "Семёне Котко", все смыслы либретто авторов которого были фактически перевёрнуты до наоборот и играли, как противоположная реальность. Те герои, которые виделись авторам положительными в 1939 году, как назло, очень талантливо превращены Александровым в отрицательных, костюмированы в безжизненные серые платья для того, чтобы шагать, будто роботы, не в светлое будущее Прокофьевско-Катаевского Котко, а в пустоту. Затем эти приёмы Александрова проникли и в постановки других режиссёров, размножились черняковщиной на всём пространстве оперного Запада, куда переносилось действие русских классических опер, и даже в кинематограф, где герои русских сказок стали обретать противоположную привычной коннотацию, как например в "Последнем богатыре", сбивая с толку детишек, слышавших настоящие версии от бабушек, читавших на ночь внукам сказки из сборника А.Афанасьева.

Краски художника Семёна Пастуха с вмонтированными в сценическую площадку вместо окон домов люками впечатанных в многострадальную землю паровозов, с искарёженными железнодорожными рельсами, с пустотой воронки снаряда, превращающейся в озеро в другой сцене, неизменно производят большое художественное впечатление. Постановка актуальна, в ней много смыслов, она всегда заставляет думать, сомневаться и по-новому осмысливать мир, в котором мы живём. Возможно поэтому опероманы и совсем неоперные люди жаждут видеть её снова и снова. И именно её впервые привезёт в Москву Валерий Гергиев и Мариинский театр.

Музыковед Ричард Свифт подсчитал, что со дня первой постановки в 1940 году "Семён Котко" прозвучал в разных сценических и полусценических версиях более двухсот девяноста раз. Этот, возможно, будет трёхсотым.

1.0x