Раньше Сурков был верным проводником концепции «энергетической империи» Чубайса. Он называл это «либеральной империей», а с Чубайсом интенсивно консультировался по разным вопросам. Поделюсь личным опытом. Когда мне доводилось в нулевые годы несколько раз посещать кабинет Суркова в Кремле, то каждый из визитов я сталкивался в приёмной лицом к лицу с Анатолием Борисовичем, который либо приходил к Суркову, либо выходил от него. Это не похоже на случайное совпадение!
Справедливости ради следует сказать и о том, что Сурков стал одним из немногих представителей кремлёвской элиты, который проявил принципиальность накануне Крымской операции и пристыдил вельмож, парализованных страхом перед Майданом и США и уже готовившихся бросить русское большинство Крыма на произвол судьбы. И эта принципиальность зачтётся ему на весах истории. Но крымская виктория позади. А что впереди?
Сурков лукав. Однако он наблюдателен. И в новой статье в "Независимой газете" он вводит в головы правящей верхушки, инфицированные напыщенным европеизмом, очередную инъекцию желчного славянофильства и едкого евразийства, очередную порцию той самой сыворотки с некоторым содержанием «русского цивилизационного кода», которую уже несколько веков вырабатывают железы русского консерватизма. Кухонные либералы называют это вещество «фашистским ядом». Но не будем о них: что для русского имперского народа хорошо, для либерала — смерть.
Полезна ли для страны и её народа новая риторика Суркова? Вот в чём вопрос. Призвана ли эта прививка приблизить государство к народным глубинам или, напротив, её цель закалить режим в его текущем коррупционно-плутократическом состоянии и надежде на сохранение офшорной вечности? Если читать текст между строк, не забывая при этом и про старые заслуги автора, кажется вероятным, что он продолжает выполнять свою прежнюю миссию, навеянную Чубайсом и Кº — поддерживать иммунитет против сближения верховной власти с реальной корневой Россией, ибо последнее опасно для правящей элиты. При этом на словах постулируя, что связь «царя» с «народом» прекрасно функционирует. (Между тем, сближение монарха с народом в подлинной истории России всегда было знаком больших перемен, чаще всего — «революции сверху»).
Статья не даёт ответа на вопрос, обозначенный в подзаголовке, — «что здесь вообще происходит». Ведь последний год происходят странные вещи. Позавчерашние и вчерашние рыцари олигархического порядка делают громкие заявления, за которые их, если бы не знать, кто они такие, можно было бы рассматривать как кандидатов в Изборский клуб. К примеру, мы слышим как с трибуны Совета Федерации Владимир Соловьёв вещает о необходимости «быть великим русским народом» и создать его современную, непохожую на другие, национальную идеологию! Или как выдающиеся актёры его же, Соловьёва, «телевизионного театра» Сатановский и Кедми защищают от либералов догматы российского патриотизма в почти сталинистском изводе. Или как адвокат Макаров на завтраке в Сбербанке обличает неэффективность и безответственность нынешнего Российского государства и вредоносность компаний-монополистов под тихий хохот Грефа и Кудрина. Примеры странностей можно множить.
Вот и Сурков проделал изрядную эволюцию. Ведь ещё не так давно он призывал Россию «не выпасть из Европы, держаться Запада», заботился о том, что нам нужно непременно «попасть в международный кооператив». Отечественную демократию, которую сегодня он издевательски сравнил с «выходным костюмом» и показным ритуалом, ранее он с пафосом объяснял «европейской сущностью культуры России». Идею «сбережения народа» он трактовал не по-ломоносовски, то есть не как создание предпосылок для разжимания сжатой уже 25 лет демографической пружины, а в духе морализаторской правозащиты: дескать, пора перестать «сорить людьми», не допускать новых репрессий и жертв, быть «гуманненькими»… А накануне своего смещения с поста заместителя председателя правительства он назвал «болотных» протестантов «лучшей частью нашего общества», якобы заявившей о себе: «мы — народ».
И вот теперь такой разворот лицом от «малого народа», «лучшего народа» к народу, может быть и «худшему», но большому, к эдакому «глубинному медведю».
Как это объяснить? Быть может, отвечая в последние годы за дела на Донбассе, этого горнила крови и страданий, Сурков сам волей-неволей почувствовал вкус войны и, отойдя немного от чиновников и политтехнологов, став ближе к суровым шахтёрам и пахнущим порохом добровольцам, осознал что-то такое о народе, во что раньше не верил, чего не чувствовал?
Впрочем, источники новых сурковских открытий достаточно очевидны. Так, к примеру, эскапада про возрождение в новой форме «вечной России», про государства Ивана III, Петра Великого и СССР как трёх предшественников «государства Путина» — это почти дословное повторение знаменитой прохановской концепции о четырёх империях и нарождающейся сейчас «пятой империи», которую Проханов также связал с именем Путина. Правда, у Суркова на одну империю получилось меньше.
То, что он пишет про «глубинный народ», а именно: о его отстранённости от власти, о двух параллельных «национальных жизнях» и при этом об огромной силе народной гравитации — не знаю кому как, а мне очень напомнило мои собственные мысли из книги «Природа русской экспансии» 2003 года, которую, как мне доподлинно известно, Сурков изучал. Казалось бы, идеолог Кремля заговорил вдруг о заповеднейших вещах. Но в то же время о «глубинном народе» сказано им довольно туманно, какими-то полумистическими намёками. Да и статья, в общем, не про то. Она, скорее, про более родной и понятный автору народ, плавающий не в глубине, а на мелководье, попадающий в поле зрения социологов и менеджеров всевозможных избирательных кампаний, конкурсов, массовок и тусовок, молодёжных лагерей и т.п. искусственной «движухи».
Суркову особо нечего сказать про «глубинный народ», но он со знанием дела всегда рассуждал про плоскостную элиту, про перекати-поле привилегированного класса и «лучшую часть общества», которую сам же и кропотливо взращивал, как равви Лёв голема, до тех пор, пока не грянула «болотная фронда» и чуть было не снесла кремлёвский режим вместе с самим создателем этого голема. В прошлом году Сурков выступил с другой статьёй, где он безусловно отождествлял Россию и этот поверхностный класс, называя её «страной-полукровкой» с гибридной ментальностью. Всё это, конечно, не про корневую Россию, которая никакая не полукровка и никогда ею не была. Как раз на глубине-то Россия единокровна, единородна и органична. А двойственна и шизофренична она именно на поверхности, в постмодерных салонах и перформансах, где бродит «гремучая смесь» кровей, генов, патологий, девиаций. О ней-то — и все думы, все заботы Суркова.
«Одиночество полукровки» — это про «себя-любимых», про «плоский» народ, как гриб новой богемы, выросший в сырости путинского режима. Богема считает себя и харизматичной, и безмерно талантливой. Здесь есть какое-то болезненное самолюбование, российский вариант «эпидемии нарциссов» (по Твенглу и Кэмпбеллу), поражающей своими вирусами подростков в соцсетях.
Сурков заигрывает с консерватизмом, но как был всегда, так и остаётся ныне далёким от пафоса очищения, который так естественен для подлинно консервативного мировоззрения. Вместо этого он предлагает нам не совсем приличные рассуждения о том, что «кругом одни мерзавцы» и что политика есть система сдержек и противовесов — «динамическое равновесие низости, баланс жадности, гармония плутовства», когда «клин клином, а подлеца подлецом вышибают»... Такому цинизму и некоторые персонажи Н.В. Гоголя позавидовали бы! (Есть-есть в Суркове что-то от гоголевских персонажей, что-то и от Чичикова, и от Хлестакова!) И говорится-то это о мерзавцах, казалось бы, не про Россию, но ведь все всё понимают — получилось-то всё равно про Россию, про ту самую элиту, которая как ни крути сама является у себя на родине колониальной агентурой Запада. По крайней мере ментально.
Сурков играет в честность, дерзко наносит пощёчины общественному вкусу. Однако лицемерие не исчезло, а превратилось в другую фигуру. Теперь оно звучит так: государство Путина «адекватно народу», оно умеет «слышать и понимать народ» и даже «видеть его насквозь» (!), действуя сообразно. В основе всего — народное доверие.
Странно было бы пытаться вступать в спор со столь дикими тезисами! Сегодня средостение между народным большинством и властью огромно, труднопреодолимо. Это средостение закоснело, покрылось коррупционной коростой, аппаратной бронёй. Никакими «прямыми линиями» его не замаскировать. И Путин во всей этой картине не столько заложник, сколько ключевая часть системы. Если бы он протянул руку народу через средостение, он был бы вынужден осуществлять глубинную ротацию (по Парето), перебирать людишек (по Ивану Грозному), перетряхивать чиновников (по Лукашенко). Вместо этого мы видим предельно бережное отношение к кадрам, к старой гвардии «мерзавцев» из 90-х годов, насквозь пронизанных миазмами ельцинской эпохи. С мерзавцами, видимо, легче, привычнее и сподручнее управляться. Но нашему государству как воздух необходимо сегодня очищение! Может быть, речь идёт о каком-то ещё не явившемся будущем «государстве Путина»? Но тогда нужно не благодушие, не лакировка действительности в льстивых и одновременно циничных речах о полной адекватности народу. А нужна железная воля к тому, чтобы к этому государству доверия, адекватному глубинному народу, — прорваться! Есть ли в народе доверие лично Путину — это большой вопрос Но есть ли доверие к государству, которое возглавляет Путин, ко всей этой машине — на этот вопрос в здравом уме вряд ли кто-то ответит положительно. Даже ВЦИОМ. Вместо доверия и надежды сегодня в народе — депрессия и всё нарастающее озлобление. И если окружению Путина удаётся это от него скрывать — это очень плохой признак. Спасает путинский режим вовсе не доверие большого и «глубоководного» народа, а осознание опасности альтернатив. Большой русский народ, имперский народ, который действительно себе на уме, знает, что отсутствие государства — страшное зло, что смута — хуже войны и чумы. Только поэтому с несправедливым и порочным государством смиряются, как с неизбежной неправдой. До времени, тихо саботируя и юродствуя, пока терпения хватает. Этого основания недостаточно для сурковского оптимизма. Он утверждает, что у путинского государства «будет долгая и славная история, что оно не сломается». И самое интересное, что он может оказаться прав, и это государство именно в форме нынешнего режима, без реального развития, без реального роста, без проблесков социальной справедливости — возьмёт и упрочится, опираясь на ресурс нашего и впрямь уникального «долготерпения». Протест старшего поколения будет задавлен, а молодое поколение, воспитанное по тестовому ЕГЭ и по Болонской системе, уже утрачивает способность к критической оценке ситуации. (По моему убеждению, байки про школьников и тинейджеров как новый революционный класс несостоятельны. Во-первых, их физически мало, потому что после 1991 года народ перестал рожать. А во-вторых, они вскормлены в идеалах конформизма и потребительского общества, а не героизма и борьбы за свои права. И только голод и прямое насилие может заставить их взбунтоваться. Какая-то надежда может быть у патриотов только на поколение нынешних 25—40 летних — именно это поколение стало бы и главной опорой императора «Пятой империи».)
И вот если текущий режим, опираясь на тотальный кризис, который захлестнёт США, Европу и Китай, сумеет удержаться в своём нынешнем виде, тогда Россию ждёт нечто вроде нового XVIII века, с условно-бабьими царствами, с полунищими низами, временщиками, «вольностью олигархов и магнатов», делающих всё что им взбредёт в голову, дворцовыми переворотами, элитой, разучившейся говорить по-русски и всё больше закрепощающей и унижающей крестьян, которых она трактует как просто «рабов».
Вот только сил и ресурсов на новый XVIII век у терпеливо-молчаливого «глубинного народа» теперь не хватило бы. И кончился бы этот век довольно быстро, не золотым пушкинским веком и не победой над Наполеоном, а современной пугачёвщиной, хаосом и распадом.
Но всё это досужие фантазии, так сказать антиутопия. Реально всё пойдет иначе, и режим — при Путине ли или при его преемнике — будет меняться радикально. Нынешней элитой придётся пожертвовать, а к «глубинному медведю» — реально поворачиваться лицом и строить с ним конструктивный диалог. Другого выхода, другого исторического пути у России нет.
Из сказанного понятно, что статья Суркова вредная, потому что в отношении внутренней политики, нутряной жизни страны она воспевает статус-кво, убаюкивает, а не зовет к деяниям помянутых всуе «людей длинной воли».
