Во время встречи Путина с народом в числе многих вопросов прозвучал и мой вопрос. Меня интересовало, кого он видит авангардом, который готов оказать ему доверие в его грядущих преобразованиях, поддержать на выборах в президенты. Подспудно я сравнил его с Петром I, который расшвырял алчных бояр, разгромил инертное окружение и стал опираться на созданные им Семёновский и Преображенский полки.
Я спросил Путина, где его сегодняшние семёновцы и преображенцы? Путин ответил обтекаемо и невнятно. Сказал, что группой его поддержки является весь народ. Ответ разочаровал меня, заставил задуматься, готов ли Путин к модернизации, ведомы ли ему законы этого грандиозного действа, переводящего страну с одного цивилизационного уровня на другой? Действа, предполагающего схватку, сопротивление консервативных, не заинтересованных в модернизации групп. Действа, предполагающего друзей и врагов модернизации, когда среди апатичного, изнурённого и обескровленного народа, наполненного болезнями, противоречиями и апатией, выбирается его здоровый авангард, и из него создаётся пассионарная гвардия великих перемен.
Разочаровали меня и другие ответы Путина, которые скользили «по касательной» к острым, порою беспощадным, вопросам людей. На кого мог рассчитывать Путин, давая эти обтекаемые, не убеждающие ответы?
Его спросили, когда он уберёт из губернаторов Дарькина, возглавляющего самый криминальный и бандитский регион страны? Путин ответил так, что в его словах Дарькин не усмотрел для себя угрозы. Граждане России, изнасилованные повсеместным бандитизмом, превратившим страну в пиратское королевство, откажут будущему президенту в своей поддержке.
Путина спросили, когда он, наконец, отстранит министра обороны Сердюкова, разгромившего армию, кинувшего её в череду бессмысленных катастрофических реформ? И здесь ответ был таков, что Сердюкову не приходится волноваться за свою будущую судьбу и карьеру. Армия, глухо ненавидящая своего министра-разрушителя, не сделает будущего президента своим героем.
Его спросили, почему страна, ещё недавно имевшая передовой военно-промышленный комплекс, способная создавать первоклассное победоносное оружие, сегодня закупает французские вертолётоносцы «Мистраль», австрийские снайперские винтовки, израильские беспилотники? Почему эти заказы минуют оборонные заводы России, обрекая военные конвейеры на прозябание и застой? Путин объяснил, что зарубежные закупки вооружений будут продолжаться и впредь, что они идут на благо российского военно-промышленного комплекса. И этот ответ отвернул от Путина огромную армию российских оборонщиков: самолётостроителей, конструкторов подводных лодок и боевых кораблей.
Путина спросили о Евразийском союзе, который для многих является долгожданным реваншем, восстановлением великих имперских пространств, огромной идеей, объединяющей колоссальный евразийский континент. Путин продемонстрировал страх перед словом «империя», непонимание красоты и мистической глубины этого исторического религиозного понятия. Он плоско говорил об интеграции, выхолащивая этим техническим словом великую идею Союза, что не могло не разочаровать российских государственников и державников.
Его пытались спросить о мессианстве лидера, об особой роли русского президента, который принимает власть в России в трагический переходный период её истории. Путин объяснил публике, что он является крупным чиновником, платным менеджером, которого призвали на службу, заключили с ним временный контракт, по истечении которого он оставит работу. И этот ответ горько разочаровал тех, кто понимает власть, особенно русскую, как категорию мистическую, где лидер, царь, президент или вождь является волноводом, сквозь который мчится грозная энергия народной любви и ненависти, народной мечты и воли, волноводом, соединяющим народ и лидера с историческим прошлым и будущим, с русскими небесами и русской преисподней.
Путин, признавая бесчестный и часто преступный характер приватизации, создавшей слой алчных и беспардонных олигархов, торжествующих среди русской беды, тем не менее, заверил, что пересмотра приватизации не будет, что сверхкрупный собственник по-прежнему остаётся хозяином русской экономики и политики. И это утверждение отшатнуло от Путина народ, для которого олигархи являются синонимом русской беды.
Неловко пошутив над белыми ленточками и бантиками, что висели на груди молодёжи, пришедшей на Болотную, Путин уязвил возбуждённое сознание множества молодых людей, плеснув в протестующие оранжистские души дополнительную канистру бензина. Свободолюбивая молодёжь, в отличие от смиренных и подавленных стариков, не прощает подобных обид.
Из ответов Путина было неясно, какой он видит сегодняшнюю и завтрашнюю Россию, в чём усматривает грозные вызовы времени, с каким проектом восстановления и спасения Родины он приходит в Кремль.
Во время упомянутой встречи я, подобно многим другим, не увидел в Путине будущего президента, но увидел нынешнего премьера, не политического, а технического, который отвечает на грозные и недвусмысленные вопросы лёгкой бравадой, неглубокой иронией — тем стилем общения, который, быть может, уместен во Франции или в Италии, был бы под стать Саркози или Берлускони, но абсолютно не годен сегодняшней России среди её гулов и рокотов, сулящих великие камнепады и оползни.
Возвращаясь к его ответу на мой вопрос, я спрашиваю себя, какой народ имел в виду Путин, когда говорил, что этот народ окажет ему поддержку? За последнее время вместо единого консолидированного народа мы видели три его разрозненных части, что выходили на улицы Москвы.
Это свирепая Манежка, где национальное негодование и ненависть приняли знакомые черты русского бунта. Это Болотная площадь, где молодые европеизированные люди держали в руках лампады, в которых теплился огонь «оранжевой революции». Это миллион православных людей, выстаивающих сутками на промозглых московских улицах, чтобы приложиться к волшебному Поясу Богородицы, — людей, уповающих не на власть, а на чудо, не на менеджера, а на государя-спасителя. Эти три народа не нашли бы в ответах Путина себе утешение, не избрали бы его своим вождём и героем.
Есть ещё и четвёртый народ, ждущий преображения России, — преображенцы, верящие, что Россия станет великой державой, обладающей могучими кораблями и звездолётами. Что опустевшие поля вновь заколосятся обильными хлебами, что русские художники и поэты вновь соединят культуру с небесами, с божественной красотой и прозрением. Что народ, преодолев апатию и уныние, духовные и телесные болезни, вновь выступит на авансцену истории, предложив человечеству, как это бывало не раз, русскую формулу мирового спасения, русскую альтернативу, выводящую человечество из области тьмы, где царят банкиры, менеджеры, прельстительные куртизанки, блистательные развратники и подлецы.
Может, сказанное мною будет полезно Путину, когда перед мартовскими выборами он выступит со своей программной президентской речью.
