Авторский блог Владимир Карпец 08:05 29 июня 2015

Правящий слой

Поскольку мир вновь вступает в стадию военного развития событий – от увеличения числа локальных войн и «горячих точек» до реальной возможности мирового ядерного столкновения, роль Вооруженных Сил и офицерского корпуса возрастет на порядки. Это объективный процесс, не зависящий от воли тех или иных руководителей, которые, если станут ему противиться, окажутся им сметены. Если основной костяк советской «номенклатуры» составляла партия, то такой же костяк будущей «элиты» действительно новой России должна составить армия, и в этом случае даже не столь важно, каким будет ее рядовой и сержантский состав – призывным или профессиональным.

Сегодня Россия вновь вступает в ситуацию с возможностью любого исхода. Нельзя исключить, что снова, как и всегда, все придется начинать сначала. Совершенно очевидно, что в значительно степени все будет зависеть от того, что принято называть правящим слоем. Надо смотреть трезво и без иллюзий. Сам по себе народ политически не решает ничего. Но устойчивость и преемственность правящего слоя укоренена в историческом бытии народа, сущностном с ним единстве. Если этого нет, правящие элиты, уходя со сцены, тянут в погибель и народы.

В 1924 году, сразу же после смерти «вождя мирового пролетариата», Иосиф Сталин объявил о так называемом «ленинском призыве в партию». Массовым образом ряды «революционного авангарда рабочего класса», состоявшего тогда из рабочих в лучшем случае на четверть, не просто пополнили – заполнили — настоящие «рабочие от станка». Кто это были такие? Прежде всего, сдвинувшиеся в города русские крестьяне, утратившие связи с родной землей, но сохранившие о ней генетическую, «нутряную» память. Эти люди не имели ничего общего с «ленинской гвардией» — интеллигентской и в основном нерусской. Но также у них было очень мало общего с «Русью уходящей», даже совершено иной внешний облик: удивительно, но сразу же после марта 1917, после отречения народа от Царя, внезапно изменились лица русских людей. «Башкирские, прямо сахалинские», — как написал Бунин в «Окаянных днях». Но это были именно русские люди. Просто Русь обернулась иной своей стороной, иным, «подземным» лицом. Да, «своею азиатской рожей». В чем, сразу скажем, нет ничего ни плохого, ни хорошего. Просто так, как есть.

В 1924 году в одночасье «ленинская партия» стала «сталинской кузницей кадров».

На самом деле именно после «ленинского призыва» впервые примерно за два с половиной века в стране начал формироваться правящий слой, сущностно единый с ее народом. Как бы к этому ни относиться.

«Компартия как своего рода орден меченосцев внутри государства Советского, направляющий органы последнего и одухотворяющий их деятельность» - так говорил сам Сталин о своем замысле, который, возможно, был не лично его, но «запасным вариантом» Императорской армии и разведки на случай свержения Монархии.

В "Энциклопедии военной разведки России" (М., 2004) сообщается, что начальник Разведывательного управления Генштаба генерал Николай Михайлович Потапов (1871-1946) сотрудничал с большевиками с июля 1917 года. Документы об этом, крайне важные для понимания глубинной преемственности государственности России, пока что не рассекречены.
Генерал Потапов принадлежал к "милютинской школе" русских геополитиков и руководил военной разведкой еще при Николае Втором. По воспоминаниям большевика М.С.Кедрова, Потапов "после июльских дней предложил через меня свои услуги Военной организации большевиков (и оказывал их)". Военное бюро партии большевиков возглавляли тогда И.В.Сталин и Ф.Э.Дзержинский. Именно летом 1917-го произошло, по сути, разделение русского военного руководства, заложившее основу будущего противостояния "красных" и "белых". Генерал Н.М.Потапов, по сути, возглавлял борьбу с выступившего против Керенского, но за "спасение русской демократии" генерала Л.Г.Корнилова (который весной 1917 года лично возглавил арест Царской семьи и всегда говорил: "Что угодно, только не Романовы"). Характерно, что главной ударной силой корниловского восстания была т.н. Кавказская Туземная дивизия, вместе с подразделениями которой на Петроград двигалось большое количество английских офицеров (Англия вела тогда, как, впрочем, и сейчас, борьбу с Россией за господство на Кавказе). В это время в газете "Рабочий путь" И.В.Сталин публикует ряд статей, в которых указывает на связи Корнилова с английской разведкой. Несомненно, эти сведения он получал от генерала Потапова.(см. «Прецедент Потапова-Ленина»)

Разумеется, не надо напоминать, что взгляды Потапова и «его людей» не имели ничего общего ни с марксизмом, ни с большевизмом. Но они были действительно «укоренены в историческом бытии народа»

«Тягловое государство» Московской Руси было построено на началах, радикально отличавшихся от европейского феодализма, с его договорным принципом отношений между свободными землевладельцами – сеньорами и королями под «надзором» Римской Церкви и, по сути, частной собственностью на крестьян. Русь, вопреки расхожим утверждениям либеральных и коммунистических историков, «крещеной собственности» не знала. Как не знала и собственности на землю, зная только владение без права свободной продажи. Крестьяне, сидевшие на земле, были «закреплены» владельцу лишь постольку, поскольку этот последний был «закреплен» Царю. Кровь барина как бы обменивалась на пот крестьянина – оба они были взаимно свободны и «крепки» лишь Царю. Это касалось как старой аристократии – князей и бояр, так и нового служилого сословия — дворян, на самом деле, к аристократии не принадлежавших. На одних и тех же основаниях строилась и жизнь всех русских людей – они исповедовали одну веру, имели один и тот же уклад жизни, даже носили одинаковую одежду, различавшуюся лишь большей роскошью или большей простотой. Ученый иезуит Юрий Крижанич, побывавший в Москве в начале второй половины XVII века и затем за свою пропапскую деятельность сосланный властями, был поражен тем, что на улицах на редкость чистой Москвы все женщины были одинаково красиво одеты – это были в основном простолюдинки, — в то время как в Европе роскошь аристократии соседствовала с грязью, нищетой и лохмотьями подавляющего большинства населения (кстати, нечто подобное писали западные корреспонденты о Москве и Ленинграде после Великой Отечественной войны).

Иными словами, в Царской «Московии» сущностных – культурных, мировоззренческих – различий между сословиями не было. Различия были, конечно, экономические, социальные, но их отсутствие вообще невозможно. Говоря современным языком, мы вполне можем называть Московскую Русь социал-монархическим государством. «Сословно-представительная монархия», укоренившаяся в учебниках с конца сороковых - это, по сути, то же самое.

Собственно, радикальный разрыв между народом и правящим слоем, произошел только в 1762 году, когда Петр III опубликовал свой знаменитый Указ о дворянской вольности, согласно которому «благородное российское шляхетство» (так с недавних пор стало именоваться единое сословие из бывшей аристократии, дворян и возвышенных в годы петровских преобразований простолюдинов) получило право не служить своему Государю и, более того, право служить государям иностранным, в то время как закрепленные за землей крестьяне становились тем самым не «государевыми людьми», а именно «крещеной собственностью» (это выражение закрепилось уже при Екатерине II). Ждали, что на следующий день последует – совершенно логично и закономерно — и Указ о крестьянской вольности, но этого не произошло. Указ о вольности дворянства породил невиданное в истории отчуждение между «элитами» и собственным народом, сдерживавшееся только Царской властью.

Пропасть между «элитой» и глубинной, корневой Русью стала столь велика, что они говорили на разных языках – в буквальном смысле слова, причем по-русски многие «свободные дворяне» даже не понимали. Конечно же, она образовалась еще раньше – при расколе. Тем не менее, именно при Петре III и Екатерине II возникли в России «классовый вопрос» и «социальный вопрос», которые неизбежно должны были поставить вопрос о «социализме» Однако возник он совершенно не на марксистской или либеральной схеме, как будто бы следствие развития производства и экономических противоречий, а совершенно противоположенным образом – сверху, от государства.

Как и все всегда в России - сверху, от государства.

В теории государства и права есть термины: восточный и западный пути развития государственности. В первом случае власть первична, а собственность вторична (а, следовательно, первично государство, а не право), во втором священна собственность. Россия безусловно относится к первому типу.Маркс прямо говорил, что его теория к России неприменима, ибо в России «азиатский способ производства». Соответственно, неприменима и либеральная доктрина – обратная сторона марксизма.

Правильно править государством возможно, если понять, к какому типу оно относится и соблюдать принципы данного типа, его «сродность» (Г.Сковорода) Ведь само возникновение классового — не сословного, как ранее – общества в России подталкивало к идее первичности экономики, что и привело к началу XX века к появлению поддерживаемой извне марксисткой «контрэлиты», причем в основном инонациональной. Ее победа после свершившегося Февраля была уже неизбежной. Уголовники, вдохновленные многотысячелетним мессианским пафосом, потому и сумели овладеть Россией, что были абсолютно (а не относительно, как все другие) инородны, иноприродны. Более того, Россия для них была – не без тайных оснований — «тысячелетняя раба» (по выражению писателя В. Гроссмана).

«Рабочий вопрос» на самом деле использовался «ленинской гвардией» чисто демагогически, а государственная идеология была практически нереализуемой. В написанной летом 1916 года книге В.И. Ленина «Государство и революция» говорится о неизбежном «отмирании государства» в рамках мировой социалистической революции. А до окончательного отмирания оно, по Ленину, будет сохраняться лишь как организация «бухгалтеров и надсмотрщиков», получающих заработную плату на уровне «среднего рабочего». Собственно, это и есть «социализм по Ленину», никакого, конечно, отношения к будущей советской жизни не имевший. Ибо нацелен он был лишь на создание «перевалочного пункта» к завоеванию власти над всем миром.

Именно «ленинский» - на самом деле сталинский – «призыв» и стал действительной передачей - не власти, конечно, к ней шел лично Сталин, хотя достиг ее только после 1937 года - но управления - рабочим, поскольку отрыл им вход в правящую партию, бывшую уже не партией, а государственной – точнее, вне- и надгосударственной, «опричной» структурой. Совершенно незаметно для всего мира в 1924 году произошла именно национальная революция – или контрреволюция, если угодно. И лозунгом этой контрреволюции стал «социализм в отдельно взятой стране». Глубоко реакционный лозунг – в лучшем, леонтьевском, смысле этого слова. Это глубоко понял главный противник русской контрреволюции Лев Троцкий, написавший: «Теория социализма в отдельной стране, поднявшаяся на дрожжах реакции против Октября (курсив наш – В.К.) есть единственная теория, последовательно и до конца противостоящая теории перманентной революции <…> Разрыв с интернациональной позицией всегда и неизбежно ведет к национальному мессианству, то есть к признанию за собственной страной преимуществ и качеств, позволяющих ей будто бы выполнить ту роль, до которой не могут подняться другие страны». Здесь надо помнить – идея «перманентной революции» принадлежит не Троцкому, а Марксу. Троцкий был самым последовательным марксистом в России.

После «ленинского призыва» началось формирование совершенно нового – природно русского правящего слоя, который при этом, быть может, именно собственной оторванностью от прошлого призван был преодолеть отступление, отчуждение от земли и народа, как бы смертью наступая на смерть. «Отрицая отрицание».

Фактически – в точном соответствии с «Завещанием Иоанна Грозного («аще учинят опричнину, пример аз показал») – была восстановлена система «двух властей» (не путать с «двоевластием»): внешне – видимой – «земской» (Советы) – и полусокрытой (партия).

«Опричная» система правления - правление «юридически не существующего» ( «опричнины у нас нет» - говорил сам Царь Иоанн Грозный) : система Советов, формально функционирующая, согласно действующим конституциям обращена во вне и является лицевой стороной государства, подлинное политическое руководство этой системой и страной в целом осуществляет правящая партия, устав которой с юридической точки зрения представляющий собой свод корпоративных норм, оказывается подлинной конституцией страны. Именно потому в юридических вузах читается курс "советского государственного права" - именно государственного, а не конституционного, как сегодня, - в то время как в системе партобразования - курс "партийного строительства", более высокий по значению в невидимой политической иерархии. Все назначения на государственные - советские и хозяйственные - посты осуществляются через систему номенклатуры - особых, составлявшихся партийными органами списков лиц, направляемых партией на соответствующую работу. Сама по себе номенклатурная система - точный аналог ордынских ярлыков, причем распространенный на все уровни власти и управления. Номенклатурой стали называть также вообще правящий слой советского государства, и принадлежность к нему была пожизненной, как и в свое время к Московскому служилому дворянству. Это и был тот самый, упоминаемый Н.Н.Алексеевым "особый правящий слой государства трудящихся", причем последовательно марксистские авторы, такие, как Л.Троцкий, М.Джилас, М.Восленский называли его "термидорианским" и "эксплуататорским". С точки зрения «настоящего марксизма» они были полностью правы

«Опричная» партийно-советская система на самом деле была создана для того, чтобы удержать Союз примерно в границах Российской Империи в условиях, когда официально победила «леволиберальная» линия Ленина на федерализм с «правом отделения», рассчитанная на скорую победу «мирового пролетариата». События 1991 года с распадом СССР подтвердили, что в 1922 году был прав Сталин, а не Ленин. Но дав в 1924 гожу «клятву над гробом», он сам связал себе руки. Впрочем, мы не знаем и, скорее всего, никогда не узнаем, зачем он дал эту клятву , главное, перед чьими глазами. Но затем ситуацию он все же поспешил исправить

Советы - обращены вовне, к международной дипломатии и «международному пролетариату», равно как и к «беспартийным гражданам». Так же и даже «Советские конституции»: они были строго формальны, а истинной «конституцией» был Устав партии. Потому-то позже диссиденты – наследники (часто даже семейно) «ленинской гвардии» и требовали «соблюдать советскую конституцию» — если бы это действительно стали делать, СССР бы немедленно развалился, что и произошло в 1991 году, после отказа от т. н. «руководящей роли партии». Потомственные революционеры не могли не продолжать революцию – против «рабочих от станка».

Следует жестко признать: именно Конституция СССР была главной причиной и орудием его уничтожения.

Кроме того, исторически в номенклатуру не могла не войти и бывшая «ленинская гвардия», члены семей и родственники ее представителей: так или иначе Сталин нанес по ней удар, но не до конца. О причинах можно говорить много и отдельно. Это, конечно, затрудняло сталинскую «революционную реакцию», делало неизбежной кровавую разборку тридцатых годов, которую, маскируя суть событий, вели под лозунгом «обострения классовой борьбы по мере строительства социализма в одной стране в условиях капиталистического окружения».

С точностью до наоборот по отношению ко взглядам Ленина и Троцкого номенклатура имела определенные привилегии – дачи (которые, в точности как поместья в старой Московской Руси предоставлялись за службу и на время службы), персональный транспорт, лечение и т.д. Все это было строго контролируемо и обусловлено не только собственно службой, но и «моральным обликом» (за которым следила партия), и, конечно, по объему не шло ни в какое сравнение с «благами» нынешнего либерально-демократического чиновничества. Причем одновременно с этим формировались «династии» и привилегии «знатных рабочих», «знатных хлеборобов», новая «народная интеллигенция», никак не связанная с либерально-революционной, развалившей Россию в начале столетия. Идеология, хотя формально и оставалась марксистской, все более уходила от Маркса, да и Ленина, постепенно преобразуясь в особый «диалектико-материалистический» пантеизм и натурфилософию, поклонение «Родине – матери», Земле-кормилице и Вождю, а в годы Отечественной войны, после примирения с Церковью, также и вбирая в себя – явно или неявно – ценности Православия (они, собственно, никуда и не уходили, поскольку были в крови у партийцев «ленинского призыва», хотя формально и уклонившихся от религии). Кстати, и определения врага в эпоху позднего Сталина все более напоминают выражения Константина Леонтьева – например, «безродные космополиты». А определение «народная интеллигенция» взято у идеолога (и практика) «монархического социализма» Сергея Васильевича Зубатова.

Впрочем, формировавшийся в 30-е – середине 50-х годов государственный строй и был прикрытым марксистским флером социализмом почти строго по Константину Леонтьеву, который, словно предвидя именно такое развитие событий, писал: «Коммунизм в своих бурных устремлениях к идеалу неподвижного равенства должен <…> привести постепенно, с одной стороны, к меньшей подвижности капитала и собственности, с другой — к новому юридическому неравенству, к новым привилегиям, к стеснениям личной свободы и принудительным корпоративным группам, законам, резко очерченным; вероятно даже и к новым формам личного рабства или закрепощения (хотя бы и косвенно, иначе названного) <…>. Социализм, понятый, по Леонтьеву, «как следует», есть не что иное, как «новый феодализм совсем уже недалекого будущего», он будет утверждаться «среди потоков крови и неисчислимых ужасов анархии». Как оно, собственно, и было. «Переворачивание» революции, связанное с идеей «социализма в одной отдельно взятой стране» Константин Леонтьев предсказал точно.

А о социалистической элите он писал так: «Жизнь этих новых людей должна быть гораздо тяжелее, болезненнее жизни хороших, добросовестных монахов в строгих монастырях <…>. А эта жизнь для знакомого с ней очень тяжела – постоянный тонкий страх, постоянное неумолимое давление совести, устава и воли начальствующих». Правда, — оговаривал Леонтьев, — у инока (в отличие от управленческой «элиты» социализма) есть «одна твердая и ясная утешительная мысль – загробное блаженство».

Собственно, постоянный страх и был тем, чем платила номенклатура за свое более или менее сносное существование в период, когда страна «затягивала пояса» (опять-таки относительно, при бесплатном лечении, образовании, дешевом транспорте и проч.). Речь идет о страхе репрессий, действительно, постоянном – на работе, дома, даже во сне – привычном, но без всякой «утешительной мысли». Даже после того, как во время Отечественной войны произошло примирение с Церковью, «мысли утешительной», идеи «загробного блаженства» не было у советской элиты потому, что сама Верховная власть, в конечном счете следуя за просвещенческо-либерально-социалистической парадигмой XVIII-XIX веков, не мыслила себя иначе, нежели элемент раздробленного и отчужденного мира.

Именно поэтому сам по себе страх играл в СССР огромную созидательную роль.

Страх смерти - всегда начало дисциплины, далее уже - даже при формальной «нецерковности» - начало «борьбы с помыслами» и аскетизма. В конечном счете, при перерастании в страх Божий - уже начало Премудрости.

Собственно, XX съезд КПСС и стал для номенклатуры освобождением от этого «тонкого страха», а, значит, и от «сталинской аскезы». Но Сталин в конечном счете строил государство только «под самого себя». Так или иначе в этом главный порок «сталинизма» Порок всякой деспотии в том, что она «деспотия» (это как раз хорошо), а в том, что она заканчивается смертью владыки и изменой «правящих элит».

Именно это - главный политологический (остальные сейчас «отмысливаем») аргумент за Монархию и против «вождизма». Впрочем, если нет законного Царя, остается - для России, разумеется, только «вождизм» - в разных формах, от «красного» Генсека до «белого» Правителя. Все остальное вообще никуда не годится. Но сейчас - о другом.

«Советская элита» постепенно начинает «жить в свое удовольствие». Дисциплина, напряженность, воздержание – все, что было так характерно для сталинской эпохи – уходят. Возникают двойные стандарты. «Железный занавес» приподнимается. И источником теперь уже личного благополучия номенклатуры, а, точнее, ее детей, становится работа за границей: двойная оплата в рублях и твердой валюте обеспечивает процветание большинству номенклатурных семейств. Возникает парадоксальная ситуация: жить в соответствии со «стандартным уровнем» элиты можно, только если ездить за границу и по возможности надолго. Но для этого надо отчаянно защищать «советские ценности» и эту заграницу ругать. Заграница как источник благоденствия – не напоминает ли это службу иностранным государям по Указу 1762 г.?

Очень не многие в советской верхушке понимали законы «ледяной пустыни, по которой гуляет лихой человек» (К.П.Победоносцев). Одним из них был «советский Победоносцев», в своем роде гениальный Михаил Андреевич Суслов (1902-1982), сам - жертва и воплощение хранительного «тонкого страха», человек, проходивший всю жизнь в памятных «сусловских галошах».

Суслов был прав. Как прежде прав был Победоносцев. Именно шагом «победоносцевско-сусловского» «лихого человека» был вывод «советской элиты» о необходимости для себя конвертации власти в собственность. То есть к тому, что следует обрушить социализм. А вместе с ним и единство страны, держащееся на партии, которая в свою очередь держалась на идеологии социализма. Если бы, впрочем, партийное руководство сумело бы трансформироваться в идеологию державной памяти и патриотизма, как этого добивалась «русская партия внутри КПСС», то многое было бы иначе. Но после XX съезда КПСС этого произойти не могло: большинство уже необратимо стремилось к буржуазному образу жизни. Ценой бытия страны. В отличие от Константина Леонтьева, видевшего в социализме спасение бытия, академик Игорь Ростиславович Шафаревич в своей книге «Социализм как явление мировой истории» характеризовал его как мощное стремление к Ничто. Парадоксально, но, как всегда в таких случаях, правы оба.

Так или иначе, август 1991 года – это прежде всего предательство элиты. Если бы коммунисты – именно в августе 1991, а в не в 1993, когда было уже поздно — пошли бы с оружием в руках защищать райкомы и обкомы и призвали бы к этому народ, мотивируя это защитой не коммунизма, а России, а затем занялись бы прежде всего истинной «перестройкой» собственной идеологии хотя бы в духе «послевоенного сталинизма», то это означало бы, что советская элита прошла, наконец, свою инициацию. Но она этой инициации не хотела сама.

«Политическая элита» «новой России», возникшая при Ельцине, не была «новой». Если бы действительно произошла революция (или, как утверждают коммунисты, контрреволюция, не важно), пусть даже буржуазная, она так или иначе привела бы к власти людей, имевших к ней прямое отношение. Вышло иначе. Номенклатура, конвертируя власть в собственность, диссидентами лишь воспользовалась как известным изделием. Среди вошедших в Белый дом не было ни Солженицына, ни Буковского, ни Осипова(я в данном случае не разграничиваю их действительную разность взглядов – важен факт), а более ранние попытки «активизации» Сахарова были заблокированы (хотя он, по сути, из «советской элиты» никогда и не выходил).

Главным идеологом, «Сусловым» стал преподаватель марксизма-ленинизма Геннадий Бурбулис. В лучшем случае «мэрами, пэрами и сэрами» стали вторые секретари, сменившие первых, а в ряде случаев остались и первые. Это была та же самая номенклатура. Но уже не элита, если слово это рассматривать хоть в каком-то положительном смысле. И тем более не «контрэлита» (к каковой в советское время можно было, правда, только отчасти, относить диссидентов). Это была «антиэлита», «вместо-элита». Клан предателей, в который вошли те же самые лица, только обменявшие власть на собственность, пожертвовав самой идеей власти. Отдав за собственность – причем, не личную (в советском смысле), а частную – землю собственной страны. То есть, продав почти ее половину. При этом поставив управлять этой собственностью выходцев из комсомола (Ходорковский), НИИ (Березовский), просто деклассированных лиц (Чубайс). Включив также в свой состав актеров, шоуменов, моделей, телеведущих, представителей различных «нетрадиционных» меньшинств, то есть, тех, кого в любом традиционном обществе, в том числе христианском, было принято хоронить за кладбищенской оградой.

Можно, рассуждая по аналогии, с некоторой долей приблизительности сказать, что если февраль 1917 был «революцией вайшьев», а октябрь 1917 – «революцией шудр», то август 1991 г. был уже «революцией чандал», тех, кто, по представлениям древних ариев, уже не люди вообще.

Мы говорим здесь «по аналогии» и «с некоторой долей приблизительности» потому, что буквальное понимание этой аналогии неминуемо вело бы к признанию абсолютной необратимости происшедшего. Абсолютной ли?

В декабре 1999 года на праздновании очередной годовщины органов государственной безопасности тогдашний премьер-министр РФ, а до этого Председатель Совета Безопасности, Владимир Путин произнес загадочную фразу о том, что первый этап спецоперации – проникновение в организованную преступную группу – завершен. Через четыре месяца Владимир Путин стал Президентом Российской Федерации. На самом деле это был политический шок. В связи с этим французский писатель и геополитик Жан Парвулеско писал так: «Тайная история последних пятидесяти лет в России есть история теневого перехода власти от «тотальной политической власти партии» к «тотальной политико-административной власти спецслужб». «Перехода власти», увенчавшегося восхождением президента Владимира Путина и ставшего высшей ступенью их качественного восхождения, конечным воплощением их собственной исторической эволюции».

Сами представители спецслужб говорят об этой ситуации так: «Страна в начале 90-х годов пережила полномасштабную катастрофу. Известно, что после катастрофы система рано или поздно начинает собираться заново вокруг тех своих частей, которые сумели сохранить определенные системные свойства. Именно в таком смысле “чекизм” может быть принят к рассмотрению. Рыхлое, неоднородное, внутренне противоречивое и далеко не однозначное сообщество людей, выбравших в советскую эпоху в качестве профессии защиту государственной безопасности, оказалось в социальном плане наиболее консолидированным <...> Я не буду обсуждать, что это за часть и почему она сохранилась. Менее всего намерен идеализировать происшедшее. Случилось то, что случилось. Восстановление после почти смертельного удара не имеет ничего общего с романтикой». (В.Черкесов, «Комсомольская правда», октябрь 2007).

Виктор Черкесов предельно четко «диагностировал» ситуацию начала 2000-х. При этом употребляя чисто советское и постсоветское слово «чекизм». Здесь все тоже не так просто. Через Потапова и других Царских генералов была обезпечена определенная преемственность с Имперскими структурами. Сам генерал Потапов непосредственно создавал ГРУ. Его не коснулись «сталинские репрессии» – 9 мая 1938 г. он ушел в запас по возрасту и умер в почете в 1946 году. Вместе с ним будущих советских разведчиков обучали – руководили? – такие царские генералы и офицеры, как П. И. Дьяконов, А. А. Якушев, А.Н.Ковалевский, А. А. Самойло и другие. В целом же в годы гражданской войны царская разведка разделилась примерно пополам : половина ушла к белым, другая осталась работать на красных. Это, конечно, не случайно. Важно понять: собственно коммунистическая версия истории была лишь прикрытием совершенно иных вещей.

Верхушка советских спецслужб тем самым оказывалась в конечном счете – по преемству – не только коммунистической. Она так или иначе оказывалась самостоятельным политическим субъектом – как и командование Вооруженных Сил, и именно поэтому ВКП(б)-КПСС так заботилась об установлении над ней – как и над армией – «партийного контроля». Когда партия самоупразднилась – а иначе поведение ее в 1987-1991 гг. назвать нельзя – а армия была, по сути, разгромлена, спецслужбы в государстве, которому европейская демократия органически чужда, неизбежно выходили на первые роли.

Превращение спецслужб «новой России» в главного политического субъекта, безусловно, стало чревато появлением новой политической элиты – по ту сторону бывшей номенклатуры и новых собственников – и это неоднократно подчеркивалось их высшими представителями — бывшими руководителями ФСБ России Николаем Ковалевым и Николаем Патрушевым— о сотрудниках спецслужб как «новом дворянстве». Это демонстрировалось восстановлением связи руководства «органов» как с православной (открытие при ФСБ храма Софии Премудрости Божией), так и с более древней (поездки в Аркаим, восхождение на Эльбрус, полеты в Арктику и Антарктиду) традицией. Однако решительных перемен в политико-идеологической ориентации режима все же не было. Появившийся в 2006 г. «Проект Россия», в котором прямо говорилось о монархической перспективе и наряду с ней – о необходимости создания новой политической элиты, основанной не на богатстве, а на качественных характеристиках, оказался, по сути, развален – во второй книге «Проекта», вышедшей в 2007 году, пункт за пунктом опровергаются все положения книги первой, а вскоре и вообще вся проблематика этого важнейшего политико-идеологического документа исчезает из информационного поля.

Тогдашний идеолог власти Глеб Павловский резко отметал всякую возможность движения в подобном направлении. В 2005 г. он писал в «Независимой газете», что более всего боится «возникающего национал-фундаменталистского большинства, которое само не уйдет». На логичные же возражения о том, что общенациональный подъем будет только способствовать модернизации, Павловский отвечал: «Нам нужна не просто модернизация, а европеизация».

Кому это «нам»?

Так или иначе сумевшие оттеснить ельцинский клан «чандал», кадры спецслужб все же сразу оказались связаны с «ельцинистами» круговой порукой «многоочитого» общего бизнеса, общими счетами в зарубежных банках, общими местами учебы за рубежом своих детей – вообще всем тем, ради чего еще советская номенклатура отказалась в 1991 году от «советской инициации» и предала все советское. Переплетенность экономических и бытовых интересов выходцев из спецслужб – при всем том наиболее здоровой части российской «элиты» — и клана «либеральных экономистов» и собственно деклассированно-экстерриториальной либеральной интеллигенции («чандал») и была главной причиной неудачи «революции (или контрреволюции, как угодно) спецслужб» на рубеже веков (и тысячелетий). «Российская элита», в том числе и многие выходцы из спецслужб, хотела себе места в евроатлантическом мире. Но места этого для нее там не было; и нет. Европа готова принимать Россию только по частям, о чем неоднократно говорил один из ее «неформальных лидеров» принц Отто фон Габсбург.

Сегодня ситуация действительно кое в чем меняется. На пороге мировая война. Насколько и в какой мере будет «задействована» в ней Россия – в полной или частичной – пока до конца не ясно. Запад сам более не считает нужным «втягивать» в себя Россию и, возможно, даже делить ее и колонизовать. Видимо, в его планах - полное уничтожение, вплоть до «выжженной земли». То же самое касается и правящего слоя, который начинает понимать, что «мировому сообществу» он не нужен. Поэтому путей только два: или отождествить себя с Россией и «Богомировоззрением» Русского народа, или отправиться в небытие, и не только политическое. Повинную голову меч не сечет, и та часть элит, которая найдет в себе силы «перемениться», останется в своем качестве. Но речь может идти только о реальной перемене.

Здесь необходимы два предуведомления.

Первое. Если Россия, по критериям ООН, является мононациональным государством (русские составляют более 80% населения), то и правящий слой должна быть соответствующим – русским. Тем более в нем должно быть исключено появление лиц с двойным гражданством, или потенциально способных стать гражданами другого государства, или принадлежащих к имеющим свои собственные интересы международным сообществам. При том, что «путь наверх» для всех представителей коренных народов России должен быть открыт. Без ограничений. Это как бы основное предуведомление.

И второе. Если «элита» действительно хочет быть таковой, она должна прежде всего сама перестать быть частью «потребительского общества». Поворот к аскетизму – категорический императив. Разумеется, не к монашескому аскетизму, не к безбрачию. Но - например, никакого «гламура». Никаких Куршавелей и Канар. Более того, никакой «Рублёвки» (не в том смысле, чтобы там не жить, а в том смысле, что образ жизни должен быть радикально изменен). Это вопрос жизни и смерти.

Далее. Поскольку мир вновь вступает в стадию военного развития событий – от увеличения числа локальных войн и «горячих точек» до реальной возможности мирового ядерного столкновения, роль Вооруженных Сил и офицерского корпуса возрастет на порядки. Это объективный процесс, не зависящий от воли тех или иных руководителей, которые, если станут ему противиться, окажутся им сметены. Если основной костяк советской «номенклатуры» составляла партия, то такой же костяк будущей «элиты» действительно новой России должна составить армия, и в этом случае даже не столь важно, каким будет ее рядовой и сержантский состав – призывным или профессиональным. Офицерский корпус по возможности должен стать не только профессиональным, но наследственным: боевые офицеры, прежде всего, участники и ветераны войн и «горячих точек», должны наделяться землей во владение на условиях службы - также и службы сыновей – по типу поместного землевладения времен Московской Руси XV-XVII вв. (до Соборного Уложения). Это тема, требующая отдельной разработки, но для начала можно выделить вот что.

Земля должна предоставляться Главой Государства на правах пожизненного наследуемого владения без права распоряжения ( продажи) при условии наследования одним из детей военнослужащего военной профессии и службы. Основанием передачи земли в наследство может быть поступление сына офицера в военное училище или вуз с обязательством в дальнейшем не оставлять службы. При условии отказа наследников от наследования военной профессии земля возвращается государству.

Пожизненный владелец земли и его наследники обладают правом собственности на плоды, продукцию и доходы от земли, но не имеют права распоряжения ею (продажи, дарения, уничтожения и т.д.). Размеры земельных владений определяются в зависимости от воинского звания, ответственности и заслуг военнослужащего. Преимущество отдается непосредственным участникам боевых действий, Героям России, участникам спецопераций, квалифицированным специалистам в области военного дела и военных технологий, разведки и безопасности, антитеррора, борьбы с организованной преступностью и т.д.

Вместе с землей военнослужащий должен получить льготный ( возможно, безвозвратный) кредит на строительство и на начало сельскохозяйственного производства, ему должно быть разрешено нанимать управляющего и работников, создавать различные производства. Одновременно военный землевладелец приобретает обязанности по развитию края, его культуры, создания школ, церковных общин, искусств и ремесел поощряются государством, в том числе через оказание финансовой помощи. Поощряется (через финансирование и помощь в обустройстве) создание многодетных семей, как у землевладельцев, так и у работников.

Таким образом, военный человек, защитник Отечества ставится в средоточие также и экономической, и социально-культурной жизни. Его мировоззрение становится в «средоточие всего»

Все - в армии, все - для армии, все - вокруг армии. Армия сама в таком случае становится уже не только армией. Именно вокруг армии и в связи с армией следует строить отечественную промышленность, высокие технологии фундаментальную науку. Армия будет создавать новый «большой стиль» в культуре, прежде всего, в среде офицерства будут расти историки и писатели, формироваться музыкальный и поэтический вкус. Восстановится принцип чести. Возможно, будут разрешены дуэли. Постепенно должно формироваться совершенно новое офицерство, почти ничем не напоминающее позднесоветское и сегодняшнее. Важнейшей и одной из наиболее привилегированных его составляющих должны будут стать офицеры спецслужб.

Второй составляющей частью «новой элиты» станут технократы – командиры промышленных отраслей, представители передовой, в том числе фундаментальной науки. В результате наступающих событий Россия или погибнет, или восстанет как передовая научно-техническая держава. Если произойдет второе, подготовку всех решений Верховной Власти в области экономики должны осуществлять верхи технократического класса – вместе с военными. В составе этого класса - как руководители государственных предприятий, так и принявшие на себя определенные социальные обязательства частные промышленники и предприниматели производственного сектора. Роль т. н. «экономистов и юристов», которые завели страну в тупик после 1991 года, будет сведена к обслуживающему персоналу технократии.

Как и в случае с офицерским корпусом, власть должна будет заботиться о преемственности корпуса технократического. Должны быть восстановлены «наукограды», жить в которых было бы лучше, чем в мегаполисах (если последние не будут уничтожены кризисом и войной).

Так называемый «политический класс», который не будет иметь ничего общего с современными парламентариями, руководителями и функционерами партий и движений любой идеологической направленности, должен быть чисто профессиональным: дипломаты, управленцы, аналитики разных уровней (включая независимые аналитические группы), руководители и сотрудники средств массовой информации. Именно и только профессионализм – а не приверженность той или иной доктрине – должен определять принадлежность к этому классу, которой должно предшествовать обучение в специальных учебных заведениях и внутри которого должна существовать ротация: наследственная передача политический знаний и опыта сосуществует с постоянным притоком людей «из народа», проходящими отбор в «кузнице кадров» (если кто-то захочет назвать ее «партией», пусть так). Основу «политического класса» в принципе должны составлять национально, патриотически и геополитически мыслящие интеллектуалы с гуманитарным образованием, однако от него должны быть жестко отсечены присосавшиеся – еще с советских времен, но особенно после 1991 года – к политическому классу лица «позорищных профессий» – актеры, представители шоу-бизнеса, всевозможные «звезды», телеведущие, рекламщики, рок- и поп-певцы, спортсмены и проч. Они могут и должны занять в обществе свою нишу, но эта ниша не имеет никакого отношения к политике, и мнение их по политическим вопросам вообще никого не должно интересовать. То же самое касается и представителей ростовщической и «виртуальной» экономики, роль которых в результате мирового кризиса и войн(ы) будет и сама по себе с неизбежностью падать .

На самом деле, указанное - самый мягкий и простой путь изменения и обновления правящего класса. Скорее всего, на очереди гораздо более жёсткие пути, и новый правящий класс сформируется тоже более жёстко и жестоко. Но все же, указать на возможные варианты - хотя бы в самых общих чертах -, опираясь на опыт Русской истории, необходимо.

1.0x