Мне посоветовали почитать повести Б.Зайцева о классиках русской литературы. И я подумала: «А вот о классиках я бы с удовольствием почитала!». Несмотря на то, что в прошлом году, мне очень не понравилась повесть Зайцева «Голубая звезда», я всё же решила обратиться к этому автору. Почему «Голубая звезда» произвела на меня столь плохое впечатление? Мне очень скучно было её читать. Проблемы, в ней поставленные, мне показались мелкими, да и сами богемные герои, не заслуживающими внимания. От их жизни повеяло острым непониманием того, где они живут и когда. Они где-то слоняются, болтают о пустяках, а вокруг кипит жизнь, такая потрясающая, такая новая, неизведанная. А они словно слепые…
И я взяла в руки «Жуковского». Возможно, именно эту повесть я не могу оценить совсем объективно. Дело в том, что я очень мало знала о Жуковском. Была знакома с его творчеством. А о его жизни знала только то, что мать у него была турчанка. Получается, что мне просто был интересен сам Жуковский.
А почему выбор Бориса Константиновича пал на Жуковского? Вот он пишет: «Жуковский сразу явился странником, почти не укоренённым в быту крепостничества. Не приходилось ни знатностью, ни богатством гордиться. Он, может быть, первый из «интеллигентов» российской литературы» (№1, стр.28).
Но были и другие причины. Главные из них две. Это то, что всех трёх героев, и Жуковского, и Тургенева, и Чехова отличает идеальная нравственная чистота. Это крайне важно для Зайцева. Ведь до этого он много писал о святых. Из-под его пера вышли «Преподобный Сергий Радонежский», «Алексий, Божий человек», «Богородица Умиление Сердец», «Сердце Авраамия».
И второе, очень важное именно для Бориса Зайцева, это то, что все они долго жили вне Родины и вне Родины умерли. Зайцев понимал, испытал на себе жизнь вдали от России, и писатели, умершие не на родной земле, были для него близкими и интересными. Как бы родственниками.
О близких людях нельзя писать впопыхах, с кондачка. И Борис Константинович посвятит годы созданию трёх романизированных биографий. И хотя многие оценивали этот труд высоко, например, Марк Алданов назвал книгу о Тургеневе превосходной, сам Зайцев считал эти биографии второстепенными в своём творчестве.
Мне же показалось, что я увидела эволюцию писателя, как бы восхождение его по лестнице творчества. Хотя у меня и были определённые трудности при чтении. Мне приходилось читать произведения человека, который понимал мир совсем по-другому, не так, как я. Мировоззрение у нас противоположное. И по отношению к Революции, и по отношению к религии. Воспринимать другое мировоззрение мне было тяжело. Но я читала и читала. Почему?
В чём же непререкаемые достоинства биографий писателей? Начну с «Жуковского».
Сразу я заметила много интересных деталей, например: «Карамзин мог сесть вечером на берегу Эльбы под Дрезденом и, созерцая заход солнца, вдруг от умиления заплакать» (№1, стр.33).
Далее я поняла, что передо мной огромное разнообразие слов, большой словарный запас писателя. И слова богатые, роскошные! Например, одна фраза о Державине чего стоит: «Слог крупнозернистый» (№1, стр.33).
Сама бы я, наверное, никогда не вдохновилась судьбой Жуковского из-за его смирения, которое, возможно, связано с его происхождением, с потерей некоторой уверенности в жизни. Для меня мужчина должен стать бурей, ураганом, если кто-то лишает его счастья. А Василий Андреевич жил так, словно «подготовлялся к монашеству» (№1, стр.55).
Может бросить эту повесть? Не дочитать? Но очень интересно, жениться он всё-таки на Маше или нет… И это сильно подогревало интерес к чтению. А после стало жалко героя! Продал своё имение на приданое Светлане(сестре любимой девушки – Н.Д.), а Воейков стал подсовывать Марии другого жениха. Да и мать Маши не оценила поступка Жуковского. Василий Андреевич оказался на улице. Но опять не ожесточился, не озлобился, а продолжал всю жизнь помогать людям. Отпустил своих 4 крепостных, собирал деньги на выкуп для Тараса Шевченко. Гоголь, вообще, назовёт его «небесным посланником», такова была его моральная поддержка уже совсем больному Николаю Васильевичу. Да и не ему одному! Вспомним и о Маше, и о Светлане. В Жуковском было самое главное, что должно быть в человеке – доброта, и Борис Константинович прекрасно это показал.
В повести «Жуковский» меня заинтересовали и высказывания самого Василия Андреевича о литературе. С чем – то я не согласилась (писатель «только не занимается политикой»), а что-то мне показалось чрезвычайно важным в современной жизни («надо печатать произведения поэзии, своей и чужеземной, повести и романы, но серьёзные…» (№1, стр.56), но людям ХХI века надо знать, что думали о литературе великие.
Когда я перешла к чтению «Жизни Тургенева», то я сразу же почувствовала, что этот герой совсем не похож на Жуковского. Зайцев открыто пишет о недостатках своих героев. Не скрывает проявленную Тургеневым в молодости трусость (при аварии на корабле), рассказывает о неполной правдивости Ивана Сергеевича, о его необязательности, о его чрезмерной страсти к охоте. Но, благодаря этим фактам, приведённым Борисом Константиновичем, перед нами возникает живой Тургенев, не изображённый в мраморе или глине. Пишет автор и о том, что, несмотря на эти недостатки, Ивана Сергеевича любили друзья. Значит, было за что!
Красной нитью через всю повесть проходит любовь Тургенева к Полине Виардо. Я много раз слышала об этом романе, но никогда не знала о том, что в жизни Ивана Сергеевича были и другие женщины. После прочтения «Жизни Тургенева» его любовь к Виардо в моих глазах не обесценилась, а наоборот, скорее расцвела, потому что я увидела, что он мог бы жить без неё, с другой женщиной, но не мог… Не зря же он в смертный час назовёт Полину царицей из цариц!
Кстати, и в этой повести я обратила внимание на писательский глаз Зайцева. Опять интересные детали, но уже при описании Рима. Вот они: «Рим сороковых годов! Трудно сейчас даже представить его себе. Карнавалы на Корсо, альбанки-цветочницы на Испанской лестнице, бандитские шляпы, абруццкие бархатные корсеты на женщинах, ослики, папская полиция, коровы на Форуме, полузасыпанном вековым прахом – и тотчас за ним начинающаяся Кампанья, луга там, где сейчас Суд, рогатки по вечерам на улицах… и несмущаемое веянье поэзии, терпкий, живописный воздух Рима» (№1, стр.207).
И так всё время, и так постоянно – перед нами весь окружающий писателя мир, все исторические события, исторические личности.
Писатель описан в окружающей его среде, с его волнениями и тревогами. И, кажется (даже так!), что эти три повести писали три разных автора. По-моему, в «Жизни Тургенева» больше существительных, в «Чехове» больше глаголов (один больше мыслил, другой больше работал?).
Чехов – это Чехов, и он абсолютно не похож ни на Жуковского, ни на Тургенева. Может быть, Зайцев выбрал их и за эту разность? Все три биографии вместе стали похожими на мозаичное полотно о нашей русской литературе.
Да, безусловно, они разные, но какими бы они ни были, в каждой биографии видна кропотливая работа над мемуарами, письмами и т.д.
А в биографии Чехова присутствует и сам автор. Сам Борис Константинович рассказывает о своих встречах с Антоном Павловичем, о его похоронах. А рассказ очевидца всегда интересен вдвойне. Зайцев это понимает и, начиная с 1917 года, пишет много мемуарной прозы («Мы, военные…», «Москва», «Далёкое», «Мои современники», «Странник», «Дни») и почти автобиографическую тетралогию «Путешествие Глеба», но это уже другая история.
А тут… Я читала «Жизнь Тургенева» и почувствовала, что уже ужасно устала от чтения, но не могла… не могла захлопнуть книгу. И было только одно ощущение: «Как интересно! Всегда бы так!».
