Сегодняшнее «Исламское государство» всячески подчеркивает свою преемственность от средневекового халифата. Его руководитель Абделла Ибрагим, провозгласив себя халифом всех мусульман, взял новое имя Абу Бакр Аль-Багдади. Абу Бакр – имя преемника пророка Мухаммеда, первого по счету халифа, продвигавшего вероучение на соседние территории. Вторая часть имени, Аль-Багдади, говорит о ближайших целях – установлении контроля над столицей Ирака Багдадом.
О решении воссоздать халифат совещательный совет ИГ, в духе времени, объявил на YouTube с приложением перевода на несколько языков, включая русский. В планах стереть существующие границы от Средиземного моря до Персидского залива. «Все мусульмане обязаны дать клятву верности халифу и поддержать его, – говорится в заявлении. – Все эмираты, группы, государства и организации утрачивают свою законность с созданием халифата и прибытием войск в те месте, где они находятся». Среди целей экспансии названы среднеазиатские республики бывшего СССР и российский Кавказ. В захваченных районах Сирии и Ирака уже выдают паспорта с надписями на обложках «Исламский халифат». Методы насилия используют вполне средневековые – отрезание-отрубание голов, распятие, выкалывание глаз, массовые казни и пытки. Планируют возродить золотой динар и серебряный дирхем, которые во времена древнего халифата имели хождение по всему Ближнему Востоку и Средиземноморью.
История, как известно, не терпит сослагательного наклонения. Но все же, интересно, были когда-нибудь у средневекового халифата планы распространить свое влияние на территорию, занимаемую современной Россией? Оказывается, были. Посольство из Багдада посетило Поволжье, а царь Волжской Булгарии даже получил титул эмира, наместника халифа.
Как именно это происходило?
…Когда летом 908 года Джафар Аль-Муктадир стал багдадским халифом, ему исполнилось всего тринадцать лет. Халифат занимал огромные пространства от Египта до Памира, от Аравии до Кавказа. Мальчик, почти ребенок, с утра до вечера он проводит время в гареме. Другая его страсть – редкие животные. Из Аравии в дар прислали зверинец с морскими животными, из Восточной Азии – желтых обезьян, из Африки – гигантского муравья, скованного цепью и посаженного в железную клетку. Правда, муравей по дороге сдох, но его забальзамировали, положив в «горький сок».
Сразу после того, как унесли муравья, в зал пригласили посла из далекой северной страны. Он прибыл от Алмуша, царя Булгарии, что на реке Итиль. Посол сообщал – царь принял ислам и просит прислать кого-нибудь, кто наставил бы его в вере и построил мечеть. Есть и другая радостная весть: огузы, степные племена, также готовы принять ислам. Есть и менее возвышенная просьба дать денег на постройку крепости для защиты Булгарии от иудеев-хазар, врагов Алмуша, которые взимали с него дань.
И тогда во дворец позвали Ибн-Фадлана. Был он чистокровным арабом, катибом – секретарем-законоведом. Славился обширными знаниями, утонченным пониманием людей. О булгарах мог рассказать немного. Было известно, что именно от них купцы получали пушнину, за которую золотом платили на багдадских рынках. Немного слышал о живущих там русах – несколько лет назад их воины на пятистах ладьях пришли в Каспий и опустошили его берега. Войска халифа потерпели поражение, никто не мог противостоять русам пока они, захватив богатую добычу, не ушли сами. И хазар в халифате знали, войны с ними вели почти три века. К тому же хазарская знать, обратившаяся в иудейскую веру, препятствовала распространению ислама.
Письмо от булгарского царя заставляет думать о новых землях и подданных. «Если огузы и булгары примут ислам, – говорит Ибн-Фадлан, – если они, объединившись, разгромят иудеев-хазар, падет преграда к распространению халифата в северном направлении».
Вельможи, посоветовавшись, решают отправить ответное посольство. Однако казна пуста. Что делать? Незадолго до этого в Хорезме конфисковано поместье опального министра. Решено его продать, а на вырученные средства построить булгарскому царю крепость. Находится и покупатель, который обещает вручить деньги послам по дороге в страну булгар.
Другой вопрос – кого назначить послом? Назир аль-Харами, начальник внутренних покоев халифа и самый близкий к нему человек, предлагает кандидатуру своего приближенного Сусана ар-Расси, бывшего раба, получившего свободу и прислуживающего при дворе. Это тот случай, о котором на Востоке говорят: «Крошки со стола эмира больше, чем халва, подаренная купцом». В результате бывший раб, ныне придворный льстец, назначен послом.
В состав посольства включают знатоков мусульманского права, учителей веры и несколько выходцев из северных стран – они могут пригодиться как советники и переводчики. Дают слуг и охрану. Нет лишь образованного и грамотного человека, способного вести переговоры и руководить религиозными делами. Тогда и решено было назначить секретарем посольства Ибн-Фадлана.
21 июля 921 года посольство покинуло Багдад. Дорога вела через Иран в Бухару. Здесь полагалось навестить вассала халифа. Оттуда – в низовья Амударьи, в Хорезм и далее через пустыни, степи и реки мимо неведомых гор на север в Булгарское царство. Ехать через Кавказ, оплот врагов халифа, нельзя, а в низовьях Волги лежит враждебная Хазария. Иран же близок и знаком.
Проложенная еще тысячу лет назад дорога ведет среди тщательно ухоженных полей. Правители каждого из городов оказывают посольству внимание. Здесь не нужен военный эскорт. Посольство походит на обычный купеческий караван, передвигается неспешно, задерживаясь в каждом городе на два-три дня.
Севернее идут владения среднеазиатской династии Саманидов, вассалов халифа. Спокойная, хорошо охраняемая дорога с полицейскими постами, таможенными заставами и караван-сараями ведет в Бухару. Хотя приходится пересечь восточные Каракумы, путники идут дорогой с колодцами и заботливо подготовленными привалами.
В Бухаре послам устроена торжественная встреча, их принимает эмир. Нет лишь одного – обещанных денег. До наступления холодов необходимо достичь Хорезма, но без денег на строительство крепости для булгарского царя путешествие теряет смысл. Ибн-Фадлан предлагает ждать, но он в посольстве лишь секретарь. Сусан ар-Расси спешит, ему кажется, что деньги второстепенны: «Как же, царю булгар оказывается такая честь, сам халиф шлет к нему посла, какое значение по сравнению с этим могут иметь какие-то деньги?!»
На корабле миссия спускается вниз по Амударье в Хорезм, ко двору хорезмшаха Мухаммеда ибн-Ирака, который одаривает послов и устраивает на жилье. Но хорезмшах совсем не рад гостям, с Булгарией он торгует самостоятельно, посредники ему не нужны. К тому же, ислам булгары приняли именно под его, хорезмийским влиянием. С иудеями же Хорезм находится в дружбе – Мухаммед ибн-Ирак имеет среди них многочисленных друзей и общие торговые интересы. Они, конечно, мешают распространению ислама, но приходится с этим мириться…
Внешне хорезмшах проявляет заботу: «Я задерживаю вас, беспокоясь о вашей же безопасности, – непозволительно было бы допустить, чтобы вы рисковали своей кровью». Послы настаивают и Мухаммед ибн-Ирак уступает, обещая предоставить охрану и проводников. Но отправляться в холода на север нельзя, зимовать приходится в Хорезме. Посольство надолго задерживается.
Задул северный ветер, руки стыли на ветру. Серые вороны качались на верхушках деревьев, сохраняя равновесие с помощью растопыренного хвоста и легких взмахов крыльями. Облака росли из холмов у самой сбруи коня. Безразличные дни смотрели друг в друга.
Ибн-Фадлан впервые увидел холод, который он сравнил с вратами открывшегося перед ним ада. «Снег падает не иначе как с порывистым сильным ветром. Базар и улицы пустеют до такой степени, что человек обходит большую часть улиц и базаров и не находит никого, и не встречается ему ни один человек. Не раз выходил я из бани и когда входил в дом, то смотрел на свою бороду, а она – сплошной кусок снега, так что я, бывало, оттаивал ее у огня».
В феврале холода стали убывать, пора в дорогу. Посольство уже не такое бодрое, как восемь месяцев назад. По дороге сбежала часть свиты, отстали проповедники, отказались ехать дальше законовед и учитель. Ибн-Фадлан остается единственным из тех, кто может выполнить посольскую миссию.
Денег для постройки крепости по-прежнему нет. Так, без денег, отправились дальше. «Купили тюркских верблюдов и велели сделать дорожные мешки из кож для переправы через реки в стране тюрок».
На шестнадцатый день путешественники подъехали к краю плато Устюрт. На вечерней равнине курятся дымки. Стада овец кажутся большими колышущимися озерами, по которым плавают всадники на лодках с лошадиными головами. Кое-где видны кибитки, рядом – люди с непривычными для араба безбородыми лицами. Это огузы.
Этрэку, начальнику огузского войска и зятю булгарского царя, послы вручают подарки: одежду из парчи и шелка, сапоги из красной кожи, а также мускус, изюм, орехи и перец. Послы рассказывают о могуществе халифата и вере в Аллаха, но Этрэк заявляет – главные решения принимают на совете предводителей племен.
Когда собирается совет, Ибн-Фадлан, находившийся неподалеку, через переводчика узнает, что обсуждаются вовсе не вопросы о принятии ислама, а о том, как поступить с посольством. Один из знатных вождей заявил: «Это нечто такое, чего мы не видали и не слыхали. Лучше разрезать этих послов каждого пополам и забрать то, что с ними имеется». Другой вождь возразил: «Нет! У царя хазар есть наши пленные. Так пошлем вот этих, чтобы выкупить ими тех». Выход один – пустить в ход подарки. Самые дорогие достались тем, кто настроен враждебнее других. «Они спорили между собой семь дней, пока не решили отпустить нас с миром». Радоваться приходилось уже тому, что остались живы.
Прошел год, как посольство халифа покинуло Багдад, но на длинном пути не было пока ничего, кроме неудач. Дорога вела через степь, весна была в разгаре, вода прибывала с каждым днем. Переправились через реки Яик, Джага, Иргиз, Муса, Самару, Кинель, Сок, через многочисленные притоки Итиль-Волги.
Наконец посольство въехало в Булгарию. Весть об этом быстро распространилась, а прием превзошел ожидания. Когда караван находился на расстоянии суток пути от ставки царя Алмуша, тот послал для встречи четырех царей, находящихся под его властью, своих братьев и сыновей. «Они встретили нас, неся с собой хлеб, мясо, просо, и поехали вместе с нами. Затем он встретил нас сам, а когда увидел нас, сошел с лошади и пал ниц, поклоняясь с благодарением Аллаху».
Три дня в ставке собирали царей, предводителей и знать. Затем в присутствии народа произошло торжественное облачение Алмуша властью от имени халифа. Над ставкой развернули два зеленых знамени ислама, оседлали лошадь привезенным из Багдада седлом, надели на царя тюрбан и савад – парадное черное одеяние высших сановников халифата. Правитель Булгарии теперь стал именоваться эмиром, наместником халифа. Затем состоялось торжественное чтение писем халифа, визира и Назира аль-Харами, причем первые два царь и его свита по предложению Ибн-Фадлана выслушали стоя.
После этого секретарь посольства распаковал сундук. «Я вынул подарки, состоявшие из благовоний, одежд, жемчуга для него и для его жены, и я не переставал представлять ему и ей одну вещь за другой, пока мы не покончили с этим». Ибн-Фадлан с гордостью отмечает: «Он стал оказывать мне особое предпочтение, стал приближать меня к себе, удалять моих спутников».
Торжественная встреча, почет, оказанный послам, подчеркнутое преклонение царя Алмуша перед халифом – он назвал Аль-Муктадира своим господином, а себя его клиентом, – говорило о том, что халифат имеет возможность расширить число подданных и число земель. Предстоящие переговоры предвещали быть легкими и приятными. Наверное, ни разу за все время пути они не ложились спать с чувством такого покоя и облегчения…
Ибн-Фадлан смотрел, слушал и записывал. Необычна для жителя пустынь была сама земля, «черная и вонючая» – он впервые увидел чернозем. Удивляли жители страны, совсем не похожие на подданных халифата. «Каждый, кто что-либо посеял, берет это для самого себя. У царя нет на это никакого права, кроме того, что они платят от каждого дома шкурку соболя». Царя здешние люди приветствуют, но высоких почестей не воздают. Удивляло араба, привыкшего, что женщина при муже занимает подчиненное положение, то, что на приемах жена царя сидит с ним рядом.
Однажды пришла весть, что приплыли русы и расположились вблизи базара – они торговали мехами и продавали рабов. Толпа народа приветствовала их, как давних знакомых. У каждого из них меч, топор и кинжал. Ибн-Фадлана поразили деньги русов. «Их монета – серая белка без шерсти, хвоста, передних и задних лап и головы, а также соболь. Если чего-либо недостает, то от этого шкурка становится бракованной монетой».
Очень подробно Ибн-Фадлан рассказывает о похоронах руса, на которых присутствовал. Поскольку умерший был человеком богатым, деньги его разделили на три части; треть – для семьи, треть – чтобы скроить одежды для покойного, и треть – чтобы приготовить хмельной напиток, который будут пить на похоронах. «И сказали его девушкам: «Кто умрет вместе с ним!» И сказала одна из них: «Я». Итак, ее поручили девушкам, чтобы они охраняли ее, куда бы она ни пошла, настолько, что они иногда даже мыли ей ноги своими руками. А девушка каждый день пела, веселясь, радуясь будущему». Ей, рабыне, на том свете предстояло стать свободной женщиной и женой именитого человека. Ибн-Фадлан пишет о браслетах на ее ногах, из чего можно заключить, что, скорее всего, она была мордовкой – другие народы Волжской Булгарии такие украшения не носили.
«Когда наступил день, в который должны были сжечь его и девушку, я прибыл к реке, на которой находился его корабль, и вот вижу, что он уже вытащен на берег и поставлены четыре подпорки из дерева белого тополя, и поставлено также вокруг корабля нечто вроде больших помостов. Потом корабль был протащен дальше, пока не был помещен на эти сооружения».
Потом русичи стали обряжать покойника – «надели на него шаровары, гетры, и сапоги, и куртку, и парчовый кафтан с пуговицами из золота и надели ему на голову шапку из парчи, отороченную соболем. И они понесли его, пока не внесли его в ту палатку, которая имеется на корабле. И принесли хлеба, и мяса, и луку, и бросили это перед ним, и принесли собаку, рассекли ее пополам и бросили ее в корабль. Потом принесли все его оружие и положили его рядом с ним. Потом взяли двух лошадей и гоняли их до тех пор, пока они не вспотели. Потом рассекли их мечами и бросили их мясо в корабле. Потом привели двух быков, также рассекли их и бросили их в нем. Потом доставили петуха и курицу, убили их и оставили в нем». Затем задушили девушку и положили ее рядом со своим господином. Один из ближайших родственников покойника зажег положенное под корабль дерево. Вскоре корабль, жертвенные животные, девушка и знатный рус превратились в золу, а потом в мельчайший пепел.
Ибн-Фадлан задумчиво глядел на огонь, а стоявший рядом рус говорил ему через переводчика: «Вы, арабы берете самого любимого вами из людей и самого уважаемого вами и оставляете его в прахе, и едят его насекомые и черви, а мы сжигаем его в мгновенье ока, так что он немедленно и тотчас входит в рай». Ибн-Фадлан не ответил – за все длинное путешествие ученый араб впервые не вступил в диспут с язычником. «Потом они соорудили нечто вроде круглого холма и водрузили в середине его большую деревяшку белого тополя, написали на ней имя этого мужа и царя русов и удалились».
…Через некоторое время Алмуш вызвал к себе Ибн-Фадлана, бросил перед ним письма халифа и визира и потребовал денег. Он заявил, что ему нужно строить крепость, которая могла бы защитить его от иудеев. Что же касается подарков халифа, то, право же, багдадцам не стоило утруждать себя ради них, ибо их отлично могли захватить на обратном пути послы его, Алмуша.
Результат посольства сомнений больше не вызывал. Было только одно утешение. Алмуш, неплохо разбиравшийся в людях, прямо сказал, что из всего посольства признает только Ибн-Фадлана. Но утешение двусмысленное – деньги-то он тоже требовал с бедного секретаря. Что оставалось делать? «Итак, я вышел от него, собрал спутников и сообщил, что произошло между ним и мною».
Вскоре стало известно – хазары, прослышав о посольстве халифа, решили показать Алмушу – халифат далеко, а они, хазары, близко. Хазарский царь приказал разрушить минарет в своей столице и казнить муэдзинов. Он заявил: «Если бы, право, я не боялся, что в странах ислама не останется ни одной неразрушенной синагоги, я обязательно разрушил бы и мечеть».
Алмуш понимает – на помощь халифа, который к тому же не дал обещанных денег, полагаться не стоит. Об этом он прямо говорит Ибн-Фадлану. Сила и богатство халифата? О них рассказывают много, но ничего из слышанного не подтвердилось! Все, миссия закончилась, пора прощаться…
Весною 923 года, через год и десять месяцев после начала путешествия, посольство вернулось в Багдад.
Невеселым стало возвращение. Ничто из задуманного не удалось. Огузы ислам не приняли. Царь булгарский, разочаровавшись в могуществе халифата, предпочел платить иудеям дань. Из планируемой коалиции против иудеев-хазар тоже ничего не вышло – те сами обернули оружие против мусульман. Даже в религиозных вопросах посольство потерпело неудачу – вопреки стараниям Ибн-Фадлана Алмуш принял не багдадскую, а среднеазиатскую обрядность, подчеркнув тем самым, что торговые и дружеские связи с Бухарой ценит гораздо выше.
И наконец последнее. Отчету, составленному Ибн-Фадланом, никто не поверил. Не поверили рассказам о чудесной стране с огромными реками и черной землей, о людях, поклоняющихся журавлю и деревянным богам. У Ибн-Фадлана оставался еще один шанс. Написать книгу, чтобы подробно рассказать обо всем, «что видел собственными глазами со времени своего выезда из Багдада и до того, как возвратился в него».
Книгу Ибн-Фадлан написал. Но и это не помогло. В том же 923 году в Омане, что в Южной Аравии, была поймана рыба исполинских размеров. Одного жиру из нее вытопили пятьсот ведер. Для показа халифу ее доставили в Багдад. Рыба была так велика, что, как передает очевидец, – «челюсть подняли вверх и внесли через окно, так как она не входила в дверь». Халиф восхищался рыбой, а придворные летописцы писали о ней, как о самом важном событии в жизни халифата.
Книгой же Ибн-Фадлана никто не заинтересовался, конкурировать с рыбой она не могла. К тому же, ее приняли за изощренную мистификацию. Автор был назван бесстыдным лгуном, никогда не побывавшим ни в одной из перечисленных им стран.
В арабских странах любили читать про путешествия и включали сведения в географические энциклопедии, но только один из многочисленных составителей удостоил поместить в свой труд куцые отрывки из книги Ибн-Фадлана, да и то, снабдив оговоркой, что «это ложь с его стороны, и на авторе лежит ответственность за то, что он рассказал».
Однако вымысел оказался истиной, лгун – отважным и правдивым путешественником, а сведения о природе Южного Урала и Поволжья, о нравах и обрядах жителей Булгарии, которые сообщил Ибн-Фадлан, явились самыми достоверными из ранних средневековых источников.
Между тем, халиф Аль-Муктадир показал себя бездарным и слабым правителем. При нем исламское государство пришло в упадок, уже более никогда не сменившийся подъемом. От халифата постепенно отпали Северная Африка, Египет и Мосул, халиф шел на уступки карматам и Византии. Хорезм и среднеазиатские государства стали фактически независимыми. Халиф обеднел настолько, что ему было нечем платить даже собственной страже. В итоге Аль-Муктадир был убит за воротами Багдада.
Посольство из Багдада в Булгар, на территорию современного Поволжья, стало последней и самой жалкой попыткой средневекового халифата расширить свое влияние и свои границы.
...Какой-либо точной и бесспорной даты провозглашения ислама религией волжских тюрок, аналогичной дате крещения Руси (988-й год) не существует. В Поволжье известны захоронения по исламскому образцу VIII и даже VII веков. Но именно 922-й, год прибытия в столицу Булгарского ханства посольства багдадского халифа, принято считать временем принятия ислама народами Поволжья.
Однако записи Ибн Фадлана свидетельствуют, что посольство Сусана ар-Расси застает булгар отнюдь не в язычестве. Булгары совершают намаз. Властитель Алмуш имеет дворцовую мечеть. Ибн Фадлан отмечает учтивость властителя и его окружения, знание ими мусульманских обычаев: при встрече посольства Алмуш не забыл поблагодарить великого и могучего Аллаха. После того, как на аудиенции были прочитаны слова из письма халифа, Алмуш пожелал мира повелителю правоверных, и это пожелание было повторено всем собранием. Выслушав письмо, собрание воскликнуло «Аллах акбар!», и так дружно, что «задрожала земля»...
Совпали ли ожидания Ибн-Фадлана и его спутников с тем, что они увидели? Они, конечно, знали о приобщенности Булгарии к миру ислама, но видимо ожидали встретить его ростки. Вместо этого увидели заботливо возделываемый сад.
Начиная с 1989 года в древних Булгарах, на месте официального принятия в 922 году народом Волжской Булгарии ислама, проводится «зиярат ас-салихин», что можно перевести как традиционные встречи, сборы мусульман. Они включают чтение проповедей, произнесение общественной молитвы, принесения покаяния – тауба, а также посещение могил предков и людей, известных своей святостью, что в арабском «строгом исламе» находится под запретом.
Но в том-то и дело, что ислам пришел в древний Булгар независимо от арабского халифата. Отчасти этим объясняется его самостоятельность и самобытность.
К примеру, в Урало-Поволжье женщины никогда не знали паранджу, хотя сокрытие лица – одно из требований строгого арабского ислама. До революции татарки не носили хиджабов, отдавая предпочтения женским тюбетейкам-калфакам – посмотрите фотографии того времени. «Хиджабизация» – явление новое и привнесенное. У башкир женщина никогда не была второстепенна. Война? – башкирка садилась на коня позади мужа и вместе с ним ехала на войну. «Покорная мусульманская женщина»? Это точно не о башкирках.
Строгий ислам отказывал людям в праздниках, кроме религиозных, запрещал петь песни и играть на музыкальных инструментах, но сабантуи и йыйыны (джыйыны) целиком построены на песнях, танцах, играх и состязаниях. Многие формы ислама, которые сегодня стараются навязать жителям России, выдавая их за «традиционный ислам», корневых основ лишены и к традициям отношения не имеют. Поэтому и вступают в противоречие с местным бытом, миропониманием и миропорядком.
